Fun and use for children": pictorial ABCs in the Russian educational book publishing of the 19th century.pdf В истории начального образования есть довольно интересное явление, некий «пограничный феномен»: учебник - неучебник, игрушка - неигрушка - азбука в картинках. Оформление издания хорошо знакомо всем: крупная буква и рисунок-подсказка. Все мы такие видели, покупали, дарили детям, наблюдали, как малыш тычет пальчиком в «арбуз» или «барабан» и затверживает А и Б. Между тем за внешней обыденностью и простотой скрывается долгая, занимательная, а для педагога и поучительная история. Для начала зададимся «простым» вопросом: можно ли считать такую азбуку учебником? Любая книга - это модель человеческого опыта в определенной сфере деятельности (в том числе опыта прогностического и проектировочного). Школьный учебник - модель чрезвычайно сложная, комплексная, совмещающая в себе разные виды, «слои» и уровни этого опыта. С одной стороны, вполне очевидно, что школьный учебник является информационной моделью, и в этой своей ипостаси практически не отличается от книги научной или научно-популярной. С другой стороны, в учебнике моделируется процесс обучения, репрезентируется некий педагогический опыт. Именно это условие является главным для определения сущности учебника как такового, именно оно делает книгу собственно учебником27. Средневековая книжность не знала разницы между учебной и неучебной литературой. В современном понимании учебник - не только модель учебного предмета, но и целостная модель образовательного процесса. Эволюция школьного учебника, его превращение из «книги, годной школярам», в сложнейшую современную систему - это, прежде всего, эволюция педагогического опыта и педагогической науки со всеми промежуточными ступенями и нелинейным характером развития. Сегодня дидактика полагает, что в учебнике должны быть заложены и при его посредничестве реализованы цели и задачи образования (общие и конкретные); дидактически обработанное содержание опыта деятельности человека (и человечества) в той или иной сфере; определенная организационная форма процесса обучения; выраженная технология и методика преподавания и учения [1. С. 27-28; 2. С. 104-110]. «Примерим» эти критерии к азбукам в картинках, изданным в России на протяжении XIX в. Нами рассмотрены de visu 12 изданий 1815-1893 гг.28 Разумеется, эта выборка не претендует на то, чтобы считаться исчерпывающей, но полагаем, что осуществленный социокультурный, семиотический, лингвокультурологический и структурно-функциональный анализ позволил нам получить результаты, важные при изучении других аналогичных пособий. В качестве существенного и, как нам кажется, крайне интересного общего признака отметим, что во всех проанализированных азбуках-картинках информация представлена дискретно: смысловое пространство буквы (вербальное и визуальное) очерчено явно и точно. Это либо особая клетка в таблице, либо отдельная страница, либо даже самостоятельная карточка / открытка. Буква живет своей частной жизнью, границ не нарушает, с соседками не общается и не взаимодействует. Способ организации общего визуального ряда наталкивает на мысль: учим именно буквы, но и только29. Наряду с этим наблюдением можно выделить три разных типа учебных пособий в зависимости от того, что находится в таком «индивидуальном поле» каждой буквы: 1) «сюжетный тип»: буква; короткий текст (как правило, стихотворный), который начинается с данной буквы или включает ее в свой состав; сюжетная иллюстрация, содержательно и функционально связанная с текстом; 2) «предметный тип»: буква (иногда повторенная несколько раз с использованием разных шрифтов); слово (или несколько) на эту букву; изображение предмета / человека / действия, соответствующего слову; церковнославянское «имя» буквы (в некоторых изданиях); 3) «мозаичный тип»: буква (повторенная несколько раз с использованием разных шрифтов); знаки препинания; цифры; несколько иллюстраций; лист разрезан (или будет разрезан) на отдельные карточки, пособие представляет собой «подвижную» или «складную» азбуку. В нашем корпусе источников первый тип изданий оказался достаточно немногочисленным (3 пособия), хронологически