The West Siberian city holidays in the aspect of value-sign system.pdf В изучении праздника, его роли и значения в развитии общества существенный вклад внесли исследователи разных направлений, которые наделяют праздник функциями воспитания, манипуляции социальной напряженностью и формирования ценностных ориентиров [1-4]. Комплексный междисциплинарный характер проблемы требует новых подходов к ее решению. По мнению Ю.М. Лотмана, праздник является частью культуры, как знаковой системы, определенным образом организованной с целью сохранения информации и организации коммуникации между людьми [5. С. 14-19]. Американский исследователь П. Коннертон пришел к научно обоснованному выводу, что знаковый способ поддержания механизмов культурной / социальной памяти охватывает в числе прочих и праздничные практики, и контакты с информационными символами (игры, собрания, подготовка и ритуалы проведения торжества, пение гимна и др.) [6]. В данной статье предпринимается первая попытка проследить формирование и функционирование знаковой системы праздников, представленной визуальными, слуховыми, цветовыми и обонятельно-вкусовыми знаковыми средствами, распространявшимися в городах Западной Сибири в 1920-1930-х гг. В семантической структуре праздников советской эпохи ведущее место занимала цветовая символика, поскольку цвет и цветосочетания являются древнейшими символами, наполняющими мир значениями и смыслами. В советской культуре доминировал красный цвет, положенный в основу всех праздничных торжеств и их элементов (красные флаги и лозунги, красные косынки на головах женщин-работниц), вошедший в названия институтов и субкультурных объединений (Институт красной профессуры, Красная армия, журнал «Красный архив»), в идеологическом контексте обозначавший принадлежность к государственной организации. Черный и белый цвета выступали антиподами доминантного цвета, при этом одновременно продолжали и дополняли идеи красного. Красный цвет издавна символизирует кровь, и, следовательно, смысловая нагрузка этого знака представлена разрушительной энергией уничтожения, боя, смерти, а также и революции. Упоминание красного / алого цвета в лозунгах и газетных статьях подчеркивало высокую социальную напряженность, революционность переломной эпохи, крах императорской России. Именно об этом писали в сибирских газетах в преддверии революционных праздников: «В снегу алели пятна, словно розы!», «Алый Пятый год!», «Наша кровь с январского мороза зажгла сполохами рабочий класс!» [7. 27 янв.; 8. 1 марта; 9. 6 нояб.]. С другой стороны, красный - это цвет зари, рассвета, огня, факела и, следовательно, воплощение созидательной энергии, возрождения жизни, новой эпохи. Формирование новой знаковой системы после Революции 1917 г. воплотилось в создании новых периодических изданий («Красная сибирячка», «Красный боец», «Красная работница», «Красная молодежь»), в учреждении правительственных наград, таких как ордена Красного Знамени и Трудового Красного Знамени, орден Красной Звезды. Красная звезда становится не только визуальным знаком пореволюционной эпохи, это словосочетание воплощает всеобщее счастье. В сибирских изданиях нередки такие выражения: «Взошла... красная звезда. Символ новой жизни и всеобщего счастья. Светит, манит и побуждает к деятельности. Дает работу всем и каждому!» [10. 20 февр.; 11. 26 дек.]. Противоположным по значению красному выступает черный цвет. С одной стороны, он воплощение смерти, зла, опасности. В праздничных лозунгах и информационных листках, выпускаемых в сибирских городах, слово черный означает прямую угрозу советским людям. Встречаются такие выражения: «черный, злой час», «черный ворон клюет очи Советской власти», «черные списки беспартийных», «черные флажки на рабочих машинах плохих рабочих», «черный список истории самых мерзких изменников советской Родины». В таком же контексте упоминались «черные гробики» как карнавальный элемент «похорон» неграмотности, прогулов и др. [7. 8 мая, 10 июля; 9. 25 апр.; 12. 19 апр.; 13. 