The Poetic Realization of Perceptual Images in the Poem “The Brotherhood of Believers” by O. Brezina (A Case Study of th.pdf Отокар Бржезина - виднейший представитель чешского символизма и одна из ключевых фигур европейского модерна. Его имя современники поставили рядом с именами Э. Верхарна, У. Уитмена, Ш. Бодлера, М. Метерлинка. «Этот “возврат на землю”, к человеческим страданиям и горестям, европейца конца прошлого века, дошедшего в своем личном мировоззрении до пределов пессимистического неприятия мира, может быть объяснен в Бржезине только силой традиционной обращенности чешского национального гения к земле, к человеку и его страданиям. Как бы высоко ни было мистическое напряжение души, на какие бы высоты ни поднялась душа в религиозном своем экстазе, она все же остается Л.Б. Крюкова, С. Корычанкова верной одной заповеди - любви к человеку и боли за его судьбу на земле» [1. С. 6]. Стефан Цвейг назвал Отокара Бржезину «поэтом для немногих»: «Его творчество укрыто во тьме. Ибо он стремится к последней истине страдания и радость отдельного человека не оставляют следа на зеркале Вселенной, ведь человек в мироощущении Бржезины - всего лишь один из множества неприметных атомов. Взгляд поэта устремлен в звездные дали духа - к вечным вопросам» [2. С. 433]. Важным этапом в изучении творчества Отокара Бржезины в европейской культуре стало издание в 2012 г. в России его собрания сочинений - книги под названием «Строители храма» [3]. Кроме поэтических сборников книга включает философские эссе и письма чешского поэта-символиста, а также статьи европейских писателей и литературоведов. Составитель сборника Олег Малевич является одним из ведущих российских исследователей творчества чешского автора и переводчиком большей части его стихотворений и эссе на русский язык. В книгу вошла статья В. Каменской и О. Малевича «Отокар Бржезина и Россия» [4], которая состоит из восьми частей и отражает отношение чешского поэта и философа к русской литературе и культуре на протяжении всей его жизни. На родине Отокара Бржезины нет академического собрания его сочинений. Наиболее полным изданием художественных произведений поэта до сих пор остаются трехтомные Basnicke spisy («Поэтические сочинения») [5], выпущенные в 1933 г. Чешской академией наук и искусств под редакцией Милослава Гиссека [3. С. 430]. Целью данной статьи является лингвостилистический анализ стихотворения Bratrst^^ vericich («Братство верящих») в контексте поэтического и философского творчества Отокара Бржезины. В фокусе внимания - выявление особенностей языкового выражения перцептивной семантики в оригинальном тексте и его переводах на русский язык, а также анализ лингвистических трансформаций, обусловленных индивидуально-авторским мировосприятием, поэтической традицией и коммуникативной интенцией переводчика. Одной из задач авторов статьи, связанной с современны- Художественная реализация перцептивных образов ми исследованиями в области теории текста и его филологического анализа, является сопоставление двух вариантов перевода на русский язык (переводы К. Бальмонта и О. Малевича). Гипотеза исследования состоит в том, что изучение перцептивной картины мира, отраженной в оригинальном тексте стихотворения и его переводах, расширяет представления о концептуальной и эмоциональной составляющей поэтического произведения, позволяет «приблизиться» к пониманию его основной идеи и высказать предположение о том, кто из переводчиков в большей мере отразил мистико-философское понимание истинной веры, неразрывно связывающей поэтическое и философское творчество Ото-кара Бржезины. Проблема жизни и смерти является одной из важнейших в поэтическом творчестве чешского символиста и проходит через все его произведения. Уже в первом собрании стихотворений Tajemne dalky, 1895 («Таинственные дали») автор говорит об отчужденности от земного мира. «Контакт» с запредельным миром слышен, например, в стихотворении Moje matka («Моя мать»): поэт, прощаясь со своей умершей матерью, видит смерть как завершение земных страданий и переход в новый таинственный мир света и спокойствия. Как символист Отокар Бржезина облекает описываемые образы в сияние света и красок, в обертоны звуковых волн и тактильных ощущений, создавая