The French Original of the Diary of Aleksandr Chicherin, 1812-1813.pdf Важной особенностью дневника поручика Семеновского полка Александра Васильевича Чичерина [1] является непосредственный характер записей, прямой отклик на события2. Но не это главным 1 Работа выполнена при поддержке РФФИ (проект № 16-24-08001). 2 Дневник хранится в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве. Он начат 6 сентября 1812 г. в лагере под Подольском. Последняя запись сделана 13 августа 1813 г. в Саксонии, в лагере Гроссе Котте. Бумага английского производства 1808 г. переплетена в тетрадь 20 × 25 см, насчитывающую 278 страниц, в твердом коричневом переплете, украшенном узкой рамкой из мелких золотых листьев. Опубликованы краткое археографическое описание рукописи и подробности биографии А.В. Чичерина [2]. Единственная поправка к этому описанию - в дневнике есть помарки и исправления, хотя в массе текста они не бросаются в глаза. В рукописи больше 80 рисунков. Отдельные вопросы связи текста и изображения и автобиографическое значение дневника рассмотрены автором 56 Н.Л. Панина образом выделяет дневник в ряду франкофонной диаристики русских офицеров - участников Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода Русской армии. Существенное отличие заключается в сочетании непосредственности и продуманности, следовании некоторому литературному плану, в результате чего многие записи имеют форму самостоятельных небольших рассказов. Еще одно важное отличие - изобразительный ряд дневника, который не является простым средством визуальной фиксации впечатлений, дополняющим текст. Сквозь видимую спонтанность рисунков проступают поиски определенной системы иллюстрирования. Условия военного похода сказались на качестве чернил и материалов письма, разборчивости почерка, и это затрудняет работу с оригиналом рукописи. Перевод был выполнен в 1966 г. М.И. Перпер [6]1. Работа переводчика, в целом высоко оцененная, вызвала ряд упреков, в первую очередь потому, что остались не переведенными или были изъяты редактором отдельные фрагменты и целые записи2. Переработка стиля в некоторых случаях была весьма существенной. Так, в переводе исчезают все лексические и синтаксические повторы. Запись, датированная 11 января 1813 г., рассказывает о том, как автор заблудился и долго не мог найти нужную дорогу: «J'entrai dans un foret epaisse. Je fis une verste encore perdant sans cesse mon chemin, sans voir goutte, et au moment ou l'epaisseur du bois s'augmentoit sans cesse, enfin desespere je tournai bride et gagnai le lac quoique tres difficilement pour retourner chez le g.» [1. С. 121]. В переводе двойные повторы исчезают: «Прямо у берега начинался этой статьи [3, 4]. Публикация рукописи в Интернете была начата в 2007 г. в рамках совместного проекта ОИК ГПИБ и ММЦ НГУ. Разработка сайта не была завершена, и организация материала оставляет желать лучшего. Тем не менее в настоящее время доступны фотокопии страниц, которые, несмотря на невысокое разрешение, дают полное представление об изобразительном ряде рукописи и ее облике в целом, поэтому ссылки на иллюстрации даются по этому сайту [5]. 1 С переводом можно также ознакомится на сайте интернет-проекта «1812 год» [7]. 2 О неточностях см.: [2]. Выявленные лакуны перевода в основном касаются описаний быта и нравов еврейского населения Восточной Европы [1. С. 83-84 и др.]. Французский оригинал дневника Александра Чичерина 57 редкий лесок, я проехал по нему еще версту, не видя ни зги; лес становился все гуще, и, наконец, придя в отчаяние, я повернул назад и с большим трудом добрался опять до озера, решив возвратиться к генералу» [6]. В результате перевода чичеринский текст оказался встроен в русскую литературную традицию своего времени1. Обращение к языку Карамзина и Радищева при реконструкции русского языка Чичерина было, разумеется, оправдано - не только исторически, но и ввиду общности их литературных ориентиров: явные и неявные отсылки к «Сентиментальному путешествию по Франции и Италии» Лоренса Стерна в дневнике встречаются очень часто. При этом очевидно, что Чичерин был совсем иным учеником Стерна, нежели его более известные русские предшественники. Испытывая столь же сильный интерес к сфере чувств, как и Карамзин, Чичерин обнаруживает аналитический подход к процессу зарождения и трансформации чувства и к описанию этого процесса. Возможно, Чичерин, если бы не погиб, стал первым русским