В статье рассматривается реализация коммуникативной стратегии умолчания в письменных и устных автобиографических текстах. Представляется, что наряду с самопрезентацией это одна из главных коммуникативных стратегий, которые использует человек при рассказывании о себе. Определено, что умолчание информации связано с коммуникативной ситуацией, включающей собеседников, тему общения, с ограниченностью времени, с психологическими факторами: нежеланием информанта сообщать о чем-либо, смущением и т.п., социально-политическими причинами.
The Communicative Strategy of Silence in Autobiographical Discourse.pdf Изучение автобиографических письменных текстов и устных рассказов вскрывает их яркую особенность - неполноту информации и умолчание её авторами. Цель статьи - исследовать репрезентацию и факторы реализации коммуникативной стратегии умолчания в автобиографическом дискурсе. Материалом исследования выступают 100 делопроизводственных автобиографий (томичей или людей, для которых Томск стал городом временного или постоянного проживания), написанных жителями г. Томска в конце 1920-х - 1990-е гг. на специальных бланках или на листах чистой бумаги, и 140 устных автобиографических рассказов сибирских старожилов, записанных на территории Томской области с 1940 по 2018 г. Делопроизводственные автобиографии хранятся в личных делах (поэтому и называются «делопроизводственные»), отложившихся в Государственном архиве Томской области (ГАТО), архивах университетов г. Томска [1. С. 2]. Коммуникативная стратегия умолчания, реализуемая в автобиографических текстах, еще не становилась предметом исследований, однако учитывалась и упоминалась авторами при анализе композиции и содержания делопроизводственной автобиографии [1], в исследовании таких текстов в структуре судебно-следственного дела [2]. При изучении художественных автобиографических произведений исследователи отмечают проблему соотношения правды и вымысла в текстах, выяснения истинности, достоверности приводимых сведений и вымысла, т.е. в каком-то смысле - умолчания информации [3, 4]. Феномен умолчания изучен больше на материале текстов других типов дискурса. Так, умолчание рассматривается исследователями на материале текстов СМИ как стратегия формирования имиджа [5], как стилистический приём [6] и как коммуникативная стратегия [7], в современном русском дипломатическом дискурсе - как речевая тактика [8], на материале прозаических произведений авторов XIX и XX в. - как компонент художественного текста, поэтический приём [9], как тактика учителя в системе профессиональных речевых тактик [10], на материале политических текстов - как средство реализации неискреннего дискурса [11] и др. Идентификация умолчания как тактики, приема, стратегии, средства демонстрирует его разное понимание. Это подтверждает и Краткая литературная энциклопедия, в которой отмечается, что не существует общепризнанных толкований термина «умолчание», это условный термин поэтики, который имеет несколько значений: 1) недоговоренность фраз, слов; 2) часть фабулы, композиции (например, на умолчании строятся произведения детективного жанра); 3) как приём, связанный с явлением художественного подтекста, недосказанности, открытой композиции [12. С. 807]. Коммуникативная стратегия умолчания 25 В данной работе умолчание рассматривается как коммуникативная стратегия, направленная на предоставление неполной информации о себе и своей жизни, в том числе ее намеренное сокрытие. Умолчание в автобиографических текстах может быть связано с разными факторами, главным из которых является их жанровая специфика: в исследуемых текстах всегда присутствуют определенные лакуны - авторы / информанты не могут рассказать о своей жизни всё, описать каждый день от момента рождения. В словаре-справочнике «Культура русской речи» автобиография определяется как жизнеописание какого-либо лица, составленное им самим, и отмечается, что в таком документе «можно написать и другие сведения, которые автор сочтёт необходимым осветить в автобиографии» [13. С. 17]. Этот момент отражает возможность авторам указывать не всю информацию о себе, а отбирать наиболее важные события из своей жизни для включения их в текст. Например, в одном из анализируемых личных дел содержатся три делопроизводственные автобиографии 1938, 1947 и 1980 гг. В начале первых двух текстов автор указывает сведения о матери: «Мать, дочь захудалого попа, вышла замуж за отца в 1910 году (гражданский брак) и с тех пор занимается исключительно домашним хозяйством, а до 1913 года крестьянским хозяйством вместе с отцом» (1938 г.); «Мать в прошлом мещанка, с начала замужества (1910 г.) - домашняя хозяйка» (1947 г.), в последнем же тексте в начале содержится информация только об отце, в конце текста указывается: «Отец и мать умерли» (1980 г.). В другом личном деле содержатся три автобиографии, в первой из которых при поступлении в университет в 1946 г. автор пишет о воспитании после смерти отца и об увлечении чтением: «...