State and church relations in Russia in second half of XIX century.pdf В период подготовки и проведения реформ второй половины XIX в. на первый план среди прочих вышла и проблема строительства государственно-церковных отношений. Система управления церковью получила свой законченный вид при Николае I. Государство рассматривало Православную церковь, с одной стороны, как учреждение, выполняющее определенные административно-хозяйственные функции, а с другой - видело в церкви духовного пастыря общества, инструмент влияния на все сословия. В этих целях на протяжении всего Х1Х в. государство всячески усиливало роль и значение обер-прокурора, тем самым надежно обеспечивая государственное руководство важнейшим идеологическим инструментом. В этих условиях становится понятной сама логика подготовки и проведения реформ церкви, которые изначально мыслились сановниками как реформирование социального института, занимающего свое определенное место в структуре государственных учреждений Российской империи. Неудивительно поэтому, что проекты петербургских благоустроителей церкви продвигались, по выражению киевского митрополита, «черепашьим ходом» [1. С. 216]. Православная церковь была настолько тесно связана с государством, что практически любое изменение в жизни последнего вызывало необходимость либо обращения к ней как инструменту государственной политики, либо внесения изменений в ее управление и правовое положение. Вот почему, взяв курс на реформы, правительство обратилось к церкви, в которой к тому времени накопилось много нерешенных проблем, связанных именно с тотальной зависимостью от государства и в первую очередь -увеличивавшимся разрывом между духовенством и паствой. Реформа по отмене крепостного права явилась дополнительным толчком к реформам в церкви с целью повышения авторитета приходского духовенства среди крестьян. В отечественной историографии интерес к анализу истории государственно-церковных отношений Синодального периода и к положению православного духовенства начинает активно проявляться с конца 1980-х гг. Обобщающий характер носит работа И. К. Смолича по истории Русской православной церкви [2]. Применительно к исследованию истории государственно-церковных отношений в России во второй половине XIX в. следует, на наш взгляд, выделить работы С.В. Римского [3], А.Ю. Полунова [4], С.Л. Фирсова [5], С.И. Алексеевой [6], М.А. Бабкина [7], А.В. Борисова, Н.С. Велитченко, Ю.Б. Смирновой [8], П.Н. Зырянова [9]. В некоторых публикациях (Н.Г. Карнишина [10], С.А. Лукьянов, А.Я. Малыгин [11]) рассматриваются отдельные, социально значимые направления деятельности РПЦ. Анализ положения приходского духовенства в 1870-1890-е гг. проведен Т.Г. Леонтьевой [12]. Следует отметить возросший в последнее время интерес исследователей к месту и роли Русской православной церкви в истории российского государства, к изучению церковного права и отношениям священников и паствы. Однако, на наш взгляд, проблема государственно-церковных отношений в России в Синодальный период, и особенно в пореформенный период, требует дополнительного изучения на основе широкого круга источников. Проекты преобразований церкви, разрабатываемые и направляемые чиновничьей бюрократией, находились в явном противоречии с развитием внутренней жизни церкви. Подготовка и сами реформы осуществлялись в русле традиционной конфессиональной политики Петербурга на всей территории Российской империи. В условиях, когда крепостные крестьяне получили личную свободу, ограничения, практиковавшиеся в отношении духовного сословия, стали выглядеть диссонансом, что и потребовало изменений в правовом положении православного духовенства. В этом плане интерес представляет написанный в марте 1862 г. отзыв Саввы (Тихомирова), архиепископа Тверского и Кашинского, на статью Агафаниела, епископа Вятского, о причинах бедственного положения православной церкви в России [13. С. 1]. Савва считал, что причина такого положения церкви «не в лицах духовных и не в существе Церкви, а вне сословия духовного и Святой Церкви, поскольку инициатива дел об улучшениях и пр. по Церковному управлению - не у Архиереев, а у Обер-Прокурора. А светские чиновники, при всей благонамеренности, не могут хорошо понимать духовных потребностей Церкви» [Там же]. В личной переписке и официальных записках Тверского архиепископа на протяжении всего пореформенного периода сквозило недовольство тотальным контролем светской власти над Церковью. Во многом вину за медленность продвижения реформ в провинции Савва перекладывал на столичные власти. Так, архиепископу Ярославскому Ионафану (Рудневу) уже в конце 1880-х гг. он писал: «Я без сожаления оставил Северную Пальмиру. Нельзя не понимать только о том, что так бесцеремонно поступают предержащие власти с нашею братию - провинциальными архиереями. Све-дующие и благонамеренные люди строго осуждают это» [14. С. 2]. 