Fiction in the book collection of G.K. Tyumentsev (Article I).pdf Гавриил Константинович Тюменцев, известный томский краевед, педагог, типичный представитель сибирской интеллигенции конца XIX - начала XX в.34, вошел в историю Сибири, Томска, Томского университета и как книголюб и библиофил35, собравший большую книжную коллекцию и передавший ее в конце 1910-х - середине 1920-х гг. в Научную библиотеку Томского университета. Личная библиотека Г.К. Тюменцева уже не раз рассматривалась книговедами как книжный памятник в истории сибирской культуры [2], как основа для изучения личностного и духовного становления сибирского интеллигента второй половины XIX - начала XX в. [3, 4], как отражение регионального книжного дела [5, 6]. Изучались отдельные части коллекции, например, литографированные работы П.М. Кошарова [7], книги по сибиреведению [8], томские [9], красноярские издания [10], издания П.И. Макушина [11], учебная литература [12]. Давая общую характеристику библиотеки или рассматривая ее в отдельных аспектах, исследователи неоднократно подчеркивали, что она является ярким отражением читательских интересов томской интеллигенции, характерным представителем которой, безусловно, является Г.К. Тюменцев, отличавшийся в своей жизнедеятельности духовной активностью, посвятивший себя образованию и самообразованию, просвещению и саморазвитию. Окончивший сначала Тобольскую гимназию (1861 г.), а потом физико-математический факультет Казанского университета (1866 г.), Тюменцев прослужил два года в главном управлении Западной Сибири в Омске (1866-1868 гг.), учительствовал в красноярской классической гимназии (преподавал математику и естественную историю в 1868-1870 гг.), в мужской и женской томских гимназиях (с 1870 г.), заведуя одновременно гимназической библиотекой (по 1874 г.). С 1877 по 1907 г. являлся директором томского Алексеевского реального училища, в котором его усилиями также была создана хорошая библиотека. С первых лет своего обучения в Казанском университете (т.е. с 1850-х гг.) Тюменцев начал собирать книги для личной библиотеки. Обеспокоенный революционными событиями, он передает свое книжное собрание, двумя партиями, в 1918 и 1925 гг., в Научную библиотеку Томского университета, подтверждая мысль о том, что библиофильство по сути своей явление общественное [13]. Определяя тип личного книжного собрания Тюменцева, следует отметить, что оно сочетает в себе признаки рабочей, специальной, универсальной и библиофильской библиотеки. С одной стороны, библиотека Тюменцева отвечает профессиональным интересам ее владельца: педагогическим, естественно-научным. Она отражает его занятия метеорологией, краеведением, участие в старейших научных обществах России - Императорском Русском географическом обществе, Императорском Вольном экономическом обществе, а также в томских общественных организациях: в Обществе естествоиспытателей и врачей, Обществе попечения о начальном образовании, Обществе содействия физическому развитию и т.д. С другой стороны, исследователи справедливо определяют библиотеку Тюменцева как библиофильскую, поскольку она «содержит книжные редкости» и отличается особыми «способами комплектования» [14. C. 266]. Г.К. Тюменцев сочетал в себе читателя, книговеда и вдумчивого собирателя библиотеки, которая отличается у него хорошим подбором книг, характеризующим его личность. Таких собирателей П. Н. Берков, автор нескольких книг по истории русского библиофильства, называл «просвещенными библиофилами». Рассуждая о них, он писал: «. собирание хорошей, ценной библиотеки - это большой человеческий труд», в котором отражаются «умственные или художественные интересы. собирателя, его "лицо" как библиофила» [15]. В связи с этим представляется необходимым рассматривать в нашей статье проблемы литературы, книгоиздания, чтения и библиофильства как системно взаимосвязанные. * * * Общепризнанным тематическим ядром библиотеки Тюменцева являются книги о Сибири. По видовой типологии большая часть книг относится к научным, научно-популярным, учебным, справочным, нормативным, ведомственным, общественно-политическим изданиям36. Однако, будучи истинным интеллигентом, Тюменцев никогда не замыкался в своей профессии, жертвуя ей культурными общечеловеческими ценностями, о чем как об обязательной характеристике русского интеллигента писал Д. С. Лихачев в статье «О русской интеллигенции»: «Я очень ценю профессионалов и профессионализм, но это не всегда совпадает с тем, что я называю интеллигентами и интеллигентностью. Я бы сказал еще и так: интеллигентность в России - это прежде всего независимость мысли при европейском образовании» [16]. Библиотека Тюменцева демонстрирует именно эти свойства ее владельца - независимость мысли, широту кругозора и духовных интересов, глубину познаний. Особенно ярко это отражают издания художественной литературы, собиравшиеся математиком, метеорологом, краеведом Г.