писателем, попытавшимся применить находки Стерна в исследовании микроскопических событий к изображению опыта военного времени. Только в 1850-х литературная задача отображения микроструктур восприятия реальности была поставлена и блестяще решена другим читателем Стерна - Львом Толстым [9]. Преобразуя впечатления от пережитого события в форму рассказа, Чичерин избирает в качестве основного, систематически применяемого инструмента анализа иронию, и таким образом отстраняется от анализируемого объекта. В этом заключается его принципиальное отличие и от Карамзина, и от Толстого. Стерни-анская ирония проникает в позднюю художественную прозу Карамзина [10. С. 258-266], но не становится ее систематическим приемом. Чичерин же старается не столько чувствовать по стерни-анскому образцу, сколько описывать и анализировать процесс чувствования, мыслительный процесс, ищет способ его отображения 1 По воспоминаниям М.И. Перпер, она переводила дневник, перечитывая Карамзина, Фонвизина, Радищева и других авторов XVIII в., стараясь подобрать нужные слова и одновременно избежать анахронизмов [8]. 58 Н.Л. Панина литературными средствами. Эти установки определяют жанровое своеобразие дневника. Дневник предназначался автором для относительно узкого круга людей, связанных общими воспоминаниями, взаимной любовью или симпатией, взаимным интересом, общими идеями, преем-ственностью1. Чичерин уверен, что то, что интересует его самого, будет интересно его близким, и одновременно ощущает ответственность за выбор сюжетов. В этом поиске верного сюжета автор, в распоряжении которого все полотно событий Отечественной войны и Заграничного похода, отбрасывает исторические события, героику и экзотику, т.е. события бесспорного статуса в целом и события, бесспорно подходящие для его жанра2. Его интересует максимально интимное событие в традиции Лоренса Стерна - не просто событие внутренней жизни, а трудноуловимый этап мыслительного процесса. Прибегая к ироническому остранению, Чичерин, так же как Свифт и Стерн, деконструирует событие с бесспорным статусом. Помня о том, что вид армии на привале представляет собой готовый сюжет для масштабной картины, словесной или графической, он проводит связь между этим зрелищем и описанием английского сада в поэме Делиля, которую в данный момент читает. В результате вид армии на привале представлен только в записи3 и только как сцена, на которой тысяча выходцев из разных сословий разыгрывают все возможные роли жизненной комедии [1. С. 258]. На этом фоне невероятно серьезно и подробно рассматриваются различные микроскопические движения мысли и чувства. Что касается самого акта рисования, акта записи, то они становятся для Чи- 1 Границы этого круга не раз очерчены в дневнике. Это родители Чичерина и его сестра Мария, семьи Апраксиных, Голицыных и Строгановых: граф П.С. Строганов и графиня С.В. Строганова - главный адресат дневника, их дети. 2 Отношение Чичерина к жанрам военного дневника, дневника путешествия, альбома путешественника, жанрам пейзажа и интерьера уже становилось объектом подробного рассмотрения [4. С. 210-214]. 3 Осознание границ своего мастерства как художника-любителя не мешает Чичерину браться за сложные многофигурные композиции, когда он считает их оправданными, например в изображении виленской тюрьмы [5. C. 81]. Французский оригинал дневника Александра Чичерина 59 черина событиями, безусловно достойными описания (если речь идет о рисунке) или изображения (если речь идет о записи). В тексте намечен определенный горизонт ожидания, которому резко противоречит реальность. Война оборачивается не адреналином сражений, а утомительной скукой и скученностью, бесконечными бытовыми неудобствами. Автор дневника выключен из динамики военных действий и не может извлечь пользу из статики квартир и биваков, будучи лишен личного пространства. Компенсируя реальную ситуацию воображением, он может выбрать между по крайней мере двумя пространствами ожидания: героическим и интимным. В первом случае он мог бы сократить разрыв между реальностью и ожиданием, следуя модели военного дневника, т.е. описывая и анализируя исторические события войны, в которых лично не принимает участия. Во втором случае он мог бы ориентироваться на модель дневника путешествия, т.