Усвоение и разработка заимствованных сюжетов в беллетристике (Роман Жорж Санд «Жак» и русская повесть 1850-х гг.) | Вестник Томского государственного университета. 2015. № 401.

Усвоение и разработка заимствованных сюжетов в беллетристике (Роман Жорж Санд «Жак» и русская повесть 1850-х гг.)

Представлены особенности усвоения русской беллетристикой 1850-х гг. сюжета романа Ж. Санд «Жак», популярного в России в 1850-е гг. Сюжет романа рассматривается в качестве продуктивной модели, ставшей не только основой для подражания, но и источником создания различных сюжетных модификаций, способных отразить запрос русской общественной и литературной жизни середины века. В центре внимания - различные принципы работы беллетристики с заимствованным сюжетом: актуализация «вероятностного» потенциала сюжета пре-текста, изменение «валентных» связей сюжетных ситуаций, приводящее к вариативности сюжетной структуры, сюжетный эффект «подражания подражанию» и др. Процесс ассимиляции сюжета, как показано в исследовании, сопровождался активным сближением западноевропейского «чужого» сюжета с сюжетами русской литературы пушкинско-тургеневского направления. В основе анализа повести Е. Тур, С.В. Энгельгардт, Е.А. Лодыженской, Е. Озерского, Н. Николаенко, М.В. Авдеева и др.

Adoption and development of borrowed plots in fiction (the novel Jacques by G. Sand and the Russian narrative story of t.pdf Известно, что беллетристика как вторичная литературная система ориентируется на произведения прецедентных писателей. Продуктивным в тот или иной период является ограниченный «набор» текстов. В данном исследовании речь пойдет об одном источнике беллетристики 1850-х гг. - романе Жорж Санд «Жак»1. Основная задача заключается в определении принципов «работы» беллетристики с «чужим» материалом и выявлении механизмов преобразования западноевропейского сюжета во «вторичной» прозе. В 1850-е гг. в толстых журналах продолжают появляться переводы произведений Ж. Санд. В «Москвитянине», «Современнике», «Отечественных записках» и «Библиотеке для чтения» публикуется ряд повестей, романов и драм: «Малютка Фадетта», «Господин Руссэ», «Замок в пустыне», «Итальянские артисты», «Проклятое болото», «Волынщики», «Замок Мон-Ревеш», «Крестница», «Лора», «Безутешная», «Даниелла», «Зеленые женщины», «Найденыш», «Красавцы Буа-Дорэ», «Жан де ля Рош», «Нарцисс», «Он и она», «Флавия». Однако появление этих произведений не создает культурного резонанса. В 1850-е гг. в России интерес демократической молодежи продолжают вызывать романы «Лукреция Флориани», «Жак» и «Орас»2. Особенно актуальным в данный период является роман «Жак». В беллетристике появляется волна произведений, написанных с очевидной ориентацией на него3. Западноевропейский сюжет в процессе ассимиляции преобразуется в сюжетный комплекс, который включает идеологический компонент (определенную идею романа); героя-идеолога; сюжетный рисунок, раскрывающий характерологию этого героя. В результате транспонирования в новый контекст каждый компонент данного комплекса изменяется, сохраняя узнаваемые черты, свидетельствующие о связи с пре-текстом. Актуальной в русской публицистике и беллетристике 1850-х гг. является тема брака, развитая в сюжетной линии главных героев романа Ж. Санд (Жак -Фернанда). Продуктивными в русском контексте оказываются мысли, высказанные Жаком в шестом письме к Сильвии: брак, по мнению героя, «одно из самых варварских установлений, которые создала цивилизация»; он будет уничтожен в обществе и заменен «более человечными и не менее священными узами», которые не сковывают свободу мужа и жены [5. С. 34]4. Продуктивность романа «Жак» обусловлена тем, что идеологическая «программа», развитая в нем, содержит пустоты, которые позволяют ее заполнять. Говоря о счастливом браке, Жак не называет его признаки, за исключением того, что женщина должна быть спокойна и свободна: « я хочу дать моей жене счастье, неведомое женщинам, хочу, вопреки правилам общества, которое я презираю, дать ей те блага, в которых оно отказывает женщине» [Там же. С. 35]. В процессе ассимиляции идеологические «пустоты» заполняются иной информацией. Однако эта «новизна» вторична: новые идеи образуются в результате переосмысления «чужого» материала. Используя идеи брака, развитые в романе, русские беллетристы уточняют правила общества, которые нарушает просвещенный герой, дают свое представление о счастье женщины в браке и тех благах, в которых ей отказывается. В рассматриваемый период формируется своего рода «формула счастья» женщины: брак с мужчиной, который является другом, любовником и родителем. Приведем репрезентативный фрагмент повести Е. Тур «Долг», в котором представлена данная «формула»: « мы вполне составили счастие друг друга. Ты знаешь, как давно, как долго любил он меня; и я полюбила его также, полюбила без тревоги и страсти, - и много нашла в нем: и заботливость друга, и любовь мужчины, и нежность неизменную, бесконечную нежность матери. Он залечил раны больного сердца, уничтожив остатки тревог, и отучил меня бояться каких-то новых несчастий, неизвестных, но угрожающих мне беспрестанно » [6. С. 6]. В повести Е.