многослойное перцептивное представление о нездешнем, мистическом мире и его связи с миром земным: В глазах моих твоя печаль без меры, / твое тепло мне тело согревает. / Огонь мистической и беззаветной веры / горит в моей душе и в жилах полыхает [3. C. 40]. В своем следующем собрании стихотворений Sv^tdn^ na zapade, 1896 («Рассвет на западе») поэт противопоставляет «здешнее» и «запредельное». Запад - это символ смерти, а сама смерть открывает дорогу свету, познанию запредельного. Только через смерть можно познать таинство истинной жизни (например, стихотворение Tys nesla («Ты не шла»): В той ночи миров камнепады и гармония песнопений, / миллионы жгучих лобзаний и бесчисленных рук скрещенье. / Это наши губы и руки - в неге бу- Л.Б. Крюкова, С. Корычанкова дущих поколений, / что родятся под знаком молний, в ослепительном их свеченье [3. C. 85]. Идея жизни и смерти в их взаимопроникновении и взаимообусловленности отражена в эссе Rozhodujici okamziky («Решающие мгновения») в сборнике Hudba pramenu. 1903 («Музыка родников»): «Страх, который в этот миг сжимает наше сердце, - не страх тела, всегда окрашенный более или менее осознанными воспоминаниями о боли, доставляемой нам дыханием, ведущим из разверстой могилы. Это не страх смерти, а страх жизни, возлагающей на нас мистическую ответственность. Страх, сулящий нам более страшные утраты, чем утрата дневного света» [Там же. С. 280]. Стихотворение Bratrstvi vericich («Братство верящих») вошло в сборник Vetry odpolU, 1897 («Ветры с полюсов»), который по праву считается вершиной чешского символизма, именно в нем мистико-философские воззрения поэта отражены наиболее ярко. Истинный смысл жизни реализуется в соединении душ собратьев, т.е. спутников, проповедников истинной мистической веры, которая приведет человечество в нездешнее пространство. Смерть же является переходом в этот мистический, с трудом познаваемый в земных мерностях мир. Пробужденный человек идет по пути к Богу, Всевышнему, осознавая свое место в божественном творении. Такой человек бросает свои земные привязанности, освобождается от них и вместе с остальными Собратьями творит великое дело. Единство верящих, соединенных общей идеей Любви и совместной Молитвой к Богу, жаждет соединения с Богом и приближения к таинству творения. В собрание стихотворений Vetry od polU поэт изображает запредельные миры с помощью сложной метафоры, целыми цепями абстрактных образов с акцентированной перцептивной семантикой и возможными сенсорными ассоциациями. Многоаспектность восприятия является отличительной чертой творчества чешского символиста [6]. Сам О. Бржезина в одном из своих писем к Франтиш-ку Бауэру пишет: «Повторяю, я спокоен и чист. Потому что вижу минувшие годы, как сквозь стеклянную призму. Я грустен. Потому что я поэт и во флаконе моих слов заключен аромат жизни. Художественная реализация перцептивных образов Я ничего не жду от жизни, потому что моя жизнь мне не принадлежит. Она принадлежит искусству, чьим несовершенным медиумом я являюсь. Бессмысленно навязывать мне рецепт, рекомендующий стать поэтом действия. Я поэт света, звуков и таинственной жизни, которая дышит на нас из предметов внешнего мира. Поэт теней и смерти» [3. С. 407]. В контексте предлагаемого исследования необходимо отметить, что О. Бржезина был хорошо знаком с русской культурой и литературой, в его библиотеке на языке оригинала были представлены произведения А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, И.А. Тургенева, А.А. Блока, К.Д. Бальмонта и др. Отношение же чешского поэта к прижизненным переводам собственных стихотворений было достаточно критичным. Например, о переводах С.