после смерти отца (1939 г.), когда “воспитание” мое перешло к матери, мои школьные успехи пошли на убыль. Воспитание моё матерью заключалось в том, что она кормила и одевала меня. В остальном я был предоставлен самому себе. Формированием моих взглядов на жизнь, на человека я обязан книгам. Выучившись шести лет читать, я заразился страстной любовью к книгам. Быстро покончил с детской литературой, начал читать более серьезные книги. Осо- 26 С.В. Волошина бенно сильное впечатление на меня произвела книга “Маленький оборвыш”, которую я прочитал еще в 3-м классе^». В более поздних автобиографиях эти сведения уже не указываются. Так, в автобиографии 1951 г. автор пишет: «Родители: отец умер в 1939 г. в городе N. Мать и две сестры живут в том же городе»; в автобиографии 1979 г. указывается, что «отец NNN умер в 1939 г., мать NN проживает в N». Это может быть связано с темпоральным фактором - переосмыслением своей жизни автором с течением времени, изменениями, произошедшими в ней, когда на смену одним важным событиям, пришли другие. На значимость фактора темпоральности обращают внимание исследователи, изучая константы и трансформации народной культуры в диалектном языке и тексте [14]. При устных автобиографических рассказах информанты сами определяют, что они считают нужным сообщить, какие события выбрать из своей жизни: «Ну не знаю, что там еще рассказать, Света, на пенсию я пошла, конечно, я общественной работой почти не занимаюсь, но я посадила ягодные культуры, я себе небольшой садик сделала»; «[говорит вернувшейся домой супруге] Они не хотят [чай], я предлагал, я даже сам перестал чай пить, ты не мешай, не путайся тут, я рассказываю, девочкам надо записать, потом ты расскажешь, за что отец расстрелянный. Старшее поколение все переболели этим». Наличие лакун в автобиографических текстах обусловлено в том числе коммуникативной ситуацией, в которой оказывается автор / информант. С одной стороны, перед информантами / авторами устных и письменных текстов стоит одинаковая цель - рассказать о себе. С другой стороны, порождение автобиографических устных и письменных текстов - это разные ситуации: в одном случае информант рассказывает о себе исследователю, отвечает на его вопросы, что-то уточняет, объясняет ему и т.п.; во втором -автор будущего письменного текста составляет автобиографию, только подразумевая адресата и иногда имея перед собой бланк автобиографии с указанными требованиями (вопросами), что необходимо осветить в тексте. Авторы при создании автобиографии находятся в таких условиях, когда или разговор ограничен Коммуникативная стратегия умолчания 27 временем общения с исследователями, или текст автобиографии должен уместиться на бланке. На ответы респондентов, сокрытие информации, ее достоверность, по мнению исследователей, влияют составляющие коммуникативной ситуации: участники (прежде всего, личность интервьюера), метод сбора материала (по телефону, личное общение, по почте), место и время, тема общения, этические и психологические аспекты. Взаимодействие информантов и исследователей в процессе устного биографического интервью, умолчание информации и факторы, влияющие в этой ситуации на получение нужного, качественного материала, исследовались в социологии [15, 16], описывались в антропологических работах [17], исторической науке [18], психологии [19]. Большое внимание этой проблеме уделяется в пособиях и методических рекомендациях для начинающих работать в «поле» [20, 21], отмечается важность проведения качественного интервью и умения распознавать умолчание: «Уметь распознавать фигуры умолчания в речи информанта важно для интерпретации его рассказа в целом» [22. С. 241]. Психологи отмечают включение защитных механизмов, сопротивления при работе с клиентами [19]. Вместе тем исследователи указывают на то, что «биографант имеет право на умолчание и даже на искажение действительных событий, если это не затрагивает чести и достоинства других людей. Всякий “рассказ о жизни” есть автопортрет героя (он же - рассказчик), каким он был