Ethos «We» and self-identification problems.pdf В своей последней книге «Антропология с прагматической точки зре-ния» (1798) И. Кант утверждает, что «физиологическое человековедениеимеет в виду исследование того, что делает из человека природа, а прагма-тическое - исследование того, что он как свободно действующее существоделает или может делать из себя сам» [1. С. 35]. Не отвлекаясь на природныезадатки человека, остановимся на хронотопических факторах, которые иг-рают большую роль в жизни любого человека, идентифицируя его с опреде-ленным местом в пространстве - с этим на все времена родным телом, род-ной землей или Родиной. Она в сознании русского ассоциируется с широкимполем и березами, а в сознании африканца - с пустыней и пальмой на берегуморя. Эта родная земля из нейтрально-географического превращается вкультурно-ценностное понятие родного дома, Отчизны, в живое пространст-венно-временное поле жизни человека и его народа во веки веков.«Древние полагали, что каждое место оправдывает genius loci (генийместа). Об этом же толкует старинная русская поговорка: «Не стоит село безправедника». Каждое место одухотворено, спасено и оправдано праведни-ком, рожденным там или проходившим по этим местам», - пишет Е. Я. Бур-лина [2. С. 283]. Значит, идентификация - категория историческая, в которойпреломляются пространство и время, эпохальность и повседневность.Обратившись к своей истории, остро ощутив изъяны в ее исследовании,начинаешь круто изменять осмысление не только самих явлений российскойкультуры, но и ее творцов, включать их биографии в этос «мы», в воздухистории. Наши «культурные герои» жили в разные эпохи.Чем они интересны сегодня, в дни краха империи, идеологии, «русскойидеи», кризиса культуры? Что можно почерпнуть из них в начале новогоХХI в.? Думаю, что новая ситуация приложима почти к каждой одареннойличности в России. Целый ряд мыслителей и художников (среди них те, чьиимена появятся в дальнейшем контексте) переживали и переживают дейст-вительность на свой лад, идентифицируя себя с эпохой, со временем, пита-ясь воздухом ауры, создаваемой вокруг себя самими же, т. е. маркируя себя скругом семьи, друзей, коллег, наконец, с творчеством. Но в этом «мы» все-гда заложено два бинарных основания, два противоположных начала. Пер-вое «мы» - «это «я» плюс те среди «они», кого я ощутил среди близких», этообщество, в котором комфортно думать, писать, творить, общаться и обога-щать свой внутренний мир. Другое «мы», созданное тотальным единством,которому ты должен подчиняться, «где индивидуальные различия не суще-ственны или преодолены, а верность целому как верность собственному вы-бору и личным убеждениям, в нем реализованным, подлежит искоренению», -пишет Г. С. Кнабе [3. С. 1055].Переживать два «мы» всегда было сложно, но и находиться в их единст-ве было невозможно. Поэтому одни писали «в стол» (и делали это весьмауспешно десятилетиями); другие находили «скрытый» язык для самовыра-жения, который был доступен немногим; третьи просто покидали свое обжи-тое место, теряя связующую нить с малой Родиной, а иногда и с Россией;четвертые «сдавались» и присоединялись к «монолиту», лишаясь личноговыбора и диалога. Происходил процесс как бы избавления от иллюзий, «вы-хода из идентификации… с ней некогда связанных, стать собой, но при этомсохранить верность чувству «мы» как исходному принципу нравственнойответственности и культуры» [3. С. 1056].Рассмотрим несколько судеб в российской культуре, которые так илииначе пережили и переживают сегодня один из этих процессов как факткультурно-антропологический, идентифицируя себя и создавая в творчествеименно тот «сгусток культурно-исторического воздуха», о котором говоритГ. С. Кнабе.Духовная реальность Степана Дмитриевича Эрьзи (1876-1959) - этомир человеческих чувств. Скульптор, выдающийся деятель мировой и отече-ственной культуры и крупнейший модернист европейской культуры, обно-витель и выразитель парадигмы человека ХХ в., передавший осмысление ичувствование своей эпохи, ее сокровенную суть.Иосиф Бродский как будто бы об Эрьзе сказал:Он был Поэт -Гигантский смыслУмел он отжиматьИз будничных понятий -Редчайший аромат!