А. Лодыженской «Неудавшаяся жизнь» героиня представляет счастье в браке аналогично приведенному: « она бессознательно мечтала о какой-то тихой, нежной, отеческой привязанности, которую невольно идеализировала. Она представляла себе семейную жизнь в виде какого-то тесного слияния душ. Сочувствие, доверие, дружба заменяли для нее слово любовь » (курсив автора. - А.П.) [7. С. 393]. Характерно, что сходное определение супружеского счастья развивается также идеологами демократической среды 1850-х гг. Например, в «Дневнике моих отношений с тою, которая составляет теперь мое счастье» Н.Г. Чернышевский так представляет счастье с О. С. Васильевой: «Я буду любить ее, как отец любит свою дочь, и как муж любит свою жену, и как любовник любит свою милую» [8. С. 513]. Влияние романа Ж. Санд «Жак» на формирование представлений о браке в русской публицистике и беллетристике 1850-х гг. опосредовано целым рядом литературно-критических источников. В рассматриваемый период в «толстых» журналах появляется различного рода материал, в котором развиваются темы, связанные с эмансипацией женщин. Интересующая нас тема входит в этот идеологический комплекс как частный и периферийный элемент. В центре внимания критиков, рассуждающих об эмансипации, находится проблематика, связанная с творческими возможностями беллетристок. В 1840-е, а затем и в 1850-е гг. происходит разрушение сформировавшегося в критике и беллетристике 1830-х гг. представления о женщине-писательнице как монстре, отказавшемся от своего предназначения быть женой и матерью и взявшегося не за свое дело (см. подробнее [2]). Обозначим журнальный контекст, на фоне которого выходят повести, ориентированные на роман Ж. Санд «Жак». Лейтмотивом литературной критики исследуемого периода (и в этом проявляется ориентация на предшествующий период) является рассуждение о «непредвзятой» оценке творчества беллетристок. Характерный пример встречаем в «Обзоре русской литературы 1850 года», размещенном в «Современнике» в 1851 г. Рецензент, анализируя новую повесть Е. Тур «Ошибка», отмечает, что современная критика «. смотрит одними и теми же глазами на труды как писателей, так и писательниц» и не приходит в восторг, встречая произведение, принадлежащее женщине [9. С. 50-51]. Однако стремление «уравнять» права мужчины и женщины в литературе в действительности не всегда реализуется. Так, в 1850 г. в «Современнике» выходит статья Д. Мацкевича «Заметки о женщинах». Ее автор пишет, что, несмотря на тенденцию считать мужчину и женщину равноправными, они обладают различной природой, не позволяющей им занимать одинаковое положение не только в обществе, но также в беллетристике. По мнению критика, важным отличием является способность мужчин к творчеству и, напротив, неспособность женщин создавать произведения искусства: «В идеях совершенно отвлеченных женщина при пособии науки может усвоить себе понимание, но редко возвыситься до творчества Женщины умны как истолкователи, но могущество их останавливалось и всегда останавливается там, где начинается творчество» [10. С. 57]. Приведенные выводы Д. Мацкевича подтверждаются оценкой современной критики. В «Письмах иногороднего подписчика о русской журналистике» (Письмо 23), опубликованных в «Современнике» в 1851 г., приводится любопытный с интересующей нас точки зрения факт. Иногородний подписчик (А. Дружинин) отмечает, что авторство романа «Джен Эйр» вызвало недоверие у современных читателей. Критики не хотели верить, что это произведение, как и роман «Шерли», отличающееся «сжатостью рассказа», «умеренностью красок», глубокою многосторонностью, принадлежит девушке. Несмотря на то что в указанных статьях отсутствуют прямые рассуждения о положении женщины в браке, данная тематика косвенно задается в разборах. Критики уже не говорят о том, что единственным предназначением женщины является семья, т. е. забота о муже, воспитание детей и управление хозяйством. На рецепцию идей романа Ж. Санд в 1850-е гг. влияет появление прецедентного текста, «русского» варианта западноевропейского романа. Мы имеем в виду повесть А.В. Дружинина «Поленька Сакс». Упоминания о ней встречаются в литературной критике не только конца 1840-х, но и 1850-х гг. В «Воспоминаниях» А. Я. Панаева отмечает, что повесть вызвала живое обсуждение в их кружке, и приводит мнение И. С. Тургенева: по мнению писателя, произведение А. В. Дружинина должно занять центральное положение в беллетристике, вытеснив «Бедных людей» Ф. М. Достоевского и «Обыкновенную историю» А. И. Гончарова на периферию: «Положительно везет "Современнику"! Вот это талант, не чета вашему "литературному прыщу" и вознесенному до небес вами апатичному чиновнику Ивану Александровичу Гончарову. Эти, по-вашему, светилы - слепорожденные кроты, выползшие из-под земли: что они могут создать? А у Дружинина знание общества; обрисовка Поленьки Сакс художественная, видишь гетевские тонкие черты, а никто в мире, кроме Гёте, не обладал таким искусством создавать грациозные типы женщин. Я прозакладываю голову, что Дружинин быстро займет место передового писателя в современной литературе...» [11. С. 191]. Рецензент «Современника» в 