и, вместе с тем, каким является ныне, есть взгляд в прошлое “из сегодня”, сквозь призму всего жизненного и исторического опыта субъекта. Любая информация в биографическом нарративе есть жизненное свидетельство, а не свидетельское показание» [23. С. 19]. На умолчание информации может оказать влияние состав участников коммуникации. При наличии рядом супруга / супруги, детей, внуков информанты могут чувствовать себя более скованно, поэтому рассказывают не все подробности о своей жизни. Так, после записи речи супругов, когда мужчина вышел из дома, женщина смогла более подробно рассказать о знакомстве с будущим мужем, замужестве, семейной жизни. В ситуации записи 28 С.В. Волошина информантов-соседей, когда один из них ушёл, другой информант указал, что в основном своём повествовании не стал при соседе рассказывать о нём, что «у него в школе кличка была Живчик, живой, а, оказалось, по жизни, ему уже сколько лет, он такой же подвижный и активный. А кличка в детстве зря не даётся». В некоторых случаях наличие соседей, друзей информантов не даёт возможности умолчать информацию. Например, жительница села Мельниково Шегарского района Томской области в рассказе о своей жизни, упоминала о том, что её мать вышла замуж за другого мужчину: «Уехала оттуда, а мама уже в то время сошлась с мужчиной». Присутствовавшая при разговоре другая жительница села включилась в разговор: «Немножко добавь, что папа с войны не пришёл. Поэтому мама с другим сошлась». В этом случае информанту пришлось включать в свой рассказ пропущенный эпизод: «Здесь в отношении папы так. Щас я вам вставлю этот вот эпизод ^». Автобиографический рассказ является наиболее распространенным речевым жанром при общении сельских жителей с диалектологами, поскольку информанты при первой встрече с исследователями, как правило, сообщают о себе. Ситуация общения с неизвестным для информанта человеком становится одним из факторов умолчания информации. Важным в этом случае для информантов является знание о том, кем являются исследователи, как дальше будет использоваться собранный материал, записывалась ли речь еще кого-то из села / деревни. Эту информацию сельские жители узнают при помощи вопросительных конструкций: «Вы же не аголо'вники?»; «Это, наверно, будет запись куда-нибудь?»; «Ну, и что вы будете записывать, что я говорю и потом что?»; «А, собственно говоря, кто здесь еще должен быть, в ваших этих записях, или вы чуть не сплошь, все старьё собираете?»; «Вы записывать? Старых нас куды-ы»; «Не буду больше ничё говорить, хватит. Чё попало напишете. А вы чё собираете-то, ездите? А потом где это печатать-то будете, скажите?». Информанты могут умалчивать информацию в связи с темой общения. Так, в устных автобиографиях проявляется нежелание / невозможность рассказывать о том или ином периоде жизни Коммуникативная стратегия умолчания 29 в какое-то время: «Чё о себе рассказать-то вам? Даже и не знаю. Жизнь у меня разнообразная была, хоть из села я и не выезжала. Жизнь была тяжёла, что вспоминать аж не хочется. Как вспоминать начну - слёзы сами градом со щёк лю'тся»; «[Мы бы хотели у вас узнать о вашем детстве.] У-у-у, вот о чём, ой-ой-ой. [Расскажете?] Не больно хорошее детство. Его страшно вспоминать. Я как-то хотела рассказать в Совете ветеранов, так и не могла, расплакалась _ Слёзы и_ всё»; «[А вернулось с войны сколько?] Да об этом даже тяжело вспоминать. Вернулись, конечно, единицы, мало конечно. Нас всего несколько человек щас осталось. От количества нас призванных - нас осталось два в живых». Исследователи отмечают, что носители культуры «не говорят не только о ничего не значащем, но и об очень важном. Молчание носителей культуры амбивалентно» [24. С. 17]. Иначе говоря, отсутствие при повествовании какой-либо темы может быть связано и с неразработанностью для данного типа культуры того или иного фрагмента действительности, и с его высокой значимостью для человека [24]. Так, записывая речь сибирской крестьянки В.П. Вершининой (1909-2004) более 25 лет и изучая ее, исследователи отмечали, что при общении с диалектоносите-лем обнаруживалось «нежелание обсуждать тему сверхъестественного, последовательный уход от вопросов о собственной вере, но, вместе с тем, обострённый интерес к религиозной позиции собирателей (людей “учёных” и потому авторитетных Веры Прокофьевны)» [25. С. 37]. для мо т. е. Тема повествования, как видно из предыдущих примеров, жет вызывать разные чувства, переживания у информантов, умолчание может быть обусловлено и психологическими причинами: стыдом, смущением, травматическим опытом у информанта, составителя письменной делопроизводственной автобиографии: «А я щас если и без слёз-то говорить не могу, как я прожила. Ну, вы мне вопросы лучше задавайте. Я так чё попало буду говорить»; «Ну что, моёво [моего] мужа, и неохота говорить. Это, наверно, будет запись куда-нибудь? Приехали кода' пчеловодом, он стал пить у меня, пить, на руках осталось девять детей у меня. 30 С.