Единственный настоящий биограф Эрьзи - сам Эрьзя. Хотя внешняя ис-тория его жизни весьма скудна, творя, он оставался самим собой, раскрываясвою собственную душу. В его каменной и деревянной летописи запечатле-но его понимание мира. Эрьзя - не природа или истина, он их квинтэссен-ция, и его герои - не слепки или портреты, а гениальные символы, знаки бы-тия. Казалось бы, его творения ваялись из тех же материалов, что и любыедругие, - камня, дерева, красок, но отличие состоит в способности великогомастера выразить нечто большее, чем содержат в себе изобразительныесредства. Слова И. И. Гарина о поэте можно с полным основанием адресо-вать скульптору, и не абстрактно, а конкретно Эрьзе: «Поэт - это человек, укоторого всегда на одно горе больше, чем у других людей». «Поэт - храни-тель бесчисленных лиц живущего». «Поэт - не создает образов - он бросаетпроблемы» [4. Т. 4. С. 497].Действительно, если талант Эрьзи как художника бесспорен и, главное,очевиден, то другую сторону - переплетения его мыслей и чувств, его аллю-зий, фантазий и эйдосов - одним словом, пространство его души и духа -раскрыть гораздо сложнее. С кем он себя идентифицировал? С кемсравнивал? Чью суть раскрывал?Эрьзя - мордвин духом и кровью.Эрьзя - русский душой и пластикой.Эрьзя же - гражданин мира своей культурой.Можно с этим спорить, но действительно родная мордовская земля быламестом рождения и вдохновения Эрьзи. Здесь он начинался как художник (иэто на всю жизнь). Москва, Екатеринбург, Баку, Новороссийск, Батумисформировали профессиональную культуру пластики, ее он совершенство-вал в Европе. Аргентина дала материал и общение на другом уровне, кото-рое выработало свой, самобытный пласт в мастерстве художника. Можносказать, что Эрьзя пограничный художник.В связи с этим он творил особые миры и «населял» их созданными еготалантом образами и характерами: в этих мирах явления подчиняются необычным законам природы, а новым, которыми повелевает мастер. Роднаяземля дала целый каскад посвящений отцу, матери, эрзянке, крестьянину-мордвину, старику-мордвину. В этих работах Эрьзя причудливо-разный, внем говорил талантливый самородок, человек из недр народного быта, с од-ной стороны, а с другой - страдалец, отшельник, испытывавший ностальгиюпо Родине. В уникальной портретной галерее женских образов мира - антро-пологическое откровение, откровение человеческой глубины - свобода, от-крытость, пластичность, противоречивость, хаотичность, дерзость, неисто-вость… владение огромным миром человеческих темпераментов и человече-ских страстей. Вглядываясь в его работы, пугаешься порой его всезнания, это-го проникновения в чужую совесть. Даже природные стихии Эрьзей очелове-чены: символы разбушевавшейся природы переплетены с разгулом человече-скихмастер был увлечен цельностью и совершенством каждой модели, нежели по-казом этнических черт, которые лишь деликатно намечал в своих работах.«Какая поэзия - процесс этого мраморного творчества! Какая это вели-кая и чудная власть - вызвать из каменной глыбы человека со всем его обли-ком - внешним и внутренним, пламенем души, характером, мыслью… толь-ко без речи!» - писал об Эрьзе русский писатель А. В. Амфитеатров [5. С. 103].Да, он пограничный художник, никогда не терявший чувства «мы», нопреломлявший его в универсальном переживании культуры и нравственно-сти. Основа привлекательности его творчества в том, что он всегда был са-мим собой, талантливо соединив дар глубокого проникновения в собствен-ный внутренний мир «Я» с открытостью всему миру.Николай Платонович Огарев (1813-1877) и Михаил МихайловичБахтин (1895-1975) - российские люди разных эпох, причастные к однойземле - мордовской, десятилетия прожившие на ней; связанные профессио-нальной идентичностью - литературным и научным трудом, любовью и по-ниманием искусства, особенно музыки; использующие ее духовную ипо-стась в своем творчестве. Оба изгнанники, вынужденные покинуть Родину ипоселиться вдали от нее (Огарев в Англии) либо свой город Санкт-Петербург и поселиться в провинции (Бахтин в Саранске).«Десятилетие в истории и культуре - не то же самое, что десятилетие вкалендаре. Оно длится не десять лет, а столько, сколько длится тот сгустоккультурно-исторического воздуха, который составил его существо: «людисороковых годов» - Герцен и Огарев, Белинский и Грановский - заполнялиавансцену русской культуры с середины 1830-х до середины 1850-х», - пи-шет Г. С. Кнабе [3. С. 1047], а затем, переехав в Англию, Герцен и Огаревпродолжали еще в течение почти двадцати лет питать русскую мысль, лите-ратуру, искусство «жизнесмыслами» своего «Я».