они «разбросаны» по всему рассматриваемому периоду: годы изданий 1814(5), 1871 и 1889. «Подарок детям в память 1812-го года: [Азбука в стихах и картинках]» (1815), более известная как «Теребенёвская азбука» (по фамилии художника-составителя), - издание крайне редкое [6]. Оно состоит из 34 отдельных листов форматом 80^110 мм в общем футляре (все изображения были гравированы на трех больших досках и впоследствии разрезаны). На каждом листе расположены карикатура, выполненная в технике офорта и вручную раскрашенная акварелью, а также сатирическое двустишие, начинающееся на определенную букву (или содержащее ее в тексте). Оригиналами для «азбуки» послужили так называемые летучие листы - отклик художников И.И. Теребенёва, А.Г. Венецианова, И. А. Иванова на события войны 1812 г.; автором стихотворных строк (и инициатором создания Азбуки»), по-видимому, выступил Иван Теребенёв30. Пропагандистские «летучие листы» появились в России осенью 1812 г., в конце 1814-го лучшие из них были заново гравированы на меди и составили «Азбуку». Первоначальные изображения были полностью сохранены (в «Азбуке» иногда это зеркальный оттиск), а вот текст подписей в ряде случаев стал иным. Мы обнаружили ряд трансформаций. 1. Изображен француз со вздыбленными волосами, который едет в санях, запряженных свиньей; первоначальный текст (1813 г.) - «Французский вояжер в 1812 году», текст в «Азбуке» (на букву «Ч»): Что дтлать! - знать пришло свиную милость чтить, Лошадокъ нттъ! - пора свиньямъ меня возить. 2. «Наполеонова пляска»; текст 1813 г.: Не удалось тебт насъ переладить на свою погудку: Попляши же босурманъ, подъ нашу дудку! В «Азбуке» (на букву «Ж»): Желалъ насъ вышколить ты на свою погудку. Анъ нттъ не удалось, пляши жъ подъ нашу дудку. 3. Врачи окуривают Наполеона «целебным» дымом, клещами стаскивают с него шляпу, сапоги и т.д. Текст 1813 г.: Карантинъ для Н... по возвращеми его изъ Росаи. Завоевалъ бы Россю; да моръ на мои войска. Чуть было и меня не сразилъ! принужден окуриваться!.. В «Азбуке» (на букву «З»): Заразу отъ штыковъ и ядръ Росайскихъ знайте, Окуривайте все, скорте помогайте. Таким образом, можно говорить, что двустишья были созданы специально для азбучного формата (или переписаны под него) с учетом необходимости использования всех букв алфавита. Многие подписи начинаются теперь с междометий: Ась! Ей! Э,э! И-I, ребятушки и т.д. В ряде строк «имя» буквы включено в текст: Ъ есть последняя из букв в Российском слове...; весь сгорбился въ в-ту и др. Согласимся с мнением Н.Н. Вольской о том, что каждый лист «Теребенёвской азбуки» представляет собой так называемый кре-олизованный текст, т.е. его «вербальный и изобразительный компоненты образуют одно визуальное, структурное, смысловое и функциональное целое» [7]. Особенно явно это прослеживается в ряде иллюстраций. Например, изображение Наполеона, обнимающего гриб размером с себя, с подписью: Возрос как гриб и пал, познав ты суету. Что делает теперь? Весь сгорбился в 0-ту. В этом случае воздействующая (персуазивная) функция карикатуры обеспечивается «содержательной взаимодополнительностью образа и текста» и реализуется такими средствами, как метафора, метонимия, сравнение, эпитет, риторический вопрос и т.д. [7]. В данном аспекте многие исследователи проводили параллели между карикатурами 1812-го г. и традиционным русским лубком: изображение и текст соотнесены в них не как иллюстрация и пояснение, а «как тема и ее развертывание: подпись как бы разыгрывает рисунок, заставляя воспринимать его не статически, а как действо» [8. С. 482-493; 9. С. 202]. Н.Н. Вольская справедливо отмечает, что для адекватного понимания такого сложного «поликодового» текста читателю были необходимы «фоновые знания» - некая совокупность представлений, которыми обладают носители того или иного культурного менталитета [7; 10. С. 352]. В данном случае это широко известные исторические события, которые связаны с набором определенных коннотаций и запечатлены (или реконструированы) художником с той или другой эмоциональной оценкой [11. С. 170]. Возникает закономерный вопрос: способен ли был ребенок 6-7 лет адекватно прочитать, понять, интерпретировать этот сложный, двусоставный культурный код? Утвердительный ответ на этот вопрос неожиданным образом находится в «Дневнике старого врача» Н.