В. Волошина Девять детей. Потом, что, залез на вышку, и удавился. Удавился, и у меня вот так лесенка осталась: один одного меньше». Интересным представляется пример, когда автор трех делопроизводственных автобиографий 1946, 1951, 1979 гг. в последней сообщает о жене и сыне, при этом указывает, что сын - от второго брака. В тексте автобиографии автор не пишет о том, сколько раз он был женат. Можно только предполагать, что умолчание информации в данном случае связано с «тяжелыми» для автора воспоминаниями: возможно, о смерти жены, разводе и т.п. Как показал анализ автобиографий, умолчание может быть обусловлено социально-историческим, политическим контекстом (страх быть арестованным, сосланным), репрессивной политикой государства, временем написания автобиографии. Так, например, сообщая о родителях в трёх автобиографиях, написанных в 1946, 1954, 1955 гг., автор указывает их профессии, то, что отец - инженер, член коммунистической партии, мать - врач, но при этом ни в одном из текстов не называет их имён. При обращении к другому документу из личного дела - анкете, в которой от заполняющего требовалось указать фамилию, имя и отчество родителей, автор указывает данные матери, при этом имя и фамилия звучат как еврейские. Поэтому их прямое упоминание в автобиографии в условиях государственной политики антисемитизма, особо распространившейся в конце 1940-х и в 1950-е гг., было, скорее, нежелательным [1]. Недоверие исследователям во время устного автобиографического рассказа, страх влияют на то, что информант может сообщать не всю информацию о себе, родственниках и т.д. Страх может быть тологи -тическим зывают о сказать, то его заберут. Вот если вызывают в НКВД - знали, что не вернётся. Все молчали и всё». Память о советской эпохе, страх преследования, ареста до сих пор сохраняется у многих. Это подтверждают и наблюдения Т.К. Щегловой, проводившей записи устной вызван, как уже отмечалось, не только тем, что диалек-незнакомые люди, но и социально-историческим, поликонтекстом. Так, в воспоминаниях информанты расска-1940-1950-х гг.: «Говорить-то нельзя было. Е'слив что-то Коммуникативная стратегия умолчания 31 истории от жителей алтайских сёл и деревень; «опыт устноисторических исследований показывает, что у поколения 1930-1950-х гг. до сих пор существует страх перед последствиями своей откровенности. Часто они спрашивают, не “привлекут” ли их за этот рассказ» [21. С. 113]. Этот страх выражается при помощи высказываний со смыслом говорения: «Я сейчас вам тут нарассказываю, а меня потом приедут и заберут»; «Ага, захотели, расскажи вам всё»; «Хватит вам писать-то уж про меня. Мало ли чё я наболтаю, знаете сколько». Следствием страха могут быть высказывания-просьбы информантов не рассказывать о том, что и как они говорили в процессе общения с исследователями: «А вы, девочки, плохого про меня не говорите. Не пишите, что я матершины пела». Возможно, в таких случаях исследователи воспринимаются информантами как представители власти, выразители общественного мнения. В автобиографиях люди преимущественно говорят только о своих положительных чертах, не указывая при этом отрицательные стороны, стараются создать о себе хорошее впечатление. В этом смысле ключевая коммуникативная стратегия самопрезен-тации как «акт самовыражения и поведения, направленный на то, чтобы создать у окружающих и у самого себя благоприятное впечатление» [26. С. 129], тесно связана с коммуникативной стратегией умолчания. Таким образом, каждый автобиографический текст характеризуется неполнотой предоставляемой информации, выстраивается с её помощью, поэтому, на наш взгляд, умолчание является одной из главных коммуникативных стратегий в автобиографическом дискурсе наряду с самопрезентацией. Умолчание информации в автобиографических текстах обусловлено их жанровыми особенностями, темпоральным фактором, ситуацией (темой, условиями, участниками коммуникации, местом и временем) их порождения, психологическими факторами и социально-политическим контекстом, при этом многие факторы могут взаимодействовать.