18 мая]. Одновременно черный цвет использовался для обозначения природных богатств Сибири, при характеристике рабочего класса: черная спецодежда шахтеров, добывающих уголь - «черное золото» [7. 27 нояб., 14 дек.; 9. 20 февр.; 13. 5 нояб.; 14. 21 янв.; 15. 15 февр.; 16. 18 мая; 17. 23 февр.]. Особое место в спектре советских праздников занимал белый цвет. С одной стороны, он употреблялся в обозначении принадлежности к императорской России, как цвет аристократии, буржуазии, армейской элиты (Белая армия, белые офицеры) и, следовательно, ассоциировался со всем злом Гражданской войны. С другой стороны, белый цвет был закреплен в значении «лучший» и проявлялся в знаке качества товара (белый хлеб, яблоки «Белый налив»), в торжественной одежде (белые рубашки, белые брюки и юбки), в предметах принадлежности центральной власти (белые автомобили, самолеты, белые ручки как пишущие средства и предметы отчетности), в элементах праздника (белые фоны лозунгов и плакатов, подарочные упаковки, ленты, флажки) и др. [12. 5 сент.; 13. 18 авг.; 18. С. 12; 19. 28 февр., 20 марта; 20. 4 окт.; 21. 27 мая]. Три наиболее часто используемых цвета - красный, черный, белый - становятся в послереволюционные десятилетия символами разрушительного и созидательного начал, переплетая в своих значениях жизнь и смерть, новые ценностные ориентиры добра и зла. Наряду с цветовыми в сибирских праздниках активно использовались визуальные и слуховые знаковые средства, с помощью которых формировалась праздничная палитра городов, складывались технологии массовых удовольствий. Участникам праздников предоставлялась возможность потанцевать, просмотреть кинофильмы и театральные спектакли. В программы праздников, особенно спортивных и общественных, включались элементы спортивных состязаний, прыжки с парашютом, авиационные зрелища, в том числе катание на самолетах передовиков производства [13. 4 янв.; 18; 19. 24 апр.; 20. 24 марта, 18 окт.; 22. № 2; 23. Л. 17-25; 24. Л. 12-20; 26. № 2; 27. № 7; 28. 9 окт.; 29. С. 301-301, 323]. Эти виды праздничной деятельности создавали единое досуговое пространство, свободное от социальной иерархии, способствовали релаксации, формировали чувство причастности к жизни городского сообщества и всей страны. Особая роль в праздничных технологиях принадлежала музыкальным знаковым средствам. Как правило, официальные торжества и праздники сопровождались исполнением партийно-государственных гимнов и музыкой духовых оркестров, а праздничные события рядовых горожан никогда не обходились без песен и игры на музыкальных инструментах - на гитаре, балалайке, гармошке. На первое место в праздничных технологиях выдвигалась музыкальная самодеятельность как неотъемлемая часть социалистической культуры, призванная воспитывать подлинно советского человека, борца за дело партии [35. 18 сент.; 36. 16 окт.]. К праздничным дням приурочивались конкурсы творческой самодеятельности. В 1920-х гг. «олимпиады самодеятельности» были немногочисленны, ограничивались исполнением номеров о Гражданской войне и фольклором, наполненными новыми темами частушками, былинами, сказками. В 1930-х гг. на конкурсах творческой самодеятельности был представлен весь спектр сибирской культуры: от традиционно национальных, включая русские, татарские, украинские мотивы, до джаза. При этом участники самодеятельности старших поколений тяготели к «исполнению классической музыки на балалайке» и «колхозным танцам», а поколение пионеров и комсомольцев представляло новые джазовые мелодии в коллективном исполнении [11. № 4; 13. 23 марта, 14 июля; 30. 15 апр.; 31. 10 февр.; 32. 25 янв.]. Джаз пользовался среди молодежи особой популярностью, хотя со стороны властей к нему складывалось неоднозначное отношение. С одной стороны, была распространена жесткая критика этого музыкального направления в контексте противодействия западной культуре, но, с другой стороны, отечественных джаз-исполнителей не преследовали, разрешали их выступления и гастроли по стране. Сплав песни и джаза олицетворял дух новой эпохи и становился таким же символом новизны, как кино. Расцвет джазовых мотивов в Сибири пришелся на середину 1930-х гг. Так, в 1934 г. при клубе «Кемерово-комбинатстрой» был создан теа-джаз (театрализованный джаз) под управлением М.