И. Пирогова: Я хорошо помню, что учился [грамоте] именно по карикатурам, изданным в виде карт в алфавитном порядке. Первая буква А представляла глухого мужика и бегущих от него в крайнем беспорядке французских солдат с подписью: Ась, право глух, Мусью, что мучить старика. Коль надобно чего, спросите казака [12. Стб. 118]. Интересны комментарии, которые даны Пироговым к этому воспоминанию. Во-первых, он сомневается, не «наведенная» ли это память, поскольку видел эти изображения потом много раз. Во-вторых, рассказывает о своем детском непонимании смысла картинки на букву Щ. В-третьих, отмечает, что учение по карикатурам развило в нем «склонность к насмешкам и стремление подмечать в людях скорее смешную и худую сторону, чем хорошую» [12. Стб. 119]. Однако в чем Николай Иванович не сомневается, так это в том, что именно «Теребенёвская азбука» рано развила в нем «любовь к славе отечества». Современные авторы научных, научно-популярных и публицистических текстов, посвященных данному изданию, подчеркивают именно эту направленность пособия: «...первое в России адресованное детям сатирическое издание, насыщенное политическим содержанием, которое воспитывало чувство патриотизма, гордости за свою Родину, уважение к простому народу, победившему могущественного врага», гравюры «предоставляли детям возможность знакомиться с патриотическими идеалами и духовными ценностями российского общества, воспитывали патриотизм и гуманизм» и т.п. [7, 13]. Несложно представить себе картину, когда взрослый рассматривает с ребенком гравюры И. Теребенева, читает подписи, поясняет и дополняет их рассказами очевидца недавних событий, беседует о «славе отечества». Возможно, ребенок запоминает при этом буквы. Но вот научиться таким образом читать ... Думается, пример Пирогова здесь скорее исключение, чем правило. Тот же принцип построения мы видим в «Азбуке из разносчиков с прибаутками» (1871): на каждой странице книги - буква, стихотворный текст, картинка [14]. Но культурный код здесь много проще: на всех иллюстрациях представлены мужики-коробейники с разным товаром, текст - это их «рекламные» прибаутки (рис. 1). Издание имеет подзаголовки: «Для елки» и «Подарок детям». Веселое развлечение здесь, конечно, обеспечено. А вот эффект научения чтению опять же сомнителен. Особо подчеркнем, что в ряде текстов презентируемая буква смысловым образом с иллюстрацией не связана: - на букву Ж: Жаль мне очень вспоминать, Когда сбитень в моде был, Стали сей напиток понимать Иначе, кто пил и тот его забыл. - на букву Х: Хотите ветчины закусить? Прикажите уж так и быть Фунтика два отвесить, Кстати и сырку привесить. Наше вамъ почтеше-еъ! Калачиковъ-те куипте-съ, На вкусъ удивлеше-съ! Отведайте коль хотите-съ. Рис. 1. «Азбука из разнощиков с прибаутками» (1871. JL 13) На иллюстрациях - соответственно продавцы сбитня и бакалейного товара. Как запомнить букву? Что является подсказкой? Задействован довольно длинный ассоциативный ряд, а приводит ли он к необходимому результату, это вопрос. Впрочем, есть очень выразительные тексты, функционально и по смыслу совпадающие с иллюстрацией: н Игрушки, игрушки, Вот уж будут пирушки. Как купит вам мамаша И похвалит папаша. Еще одно пособие подобного типа - «Новая русская азбука с картинками» (1889), книжного формата с «таблицей» из 4 изображений на каждой странице [15] (рис. 2). Букву здесь сопровождают сюжетная иллюстрация и стихотворный текст. Абсолютное большинство строк - из басен И.А. Крылова, 2 фрагмента - из басен К.П. Масальского31, 2 принадлежат перу И.И. Дмитриева32, 1 -из народной сказки (проза). Букве соответствует не текст, а его заголовок: Б - «Белка», Д - «Демьянова уха», М - «Мартышка и очки» и т.д. Отметим, что составитель «Азбуки» обошелся с заглавиями басен достаточно «вольно»: для того чтобы охватить все буквы, порядок слов иногда изменен (вместо «Котел и горшок» -«Горшок и котел», не «Волк и ягненок», а «Ягненок и волк» и т.д., всего таких измененных заглавий 5), в одном случае в заголовке появилось новое слово (в оригинале басня И.