Я. Савинова он говорил Эмилии Лакомой: «Некоторые мои стихи были переведены на русский язык. Но перевод мне не нравится. Переводчик совсем не понял стихи. Русская речь подходит скорее для прозы, скорее для разговоров, чем для поэзии. Да и плохо понимают написанное мною» [Там же. С. 485]. Перевод стихотворения Brairsivi vericich. сделанный Константином Бальмонтом, автор также посчитал недостаточно верным и в своих замечаниях подчеркнул значимость именно перцептивной оставляющей: «Нельзя ограничиваться словарем, ибо речь изменяется, волнуется, как море, растет - словари устаревают. Есть поэты зрения и поэты слуха; Бальмонт предстает в этом переводе поэтом слуха, но для моих стихов этого недостаточно. Речь - это не только понятия, но и краски и летучие ароматы, мгновенная стыдливость, румянец, всего этого не найдешь в словарях» [Там же. С. 486]. Как уже было отмечено, одной из задач авторов предлагаемой статьи является сопоставительный анализ оригинального текста стихотворения и двух его переводов на русский язык, выполненных К. Бальмонтом и О. Малевичем. Переводы имеют различия уже на уровне названия: у К. Бальмонта - «Братство верящих», у О. Малевича - «Братство верующих». В русском языке данные лексемы имеют семантические различия: верующий - причастие от глагола веровать, также может быть в значении существительного верую- 10 Л. Б. Крюкова, С. Корычанкова щий - «тот, кто признает существование бога; религиозный человек» [7. Т. 1. С. 153]; верящий является причастием от глагола верить и имеет несколько значений: первое и основное - «иметь твердую уверенность, быть убежденным в чем-л. (в неизбежности, правильности, успехе и т.п. чего-л.)», другое совпадает с отмеченным выше значением «быть религиозным; веровать» [Там же. Т. 1. С. 150-151]. Подобного различия в чешском языке нет. О. Бржезина, следуя своей философской мысли, воспринимает слово vёf^c^ch в значении «братство просвещенных», тех, которые приближаются к Правде, к истинной вере в высший смысл существования. Хотя поэт считал себя католиком, однако его понимание веры можно скорее отнести к мистическому христианству, к скрытому течению религиозности. Как отмечает Ф. Шальда, Бог представляется в понимании О. Бржезины медиумом мистической любви к собратьям, к тем, вместе с кем он преобразует здешний мир в идеальное духовное пространство [8. S. 52]. Таким образом, лексема vёr^c^ используется поэтом в авторском значении, реализуя мистикофилософскую идею истинной веры в Абсолют. В первой строфе наблюдается соответствие основных перцептивных образов, отражающих ведущую идею стихотворения. В оригинале и двух вариантах перевода преобладает зрительная и тактильная семантика, при этом отдельные, на первый взгляд, незначительные изменения свидетельствуют о возможных вариантах интерпретации. O. Brezina Bratrstvi Vericich К. Бальмонт «Братство верящих» О. Малевич «Братство верующих» 1. Myslenky nase koupaly se v ohnivych vlnach svateho leta, jez rozpaluje blankyty dusi Iarem vsech srpmi a zranim vsech hvezd. Мысли наши купались в огненных волнах святого лета, которое зажигает синеву душ жаром всех августов и созреванием всех звезд. Мысли наши купались в волнах разожженных священного лета, Синие царства душ оно зажигает пыланием жатвенных месяцев, Отсвет в себя принимает созреванья всех звезд, Мысленно мы купались в огненных волнах святого лета, что распаляет лазурь наших душ жаром всех августов и всех звезд. Художественная реализация перцептивных образов 11 A kdyz smyly sva bolestna znamen^ zeme, povstaly v cistote prvotn^ch svetel a poznaly silne rozkose casu: А когДа смыли свои скорбные знамена земли, возДвиглись в чистоте первичных светил, и познали сильные роскоши времени: КогДа же смыли с себя все прискорбные знаменья праха, Встали они в чистоте первобытных светил И силу познали роскошного часа, - Смыв с себя горе и боль - отпечатки земли, мы обрели чистоту Первоначального света и времени слаДкое бремя познали, dech jeho byl sladky nadcjι mrtvych a tajemnou vichfic^ vfelo v nem rasen^ pupencu vsech budouc^ch zahrad. Дыхание его было слаДким наДежДой мертвых, и таинственным вихрем кипело в нем распускание почек всех буДущих саДов дыханье его Было нежнейшей наДежДой мертвых, -и в бурях таинствен ных Было кипение почек еще не раскрытых Всех зеленых гряДущих саДов В чьем Дыханье -наДежДе мертвых -тайная буря, сокрытая в почках все еще нераскрытых саДов [3. C. 127]. [9. S. 102]. [3. C. 443]. В переводе К. Бальмонта значимой в перцептивном аспекте может быть «замена»: ohnivych vlnach svateho Ieta / волнах разожженных священного лета. В оригинальном тексте словосочетание огненные волны свидетельствует о зрительном и тактильном восприятии (оранжевый цвет и жар от огня), в переводе данное прилагательное заменяется причастием разожженный, в