1848 г. отмечает, что «первая повесть г. Дружинина "Полинька Сакс" была принята почти как необыкновенное явление, почти с таким же единодушным одобрением, с каким принимались некогда повести и рассказы Гоголя». Однако, отмечая успех повести А. В. Дружинина, критики указывают и на ее подражательность. Например, А. А. Григорьев замечает, что «Поленька не представляла ничего нового, характеры этой повести напоминали характеры других повестей -и в особенности характер главного героя сбивался часто на характер Зандовского Жака» [12. С. 258]. Появление прецедентного вторичного произведения влияет на ассимиляцию пре-текста. Беллетристы используют идеи, развитые не только в романе «Жак», но и в повести «Поленька Сакс», заимствуют изменения, происходящие с идеологическим комплексом в тексте-подражании. В связи с этим повести 1850-х гг., ориентированные на роман Ж. Санд, целесообразно классифицировать как «подражания подражанию». Основываясь на материале беллетристики 1850-х гг. и учитывая влияние повести А.В. Дружинина на нее, представим основные принципы модификации идеологического компонента романа Ж. Санд «Жак» в текстах второго уровня вторичности (т.е. в текстах, ориентированных не только на пре-текст, но и на текст-подражание). Заимствованные идеи, ассимилируясь в русской литературе, существенно изменяются. Идея свободы супругов в браке, наиболее близкая русским читателям, модифицируется. В процессе ассимиляции происходит смещение. В «русском» варианте подчеркивается, что свободной в браке должна быть женщина. Как пишет Н.Г. Чернышевский в дневнике, «.когда палка была долго искривлена на одну сторону, чтобы выпрямить ее, должно много перегнуть ее на другую сторону порядочный человек обязан ставить свою жену выше себя» [8. С. 444], в результате этого в будущем возможно равенство мужа и жены. Смещение фокуса с мужчины на женщину выражается в перемещении сюжетного акцента с благородного мужа на изменившую жену. В повестях часто центром сюжета становится героиня, а не герой. Репрезентативный в этом отношении пример - повесть Е. Тур «Долг», в которой сюжетная линия мужа сведена к одному событию - отъезду из дома. Смещение акцента приводит к актуализации тематических элементов, связанных с героиней. В отличие от «западноевропейского», в «русском» варианте на первый план выдвигается изображение тех причин, которые побуждают девушку выходить замуж. Размышления об этом вводятся в заимствованную идейную «ткань», «сцепляются» с ней и начинают тиражироваться как часть перенесенного сюжетного комплекса. Так, смещение фокуса приводит к актуализации экспозиционной части романа, в которой представляется жизнь героини до брака. В результате этого мысль об освобождении женщины через брак, периферийная в романе, в русском контексте становится одной из магистральных: «Я еще молод душою и страстно влюблен в девушку, на которой намереваюсь жениться по двум причинам: во-первых, это единственное средство обладать ею, а во-вторых, единственное средство вырвать ее из рук злой матери и дать ей возможность жить свободно и независимо» [5. С. 34]. Однако интересно, что идея освобождения девушки через брак, намеченная в 1850-е гг., станет продуктивной и массовой в 1860-е гг. после выхода романа «Что делать?». В рассматриваемый период она начинает распространяться в среде прогрессивных молодых людей. Например, Н. Г. Чернышевский, размышляя о причинах, побуждающих жениться на О. С. Васильевой, как и Жак, называет, с одной стороны, желание обладать любимой женщиной, с другой -желание «вырвать из рук злой матери». Данная идея появляется у Н. Г. Чернышевского под влиянием романа Ж. Санд, однако, в отличие от романа, в дневнике идея освобождения девушки занимает центральное место. В процессе ассимиляции идеи, периферийные в романе Ж. Санд, выдвигаются на первый план. Идея просвещения жены мужем, периферийная в романе, в беллетристике становится центральной. Напомним, что Жак в письмах к Сильвии отмечает, что его жена - милое дитя, которому он станет наставником. Однако такой элемент, как просвещение героини, в романе отсутствует, что становится объектом рефлексии героя: «О, если бы мне самому было на десять лет меньше, я попытался бы доказать ей, что она не только не движется вперед в своей внутренней жизни, а идет вспять и, стараясь устранить малейшие тернии со своего пути, теряет время, в течение которого могла бы проложить себе новую дорогу, красивее и шире прежней; но мне боязно разыгрывать роль педанта-наставника - я слишком стар и потому не рискую взяться за нее» [5. С. 116]. В новой культуре идея просвещения становится популярна: муж, как правило, представляется наставником жены, ее «учителем жизни». Актуализация этого элемента происходит под влиянием повести А.