е. описывая и анализируя свои перемещения так, как будто он добровольный, а не вынужденный путешественник. Время от времени он пробует эти пути и каждый раз отбрасывает. Чтобы отдать дань «журналу компании», он делает одну длинную неиллюстрированную запись с изложением своего видения событий войны [1. С. 76-79, 85-90]. Возвращаясь позже к этой теме, он дает понять, что подобный жанр ему совершенно не интересен. Равным образом он критикует жанр путевых заметок и традиционной пейзажной зарисовки. Хотя, если бы он просто хотел оживить рукопись рисунками и занять свободное время, трудно придумать лучшее решение для любителя, чем иллюстрировать каждую запись новым видом. Чичерин хочет вывести дневниковую запись и альбомный рисунок путешественника из привычной плоскости опыта так же, как и из привычной плоскости ожидания, убрав предсказуемые в рамках жанра отсылки к реальности и культурным моделям. Он стремится поместить текст и рисунок в сферу опыта, но внутреннего, и в сферу ожидания, но наиболее интимного. На уровне сюжетном литературный перевод в целом (за исключением некоторых непе-реведенных записей) отражает это своеобразие дневника. Но пере- 60 Н.Л. Панина вод не позволяет ответить на ряд вопросов, которые неизбежно возникают. Главный из них: как в данном конкретном случае франкофония автора повлияла на его видение собственных задач и на поиски их решения с помощью литературных образцов? В дневнике и письмах А.В. Чичерина [11] намечен круг чтения, так или иначе повлиявшего на текст. В него, помимо «Сентиментального путешествия по Франции и Италии» и «Жизни и мнений Тристрама Шенди», входят «Путешествия Гулливера», «Дон Кихот» и «Странствия Вер-Вера» Жана-Батиста Грессе; упоминаются имена Шатобриана, Делиля, Гельвеция. Знакомство с текстами Стерна, наиболее значимыми в этом списке, могло происходить на языке оригинала, учитывая увлечение английской культурой в кругу Павла Строганова, к которому принадлежал А.В. Чичерин, но свидетельств владения английским языком (в отличие от французского и немецкого) в дневнике и письмах мы не находим. Гораздо вероятнее, что в распоряжении Чичерина находились французские или русские переводы, которые к началу 1810-х гг. были уже достаточно многочисленны1. Первый французский перевод «Сентиментального путешествия» был выполнен Жозефом-Пьером Френе2 и вышел в 1769 г. В результате этого очень вольного перевода на европейской сцене появился «французский» Стерн, ставший самостоятельным культурным явлением и давший повод для возобновления известной дискуссии о существе перевода3. В 1776 г. Френе начал постепенный выпуск своего перевода «Тристрама Шенди» [15, 16], но работа была окончена позже двумя переводчиками, работавшими независимо друг от друга, Шарлем-Франсуа де Бонэ и Антуаном-Жильбером де ля Бом [17]. В конце века появляется перевод «Сен- 1 Подробнее о русских переводах Стерна этого времени, среди которых были переводы писем Йорика к Элизе, переводы «Сентиментального путешествия» по английскому оригиналу и французскому переводу Френе, перевод проповедей, перевод сборника «Красоты Стерна», перевод и критика «Тристрама Шенди» и переводы биографических сочинений, см.: [12. С. 301-305]. 2 Перевод Френе [13] регулярно переиздавался. 3 Текст Френе является скорее адаптацией оригинала, чем переводом [14]. Французский оригинал дневника Александра Чичерина 61 тиментального путешествия» Полена Крассу [18], своеобразная полемика с переводом Френе: выбор тех или иных слов пояснялся в многочисленных сносках франко-английского издания. Помимо известных ярких отличий французских переводов от английского оригинала, обусловленных задачами аккультурации последнего1 и создавших в итоге «французского» Стерна, можно было бы обратить внимание на особенности, менее бросающиеся в глаза, такие как отличия в употреблении настоящего и прошедшего времени. И Френе, и Крассу заставляют повествователя действовать в настоящем, существенно изменяя темп повествования. «Сентиментальное путешествие» открывается известной репликой: «They order, said I, this matter better in France» [19. C. 1]. Действие рассказчика дано в Past Indefinite, и тем самым все время диалога отодвигается в прошлое. Далее глаголом в Past Indefinite идентифицируется каждое последующее высказывание собеседников. В переводе Френе действие рассказчика происходит в настоящем, в то время как употребление пассивного залога внутри реплики размещает предмет разговора в прошлом: «Cette affaire, dis-je, est mieux reglee en France» [13. C. 1]. Далее собеседники Френе продолжают действовать в настоящем. В переводе Крассу не только действие рассказчика, но и действие, о котором он рассказывает, однозначно разворачивается в настоящем времени: «Cela, dis-je, se regie mieux en France» [18. Р. 75]. При этом время собеседника уже не настоящее, но Passe Simple: «Vous avez ete en France! riposta mon homme » [Ibid.]