значении которого актуализирована сема тактильности, осложненная семантикой начала и интенсивности действия (приставка раз-), которая в следующей строке усиливается словосочетанием зажигает пыланием. В переводе О. Малевича чешский глагол rozpaluje (имеющий нейтральное значение разжигать) приобретает стилистическую окраску (так как распалить в русском языке помимо основного значения «разжечь» имеет варианты «охватить сильным жаром», «привести в состояние сильного возбуждения» [7. Т. 3. С. 649]). В переводе blankyta (синева) имеет соответствие лазурь, что для русского читателя соотносится с поэтической традицией Серебря- 12 Л.Б. Крюкова, С. Корычанкова ного века (в частности у символистов - лазурь безбрежная, бездонная, безмятежная, безоблачная, небесная и др.). Стоит отметить, что в поэтических текстах О. Бржезины лексема azur (azurny. azur^^) встречается, но в данном стихотворении по каким-то причинам не используется. В переводе К. Бальмонта hvre!o v nem raseni pupencu / кипение почек еще не раскрытых замена глагола отглагольным существительным не принципиальна, но характеристика почек на деревьях представлена иначе: в оригинале внимание акцентируется на процессе созревания («распускания»), а в переводе К. Бальмонта, наоборот, еще не раскрытых. Зрительное восприятие актуализировано за счет прилагательного зеленый. отсутствующего в оригинальном тексте [6. С. 193]. В лаконичном переводе О. Малевича представлена передача образа, в котором не перцептивная, а эмоциональная составляющая имеет принципиальное значение: тайная буря. сокрытая в почках все еще нераскрытых садов. Переводчик использует стилистический прием эналлаги (троп, в котором определение перенесено с одного существительного на другое: нераскрытые почки -нераскрытые сады), при этом семантическая связь с оригиналом очевидна: hudoucich zahrad (буДущих саДов) - нераскрытых саДов. Во второй строфе стихотворения Отокара Бржезины представлена идея «пробуждения», репрезентированная в семантическом пространстве текста посредством языковых средств с перцептивной семантикой, прежде всего метафорических. O. Brezina Bratrstvi Vericich К. Бальмонт «Братство верящих» О. Малевич «Братство верующих» 2. Dni, ktere nemely jiter, z dalky nam hodily svetla jak echa stalete touhy; Дни, у которых не было утр, изДалека нам бросили светила как эха столетней тоски; Silili jsme Silenstvim lasky, jez hyla modlithou к Nejvyssimu. Дни, что утр не имели, бросали нам изДали светы, Как отзвук, как эхо столетних томлений, Безумились мы безумьем любви, что Дни, лишенные утра, свет нам Дарили, как эхо тоски столетней; в нас бушевало безумье любви - этой Художественная реализация перцептивных образов мы безумствовали безумством любви, которая была молитвой к Всевышнему. молитвой была к наивысшему, молитвы к Всевышнему. Ze rtu nasich sladkost Jeji se tryskla a prece hofely posvatnou i^zn^. Из губ наших сладость ее брызгала, но все ровно горели священной жаждой. Из уст наших сладкий струился тот сок. А сами сгорали святою мы жаждой, Сладость ее из наших уст низвергалась, но мы изнывали от жажды Священной. Zraky nase ji pily z bratrskych zraku a pohledum bratrl ji davaly p^ti Зрачки наши пили ее из братских зрачков и взглядам братьев ее давали пить Зрачки наши пили ее из братских зрачков И братским взглядам давали испить той любви, Влагу ее наши взоры пили из братских взоров, взоров братьев других пить ее позволяли, a v rozechvenl nezname bllzkosti krvi nam zvonila hudbami tajemstvl. и в трепете незнакомой близости крови нам звенела любовь музыкой таинства И в неведомой, полной волнений, близости крови Нам звонила она музыкой таинств и кровью мы ощущали близость неведомой тайны прекрасных гармоний 13 Сравнительный анализ оригинального и переводных текстов показывает совпадение на эмоциональном и содержательном уровне. Центральное место в строфе занимает сложная перцептив-ня метафора, характеризующая «безумство всепоглащающей любви»: Zraky nase ji pily z bratrskych zraku a pohledum bratf^ ji davaly p^ti (Зрачки наши пили ее из братских зрачков и взгляДам братьев ее давали пить). Чешское существительное zrak может быть переведено на русский язык как «зрение», «зрачок», «глаз», «взгляд», в связи с чем можно говорить практически о дословном переводе данной метафоры и К. Бальмонтом, и О. Малевичем (изменен лишь порядок слов). Сочетание глагола физического восприятия пить / глотать со словами ухо, глаза, взгляд, взор характерно для русской поэзии Серебряного века (И взглянул, как в первые раза / Не глядят. / Черные глаза глотнули взгляд [10. С. 86]). В чешской 14 Л.