В. Дружинина «Поленька Сакс». В повести А. В. Дружинина особый акцент сделан на том, каким образом мужчина просвещает женщину. Муж, желая изменить мировоззрение жены, сформировавшееся в пансионе, дает читать ей романы Ж. Санд, окружает ее изящными предметами искусства: «Невинность, дитя, пансионерка! Все эти слова имеют большой вес между поклонниками женщин, да легче ли мне от этого? И вот уже год, как я стараюсь приготовить милого и дельного помощника измученной моей душе, которая, без шуток, так нуждается в дружбе, в истинной веселости... в потребности болтать от чистого сердца. И вот уже год, как я бьюсь изо всех сил, чтоб оживить эту миленькую статуэтку! Усилия мои далеки, очень далеки от успеха...» [13. С. 15-16]. Однако героиня отказывается от чтения предлагаемой литературы, считая ее безнравственной, и остается холодна к редким картинам и музыке. «Программа» образования, представленная в повести, начинает тиражироваться в беллетристике 1850-х, а затем и 1860-х гг. Например, в романе М.В. Авдеева «Подводный камень» героиня, выйдя замуж за образованного мужчину, охотно поддается его влиянию: «Что касается до Натальи Дмитриевны, то с годами она еще более выиграла. Она развилась и физически, и нравственно. Из полусложившейся девочки вышла высокая, стройная женщина с строго развившимися формами, спокойная, ясная. Беседы с мужем и хорошо направленное чтение развили ее ум, а тихая, счастливая и деятельная семейная жизнь успокоила те тревожные потребности бурь, которые свойственны ее летам и темпераменту» [14. С. 105]. Заимствуя идеи французского романа, беллетристы переносят в повести тип героя, выразителя данных идей. В процессе транспонирования характер благородного мужчины изменяется. Под влиянием повести «Поленька Сакс» его ядерным свойством становятся практичность, положительность. Например, в повести Е. Тур «Заколдованный круг» герой характеризует себя так: «Я слишком положителен, слишком занят, слишком стар, быть может, для нее, а она слишком мечтательна слишком ребячлива для меня. Мне нужна подруга, товарищ, словом -женщина. Мне некогда воспитывать жену, да и достанет ли на это моего терпения?» [15. С. 208]. Приведенный фрагмент составляет комбинация материала, заимствованного из двух источников: акцент на положительности является отсылкой к повести А. В. Дружинина, нежелание воспитывать жену - к роману Ж. Санд. Чаще всего практичность представлена как положительное характерологическое свойство, однако встречаются исключения. В повести Е.А. Лодыженской «Неудавшаяся жизнь» практичность становится причиной несчастья героини: выходя замуж за старого губернатора, женщина рассчитывает найти тихое счастье. Она подражает героине романа Ж. Санд. Отводя себе роль Фернанды, героиня строит в воображении идеальную картину семейной жизни. Однако, став женой пожилого мужчины, она понимает невозможность реализации романной модели. В сюжет вводятся элементы, аллюзивно отсылающие к роману Ж. Санд и в больше степени к повести А. В. Дружинина, однако в повествовании подчеркивается их нелитературное развитие. Оставшись вдвоем дома, жена предлагает читать вслух, однако муж отказывается от этого: «- Нет, благодарю Я привык читать про себя. И он сел к камину и принялся за какой-то роман Загоскина, его любимое чтение. Софья взяла также начатую ею книгу, английский роман, и стала читать. Так провели супруги свой первый уединенный вечер, вдвоем, но порознь!..» [7. С. 395]. В результате брак с практичным пожилым мужчиной приносит героине разочарование. Доминирующим свойством героини являются ребячливость, детскость. Акцент на нем делается даже в том случае, когда женщина, поставленная в положение Фернанды, не молода. Репрезентативный пример представляет повесть Е. Тур «Долг». Герой, прощаясь со своей женой, замечает: «Есть женщины, остающиеся вечно детьми; взгляни на себя: и морально, и физически не похожа ли ты на дитятю? Ты мала ростом, белокура и деликатна, как шестнадцатилетняя девочка, капризна, изменчива и беспечна, как бывают они в эти годы» [6. С. 7]. Беллетристы, заимствуя некоторые свойства жоржсандовской героини (ребячливость, детскость, наивность), тем не менее, существенно преобразуют их. Русские героини, поставленные в положение Фернанды, отличаются силой характера. В повестях наблюдается синтез свойств героини Ж. Санд со свойствами Татьяны Лариной. В повести Е. Тур «Две сестры» герой так описывает характер девушки: «Она говорит, что ей двадцать пять лет, и на лицо больше ей нельзя дать; ну а по характеру она будет старше иной тридцатипятилетней - так она тиха, молчалива, задумчива.» [16. С. 226]. Новой комбинаторикой свойств обусловлен особый сюжетный рисунок. Например, в повести Е. Тур «Долг» героиня, услышав признание молодого человека, как и Татьяна, отвечает, что «она другому отдана и будет век ему верна». Женщина отказывается от счастья из чувства долга. Аналогичный финал коллизии представлен в повести «Неудавшаяся жизнь». Героиня, влюбленная в мужчину, не желая изменять мужу, признается: «Вы понимаете, что и я люблю вас. Но считаю это. преступлением. Я замужем, я связана, на век связана!... я не могу принадлежать другому и прошу вас . требую от вас, чтобы вы уехали отсюда и навсегда!..» [7. С. 425]. Причины, по которым роман «Жак» становится программой, учебником жизни для просвещенной молодежи, заключаются в том, что в нем не только прямо озвучиваются революционные идеи брака, но и представляется новая модель поведения супругов, дается прямой ответ на вопрос, что нужно делать, чтобы достичь семейного счастья. Сюжетная схема, представленная в романе, в связи с этим начинает переноситься в жизнь. Известно, например, что Н. П. Огарев, А. И. Герцен, И. И. Панаев, Н. Г. Чернышевский в семейной жизни ориентировались на роман французской писательницы. Узнав о том, что женщины, связанные с ними браком, влюблены в других мужчин, они отказывались от счастья и предоставляли женам свободу. Обращаясь к идеологическому уровню романа Ж. Санд, перенося некоторые идеи в русский контекст, беллетристы закономерно воспроизводят сюжетный рисунок, в котором эти идеи раскрываются в пре-тексте. В связи с этим продуктивность западноевропейского романа обусловлена также особенностями построения его сюжета. Сюжет романа Ж. Санд довольно легко изменяется в процессе транспонирования, что упрощает процесс его ассимиляции. «Легкость» этой модификации связана с некоторыми закономерностями его построения. Сюжет западноевропейского романа держится на двух сюжетных центрах (Жак и Сильвия), с которыми связывается две магистральные сюжетные линии. В русской литературе они «рассекаются», становятся самостоятельными и сюжетообразующими. Данное изменение происходит в результате того, что связь между сюжетными линиями в исходном тексте весьма опосредованна, лишена жесткой причинно-следственной связи на фабульном уровне. Ассимиляция западноевропейского сюжета сопровождается редукцией его частей. В процессе переноса разветвленный западноевропейский сюжет упрощается до сюжетной ситуации супружеская измена, в которой высвечивается сюжетный элемент, связанный с поведением мужа, узнавшего об измене жены. Сюжетная концепция русских повестей та же, что в романе Ж. Санд «Жак»: герой, образованный и немолодой мужчина, влюбляется в девушку, которая значительно младше его, и делает ей предложение. Героиня дает согласие. Несмотря на разницу в возрасте, она влюбляется в жениха, восхищается его прогрессивными взглядами. Семейное счастье сменяется разочарованием. Появляется молодой человек, обладающий мировоззрением, более близким героине. Они влюбляются друг в друга. Их чувства становятся известны мужу. Герой страдает. Невзирая на свои чувства и убедившись в том, то он становится помехой счастью жены, уступает ее сопернику и самоустраняется. Изменения западноевропейского сюжета влекут за собой редукцию любовной коллизии. Известно, что основу сюжета романа «Жак» составляет любовный четырехугольник, углами которого являются персонажи, образующие зеркальные пары. В процессе транспонирования происходит редукция любовного четырехугольника. В беллетристике четырехугольник преобразуется в устойчивый треугольник: муж, жена и любовник. Продуктивность западноевропейского сюжета может быть объяснена, в частности, заложенным в нем вероятностным потенциалом. Способность генерировать оригинальные сюжеты обусловлена наличием возможных вариантов развития центрального положения, которые заключаются в сюжете пре-текста. В романе Ж. Санд «Жак» реализуется один из вариантов разрешения любовной коллизии: устранение героя через самоубийство. Однако при этом в сюжете намечен целый веер потенциальных вариантов разрешения коллизии: так, равноправными с реализованным вариантом являются такие, как сохранение интриги и ситуации измены жены мужу (Октав предлагает беременной Фернанде ждать времени, когда Жак постареет и умрет или когда произойдет несчастный случай), возвращение жены к мужу (Сильвия в письме к Жаку говорит о том, что муж должен оберегать жену от любовника и что впоследствии изменившая женщина вернется к нему, так как в ней сильна прежняя привязанность). Наконец, самоубийство героя в финале наделено большой долей «вероятности». Напомним, что роман заканчивается таким образом: «Горцы, у которых он остановился, сообщили властям своего кантона, что проживавший в их доме иностранец исчез, оставив у них свой саквояж. Поиски не привели ни к каким результатам » [5. С. 288]. Беллетристика, используя «чужой» материал и генерируя из него нечто новое, лишается вероятностного продуцирующего потенциала. В повестях происходит «разворачивание» возможностей, заключенных в сюжете пре-текста. Главное изменение, которое происходит с западноевропейской сюжетной схемой, - замещение финала. В беллетристике случаи самоубийства героя не обнаружены. Можем предположить, что отказ от этого разрешения обусловлен, в частности, маркированностью самоубийства как способа выхода из любовного треугольника «муж, жена и любовник». Так, в русской литературе сентиментализма, романтизма самоустранение одного из участников любовного треугольника - тривиальная развязка. Варианты разрешения коллизии, данные в повестях 1850-х гг., представляют собой реализованные возможности сюжета романа «Жак». Выявлены следующие варианты. В повести «Поленька Сакс» представлен вариант, намеченный в письме Сильвии. Константин Сакс, уступив жену любовнику, продолжает следить за ними, оберегать свою бывшую жену: « вы разом отняли у меня жену и дочь. Вы отняли жизнь мою. Не думайте, что ребенок этот даром вам достался: я не надеюсь на вас! Помните, что б вы ни делали, два глаза будут смотреть за вами, где бы вы ни были, я буду шаг за шагом следить за вами. Вы берете мое дитя -не женщину. Горе же вам, если мое дитя не будет счастливо» [13. С. 148]. Как и предсказывает в своем письме Сильвия, изменившая жена впоследствии вновь влюбляется в мужа. Однако возвращение к мужу в данном случае не происходит. В романе М. В. Авдеева «Подводный камень», ориентированном на роман Ж. Санд «Жак» и повесть А.В. Дружинина «Поленька Сакс», любовная коллизия получает благополучную развязку: изменившая жена, разочарованная в любовнике, возвращается к мужу, мужчина принимает ее и помогает начать новую жизнь. Вариант Октава (ждать смерти мужа) также обнаруживается в беллетристике 1850-х гг. В повести Е.А. Лодыженской «Неудавшаяся жизнь» героиня, желая сохранить верность мужу, настаивает на отъезде влюбленного в нее молодого человека на родину в Финляндию. Герой покидает возлюбленную на том условии, что ему сообщат о смерти мужа. Однако любовная коллизия получает драматичную развязку: по окончании траура героиня отправляет письмо молодому человеку, в котором уведомляет его о том, что она ждет его возвращения, но вместо того чтобы вернуться в город, герой рассказывает ей о своей свадьбе. Таким образом, роман Ж. Санд «Жак» является для русской беллетристики одним из источников продуктивных идей. Перенося их в русский контекст, писатели заимствуют характеры героев и сюжетный рисунок. Как видно из проведенного анализа, модификация идеологического компонента влечет изменение характерологии героев и трансформацию сюжетной схемы. Однако роль романа Ж. Санд «Жак» в историко-литературном процессе исследуемого периода не ограничена влиянием на трактовку темы брака. Он становится импульсом к разработке новой для русской литературы любовной тематики. Принципы работы беллетристики с заимствованным сюжетом отличны от тех, которые представлены выше. Беллетристы переносят в русский контекст характерологическую оппозицию, ярко представленную в романе «Жак», сильная женщина - слабый мужчина (Сильвия - Октав). Данная оппозиция в процессе рецепции соединяется с оппозицией романа «Орас» (Орас - Марта). Заимствованные характеры существенно изменяются в русской беллетристике. По аналогии с лишним человеком слабый мужчина выдвигается беллетристами и критиками на роль героя времени, характерного представителя современного общества. Новый герой, по наблюдению литературных критиков, становится частотным в прозе беллетристок: Е. Тур, С.В. Энгельгардт, А.Я. Марченко, писательниц, ориентированных на Ж. Санд (этих писательниц современники называют «русские Ж. Санд»). Например, в рецензии на роман Е. Тур «Племянница», опубликованной в «Библиотеке для чтения» в 1852 г., данная тенденция выражается наиболее ярко. Рецензент подчеркивает в ней, что беллетристки в сочинениях искажают героя, изображают его неправдоподобно слабым и безжизненным. Однако, несмотря на частотность воспроизведения, слабый герой не становится литературным типом. В литературной критике начиная со второй половины 1850-х гг. и литературоведческих исследованиях он представлен разновидностью лишнего человека. Разбирая характеры слабых героев, критики замечают, что беллетристки создают безвольного, бесхарактерного мужчину, для того чтобы на его фоне представить идеал женщины - сильную, самостоятельную героиню. Как правило, женщины, связанные со слабыми мужчинами, наделяются свойствами героинь Ж. Санд. Они также независимы, заняты полезным трудом, образованы и экспрессивны. Репрезентативный пример представляет героиня повести Е. Тур «Заколдованный круг». Суть фабулы повести состоит в следующем: героиня, воспитанница петербургской дамы, приезжает в провинциальный город в качестве гувернантки (она занимает место для того, чтобы получить независимость). В семье она становится свидетельницей, а потом и невольной участницей любовной истории, разворачивающейся между старшими дочерями (близнецами) и соседом по даче. Герой, влюбленный в старшую сестру, делает ей предложение, однако героиня, узнав о чувствах младшей сестры, пустой девушки, бледной копии старшей сестры, уступает его ей. Герой покидает обеих сестер и женится на гувернантке. В повести актуализируется первая часть сюжета романа «Жак»: знакомство героя с героиней, их сближение. Е. Тур, заимствуя эту часть, преобразует ее: герой, в отличие от Жака, не делает ошибку, он не женится на девушке, обладающей иным мировоззрением. Параллельно развивающаяся периферийная коллизия усиливает близость центральной коллизии с сюжетом Ж. Санд. Так, сестра героя представляет собой копию Сильвии: она резка, прямолинейна и эксцентрична. Она, как и героиня романа Ж. Санд, влюбляется в слабого мужчину. Однако, в отличие от «западноевропейского» варианта, в повести «Заколдованный круг» это событие развивается в настоящем времени, тогда как в романе «Жак» героиня переезжает в дом брата, уже разочаровавшись в любви. Драматичная развязка любовной коллизии в пре-тексте сменяется благополучной: героиня выходит замуж за слабого героя. Однако замещение финала сообщает сюжету тривиальность и предсказуемость. Очевидная ориентация