А. Крылова называется «Тень и человек», в «Азбуке» - «Шалун и тень», соответственно на букву Ш) (рис. 2). Интересно, что выбранные составителем стихотворные фрагменты, как правило, не являются ни началом басни, ни ее моралью-кульминацией. Зато достаточно точно соответствуют иллюстрациям33. Можно предположить, что именно текст подбирался к изображению, а не наоборот. Рис. 2. «Новая русская азбука с картинками» (1889. С. 2-3) Итак, рассмотренные пособия содержали алфавитный ряд прямого порядка, и в них не было никаких материалов для отработки приемов звукослияния, слогового и связного чтения. По ним можно было выучить буквы. Тексты и многофигурные иллюстрации служили «поводом» для просветительских и - еще более - воспитательных бесед с ребенком. Но сомнительно, чтобы, занимаясь по ним, можно было научиться читать. «Предметная группа» пособий - самая многочисленная (8 изданий). Как мы уже сказали, в них букву сопровождает начинающееся на нее слово (слова) и соответствующее изображение(я). Отметим следующие особенности данного типа источников. Достаточно часто к букве подобраны отнюдь не самые простые и «ходовые» слова и не слишком очевидные изображения: Ж - жеребец - нарисована лошадь, встающая на дыбы; И - изба - бревенчатый дом; О - «огнедышущая гора» - пейзаж с действующим вулканом; С - сирена - женщина с рыбьим хвостом; О - Федя -мальчик с платком и т.д. [16] (рис. 3). В этом случае припомнить букву, опираясь на картинку, нелегко: в ряде случаев, не умея читать, сообразить, что же тут изображено, практически невозможно. Рис. 3. «Драгоценный детский подарок: Азбука в картинках» (1845. С. 1) В данных пособиях, как правило, «поле» буквы сформировано многофигурной иллюстрацией: либо один (или главный) предмет на переднем плане «вписан» в уместный пейзаж, либо несколько предметов (и / или людей) содержательно и визуально объединены в группу (дерево, деревня, домики, дорога; лошадь, лакей, лавочник, лавка; мальчики, мячики, мельница, место и т.д.) [17]. Интересно, что изображаются (и называются) в том числе вполне абстрактные понятия: Н - нищий, немочь, нужда [Там же], а также обозначены не предметы или явления, а процессы: И - игра в кегли, У - учение [18], В - возвращение [19. Л. 3] и т.п. (рис. 4, 5). В «Азбуке в картинках для маленьких детей» (1893), впрочем, на странице с каждой буквой представлены разрозненные по смыслу одинакового размера изображения. Соответствующие слова в ней разделены на слоги (Ар-фа. Ан-гел. Ар-буз. А-раб. А-ист. Ар-шин. А-ба-жур) [20. С. 3]. Д. ДШН0,ДЕРЕВНЯ, ДОМИКИ, ДОРОГХ Рис. 4. «Русская азбука в картинках» (1857. Л. 6) Рис. 5. «Забава и польза для детей. Азбучка-незабудочка» (1866. Л. 1) Азбуки этого типа представляют собой и собственно книжку, и отдельные листы разного формата (в том числе in folio), и «гармошку» страничек. В двух последних случаях (издания 1889 и 1893 гг.), вероятно, предполагалось разрезать пособие на отдельные карточки. Интересно отметить, что в названиях данной группы источников (как правило, в подзаголовке) часто встречаются слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами, порождающие определенного рода коннотации: «жемчужинка», «незабудочка», т.е. маленькая, но красивая и особо ценная вещь, не подлежащая утрате и забвению. Эпитеты в адресации азбук тоже «говорящие»: для маленьких детей, для миленьких друзей, для прилежных детей, для добрых детей, для умненьких малюток, маленький грамотей и т.п. Сама азбука нередко названа «подарком», что, с одной стороны, подчеркивает ее значимость и ценность в глазах взрослого-покупателя / дарителя и ребенка-читателя, а с другой - зримо «уводит» от скучного понятия «учебник» [21]. Среди иллюстрированных азбук XIX в. достаточно много полиязычных. В числе рассмотренных нами пособий назовем «Живописную азбуку, или Российско-немецко-французские склады» (1838) [19]. Это 32 отдельных листа (в общей папке) с гравюрами, «изображающими разные любопытные предметы», буквами и словами-подписями на трех языках. Отметим, что в ряде случаев связка картинка-буква-слово «работала» во всех вариантах текста, но иногда - только в русском, поскольку буква, с которой слово начиналось по-немецки и / или по-французски, могла быть той же, но чаще - иной. Интересный вариант - когда звук был идентичным, а буквенное обозначение существенно разнилось (рис. 6). Рис. 6. «Живописная азбука, или Российско-немецко-французские склады» (1838) С точки зрения современного методиста, весьма загадочно выглядит «Азбучка» из «раскидных картинок» с изображениями животных и птиц (1864, 1866, 1871) [22]. На каждой карточке - две буквы (в прямом алфавитном порядке), иллюстрация и слово-подпись к картинке. Буквы не совпадают ни с изображениями, ни со словами: Д и Е - лошадь, О и П - шакал и т.