К. Тюменцевым на протяжении всей жизни. На первый взгляд их в библиотеке не так много по сравнению с другими видами, тем более собрание литературно-художественных изданий Тюменцева видится как глубоко продуманное, с хорошим составом книг и авторов. В нем есть своя логика собирательства, которая прежде всего демонстрирует любовь владельца к изданиям художественной литературы как к явлениям культуры той или иной эпохи, к тем мыслям и чувствам, которые переданы в них содержанием и формой сочинения и книги, на страницах которой это сочинение опубликовано. Скорее всего, издания художественной литературы для своей библиотеки Тюменцев приобретал не как редкие, а как ценные, играющие, с его точки зрения, важную художественно-литературную роль в развитии западной и русской литературы и в его личном самообразовании и саморазвитии. Вероятно, собирались сочинения и книги, интересные, нравящиеся, представляющиеся хорошими именно их владельцу. Между тем в коллекции Тюменцева оказались собранными уникальные художественно-литературные издания XIX в., которые сегодня можно признать и редкими, и ценными; и уникальный состав литературных сочинений, характеризующий представление Г.К. Тюменцева и в его лице (при всей субъективности личных предпочтений) - сибирской, томской интеллигенции об истории мировой литературы, ее функциях, путях развития, вершинах и самых ярких явлениях37. Наиболее ранним по времени публикации в библиотеке Тюменцева является издание древнейшего из сохранившихся памятников античной литературы - «Илиады» Гомера в переводе Н.И. Гнедича, выполненном в 1829 г. (часть вторая). Книга выпущена в Санкт-Петербурге в 1861 г. издателем и книгопродавцем И.Т. Лисенковым (в типографии С. Седикина). Опубликованный в ней перевод был дополнен «Жизнеописаниями Гомера и переводчика его Илиады на русский язык Гнедича, с их портретами». Издание иллюстрировано 24 рисунками английского художника Дж. Флаксмана по сюжетам гомеровской поэмы, украшено виньеткой с 7 портретами героев Илиады, выгравированными крупнейшим русским мастером Н.И. Уткиным38. Тюменцев владел третьим изданием перевода «Илиады» Н.И. Гнедича. Оно напечатано с экземпляра, исправленного переводчиком и хранившегося в Императорской Публичной библиотеке (ныне Российская национальная библиотека). Этот перевод, сделанный гекзаметром, в отличие от предыдущего прозаического перевода, выполненного И.И. Мартыновым (18231825 гг.), как известно, был высоко оценен современниками и выдержал множество (десятки) переизданий. В.Г. Белинский сам факт издания И.Т. Лисенковым «Илиады» в переводе Н.И. Гнедича назвал «благородным предприятием»: «Теперь всякий имеет возможность изучать художественнейшее создание художест-веннейшего народа в человечестве, чтобы узнать, что такое искусство, что такое художественная красота и изящество» [17. C. 493]. Собственно о переводе в заметке Белинского читаем следующее: «Конечно, никакой перевод не заменит подлинника, и тем более такого, как "Илиада", где всё - изящные образы, выраженные на языке по преимуществу художественном, по преимуществу созданном для изящных образов; но если цель перевода есть дать по возможности близкое понятие о подлиннике, то Гнедич блистательно достиг этой цели, и его труд есть великий подвиг, делающий честь целой нации. В его переводе веет жизнию древности, и эта жизнь мощно охватывает дух читателя; в его образах мы видим и простодушие и пластичность, которые одни могут навеять живое созерцание дивного мира художественной Греции» [17. C. 494]. В «Литературной газете» (1830. № 2. 6 янв.) А.С. Пушкин писал: «Наконец вышел в свет так давно и так нетерпеливо ожиданный перевод Илиады! Когда писатели, избалованные минутными успехами, большею частию устремились на блестящие безделки, когда талант чуждается труда, а мода пренебрегает образцами величавой древности, когда поэзия не есть благоговейное служение, но токмо легкомысленное занятие, - с чувством глубоким уважения и благодарности взираем на поэта, посвятившего гордо лучшие годы жизни исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого, высокого подвига. Русская Илиада перед нами. Приступаем к ее изучению, дабы со временем отдать отчет нашим читателям о книге, долженствующей иметь столь важное влияние на отечественную словесность» [18]. В библиотеке Тюменцева имеется еще несколько памятников античной литературы39. Среди них - издание трагедии «Медея» Еврипида в переводе с древнегреческого, выполненном Д. С. Мережковским в 1895 г. и опубликованном в этом же году в «Вестнике Европы». В 1902 г. отредактированный перевод поэта (наряду с его другими переводами античных трагедий) был подготовлен к изданию «Товариществом "Знание"» и отпечатан в санкт-петербургской типографии Н.Н. Клобукова. Эта книга и оказалась в коллекции Тюменцева. Она содержит многочисленные читательские подчеркивания и отчеркивания в тексте и на полях, которые, безусловно, заслуживают отдельного анализа. Кроме того, назовем испещренную пометами владельца «Энеиду» Вергилия40, которую, вслед за Вольтером многие до сих пор сравнивают с поэмами Гомера. Томский библиофил владел «Энеидой» в переводе И.