. В следующей реплике время рассказчика и рассказа, опять настоящее, оттеняется употреблением пассивного залога: «Il est bien singulier, dis-je agitant la question en moi-meme » [Ibid.]. 1 Френе оправдывает такой подход в предисловии к переводу «Тристрама Шенди»: «Les plaisanteries de M. Stern ne m'ont toujours pas en effet paru toujours fort bonnes. Je les ai laisses ou je les ai trouvees, et j'y en ai substitue d'autres. Je crois que l'on peut se permettre cette liberte dans la traduction d'un Ouvrage de pur agre-ment. Il faut seulement faire son possible pour n'etre pas reconnu, et je me trouverai fort heureux si l'on ne m'appercoit pas» [15. C. XIV-XV]. 62 Н.Л. Панина Характерное для Стерна неровное течение времени, чередование плотности и разреженности действия становится все более явным от одного французского перевода к другому1 благодаря более интенсивному, нежели в оригинале, жонглированию временами. На эту особенность переводов можно было бы не обратить внимания, если бы Чичерин не пользовался, причем систематически, тем же приемом. Тонкости чередования настоящего, прошедшего и будущего, а тем более различных видов прошедшего времени, разумеется, не были отражены в литературном переводе дневника. Но, высказывая предположение, что Чичерин, писавший на французском языке, читал именно «французского» Стерна и ориентировался на него как на литературный образец, об этих тонкостях приходится задуматься. Смена времен, подчеркивающая во французских переводах смену отдельных голосов в контрапункте и таким образом дополнительно структурирующая массу текста, в дневнике Чичерина имеет такое же значение. Чередование может быть плотным, бросающимся в глаза, когда смена голосов происходит быстро. В дневнике есть фрагменты, в которых воспроизводится стремительный темп первых страниц «Сентиментального путешествия»; контрапунктное построение монолога в них очевидно. Таков, например, рассказ о первых днях возвращения в Вильну в декабре 1812 г., состоящий из динамической смены восторгов и разочарований [1]. 1 Задачей прояснения намерений Стерна французскому читателю во многом обусловлены вольности перевода Френе. Так, обозначив в этом первом диалоге собеседника автора как «la personne» (в оригинале «my gentleman»), Френе намекнул читателю, что собеседник этот, возможно, дама, и ускользающе двусмысленный предмет диалога становится явным: рассказчик говорит женщине, что «это дело лучше поставлено во Франции», в ответ она торжествующе замечает, что он во Франции не был, он, в свою очередь, изумляется, сколько же прав мужчине дает простой факт переправы через пролив, и отправляется в путь. «Дело», о котором идет речь, а с ним и мотив путешествия однозначно отнесены к сфере эротической. Действуя таким образом, Френе вскрывает, как он считает, раблезианскую основу литературной фантазии Стерна [15. C. XIII-XIV]. Крассу заменяет «la personne» на «mon homme», возвращая диалогу изначальную смысловую многослойность. Французский оригинал дневника Александра Чичерина 63 Чередование становится менее заметным в случаях, когда периоды удлиняются и один голос звучит достаточно долго. В запись, датированную 12 марта 1813 г., встроен рассказ, озаглавленный «Les conseils de la raison». Его начинает первый голос, в котором доминирует настоящее время: «Il est des moments ou je suis d'une sagesse si admirable que je ne me reconnois plus mais en revanche il en est ou.....je voudrois ne pas me reconnaitre. Dans toutes les actions de l'homme la raison est consultce. ou vient elle meme avec ses avis ; l'imagination, chez moi sur tout l'emporte le plus souvent, aujourd'hui cependant j'ai suivi le conseil de la raison - ». Здесь вступает второй голос, в котором преобладает Imparfait: «Mandrica1 hussard logC chez un polonais reussit a obtenir un rendez vous d'une belle qui comme elles le sont toutes dans cette classe, sans nom sans titre avoit la surveillance de la maison et couchoit dans une chambre a cotc de celle ou dormoit le viellard avec notre jeune amoureux. Mais pour y parvenir il falloit passer devant le lit du vieux jaloux et comme la lune eclairoit la chambre et il se mit a quatre pattes. Mais par malheur le vieux rusc ne dormoit pas, et devinant d'abord qui pouvoit s'avancer avec tant de precautions et pour dejouer ses vues, affectant de le prendre pour un de ses chiens il se mit a lui faire des menaces pour le faire coucher. A chaque menace l'amoureux se tapissoit dans un coin, mais cherchant tou-jours a gagner du terrain il avancoit petit a petit. Au moment ou il Ctoit pres du lit du viellard, celui-ci comme irritc de l'importunitc de ses chiens sai-sissant un fouet lui en detache un coup si rude que notre hussard d'abord si entreprenant se tourne trop heureux de prendre l'attitude d'un chien qui a recu une execution et regagne en hate son lit - ». Затем опять вступает первый голос, открывая наиболее длительный период, сформированный собственным внутренним контрапунктом. Моменты настоящего оттеняются различными вариантами прошедшего времени; в двух случаях, когда за настоящим вскоре следует Passc Simple, речь идет о главных поворотных моментах этого периода и всего рассказа - разум, а затем тщеславие нашептывают автору свои советы: 1 К имени героя рассказа даны два пояснения: вставка в текст «hussard» и сноска внизу страницы «personnage qui n'est interessant que par cette anecdote». 64 Н.Л. Панина «Hier nous avions tous ri pendant une demi heure de cette anecdote qui avec ses details est trcs interess comique en effet, et tout le monde me prioit d'en faire un dessin. Aujourd'hui revenu aprCs dinner de ma promenade aprCs avoir connu tout l'hopital, tout vu et revu je rentre a 6 h: et pour ne pas perdre du tems, je cherche un esquisse a faire pour l'achever demain; cette anecdote me passe par la tcte. deja j'ai crayonne la chambre, le lit, la belle a la porte, ...Quand la raison me souffla a l'oreille que ce dessin avoit un sujet trcs libre, que Marie pouvoit bien en parcourant ce dessin, le voir comme les autres, ...J'ctois si fache de voir des pieces de theatre charmantes qu'une seule plaisanterie excluoit des nombres de celles que peut voir une jeune personne, et maintenant me disois-je mon journal sera de mCme pour Marie ; aussitot j'efface le dessin, vous en voyez encore ici les restes, et je le remplace... Par un chapitre qui eut pu Ctre trcs reussi, trcs utile a ma soeur mCme. Mais au moment ou j'avois le mCrite d'une action la vanitc m'insouffla a l'oreille les lignes qui remplacent le dessin, et maintenant je n'ai que la honte d'une autre. L'anecdote pour ctre plaisant doit ctre etendue ; la decence exige aussi de longues periphrazes (j'entends par decence la pudeur d'une jeune personne) ici, elle n'est pas comique mais en revanche cent fois plus libre que le dessin et je n'ai senti ma sottise que lorsque je l'avois achevce. Je n'efface jamais, et je n'ai pas trouvc de meilleur parti a prendre que pour de m'en conserver un souvenir durable qui quisse a chaque instant me rappeler, qu'alors qu'on sait se vaincre ou sentir le mal qu'on fait on doit ctre le plus en guarde de mal faire, et loin de se vanter d'avoir des moments ou la raison n'a pas d'accCs, d'en rougir, d'avoir plus d'un retour sur soi mcme, et d'ctre a tout moment prct a recevoir les conseils de la raison» [1. С. 158-159]. В этой записи в статусе события-источника сюжета отказано уже не путевой заметке, пейзажному виду, описанию масштабных картин войны, а фривольному (при этом действительно забавному) анекдоту - еще одной полноправной составляющей жанра диари-стики. Источником сюжета становится метасобытие - рассказывание анекдота, разложенное на ряд микрособытий, проанализированное и в таком виде признанное достойным фиксации. Здесь, как и в большинстве записей, полифония выступает одновременно способом создания литературной формы и инструментом самосовершенствования. Взгляд на себя со стороны, «retour sur soi mcme», реализуется как рекурсия, в которой задействованы акты записы- Французский оригинал дневника Александра Чичерина 65 вания и рисования, и запись и рисунок как их результаты. Автор нарисовал эскиз - отстранился - посмотрел - ужаснулся - вернулся к пустой странице - записал анекдот - отстранился - посмотрел -ужаснулся - вернулся мысленно к стертому рисунку - сопоставил два результата своих действий - извлек мораль. Контрапункт выступает средством деконструкции типового сюжета, в данном случае анекдота. Как видно из приведенной записи, это средство Чичерин попытался применить