В. Барсукова, а в г. Сталинске (совр. Новокузнецк) в первом звуковом кинотеатре «Коммунар» в 1936 г. выступал большой эстрадный оркестр под руководством А. Кобрина и сменившего его В. Исаева. В те же годы в клубе железнодорожников в г. Сталинске существовал небольшой самодеятельный джаз-оркестр, эстрадный оркестр был создан в г. Кемерове [4. С. 7; 33. С. 10; 34. 30 июля]. Эстрадно-джазовая музыка звучала в парковых зонах в дни праздников, при открытии кафе-кондитерских, в ресторанах. Участие джазовых коллективов в фойе крупных городских кинотеатров перед премьерными показами кинофильмов превращало их, по сообщению прессы, в праздничные события. Так, джаз-оркестры выступали перед киносеансами «Праздник Святого Иор-гена» и «Пастух и царь» в Новосибирске, перед премьерой знаменитого кинофильма «Веселые ребята», приуроченной к годовщине смерти В.И. Ленина, в Сталинске [13. 5 июля, 25 июля, 18 сент., 28 окт.; 20. 22 янв.]. Распространенным проявлением массового удовольствия в городских праздниках становились единые гастрономические пристрастия, передававшиеся через обонятельно-вкусовые знаки. В условиях дефицита продуктов питания в 1920-х гг. олицетворением праздника был сдобный хлеб, который пекли из полученной к праздничным датам белой муки с добавлением сахара [35. № 2; 36. 15 апр.; 37. № 3]. Этот хлеб напоминал традиционный русский каравай (пасхальные куличи, сладкие пироги), служил обрядовым символом богатства и сытости. Кроме домашней выпечки, предлагались хлебные изделия, пряники и печенье с партийно-государственной символикой. В середине 1930-х гг., когда была отменена карточная система снабжения, введенная в 1929 г., и начата свободная продажа хлеба, муки, сахара и других продуктов питания, олицетворением праздников в больших городах стало мороженое. На территории Западной Сибири было запущено 4 холо-дильно-молочных комбината, на каждом из которых изготавливались лакомства порядка 130 тонн в год [21. 1 янв.]. Мороженое изготавливалось на новейшем для того периода американском оборудовании, рецептура каждого сорта утверждалась партийными органами. Сибирское мороженое имело сроки хранения, равные одной неделе, и привозилось в места продажи 2-3 раза в неделю, поэтому его относили к разряду дефицитных и само его появление уже вносило элемент праздничности. Ассортимент праздничного продукта включал 30 видов: крем-брюле, фруктовое, шоколадное, пломбир, кофейное, ореховое, эскимо, с шампанским, с газированной водой, с фруктовой подливой. Показательно, что в агитационной литературе мороженое представлялось «узко-буржуазным продуктом, употребляемым на больших праздниках, свадьбах или именинах» [34. 29 авг.]. Но одновременно мороженое рассматривалось как доступный продукт, вносивший праздник в будни. Характерны в этом отношении высказывания государственных и партийных деятелей лозунгового содержания. Так, председатель ВЦИК М.И. Калинин заявлял: «Мороженое любят все!». А нарком пищевой промышленности СССР и заместитель председателя Совнаркома СССР А.И. Микоян утверждал: «Любят мороженое все, но из лицемерия некоторые скрывают это, считая, что мороженое детское лакомство» [20. 28 янв., 35 марта; 46. 29 апр., 1 мая]. Конечно, такие заявления советских вождей придавали лакомству особое значение. Мороженое стало символом праздника и вошло в знаковую систему городской культуры Западной Сибири двух предвоенных десятилетий. Итак, формирование структуры знаков праздничной культуры в городах Западной Сибири отражало новые смыслы праздников и торжеств советской эпохи, призванных выполнять функции социализации и мобилизации общества. Через призму знаковых средств праздник представляется одним из индикаторов изменений и одновременно сохранения традиций городской культуры.

Скачать электронную версию публикации