Г. Шершеневича. Книга вышла в Варшаве (Типография Варшавского учебного округа) в 1868 г., хотя первая публикация этого перевода состоялась в «Современнике» в 1851- 1852 гг. (т. 30-36). Это был второй по счету полный перевод «Энеиды» в России, сделанный по прошествии почти ста лет со времени первого перевода поэмы, принадлежащего В. Петрову (1781-1786). Он впервые был выполнен размером подлинника -гекзаметром. Этот перевод также был высоко оценен современниками. «...Я должен обратить особенное внимание читателей, - писал И.И. Панаев в «Заметках Нового Поэта о русской журналистике», -на превосходный, истинно поэтический и необыкновенно верный подлиннику перевод виргилиевой „Энеиды", печатающийся в „Современнике" (этот перевод принадлежит И. Г. Шершеневичу)» [19. 1851. Т. 30, № 12, отд. 5. С. 157]). Очень высокую оценку переводу Шершеневича дал профессор В.И. Модестов в «Лекциях по истории римской литературы» (1888 г.). Вместе с тем один из ближайших продолжателей переводческой рецепции поэмы Вергилия в России А.А. Фет, издавший свой перевод «Энеиды» в 1888 г., называл перевод Шершеневича «простым вольным пересказом содержания» (цит. по: [20]). Об этом же много раньше Фета писал в Н.А. Добролюбов в своем студенческом сочинении (в 1853/54 уч.г.), которое было посвящено построчному сравнению перевода Шершеневича с подлинником41. Справедливости ради следует привести переводческие установки Шершеневича, изложенные им в предисловии к своему переводу: «Перевод мой не есть строго ученый труд . Это не подстрочный перевод каждого стиха отдельно со всевозможным сохранением порядка слов подлинника; это и не буквальный перевод Придавать слишком много значения отдельным словам, в ущерб целой мысли, жертвовать ясностью и верностью смысла ради педантической точности значит, я полагаю, искажать подлинник . Задача переводчика воспроизвести подлинник, но не иначе как в духе того языка, на который переводит. А для того чтобы не впасть в одну из двух крайностей; то есть, чтобы не лишить рассказа необходимой серьезности или не придать ему слишком тяжелого, ученого тона, я ни разу не пользовался ни французскими, ни немецкими переводами „Энеиды"» [22]. Справедливости же ради следует напомнить, что спустя 80 лет, принимаясь за перевод «Энеиды», В.Я. Брюсов, анализируя перевод Фета и последовавший за ним перевод Н.Д. Квашнина-Самарина (1893 г.), вновь ставит вопрос об адекватности перевода поэмы Вергилия [23]. Г.К. Тюменцев был владельцем еще одного весьма популярного у читателей издания «Энеиды» - «Виргилиева Энеида, на малороссийский язык переложенная И. Котляревским» (Харьков, Университетская типография, 1842) с приложением «Словаря малороссийских слов, содержащихся в Энеиде, с русским переводом» (содержит более 1000 слов)42. Это было первое полное (посмертное) издание «Энеиды» И.П. Котляревского, которое сегодня считается первым сочинением новой украинской литературы, написанным ее первым классиком43. Сочинение в 6 частях, продолжающее многолетнюю европейскую традицию ироикомических «пересказов» поэмы Вергилия, является ее подражанием в духе бурлеска: созданное на основе легенды об Энее, перенесенной на украинскую почву, оно в шутливой оригинальной форме отражает быт, обычаи, нравы украинского народа. Западноевропейская литература эпохи Возрождения представлена в библиотеке Тюменцева только одной книгой, но это -издание первой части «Божественной комедии» Данте Алигьери, открывающей европейский Ренессанс в литературе, «Ад». Томский библиофил владел публикацией первого в России полного перевода кантики «Ад»44. Он был сделан с итальянского языка прозой (по замечанию И. Н. Голенищева-Кутузова, с попыткой, однако, сохранить конструкции итальянских предложений [25]) и напечатан в 1842-1843 гг. в санкт-петербургской типографии Е. Фишера. Автор перевода - писательница и переводчица Е.В. Кологривова, публиковавшаяся под псевдонимом Ф. Фан-Дим, которым подписан и перевод «Ада». Именно благодаря этому переводу, отличавшемуся точностью передачи содержания подлинника, его экспрессивного стиля, она вошла в историю русской литературы. На перевод откликнулись П. А. Плетнев, В.Г. Белинский, С.П. Шевырев и др. В частности, Белинский отметил близость перевода к подлиннику и верное решение Кологривовой переводить «Ад» Данте прозой, поскольку переводить великого поэта стихами сможет только поэт, равняющийся с ним талантом45. Шевырев, опубликовавший перед этим свой стихотворный перевод двух песен «Ада», в рецензии на перевод Кологривовой, напротив, сосредоточился на подробном анализе допущенных в нем ошибок [27], в связи с чем исследователь творчества Данте и его рецепции в России А. А. Асоян в своей монографии пишет: «Видимо, несмотря на объективность отдельных замечаний Шевырёва, его общая оценка труда Кологривовой оказалась несколько пристрастной и слишком строгой», расходясь с положительной оценкой многих современников переводчицы и современных ученых [28]. Издание открывается Введением, написанным чиновником Министерства государственных имуществ Д.