Б. Крюкова, С. Корычанкова поэзии данная метафора также является распространенной (A proto rad u tvojich nohou sedam. / bych z oc^ tvych moh / vznet a s^lu p^ti^ / И поэтому у ног твоих люблю сидеть, / чтобы я мог из твоих глаз / тревогу и силу пить^ [11. S. 52]). Ее значимость подчеркивается за счет повтора, что формирует не только эмоциональную тональность стихотворения, но и актуализирует идею единения братьев по вере. К. Бальмонт сохраняет в переводе оригинальное словосочетание, построенное на повторении основ и передающее эмоциональную тональность строфы: s^lili jsme s^lenstv^m Iasky (мы безумствовали безумством любви) / безумились мы безумьем любви. С одной стороны, это свидетельствует о возможности точной передачи образа в русском переводе, с другой - о «вписанности» переводного стихотворения в контекст творчества русского поэта-символиста [6. С. 187-189]. В оригинальном тексте и в переводе К. Бальмонта наблюдается «взаимопроникновение» зрительных и слуховых образов svetla jak echa / светы как отзвук. Принципиальным видится сохранение в переводе описания восприятия любви, репрезентирующего философские взгляды чешского поэта: zvonila hudbami Iajemstvi /звонила музыкой таинств. В переводе О. Малевича идея неведомой тайны сохраняется, но ее звуковая характеристика, важная для оригинального текста, исчезает (нет глагола звенеть и существительного музыка). В третьей строфе представлено несколько перцептивных (в том числе синестетических) метафор, характерных для поэтического творчества О. Бржезины. O. Brezina Bratrstvi Vericich К. Бальмонт «Братство верящих» О. Малевич «Братство верующих» 3. Sny nase se spojily v jedine sneni a Sumely tisici stromu jednoho hvozdu, Сны наши соединились в одну мечту и шумели тысячами деревьев одной рощи, Сны наши слитно спаялись в одно сновиденье, И шумели деревья единого леса, дрожаньем ветвей отдавая Наши мечты воплотились в единую грезу и шумели листвою, подобно деревьям единого дремучего леса, Художественная реализация перцептивных образов 15 kdyz tresenim vetvι podavaJi si poselstvi Jednoho vetru z neznamych mori. когда трясением ветвей подают друг другу послание одного ветра из незнакомых морей. Посольства единого ветра от неземных дальних морей. чьи ветви колеблимы ветром - посланцем никому неизвестных морей. Na nasich Ioukach Iezela vune vsech kvetu, sladena v jeden .slozity akord, На наших лугах лежало благоухание всех цветов, слаженных в один сложный аккорд, На наших лугах - всех цветов благовонья лежали, Ладом в единый слияв-шись созвук. По лугам нашим растекался запах цветов разноликих, звучавший единым аккордом, a svetla nasich dusi, nalita v Jediny plapol, odela barvami neviditelne и свет наших душ, слитый в единое пылание, одел цветом невидимое a hlasem vsech nasich spoJenych vuli nam v zazracne zahrady rozkvetly sily. и голосом всех наших соединенных волей в чудотворном саду расцвели силы Душ наших светы, в пылание слившись единое, Красками рдели невиданными, И огни наших душ в пламя невидимых радуг слились, А голос всех наших спаянных воль Расцветил нам в волшебных садах небывалые силы А голоса наших воль в цветенье волшебных садов превратились Синестетическая метафора (запах - звук) переведена К. Бальмонтом очень близко к оригинальному тексту: Iezela vune vsech kvetu, sladena v Jeden slozity akord, / всех цветов благовонья лежали, ладом в единый слиявшись созвук. В оригинальном тексте аккорД характеризуется как сложный (slozity), что соответствует философско-поэтической концепции О. Бржезины. В переводе прилагательное отсутствует, но появляется деепричастие слияв-шись, повторяющееся далее в варианте слившись. В переводе О. Малевича подчеркивается «процессуальность» (запах растекался) и синестетическая природа явления (запах звучавший). Сохраняется лексема akord (аккорд), имеющая в русском 16 Л.