д. (рис. 7). Возможно, такой вариант азбуки впрямую не использовался для системного обучения грамоте, и подобное издание ближе к «азбучным детским игрушкам» типа лото, которые были известны в России уже с конца XVIII в. и находятся «по другую сторону» границы «учеб-ник-неучебник»34. Рис. 7. «Азбучка» (1864) Последний выделенный нами «мозаичный» тип пособий - самый любопытный (2 издания): они дальше всего от учебной книги в ее привычном облике и ближе всего к игрушке. «Новая русская азбука в картинках» А. Умнова (1884) представляет собой 3 отдельных листа односторонней печати (формат У п.л.), расчерченных в виде таблицы: на двух их них в каждой «клетке», поделенной диагональю на два треугольника, помещены буквы и слова, на третьем - рисунки [24] (рис. 8). Рис. 8. Умнов А. «Новая русская азбука в картинках» (1884) (коллаж их фрагментов) Можно предположить следующие способы работы с «Азбукой». Первый: разрезаем листы и «превращаем» их в карточки лото; глядя на картинку, ребенок подбирает к ней и складывает вместе «треугольники рисунков» с «треугольниками букв». Второй: разрезанные листы склеиваем так, чтобы получились карточки, где с одной стороны - буква и слово, а с другой - картинка; ребенок смотрит на рисунок, знакомится с буквой или припоминает её, переворачивает карточку и, глядя на оборот, проверяет себя. Возможно, оба эти (и / или еще какие-либо) способы применялись последовательно. «Занимательная роскошная азбука-жемчужинка» (1885) выглядит действительно роскошно даже по нынешним меркам. В Предисловии издатель «льстит себя уверенностью, что [она], может быть поставлена гораздо выше всех подобного рода общедоступных изданий» - отдадим ему должное, это действительно так [25]. Автор отмечает, что «Азбука» составлена «по фребелевскому методу - учить забавляя». Интересно, что «учение» и «забава», хотя и объединены здесь под одной обложкой, но как процессы не связаны между собой. В «Азбуке» имеются 5 цветных картин, которые должны быть разрезаны на квадратики и затем сложены детьми «как китайская головоломка» (мы бы сейчас сказали, как пазл). Помимо них «в коробке заключаются 144 квадратика или 180 букв (5 разной величины алфавитов)», что позволяет ребенку в специальной рамке собирать «как отдельные слова, так и целые предложения». Создатели «Занимательной азбуки» уверены, что «детей, конечно, заинтересует возможность выложить хотя бы свое имя, отчество и фамилию», а затем обратиться к другим словам, цифрам и знакам препинания. Однако картинки-пазлы и алфавит никак не корреспондируют друг с другом: яркие и привлекательные карточки (изображения на них явно сделаны с европейских клише) с научением чтению никак не связаны (рис. 9). Пособия третьего типа, представляющие собой так или иначе «подвижную азбуку», - особое явление среди учебных изданий. С одной стороны, это никак не книжка для обучения грамоте - в них нет ничего, кроме алфавита и рисунков. С другой - из-за наличия нескольких (многих) комплектов букв и возможности их складывать, комбинировать, сдвигать и раздвигать они создают определенное «обучающее пространство», которое является интерактивным (осознанно используем тут это современное понятие, оно кажется нам вполне уместным в данном контексте) и в силу этого - потенциально эффективным для освоения грамоты. Возникает парадоксальная ситуация: формально пособия данного типа дальше других отстоят от привычного «книжного» учебника, но с точки зрения результата обучения, вероятно, именно они были более эффективными. Особо подчеркнем, что для нас настоящим откровением стал факт издания и