Н. Струковым, которое А.А. Асоян называет «одной из основательных работ, обобщивших материалы новейших дантоведческих исследований» «после диссертации С.П. Шевырёва "Дант и его век" (1833-1834), заслужившей признание не только отечественной профессуры, но и зарубежных специалистов» [28]. Введение представляет читателю книги анализ «Божественной комедии», жанр которой определяется здесь как христианская эпопея. Проблематику поэмы Струков сводит к идее борьбы земного и небесного (духовного). Сравнивая произведение Данте с «Энеидой» Вергилия, жанровые традиции которой возродились, спустя многие годы, именно в «Божественной комедии», Струков очень точно пишет о принципиальном отличии ренессансного сочинения Данте от античной поэмы Вергилия. Он видит его в том, что в поэме Данте, впервые в истории литературы, главным героем становится сам автор, в ней настойчиво звучит его голос, его авторская позиция, позволяющая соотносить личное и всеобщее46. Во Введении находим читательские пометы Тюменцева, сделанные карандашом. Галочкой (или птичкой - v), которой, как правило, обозначают согласие или повышенное внимание, отмечены два абзаца на с. IX и XI, содержащих весьма своеобразную струковскую интерпретацию описания устройства Ада, Чистилища и Рая в «Комедии» Данте и эволюции, которую претерпевает многогранный образ героя, продвигающегося по этим пространствам и выражающего таким образом авторскую позицию: С. IX. Данте дает полный анализ напластования земли и свойства земель и камней, постепенно углубляясь во внутренность земного шара, он говорит о воде, песке, железе, граните, о минеральных горячих источниках, а газах, о подземных пустотах, об огне и наконец о вечном льде, заключенном в центре земли. В чистилище, постепенно отделяясь от земли и восходя в область света, Данте постепенно сбрасывает с себя бремя земных грехов и помыслов и возносит самую науку естествознания к высоте философии, стремится по пути Откровения к единому Началу, всё сотворившему. В чистилище ботаника и физиология занимают более места; в Рае все эти науки уступают место астрономии, метафизике и богословию. C. XI. Являясь в этих картинах поэтом и философом, Данте в них же является и великим политиком: он живописует человека не с одной его материальной и нравственной стороны, но и как человека великой народной семьи. Свидетель кровавых зол, раздиравших Италию, и участник в них по силе обстоятельств, он думал ужасную монархию, изобразив ее в своем аде и пленив умы прелестью общественного благоденствия под сенью монархического правления, явить миру блаженство небесного Царства. Чистилище служит изображением перехода из анархии к спокойствию общественному. Издание «Божественной комедии» из библиотеки Тюменцева замечательно еще и тем, что содержит параллельный текст сочинения Данте на итальянском языке, а также примечания и 31 иллюстрацию - линейные гравюры английского художника Дж. Флаксмана, прославившегося иллюстрациями к Гомеру, Эсхилу, Данте. Более широко в книжном собрании Тюменцева представлены издания сочинений западноевропейских авторов XVII в. Прежде всего следует назвать поэму «Потерянный рай» Дж. Мильтона, «первого», как указывает Ю.Д. Левин, «английского поэта, получившего известность и переводившегося в России» [29]. Книга выпущена в Санкт-Петербурге в 1871 г. издателями Н.П. Кораблевым и М.Н. Сиряковым, отпечатана в типографии В. Нусвальта. В руках Тюменцева оказалось издание пятого по счету перевода поэмы Мильтона, принадлежащего С. И. Писареву. Множество переводов «Потерянного рая», сделанных преимущественно в XIX в., свидетельствуют о необычайной популярности в России этого сочинения, ставящего на материале библейской легенды важнейшие вопросы бытия, человека и общества, их развития. Переводу Писарева предшествовали три перевода, созданные в XVIII в.: А.Г. Строганова (1745 г.), префекта Московской академии Амвросия (Серебренникова) (1785 г.) и Ф.А. Загорского (1795). Все они были сделаны прозой, первые два переводились не с оригинала, а через текст-посредник (с французского перевода 1729 г. Н.-Ф. Дюпре де Сен-Мора). Первый перевод с подлинника был выполнен Загорским, но он тоже был прозаическим. Первый стихотворный перевод «Потерянного рая» появился в России только в конце 1850-х гг., он принадлежит поэтессе Е. А. Жадовской. Этот перевод, представляющий собой неполный стихотворный пересказ более ранних прозаических переводов Ф.А. Загорского и Е.П. Люценко1, был подвергнут резкой критике со стороны Н.