Волошина С.В., Литвинов А.В. Анатомия делопроизводственной автобиографии в Новейшей истории России: композиция и содержание текстов // Текст. Книга. Книгоиздание. 2016. № 1(10). C. 40-54.
Килин А.П. «Я изложил только основные черты биографического очерка..»: Автобиография в структуре судебно-следственного дела // Автобиографические сочинения в междисциплинарном исследовательском пространстве: Люди, тексты, практики. М. : БИБЛИО-ГЛОБУС, 2017. С. 213-234.
Антюхова С.Ю. Поэтика комического русской провинциальной мемуарноавтобиографической прозы второй половины XVIII в. : автореф. дис.. канд. фи-лол. наук. Орёл, 2005. 22 с.
Мишина Л.А. Жанр автобиографии в истории американской литературы. Чебоксары : Изд-во Чуваш. ун-та, 1992. 128 с.
Копылова Т.Р. Умолчание как стратегия в формировании имиджа России в испанских СМИ // Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 21 (312). С. 295-299.
Гладкова Я.О. Стилистический приём умолчания и его реализация в масс-медиальном дискурсе // Научные исследования и разработки молодых ученых : сб. материалов XVII Междунар. молодеж. науч.-практ. конф. Новосибирск, 2017. С. 33-37.
Куликова Э.Г. Коммуникативная стратегия манипулятивного умолчания в современном медиапространстве // Язык и речь в Интернете: личность, общество, коммуникация, культура : сб. статей II Междунар. научно-практической конф. : в 2 т. М. : РУДН, 2018. Т. 1. С. 466-469.
Кукатова О.А. Некоторые особенности речевой тактики умолчания в современном русском дипломатическом дискурсе // Вестник Воронежского государственного университета. Сер.: Филология. Журналистика. 2018. № 1. С. 29-31.
Груздева Е.Ф. Фигура умолчания, её типы и функции в языке русской прозы : автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1993. 22 с.
Ефимова О.Ю. Молчание и умолчание учителя в системе профессиональных речевых тактик : автореф. дис. канд. пед. наук. Ярославль, 2005. 24 с.
Андрюхина Н. В. Умолчание как средство реализации неискреннего дискурса (на материале англоязычных политических текстов) // Инновационная наука. 2017. Т. 3, № 4. С. 152-155.
Гусев В. И. Умолчание // Краткая литературная энциклопедия : в 9 т. М. : Советская энциклопедия, 1972. Т. 7. С. 807.
Киселёва Л.А. Автобиография // Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. М. : Флинта; Наука, 2003. С. 17-18.
Демешкина Т.А., Тубалова И.В. Диалектный дискурс как сфера реализации национальной культуры: константы и трансформации // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2017. № 50. С. 36-54.
Рождественская Е.Ю. Биографический метод в социологии. М. : Изд. дом Высшей школы экономики, 2012. 381 с.
Девятко И. Ф. Методы социологического исследования. Екатеринбург : Изд-во Урал. унта, 1998. 208 с.
Олсон Л., Адоньева С.Б. Миры русской деревенской женщины: традиция, трансгрессия, компромисс. М. : НЛО, 2016. 440 с.
Щеглова Т.К. Деревня и крестьянство Алтайского края в XX веке. Устная история. Барнаул : БГПУ, 2008. 528 с.
Калина Н.Ф. Психотерапия : учеб. для вузов. М. : Академический проспект, 2017. 302 с.
Андреева Е. А. Устная история: опрос свидетелей прошлого и описание источников : метод. рекомендации. Томск : Том. обл. краевед. музей, 2010. 38 с.
Щеглова Т.К. Устная история : учеб. пособие. Барнаул : АлтГПА, 2011. 364 с.
Касаткина А.К. Городская этнография в формате Web: техника сбора данных, этика, перспективы // Материалы полевых исследований МАЭ РАН. СПб., 2014. Вып. 14. С. 230-246.
Алексеев А. К дискуссии о соотношении «субъективного» и «объективного» в биографическом нарративе // Телескоп. 2012. № 3 (93). С. 18-19.
Калиткина Г. В. Объективация традиционной темпоральности в диалектном языке. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2010. 296 с.
Гынгазова Л.Г. Религиозный аспект бытия в дискурсивной картине мира диалектоносителя // Язык и культура : сб. статей XXII Междунар. науч. конф. Томск, 2012. С. 36-41.
Майерс Д. Социальная психология. СПб. : Прайм-Еврознак, 2002. 1314 с.