Б. Крюкова, С. Корычанкова и чешском языках одно и то же значение («сочетание нескольких музыкальных звуков различной высоты, воспринимаемое как звуковое единство» [7. Т. 1. С. 29]). Таким образом, актуализация и усиление на языковом уровне идеи «единения» сохраняется в двух вариантах перевода: в единый слиявшись созвук / звучавший единым аккордом. Необходимо отметить, что несовпадение используемых автором и переводчиками синтаксических конструкций чаще всего имеет не художественную, а грамматическую основу (связанную с соответствующими различиями в русском и чешском языках), но в заключительном высказывании третьей строфы изменение позиции субъекта приводит к двум разным (в том числе и по смыслу) вариантам перевода. В оригинальном тексте грамматическими субъектами являются svetla (свет) и s^ly (силы). В двух русских переводах грамматическим субъектом становится голос (звуковая перцепция), но степень его активности разная. У К. Бальмонта предикат представлен глаголом активного действия расцветить, который реализует значения «придать цветную окраску», «оживить, приукрасить» [7. Т. 3. С. 680]. В переводе О. Малевича предикат выражен глаголом с семантикой изменения состояния превратиться («обратиться во что-л. иное, перейти в другое состояние, принять совершенно иной вид» [Там же. С. 360]), который реализует свой художественный потенциал в контексте: голоса воль превратились в цветенье садов. Можно предположить, что перевод К. Бальмонта, несмотря на изменение функциональной нагрузки основных компонентов высказывания, стилистически близок к оригиналу: a hlasem^ rozkvetly sil^y (голосом^ расцвели силы) / голосрасцветил силы. В четвертой строфе посредством языковых средств с перцептивной семантикой (зрительное и тактильное восприятие) реализуется идея «единения», представленная в двух вариантах перевода. Художественная реализация перцептивных образов 17 O. Brezina Bratrstvi vericich 4. I trhali jsme sva opojeni, jak zrna na jedinem, mystickem hroznu, И собирали мы свои опьянения, как зерна на единой, мистической грозди, К. Бальмонт «Братство верящих» Мы срываем свое упоение, как гроздья единой священной лозы, О. Малевич «Братство верующих» И пьянеющие зерна мы срывали с виноградных мистических гроздьев, jez dotknutim pukala vytryskem jednoho vιna: которая прикосновением лопнула брызгом единого вина: Из наших касаний выбрызгивал сок, Золотилось единое наше вино, От любого касанья готовых взорваться единым гейзером винным, jablka jednoho stromu, jez rozrιznuta spolecnou, nasi, krvi se zardι, яблоки единого дерева, которые разрезаны единой нашей кровью покраснеют, Яблоки в чаше единственной яблони Общею нашей багрянились кровью, И плоды одной яблони, стоило их разрезать, обагрялись общею кровью, polibky jedinё noci, v nichz duse zp^vqi^ o smrti a budouc^ch zjt^ch, поцелуи единственной ночи, в которых души поют о смерти будущих жизнях, Поцелуи единственной ночи, в них души о смерти поют, И о будущих жизнях, И в одном поцелуе наши души сливались ночами и пели о смерти, о будущей жизни, v jedinem rozplan^ retu, na veky nemocnych rozkosi jednoho blesku. в едином пылании губ, на веки больных роскошью оДного блеска В едином пылании губ, на века воспаленных Роскошным недугом единого блеска и наши губы наслаждались болью как вспышкой молний В оригинальном тексте наблюдается многократный повтор прилагательного с семантикой «единый» / «единственный»: jedinem hroznu, jednoho v^na, jablka jednoho stromu, polibky jedine noci; v jedinem rozpldn^ retu, jednoho blesku. К. Бальмонт не пропускает ни одного повтора и практически дословно переводит все словосочетания. В переводе О. Малевича можно увидеть три пропуска, но образ представлен целостно: в одном поцелуе наши души 18 Л. Б. Крюкова, С. Корычанкова сливались. Усилению идеи «единения» на языковом уровне способствует использование предиката сливались (слиться - «соединиться в один поток», «соединиться с кем-либо, чем-либо» [7. Т. 4. С. 138]. Образ мистической (виноградной) грозди, имеющий тактильное основание, в переводах представлен по-разному: (реальность / потенциальность действия): dotknutim pukala (прикосновеньем лопнула) / из касаний выбрызгивал сок / от любого касанья готовых взорваться. Образ яблони (яблок), имеющий в основе зрительную семантику, в переводах и К. Бальмонта, и О. Малевича репрезентирован в рамках русской поэтической традиции (обагриться -«окраситься в багряный, кроваво-красный цвет [Там же. Т. 2. С. 518]): krvi se zardi (кровью покраснеют) / багрянились кровью / обагрялись кровью. В переводе К. Бальмонта сохраняется перцептивная метафора пылание губ, усиленная художественным определением воспаленных роскошным неДугом, включающим оксюморон. В переводе О. Малевича образность создается иными лексическими средствами: оксюморон наслажДались болью усиливается сравнительным оборотом с визуальной семантикой как вспышкой молний. Идея «единения» проходит через все стихотворение и ее усиление в последней строфе вновь отсылает читателя к названию стихотворения: bratrstvi (братство - «содружество, единение» [7. Т. 1. С. 112-113]). Как уже было отмечено, «единение» является одним из ключевых положений мистико-философской концепции Отокара Бржезины. В эссе Jedine dilo («Единое творение»), которое открывает сборник Skryte dejiny, 1903-1908 Casopisecky, 1970 vydani knizne («Сокрытая история»), чешский поэт-символист пишет: «Человек творит лишь в состоянии милости, в клокочущем буйстве рождающейся веры. Но кто опишет словами богатство этой веры? Слова лопаются подобно коре кипящего жизнью дерева, отламываются и опадают, а новые возникают под ними - по правилам одного закона, под лучами одного солнца [3. С. 315]. Таким образом, проведенный лингвостилистический анализ подтверждает мысль о неразрывной связи поэтического творчества Художественная реализация перцептивных образов 19 Отокара Бржезины с его философскими воззрениями. Стихотворение Bratrstvi Vericich является поэтической репрезентацией ключевых философских идей чешского поэта-символиста. Исследование языковых средств выражения перцептивной семантики расширяет представления о концептуальной и эмоциональной составляющей рассматриваемого художественного произведения. Сопоставление оригинального и переводных текстов позволяет сделать вывод о том, что на семантическом уровне в переводах наблюдаются «усиление» / «ослабление» перцептивной составляющей и изменение «ведущего» модуса восприятия в каждой отдельно взятой строфе. На стилистическом уровне имеет место сохранение в процессе поэтического перевода ряда перцептивных метафор и синестетических сочетаний, формирующих эмоциональную тональность стихотворения. Практически дословный перевод имеющихся в оригинальном тексте повторов (например, с общей семантикой «единый») свидетельствует о стремлении переводчиков сохранить отраженное в оригинале понимание жизни и смерти чешским поэтом. Можно предположить, что К. Бальмонт в большей мере «внедряет» в перевод мистико-философскую идею истинной веры в высшее послание человеческой жизни. Его вариант перевода (который может быть рассмотрен и в контексте творчества самого русского поэта-символиста) основан на метафорическом представлении (отражении) реальности с использованием перцептивных образов, ассоциирующихся со скрытым мистическим содержанием. Перевод О. Малевича в ряде строф приближается к дословному воспроизведению стихотворения О. Бржезины, но, возможно, в нем не всегда просматривается скрытое метафорическое изображение реальности, переданной чешским поэтом в символических перцептивных образах. Наиболее показательной в этом отношении является строка: jez rozpaluje blankyty duSi Zarem vsech srpnu / царства Душ оно зажигает пыланием жатвенных месяцев, / распаляет лазурь наших душ жаром всех августов. В переводе О. Малевича лексема srpen имеет дословный перевод как название летнего месяца (август) в 20 Л. Б. Крюкова, С. Корычанкова ассоциативной связи со значением тепла и света, при этом очевидная внутренняя связь с уборкой плодов как символа духовной жатвы, выраженная в чешском слове srpen (srp - серп), не репрезентирована. Словосочетание, представленное с переводе К. Бальмонта, сохраняет связь с мотивирующей основой в чешском языке и актуализирует взаимосвязь поэтического творчества и философских трудов О. Бржезины (см. эссе Nehezpeci sklizne («Опасности жатвы»), вошедшее в сборник Hudha pramenu, 1903 («Музыка родников»)).

Скачать электронную версию публикации