А. Добролюбова. «Перевод с прозы г-жи Жадовской - безобразнейшая спекуляция, какую только можно себе представить!.. Тут все есть - и безграмотность, и бездарность, и прямой обман Наши замечания имеют вот какой смысл: зачем г-жа Жадовская выдрала из поэмы Мильтона отрывки, и отрывки далеко не лучшие, зачем перевела их на плохие стихи со старой русской прозы, зачем перепутала даже и то, что сама выбрала, а главное - зачем свои вирши издала под названием поэмы Мильтона "Потерянный рай?"», - писал критик [31]. Из шести переводов, последовавших за переводом Жадовской (до конца XIX в.), только два были выполнены с английского языка - профессором Московского университета А.З. Зиновьевым (1861 г.) и С.И. Писаревым, и только один из этих двух - стихами. Это перевод С.И. Писарева, который и обнаруживаем в библиотеке Тюменцева. Данная книга также содержит некоторые читательские пометы владельца. В частности, в «Биографии Мильтона», написанной Писаревым и открывающей издание, в главах III, IV, VI (на с. XXII, XXXV, LXVIII, LXIX) имеются подчеркивания (черными чернилами), отражающие интерес Тюменцева к сочинениям английского автора, содержащим его общественно-политические и тесно связанные с ними религиозно-философские взгляды: С. XXII. В 1641 г. вспыхнуло восстание против епископов. Мильтон принял в нем энергическое участие и напечатал Трактат о Реформации47, где защищал диссидентов, стоявших, по его мнению ниже пресвитериан по учености и красноречию. C. XXXV. Особенно замечательны письма «О гонении протестантов в Пьемонте», которых нельзя читать без волнения. Мильтон глубоко чувствовал притеснения протестантов. На с. LXVIII-LXIX на поле отчеркнут карандашом большой фрагмент (данный в переводе Писарева) из политического трактата Мильтона «Defensio secunda», знаменитой «Второй защиты» (1654), которая, как известно, появилась как ответ противникам его «первой защиты» - «Защиты английского народа». Тюменцевым отмечен приведенный во Введении отрывок, воспевающий Кромвеля, который отверг титул короля и избрал себе «титул Протектора, т.е. покровителя отечества». Подчеркивания в тексте и несколько отчеркиваний на полях (карандашом, чернилами) находим и в Песнях - I, II, VI, IX: С. 2. Терзаем завистью, мщеньем прельстил он Обманом Праматерь людей, в виде змея! Когда он за гордость низринут был с неба. С. 39. В себе сознавая достаточно силы, Мы будем страшить нападением небо, Всегда угрожая величью Престола. С. 50. Любимые дети Всесильного Бога Низвержены будут, как мы, в эту пропасть, И с нами разделят жестокую участь. Рожденье свое проклинать они будут, Оплакивать вечно погибшее счастье. Подумайте, боги, должны ль мы решиться Исполнить намеренье важное это. С. 191. Подходим мы ближе и видим лес копий, Блестящих щитов их и множество шлемов, Украшенных разным мишурным убранством, Как буря неслися, сплошными рядами Войска Сатаны; они думали в день тот Иль силой оружья, иль натиском быстрым, Взять гору святую; - на трон Всеблагого, Возвысить завистника славы Господней. С. 316. Так, зная печальный исход преступленья, Не быв и обманут, но лишь очарован Нежнейшею лаской прекрасной супруги, Адам, как в безумье, берет и вкушает! Земля тогда вновь потряслась в основаньи, С глубокою скорбью вздохнула природа, Померк и весь воздух, тяжелые капли Закапали, жалости будто бы слезы, -I Уныло и гром загремел в отдаленьи; -' Как бы сострадало всё мирозданье. Как видим, читателем отмечены кульминационные, с его точки зрения, моменты сюжета поэмы - совращение Евы низвергнутым из Рая Сатаной, начало войны на небесах, грехопадение Адама. Томскому книголюбу принадлежала и книга, в которую вошли 19 комедий французского драматурга XVII в. Ж.-Б. Мольера - «Собрание сочинений Мольера. 19 пьес с иллюстрациями (копиями с гравюр) Эдмонда Гедуэна, Луи Лелуа и других французских художников». Издание вышло «под редакцией» цензора С.С. Трубачева, в Санкт-Петербурге, отпечатано оно было в типографии братьев Г.Ф. и П.Ф. Пантелеевых в 1899 г. в виде иллюстрированного бесплатного приложения к «Вестнику иностранной литературы». Книга содержала статью о биографии Мольера и все его наиболее известные комедии. Часть из них, в основном одноактные пьесы или комедии-балеты, составлявшие фарсовый репертуар труппы Мольера, представлены в издании в виде анонимных пересказов: «Ревность Барбу-лье», «Летающий доктор», «Дон Гарсия Наваррский, или Ревнивый принц: Героическая комедия», «Докучные: Комедия-балет», «Критика на "Школу жен"», «Версальский экспромт», «Брак по неволе: Балет», «Принцесса Элидская: Комедия-балет», «Любовь-исцелительница: Комедия-балет», «Мелисерта: Героическая пастораль», «Комическая пастораль», «Сицилиец или Любовь-художница: Комедия-балет», «Великодушные любовники: Комедия-балет», «Психея: Трагедия-балет», «Графиня Д'Эскарбаньяс». Ряд стихотворных комедий французского автора вошли в книгу в виде прозаических переводов, например: написанные в стиле итальянской литературной комедии пятиактные пьесы «Взбалмошный или Все невпопад» - имя переводчика не указано, «Любовная досада» - перевод А.