на Сильвию обнаруживается в характере героини повести Е. А. Лодыженской «Неудавшаяся жизнь». Как и героиня Ж. Санд, девушка приезжает в дом знакомого тогда, когда возникает непонимание между супругами. В повести подчеркнуто различие в характере женщин: «Софья очень сошлась с нею, хотя в характерах их была большая разница. Софья была впечатлительна, способна к сердечному увлечению, но робка и не самонадеянна. Надина была смела, решительна, даже несколько горда Все современные мужчины казались ей моральными лилипутами, она смотрела на них, как на игрушки, созданные для ее забавы» [7. С. 402]. Интересно, что свобода, которой наслаждается Сильвия и которой наделяется героиня повести, получает различную реализацию. Если героиня Ж. Санд, несмотря на правила общества, сначала соединяется с возлюбленным, а затем покидает его, то в русской беллетристике эмансипированность девушки выражается только в нарушении правил женского туалета: «Надина была странная девушка. Все в ней было странно: и одежда, и прическа, и походка рукава ее, казалось, принадлежали мужской рубашке. Причесывалась она так, как дамы обыкновенно причесываются для верховой езды, без... гребня Странности ее сначала поражали, но впоследствии глаз привыкал в ним, и всякий поневоле сознавался, что они-то именно придают оригинальность ее красоте » [7. С. 401]. Заимствуя характерологическую оппозицию, беллетристы закономерно переносят в русскую литературу сюжетную схему, связанную с ней в тексте-источнике. В пре-тексте она представлена так: сильная женщина, перестав любить слабого мужчину, покидает его, не сообщая о том, куда она уезжает; герой, потеряв возлюбленную, начинает искать ее. В беллетристике 1850-х гг. любовная коллизия Сильвия -Октав, периферийная в романе, становится самостоятельной и сюжетообразующей. «Немаловажной особенностью сюжетов западноевропейской литературы является то, что их, как правило, нельзя возвести к одной схеме, - указывают составители Словаря-указателя сюжетов и мотивов русской литературы Е.В. Капинос, Е.Н. Проскурина, Е.К. Ромодановская, - здесь в действие могут включаться сразу несколько разных сюжетных механизмов, которые прочно срастаются в сознании тех, кто в дальнейшем пытается воспроизвести данный сюжет» [17. С. 4]. Так, сюжет романа «Жак» в процессе транспонирования соединяется с сюжетом романа «Орас», в частности с одной его сюжетной линией (Орас - Марта). В результате этого сращения происходит смещение сюжетных акцентов в заимствованном сюжете: в центре внимания оказывается история ухода героини из семьи5, ее соединение с возлюбленным. Как и в романе «Орас», в русских повестях подчеркивается социальное неравенство молодых людей: героиня, как правило, воспитанница в состоятельной семье, герой - состоятельный дворянин, родственник ее благодетельницы. Актуализация темы социального неравенства приводит к вторичной семантизации западноевропейского сюжета: любовная проблематика, составляющая семантическое ядро сюжета, замещается социально-идеологической. Беллетристы делают акцент на том, что женщина, поставленная в положение Сильвии или Марты, т. е. нарушавшая общественные законы любви и брака, должна стремиться к независимости. Так, героиня повести А.Я. Марченко «Саламандра», став содержанкой состоятельного молодого человека, начинает остро переживать чувство своей несвободы, в частности материальной зависимости: «Из всех жертв, которые я могла ему принести, самой тяжелой жертвой было жить на его счет, потому что эту жертву я вынуждена была совершать сознательно, не в чаду и в порыве чувства, а по неумолимым законам необходимости и неизбежности. Отдавая ему жизнь свою, я вручала себя его чувству, но, пожертвовав гордостью, я надевала на себя цепи зависимости и предавала себя таким образом на всю жизнь себя в руки его великодушия В пылу тогдашней любви своей ко мне он бы хотел окружить меня роскошью, избаловать угодливостью, но он встретил во мне непреклонную волю На таком условии я могла забыть, сколько противоположного моим правилам и убеждениям было в моей теперешней жизни» [19. С. 48]. В повествовании акцент сделан на том, что характер героини, стремящейся к самостоятельной жизни, подчеркнуто не соответствует тому зависимому положению, в которое она поставлена обстоятельствами. Став содержанкой, она жертвует собой ради возлюбленного. Любовь, нарушающая законы, представлена высшей степенью самоотвержения и самозабвения. В результате актуализации компонентов сюжета Орас - Марта в заимствованном сюжете появляется новый элемент: женщина, став содержанкой, начинает трудиться, для того чтобы приобрести независимость. В процессе ассимиляции происходит изменение не только сюжета романа «Жак», но и сюжета романа «Орас». Сохраняя «абрис» сюжетного рисунка, писатели замещают сюжетное поведение Марты сюжетным поведением Эжени, любовницы доктора Теофи-ля. Как и в романе «Орас», героиня повести, став любовницей дворянина, начинает трудиться. В повествование вводится размышление о необходимости тру-да6. Оно представляет собой переложение фрагмента романа «Орас». Напомним, что Эжени, говоря с Орасом о любви к