Про Огарева можно сказать, что он, проживщий всю свою жизнь в ХIХ в.,наш современник, он и тогда наполнял, и сегодня наполняет интеллектуаль-ную жизнь России вдохновенными идеями, многие из которых реализуются.Он тоже, как и Эрьзя, человек мира, но в большей мере - Европы. Родился вПетербурге (1813), детство провел в Старом Акшине (Мордовия) (1815-1820). Учился в Москве (1820-1835), сослан был в Пензу (1835-1839). Пу-тешествовал по Европе (1841-1846), после чего целое десятилетие провел вСтаром Акшине (1846-1856). Эмигрировал в Англию (1856), но через стодесять лет ровно (1966) его прах вновь вернулся на российскую землю, наНоводевичье кладбище в Москве. Он возвратился в Россию, но он вернулсяи на мордовскую землю, своими мыслями и идеями оплодотворяя разныепоколения. Его имя носит Мордовский государственный университет в Са-ранске, ежегодно проходят Огаревские чтения, аккумулируя научные знанияи открытия. А главное - создана новая ориентация в раскрытии поступковконкретного человека, Николая Платоновича Огарева, в оценке его фило-софского и экономического знания, политических, медицинских, изобрета-тельских практик, поэтического и музыкального дара, благотворительной имеценатской деятельности, педагогических опытов, социальной работы, т. е.всего того, что можно назвать его профессиональной и жизненной идентич-ностью. А студенты и преподаватели, называя себя огаревцами, идентифи-цируют себя с его личностью и его деяниями.Прожив в Саранске 25 лет, Бахтин создает свою духовную ауру в тихомпровинциальном городе, расположенном в центре России, несмотря на то,что Саранск для такого человека становится провинцией, которая вырвалаего из привычного научного общения, сделала изгоем, соединив одновре-менно мотив избранничества и обделенности жизнью. Но Бахтин не испы-тывал характерные для русского интеллигента (особенно провинциала) чув-ство вины, скуку, одиночество, разочарованность. Он работал... Вдохновен-но читал лекции для студентов, писал (чаще в стол) свои гениальные труды,общался с интересными людьми, тем самым превратив вынужденное «зато-чение» в среду одухотворенного обитания не только для себя, но и для ок-ружавших его людей. Это было его «мы», особое, неповторимое. Это особыйтип «его провинции», становящийся духовной столицей, столицей бахтинст-ва, «своей» столицей мира. Именно здесь он написал одно из фундаменталь-нейших исследований человеческой идентичности: «Творчество ФрансуаРабле и народная культура средневековья и Ренессанса». И, не побывав ниразу в Европе, Бахтин становится человеком Европы, проанализировав иоценив достоинства и недостатки смеховой народной культуры двух великихэпох - Средневековья и Возрождения - как никто другой до него.В своей эстетической теории Бахтин акцентировал внимание на пробле-ме вненаходимости, проблеме «другого-в-себе» и «в-себе-другого». По егомысли, к человеку невозможно применить формулу тождества, потому чтоименно в точке несовпадения с собой и творится идентичность, создаетсяподлинное «Я». Механизм идентификации единичности с «Другим» основы-вается на отказе от самого себя, что позволяет узнать «Другого» в его отли-чии и самого себя в своей «другости». Он утверждал также, что именно вы-бор между предписаниями морали и собственными побуждениями делаетнас толерантными.Федот Васильевич Сычков (1870-1958) и Николай ВладимировичРябов (род. 1961) - мордовские художники. Ставлю их в один ряд, хотя воз-раст и этническая принадлежность различны.Сычков родился в русском селе, в русской семье, но всеми своими кор-нями пророс в этническую суть мордвы. Писал портреты и тематическиекартины, полотна реалистичные, яркие, сочные, жизнеутверждающие. Егокраски «брызжут» солнцем, лица - улыбками и радостью. Повседневное су-ществование его в быту односельчан-русских и поездки в соседние села, гдепроживала мордва-мокша, сформировали пограничное мирочувствованиехудожника Сычкова. Он видел мордву-мокшу именно в этом ракурсе (плат-ки, пулаи, сюлгамо, другие яркие красно-желтые, солнечные украшениямокшанского костюма). Видел этническую красоту в скуластых лицах, осо-бом разрезе глаз мордовок, круглощеких и голубоглазых русских девчат,размышлял и принимал решение в творчестве на меж- и транснациональномуровнях. Своя позиция, никому не навязываемая, ни у кого не заимствован-ная. Он и сегодня «живет» среди нас как уникальный