также и к рисунку. Подобные попытки, осуществленные уже не вербальными, а изобразительными средствами, в самих рисунках, как думается, и создают впечатление поисков некой новой системы, - впечатление, которое все более усиливается по мере знакомства с авторскими иллюстрациями. Для деконструкции сюжета в рисунке у Чичерина нет готовых образцов. Иллюстрации к французским изданиям «Сентиментального путешествия» и «Тристрама Шенди», которые он мог видеть1, в большинстве своем являются традиционными жанровыми сценками, чаще сатирическими или комическими2, в которых не просматривается поисков какого-либо нового языка, отражающего своеобразие текста. Чичерин, который такую задачу явно ставит, не может осуществить деконструкцию сюжета в графике так же последовательно, как деконструкцию сюжета в тексте, и чаще пользуется все теми же средствами текста, в первую очередь приемом контрапункта, в описании процесса рисования или в размышлении о несостоятельности традиционных жанров и сюжетов. 1 С иллюстрациями вышел в 1801 г. перевод «Сентиментального путешествия» Крассу. Иллюстрации из этого издания [18] размещены в базе Utpictura18 [20]. Там же [21] размещены иллюстрации к четырехтомному изданию перевода «Тристрама Шенди» Френе [16]. В их числе две гравюры Хогарта, игравшие роль фронтисписов в первом английском издании: проповедь капрала Трима и крещение Тристрама, а также несколько жанровых сцен в аналогичном духе. Исключением является рамка, полностью залитая черной краской, - страница с этой иллюстрацией соседствует на развороте с описанием смерти и надгробного камня Йорика. 2 Жанровыми иллюстрациями сопровождались и другие упомянутые Чичериным произведения. Так, в иллюстрациях к «Гулливеру» Свифта преобладает сатирический жанр, усиленный фантастическими элементами, в «Странствиях Вер-Вера» Жана-Батиста Грессе комизм присутствует как составляющая галантного жанра [24. C. 179-181]. 66 Н.Л. Панина Известно, что сам Стерн проблеме соответствия иллюстраций тексту уделил немало внимания: прижизненные английские издания «Тристрама Шенди» свидетельствуют о последовательной деконструкции изобразительного ряда. Вопрос, были ли они известны Чичерину хотя бы на уровне визуального знакомства, остается открытым, но такая возможность не исключена. В число экспериментов Стерна входят предельно радикально «неинформативные» изображения и тексты: пустые листы, оставленные для иллюстраций и глав, которые читатель сам должен вообразить или изобразить, такие как отсутствующий портрет вдовы Водмен [23. C. 147]. Во французском издании из необычных «иллюстраций» сохранился только черный прямоугольник, правда, здесь он занимает существенно меньше места на листе и заключен в рамку. Тем самым его отличие от сюжетных иллюстраций сведено к минимуму, он воспринимается просто как изображение надгробия Йорика. Менее иконоборческие, но все же вызывающе «неинформативные» (или, скорее, «иноинформативные») изображения часто встречаются в дневнике Чичерина1. Это комната с узнаваемыми вещами автора в его отсутствие [5. C. 143], многочисленные автопортреты со спины [Там же. C. 67, 162, и др.], в том числе за работой именно над этой тетрадью, которую его читатель держит в руках: на ее странице можно даже рассмотреть предшествующий рисунок [Там же. С. 64]. Причиной появления таких иллюстраций при отсутствии знакомства с английским изданием может быть попытка ввести столь важный для текста контрапункт в тело рисунка и тем самым синхронизировать словесный и изобразительный ряды, заставить время рисунка течь так же, как течет - неровно, то замедляясь, то ускоряясь - время записи. Это может быть и более простая задача деконструкции общепринятого сюжета в рисунке в желании не только записывать, но и зарисовывать «свои повести на свой лад» [24. С. 631]. Если Чичерин имел возможность хотя бы раз перелистать английское издание, такая идея вполне могла у него возникнуть. Но, так или иначе, очевидно, что, деконструируя 1 Подробная характеристика изобразительного ряда дневника содержится в [3]. Французский оригинал Дневника АлексанДра Чичерина 67 рисунок, он стремится систематически задействовать его метасо-бытийный потенциал. В изобразительном искусстве, в отличие от литературы, необходимый для такой цели язык не был разработан, его нужно было искать самостоятельно. Возможно, именно в этом поиске - главное своеобразие дневника.

Скачать электронную версию публикации