Марте, подчеркивает, что женщины в их положении должны добиваться равноправия. Став любовницей молодого дворянина, она продолжает заниматься шитьем, обеспечивая себе независимое существование. На ассимиляцию заимствованной характерологической оппозиции, связанной с ней сюжетной схемы влияет «Евгений Онегин». Пушкинский роман становится основой для усвоения и последующего изменения западноевропейского сюжетного комплекса. В процессе ассимиляции заимствованный характер сближается с Евгением Онегиным, приобретает некоторые его свойства. Ядерными свойствами слабого мужчины в русском контексте являются не только слабость или безволие (как в романах Ж. Санд), но также светскость, поверхностное образование, искушенность в любви. При этом отметим, что характеристики героев содержат очевидные аллюзии на роман в стихах А. С. Пушкина. Приведем некоторые примеры. Так, в повести А.Я. Марченко «Тени прошлого» фрагмент, в котором описывается образование молодого человека, содержит отсылки к «Евгению Онегину»: «. почитать бы что-нибудь, да завязка далеко начинается в этих французских романах; по-английски он не знал, хотя имел Байрона, Шекспира и В. Скотта в переводе. Он говорил о них с толком, как например: "многотомный В. Скотт", "определительный, постигший человеческое сердце Шекспир"; "мрачный, страстный Байрон" и о нем многие были такого мнения, что он человек знавший и читавший много» [20. С. 3]. В повести «Вокруг да около» приведенный фрагмент переписывается с несущественными изменениями: «Он говорил хорошо на трех языках и играл немного на фортепьяно; но что прочел он на этих трех языках? - ничего. Попадались ему под руку книги: он развертывал их и пробегал без участия нес

Ключевые слова

беллетристика, русская повесть 1850-х гг, роман Ж. Санд, прецедентный текст, сюжетная ассимиляция, вторичная семантизация сюжета, идеологический комплекс, тип, fiction, narrative story of 1850s, novel by G. Sand, precedent text, plot assimilation, secondary semantization of plot, ideological complex, type

Авторы

ФИООрганизацияДополнительноE-mail
Пономарева Анастасия АлександровнаНовосибирский государственный педагогический университетаспирант кафедры русской и зарубежной литературы, теории литературы и методики преподавания литературыanastasiya.ponomareva.92@inbox.ru
Всего: 1

Ссылки

Скафтымов А.П. Чернышевский и Жорж Санд // Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. М. : Худож. лит., 1972. С. 218-250.
Кафанова О.Б. Жорж Санд и русская литература XIX века (Мифы и реальность) 1830-1860 гг. Томск : Изд-во ТГПУ, 1998.
Кафанова О.Б. Русский жорж-сандизм // Вожди умов и моды. Чужое имя как наследуемая модель жизни. СПб. : Наука, 2003. С. 104-144.
Кафанова О.Б., Соколова М.В. Жорж Санд в России. Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке (1832-1900). М. : ИМЛИ РАН, 2005.
Санд Ж. Жак // Санд Ж. Собр. соч. : в 9 т. Л. : Худож. лит., 1971. Т. 3. С. 7-288.
Тур Е. (Салиас-де-Турнемир Е.В.). Долг // Современник. 1850. Т. 24. С. 5-60.
Вахновская С. (Лодыженская Е.А.). Неудавшаяся жизнь // Русский вестник. 1857. Т. 14. С. 392-439.
Чернышевский Н.Г. Дневник моих отношений с тою, которая теперь составляет мое счастье // Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. : в 15 т. М. : Худож. лит., 1939. Т. 1. С. 410-547.
Обозрение русской литературы за 1850 год // Современник. 1850. Т. 25. С. 33-74.
Мацкевич Д. Записки о женщинах // Современник. 1850. Т. 20. С. 52-70.
Панаева (Головачева) А.Я. Воспоминания. М. : Гослитиздат, 1956.
[Григорьев А.А.] Критика и библиография // Москвитянин. 1851. Ч. 2, кн. 2. № 6. С. 257-267.
ДружининА.В. Поленька Сакс. СПб. : Изд-е А.С. Суворина, 1886.
Авдеев М.В. Подводный камень. Часть вторая // Современник. 1860. Т. 84. С. 103-188.
ТурЕ. (Салиас-де-ТурнемирЕ.В.). Заколдованный круг // Отечественные записки. 1854. Т. 92. С. 139-240.
ТурЕ. (Салиас-де-ТурнемирЕ.В.). Две сестры // Отечественные записки. 1851. Т. 74. С. 221-292.
Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы. Новосибирск : Изд-во СО РАН, 2006. Вып. 2.
Богодерова А.А. Сюжетная ситуация ухода в русской литературе второй половины XIX века : дис.. канд. филол. наук. Новосибирск, 2011.
Марченко А.Я. Саламандра // Отечественные записки. 1859. Т. 126. С. 1-98.
Марченко А.Я. Тени прошлого // Отечественные записки. 1850. Т. 70. С. 1-64.
Марченко А.Я. Вокруг да около. Часть первая // Отечественные записки. Т. 100. С. 357-416.
ОльгаН. (Энгельгардт С.В.). Деревня // Отечественные записки. 1853. Т. 90. С. 1-26.
Пономарева А.А. Онегинский код в беллетристике 1850-х годов: к постановке вопроса // Сибирский филологический журнал. Новоси бирск, 2015. № 3. С. 99-105.
Печерская Т.И., Никанорова Е.К. Сюжеты и мотивы русской классической литературы. Новосибирск : Изд-во НГПУ, 2010.
 Усвоение и разработка заимствованных сюжетов в беллетристике (Роман Жорж Санд «Жак» и русская повесть 1850-х гг.) | Вестник Томского государственного университета. 2015. № 401.

Усвоение и разработка заимствованных сюжетов в беллетристике (Роман Жорж Санд «Жак» и русская повесть 1850-х гг.) | Вестник Томского государственного университета. 2015. № 401.