бытописатель русскойи мордовской деревни, уловивший поэтическую красоту природы и человекав ней. В своем творчестве он осмысливал себя и свое место в этом мире, от-разив содержательные пласты человеческой субъективности: бытовые сцены«Трудный переход», «Катание с гор», «Возвращение с сенокоса», «Праздникурожая», «Молодая. Новобрачная в деревне»; детские портреты «Гринька»,«Приятели», «Подружки», «Возвращение из школы»; женщины из народа -веселые, пышущие здоровьем натуры, открытые и цельные: «Плясунья Соня»,«Жница», «У изгороди» и др.; пейзажи и натюрморты: «Одуванчики», «Клуб-ника», «Огурцы», «Рябина», «Астры» - наполнены радостным ощущениемполноты жизни, «неповторимым духовным ликом» (Н.А. Бердяев), показыва-ют его привязанности и ценности, отражают ментальные черты его сельчан.Его картины толерантны. Через особый мир, через антропологию места иего красоту формируют у современника причастность к его пространствусмыслов, его профессиональной и жизненной идентичности.Рябов родился и живет до сих пор в родном мордовском-эрзя селе Под-лесная Тавла. Отличительной чертой его творчества является мифологизацияместа, пространства бытия его предков.Идентичность обращает нас к самому началу, к самой природе. Перво-начально идентичность рассматривалась как слитность, как неразъединен-ность с материнским организмом, с природой. Миф, как реализованнаяструктура идентичности, рассказывает о той первобытной слиянности, ко-торую ощущало человеческое сообщество. Слиянность, практически тож-дественность - условие, которое давало жизнь, благодаря чему она про-должалась и возобновлялась.Структура идентичности породила первоначальный принцип существо-вания - как со-бытия. Но любая структура еще в пору своего детства начина-ет с определения себя, с вопросов «что Я есть такое?», «кто Я?», которыеявляются ядром осмысления своей жизни, себя и которые выстраивают ие-рархию идентичности.Сюжеты в творчестве Рябова - это ретроспективные образы из прошлогородного народа, импровизации на основе тавлинской жизни, прочитанныесовременным языком. Были ли тогда эти архетипы? Или это образы, созда-ваемые душой, его народ мордва-эрзя, его «мы»?Рябов трансформируетпоэтична, в то же время привлекательна гротесковыми образами. И ещецвет(!) - каждая краска сама как образ.В композициях «Жертвоприношение», «Моление солнцу», «Моление оголубом камне», «Странник», «Зов торамы», «Сюлгамо», «Нюркин дом» идр. художник передает задуманное сочными, выпуклыми красками, частоиспользуя несколько уровней, как бы представляя разновременные впечат-ления. Подобная трактовка поверхности вызывает чувство мифологизацииблизкой художнику среды, наполненной архетипами народной культуры.Творчество Рябова - это пример иного подхода к своим родовым корням,к своей идентичности через всплеск интереса к этническим формам искусства,интеллектуальной и эмоционально-эстетической потребности человека в ихосмыслении. Он хорошо чувствует дистанцию между наличным состоянием ипредназначением человека, повествует не только об отдельных персонажах, осемье, но и о своем народе, его историческом прошлом, душевном благород-стве и нравственной чистоте. Для этого он обращается к архетипам мордов-ской мифологии, переводя все это на язык современных символов:- природа, ментальность, семья, дети, быт - это дом;- мысли, сюжеты, обереги - это Родина;- образы, чувства, символы, знаки - это душа.В этом его особая укорененность в своем «Я» и особое разрешение про-блемы самоидентификации. Он гражданин России, Мордовии и своего ма-ленького, но богатого тавлинского мира.«Кто я?» «Что я собой представляю?» Эти вопросы уместны и разре-шимы в русле осмысления действительности в целом и мира, в котором яживу. Мы попробовали лишь «прикоснуться» к ответам.Если говорить о современности, то нашему времени соответствует про-тиворечие - между явлением и прикосновением (мы показали на примерахтворчества). Явлением бытия становится то, к чему прикасается человек.Противоречие между явлением и прикосновением говорит о способности коткрыванию, к открытию себя через открытие другого. Прикасаясь к друго-му бытию, человек всегда ориентирован на движение к толерантности. Черезприкосновение проявляется страстный интерес к другому бытию, и резуль-тат его выражения - способность к самосовершенствованию, самоуглубле-нию и самопознанию.

Скачать электронную версию публикации