В. Швырова, комедия-фарс «Сганарель, или Мнимый рогоносец» - перевод М.А. Орлова, «Мизантроп» - перевод М.И. Полтавского. Остальные представлены стихотворными переводами, выполненными известными поэтами и переводчиками. Так, знаменитая комедия Мольера «Школа мужей» в рассматриваемое издание вошла в стихотворном переводе поэта, литературного и театрального критика А.А. Григорьева. Не менее известные комедии в стихах «Школа жен», «Дон Жуан», «Тартюф», «Скупой», «Мещанин во дворянстве» опубликованы в стихотворном переводе поэта, драматурга, талантливого переводчика В.С. Лихачева. В книгу вошли также переводы комедий Мольера, выполненные поэтом Д.Д. Минаевым: «Амфитрион», «Ученые женщины», известным переводчиком В.Л. Ранцовым: «Доктор поневоле», «Жорж Данден или Пристыженный муж»; поэтом-переводчиком П.И. Вейнбергом: «Г.-де-Пурсоньях», «Мнимый больной»; филологом-славистом, доктором славянской филологии А.Л. Погодиным: «Проделки Скапе-на». Книга, как видим, содержит не только все значимые пьесы Мольера, отражавшие развитие его творчества, но и богатую палитру видов русского художественного перевода и русских переводчиков конца XIX в., в частности переводчиков Мольера. Из сочинений западноевропейской художественной литературы эпохи Просвещения, имеющихся в библиотеке Тюменцева, назовем в первую очередь седьмой том «Собрания сочинений Шиллера в переводах русских писателей, изданных под редакциею Ник. Вас. Гербеля» в Санкт-Петербурге в типографии Императорской Академии наук в 1864 г. Н.В. Гербель, поэт-переводчик, издатель, редактор, литературовед и библиограф, в конце 1850-х - 1860-е гг. предпринял ряд изданий лучших зарубежных поэтов в русских переводах, таких как Шекспир, Байрон, Гете. В 1857-1861 гг. в рамках этого проекта было опубликовано «Собрание сочинений Шиллера в переводах русских писателей». Ю.Д. Левин, подробно рассмотревший историю подготовки и публикации этого издания, ставшего «первым редакционно-издательским опытом Гербеля», открывшим реализацию его масштабного замысла, отмечал, что обращение именно к Шиллеру было не случайным. «Немецкий поэт, великий гуманист, неутомимый проповедник идеалов истины, добра и свободы» стал к этому времени «неотъемлемой частью русской духовной жизни» [32]. Для этого издания, по утверждению исследователя, Гербель начал собирать сочинения Шиллера еще в 1853-1854 гг. Задуманное сначала в двух томах, включавших в себя 260 стихотворений, переведенных 49 переводчиками (более половины переводов были сделаны по заказу Гербеля специально для этого издания, многие стихотворения Шиллера были представлены в нескольких переводах), Собрание сочинений Шиллера разрослось до девяти томов, вобрав в себя драматические и исторические произведения немецкого поэта. Выход в свет этого Собрания сочинений, по оценкам современников, явился событием в культурной жизни России48. Впоследствии Собрание сочинений Шиллера под редакцией Гербеля переиздавалось с дополнениями шесть раз (6-е и 7-е издания вышли после смерти редактора). В коллекции Тюменцева находится один из томов 3-го издания этого собрания. Здесь опубликован исторический труд Шиллера «История тридцатилетней войны» (1791) в переводе Н.В. Гербеля. Сочинение посвящено военному конфликту, название которого вынесено в заглавие произведения, его последствиям для Германии и Европы и отражает шиллеровские принципы историографии. В предисловии «От издателя» перевод квалифицируется как «действительно полный, т.е. в нем не опущено ни одной строки и не изменено ни одного слова» [35. C. V]. Далее Гербель вписывает свой перевод в контекст русской переводческой рецепции этого сочинения, давая высокую оценку первому переводу «Истории.» Шиллера, изданному в 1815 г.: «Перевод этот, несмотря на устарелость. замечателен по своей верности» [35. C. V] и называя вышедшие после него переводы двух отрывков, принадлежащих баронессе Ю. фон Икскуль («Покорение Магдебурга» 1859 г. и «Характеристические очерки Валленштейна» 1860 г.). Тюменцев владел также изданием пьесы глубокого философско-теологического содержания «Натан Мудрый. Драматическое стихотворение» крупнейшего немецкого писателя-просветителя Г.Э. Лес-синга, которого Н.Г. Чернышевский в своем труде «Лессинг, его время, жизнь и деятельность» называл «отцом новой немецкой литературы» [36]. Книга отпечатана в Санкт-Петербурге в 1875 г. в типографии М. Стасюлевича. Она содержит перевод сочинения Лес-синга, выполненный с немецкого языка известным драматургом B.А. Крыловым, а также составленные им исторический очерк «Лес-синг и его драматическое стихотворение "Натан Мудрый"», примечания к тексту перевода и Библиографический указатель к драматическому стихотворению Лессинга «Натан Мудрый». По указанию Крылова, это «был первый и до сих пор единственный перевод произведения, занимающего одно из самых почетных мест в немецкой литературе» [37. С. 1]. Первоначально он был опубликован в 1868 г. в «Вестнике Европы», но поскольку критика не обратила должного внимания на этот перевод, Крылов решил перепечатать его в особом издании, «дополнив пояснениями и историческим очерком» [37. C. 2]. Кроме того, в книжном собрании томского библиофила хранится том IX Полного собрания сочинений Ж.