распространения такого рода пособий в России еще с середины XIX в. Рис. 9. «Занимательная роскошная азбука-жемчужинка» (1885) В заключение отметим еще один общий для всех рассмотренных пособий признак. Эти издания - не для школы. Реконструируя возможные способы работы с ними, с большой долей вероятности предположим, что занимались по ним дома - взрослые с детьми 6-7 лет. Итак, вернемся к нашему вопросу - учебники ли это? Заданы в азбуках-картинках какие-либо цели и задачи образования? - Да, и эта цель - выучить алфавит. Можно ли считать их информационный контент дидактически обработанным? - Вполне, так как он приспособлен к возрастным и психологическим особенностям ребенка. Определены организационная форма и методика преподавания и учения? - Форма определена достаточно четко: индивидуальное домашнее обучение; предлагаемые методики поддаются достоверной реконструкции: мнемонические приемы, соотнесение объектов, комбинирование букв и т. д. Конечно, в разных пособиях та или другая характеристика выражена / реализована более или менее явно / неявно и удачно / неудачно. Но в целом, полагаем, рассмотренный трехчастный «класс» пособий можно считать учебниками - весьма специфичными, но все-таки учебниками. Очень сомнительно, чтобы, занимаясь по ним, ребенок мог научиться бегло читать. Но запомнить буквы - их начертание, церковнославянские и гражданские «имена», звук(и), ими обозначаемые, - мог. В этом и состояла основная функция этих пособий. Можно сказать, что такую форму принимала «выносная» или «автономная» часть «полных» азбук и букварей - та самая, освоение которой подразумевало собственно первичное научение грамоте35. Дальнейшая отработка навыка чтения осуществлялась на основе иных учебников. Подводя итоги, попробуем вписать рассмотренные азбуки-«недо-учебники» в более широкий исторический контекст. Прежде всего, вспомним «азбуки-восьмилистки» или «азбуки на листе», появившиеся в Москве во второй половине XVII столетия [26. С. 62]. Конечно, прямая аналогия здесь неуместна, но упомянем их, чтобы подчеркнуть: существование изданий, включавших в себя учебный материал, минимально необходимый для освоения грамоты, - давняя традиция. В «азбуках-восьмилистках» были представлены алфавитный ряд прямого порядка, двух-буквенные и трехбуквенные слоги, слова под титлом, «числа церковные» и «имена просодиям» (т. е. знаки препинания). Текстов для чтения в них не было, а потому приобрести навык чтения, обучаясь по такой азбуке, было вряд ли возможно. Там не менее они имели огромные по тому времени тиражи и помогли освоить грамоту сотням тысяч людей [Там же. С. 64]. В XVIII в. в отечественной практике книгопечатания понятие «иллюстрированное издание» означало, как правило, наличие в нем гравюр, но не визуальное сопровождение текста. Вербальный и визуальный ряды сосуществовали под одной обложкой, но были почти независимы друг от друга, составляя два (или больше) практически автономных нарратива. В учебном процессе они, вероятно, просматривались / прочитывались порознь. XIX столетие соединило текст и изображение: в школьном учебнике они теперь «работали вместе», обеспечивали решение одной задачи. На протяжении всего века создатели азбук в картинках разработали, апробировали, распространили своеобразный педагогический опыт - своего рода «изоподход к азбуке», который с наступлением века XX стремительно вышел из границ традиционной образовательной практики и породил плюс к ней поток практик художественных и культурных. Азбуки Елизаветы Бём, Александра Бенуа, Мстислава Добужинского, Николая Чернышева, Ивана Билибина, Владимира Конашевича, Владимира Маяковского, Георгия Нарбута, Сергея Чехонина и им подобные априори не предполагали постановки учебных задач, они создавались как арт-объект и функционировали, прежде всего, именно в этом качестве. Можно было по ним научиться читать? Почему бы и нет. Ведь можно даже так: А я обучался азбуке с вывесок, Листая страницы железа и жести. В. Маяковский Однако это уже были совсем не учебники, в отличие от азбуки в картинках - учебника, который среди прочего научил взрослых художественным играм с языком и с детством.

Скачать электронную версию публикации