-Ж. Руссо на французском языке, вышедшего в Париже в 13 томах в акционерном обществе по изданию, распространению книг и периодической печати «Ашетт и К°» (Librairie Hachette et К°) в 1902-1905 гг. Том содержит продолжение и окончание романа Руссо «Les confessions» («Исповедь»), «Rоusseau juge de Jean-Jacque» («Руссо - судья Жан-Жака») и «Les reveries du promeneur solitude» («Прогулки одинокого мечтателя») -в последнем произведении имеются читательские пометы Тюменцева. «Прогулки.», как известно, не были завершены Руссо (17761778), они представляют собой автобиографическую прозу, встающую в ряд с «Исповедью» и «Диалогами. Руссо - судья Жан-Жака». Сочинение разделено на 10 глав-прогулок (10-я не закончена). В них собраны описания отдельных моментов жизни автора, достопримечательностей, которые он видел во время своих прогулок. Это - тексты глубочайшего авторского самоанализа. Книгу очень трудно читать без знания биографии писателя. Исследователи отмечают, что наиболее внятные мысли и рассуждения начинаются только в четвертой прогулке. Пометы Тюменцева находим в 5-й и 7-й прогулках (начиная с 9-й прогулки страницы книги не разрезаны49). В пятой прогулке описано пребывание Руссо на острове Сен-Пьер, посреди Бьенского озера. Пребывание на нем он называет самым счастливым временем своей жизни. Более всего писатель ценит свое уединение. Приведем пометы Тюменцева: Quand le lac agite ne me permettoit pas la navigation, je passais mon apres-midi a parcourir l'lle en herborisant a droite et a gauche m'asseyant tantot dans les reduits les plus rians et les plus solitaires pour y rever a mon aise, tantot sur les terrasses et les tertres, pour parcourir des yeux le superbe et ravissant coup d'reil du lac et de ses rivages couronnes d'un cote par des montagnes prochaines et de l'autre elargis en riches et fertiles plaines, dans lesquelles la vue s'etendoit jusqu'aux montagnes bleuatres plus eloignees qui la bornaient. Quand le soir approchoit je descendais des cimes de l'lle et j'allois volontiers m'asseoir au bord du lac sur la greve dans quelque asile cache ; la le bruit des vagues et l'agitation de l'eau fixant mes sens et chassant de mon ame toute autre agitation la plongeoient dans une reverie delicieuse oi la nuit me surprenoit souvent sans que je m'en fusse apergu. Le flux et reflux de cette eau, son bruit continu mais renfle par intervalles frappant sans relache mon oreille et mes yeux, suppleoient aux mouvemens internes que la reverie eteignoit en moi et suffisoient pour me faire sentir avec plaisir mon existence sans prendre la peine de penser. De tems a autre naissoit quelque faible et courte reflexion sur l'instabilite des choses de ce monde dont la surface des eaux m'offroit l'image : mais bientot ces impressions legeres s'effagoient dans l'uniformite du mouvement continu qui me bergoit, et qui sans aucun concours actif de mon ame ne laissoit pas de m'attacher au point qu'appele par l'heure et par le signal convenu je ne pouvois m'arracher de la sans effort. Apres le souper, quand la soiree etoit belle, nous allions encore tous ensemble faire quelque tour de promenade sur la terrasse pour y respirer l'air du lac et la fraicheur. On se reposoit dans le pavillon, on riait, on causoit on chantoit quelque vieille chanson qui valoit bien le tortillage moderne, et enfin l'on s'alloit coucher content de sa journee et n'en de-sirant qu'une semblable pour le lendemain. Telle est, laissant a part les visites imprevues et importunes, la ma-niere dont j'ai passe mon tems dans cette ile durant le sejour que j'y ai fait Qu'on me dise a present ce qu'il y a la d'assez attrayant pour exciter dans mon creur des regrets si vifs, si tendres et si durables qu'au bout de quinze ans il m'est impossible de songer a cette habitation cherie sans m'y sentir a chaque fois transporte encore par les elans du desir. Множество подчеркиваний сделано в поэтическом описании прогулки по острову, которая позволяла автору, находящемуся в полном одиночестве, насладиться спокойствием, возможностью мечтать, любоваться восхитительным видом озера и его берегов, с удовольствием ощущать свое существование. Кроме того, на полях книги, напротив приведенного выше фрагмента, читателем сделан ряд записей. Например, напротив первого абзаца - f moderne; напротив второго столбиком - sens morale, general, du sans qu'il vit и справа: adolescence, de temps en temps; напротив третьего - s'est ne pas savoir le temps; напротив четвертого столбиком - sens, general, movement. В седьмой прогулке Руссо рассуждает о своих занятиях ботаникой, об открывшемся в нем интересе к внешнему миру. В духе своей любимой идеи противопоставления природы цивилизации он пишет о минералах, спрятанных в недрах земли и потому не искушающих жадность человека, и о том, как будучи обнаруженными людьми, природные ископаемые приносят в общество подневольный труд, превращая людей в циклопов, перестающих замечать красоту природы. Даже в научных подходах к природе автор склонен видеть более удовлетворение человеческих амбиций, чем стремление к настоящим открытиям. Яркие цветы, пестрота лугов, свежая тень и ручьи предназначены для другого -для одухотворения человека, для оживления «мертвой души». В связи с этим Руссо воспевает ботанику как занятие, которое может сделать человека счастливым, освободив его от страстей и погрузив в чистое созерцание природы. В этом фрагменте Тюменцевым сделано множество помет: Fuyant les hommes, cherchant la solitude, n'imaginant plus, pensant encore moins, et cependant douc d'un temperament vif qui m'cloigne de l'apathie languissante et mclancolique. je commencai de m'occuper, de tout ce qui m'entourait, et par un instinct fort naturel je donnai la preference aux objets les plus agrcables. Le regne mineral n'a rien en soi d'aimable et d'attrayant ; ses richesses enfermces dans le sein de la terre semblent avoir ctc cloignces des regards des hommes pour ne pas tenter leur cupiditc. Elles sont la comme en reserve pour servir un jour de sup-plcment aux vcritables richesses qui sont plus a sa portce et dont il perd le gout a mesure qu'il se corrompt. Alors il faut qu'il appelle l'industrie, la peine et le travail au secours de ses miseres ; il fouille les entrailles de la terre, il va chercher dans son centre aux risques de sa vie et aux dcpens de sa santc des biens imaginaires a la place des biens rcels qu'elle lui of-froit d'elle-meme quand il savoit en jouir. Il fuit le soleil et le jour qu'il n'est plus digne de voir ; il s'enterre tout vivant et fait bien, ne mcritant plus de vivre a la lumiere du jour. La, des carrieres des gouffres, des forges, des fourneaux, un appareil d'enclumes, de marteaux de fumce et de feu succedent aux douces images des travaux champetres. Les visages haves des malheureux qui languissent dans les infectes vapeurs des mines, de noirs forgerons, de hideux cyclopes sont le spectacle que l'appareil des mines substitue au sein de la terre, a celui de la verdure et des fleurs, du ciel azurc, des bergers amoureux et des laboureurs robustes sur sa surface. Il est aisc, je l'avoue, d'aller ramassant du sable et des pierres, d'en remplir ses poches et son cabinet et de se donner avec cela les airs d'un naturaliste : mais ceux qui s'attachent et se bornent a ces sortes de collections sont pour l'ordinaire de riches ignorans qui ne cherchent a cela que le plaisir de l'ctalage. Pour profiter dans l'ctude des mincraux, il faut etre chimiste et physicien ; il faut faire des expcriences pcnibles et couteuses, travailler dans des laboratoires, depenser beaucoup d'argent et de tems parmi le charbon, les creusets, les fourneaux, les cornues, dans la fumee et les vapeurs etouffantes, toujours au risque de sa vie et souvent aux de-pens de sa sante. De tout ce triste et fatigant travail resulte pour l'ordinaire beaucoup moins de savoir que d'orgueil, et oi est le plus mediocre chimiste qui ne croye pas avoir penetre toutes les grandes operations de la nature pour avoir trouve, par hasard peut-etre, quelques petites combinaisons de l'art ? Le regne animal est plus a notre portee et certainement merite encore mieux d'etre etudie. Comment observer, dissequer, etudier, connoi-tre les oiseaux dans les airs, les poissons dans les eaux les quadrupedes plus legers que le vent, plus forts que l'homme et qui ne sont pas plus disposes a venir s'offrir a mes recherches que moi de courir apres eux pour les y soumettre de force ? J'aurois donc pour ressource des escar-gots, des vers, des mouches, et je passerois ma vie a me mettre hors d'haleine pour courir apres des papillons, a empaler de pauvres insectes, a dissequer des souris quand j'en pourrois prendre ou les charognes des betes que par hasard je trouverois mortes. L'etude des animaux n'est rien sans l'anatomie, c'est par elle qu'on apprend a les classer, a distinguer les genres, les especes. Pour les etudier par leurs mreurs, par leurs carac-teres, il faudroit avoir des volieres, des viviers, des menageries il faudroit les contraindre en quelque maniere que ce put etre a rester rassembles autour de moi. Quel appareil affreux qu'un amphitheatre anatomi-que, des cadavres puans, de baveuses et livides chairs, du sang des intes-tins degoutans, des squelettes affreux, des vapeurs pestilentielles ! Ce n'est pas la, sur ma parole, que Jean-Jacques ira chercher ses amuse-mens. Brillantes fleurs, email des pres. ombrages frois, ruisseaux, bosque

Скачать электронную версию публикации