17 Государственно-церковные отношения в России во второй половине XIX в. Духовенство к середине Х1Х в. имело все признаки сословия - участие в сословно-представительном учреждении и наличие корпоративной организации. Управление церковью осуществлялось Синодом и духовными консисториями. Синод включал до 10 архиереев - представителей черного духовенства, а также духовника императора и главного священника армии и флота - представителей белого духовенства. Одни члены Синода были постоянными, присутствующими по положению, например митрополит Санкт- Петербургский, духовник императора и главный священник армии и флота, другие - временными, так как участвовали в заседаниях Синода в течение одного-двух лет по очереди. Синод назначал архиереев, стоявших во главе духовных консисторий, которые затем утверждались императором. Архиереи осуществляли управление и суд в епархии вместе с духовной консисторией, члены которой избирались архиереем из черного и белого духовенства. В 1860-х гг. духовные консистории на 79% состояли из приходских священников. Корпоративность духовного сословия проявлялась в относительной независимости духовных консисторий и благочинных от местных властей, так как их деятельность по закону контролировалась обер-прокурором Синода и принимала чаще всего вид формальноканцелярский. Управление монастырями находилось в ведении черного духовенства. Признаки сословия предполагают наличие сословной замкнутости, что особенно ярко в отношении духовенства проявилось с начала Х1Х в. Свод законов от 1857 г. достаточно четко определял источники пополнения духовного сословия. Так, в монастырь мог поступить представитель любого сословия, но при соблюдении нескольких требований: возрастного ценза (мужчины - не менее 30 лет, женщины - не менее 40 лет), с согласия их непосредственного начальства, податные сословия - согласия Казенной палаты. Все желающие поступить в монастырь независимо от сословной принадлежности должны были получить на своем прошении подпись губернатора. Оформленное таким образом прошение поступало на рассмотрение в Синод [15. С. 37, 54]. Рядовое духовенство делилось на монашествующее и приходское. В 1861 г. монастырей было 614 с 8 579 монашествующими и 12 548 проходящими послушание; а также 37 381 церковь, 598 соборов и 12 186 часовен и молитвенных домов, в которых служили 113 815 духовных лиц. Из них священников - 37 950, диаконов -12 444, причетников - 63 421. Общее число белого духовенства и церковнослужителей, вместе с находившимися за штатом по старости, болезни и т. п., - до 126 164 чел. К началу разработки основных положений реформы в 1862 г. один священник приходился на 1 365 человек, а одно лицо духовного сословия - на 85 человек! [16. С. 30]. Источником по изучению белого и черного духовенства на местах являются формулярные списки, которые в Х1Х в. поступали в местные консистории от благочинных и монастырского начальства. Списки содержали в себе информацию о духовных лицах и их семьях, включавшую сведения о поведении, проступках и наказаниях. Церковно-государственные отношения в случае с черным духовенством предусматривали жесткую регламентацию основных прав и обязанностей последних в отношении светских властей и обособление монашествующих, усугублявшееся скудным материальным положением монастырей. По данным Синода, на 1850 г. численность черного и белого духовенства христианских исповеданий с членами их семей в Европейской России и Сибири составляла 281 тыс. человек, а в 1897 г. - 240 тыс. человек мужского пола. На долю приходского духовенства приходилось 90% всего духовенства, основную группу которых составляли священники, дьяконы, причетники. Причем священники в 1860 г. составляли от общего числа 33%, т.е. 37,8 тыс. человек, в 1880 г. соответственно - 40%, или 37 тыс. человек, а в 1890 г. - 43% от состава православного приходского духовенства в России [17. С. 2]. Священник являлся главой причта и обладал административной властью над остальными его членами. Для этой должности существовал возрастной ценз - 30 лет. В результате церковных реформ 1860-1870-х гг., когда были внесены некоторые изменения в статусе белого духовенства, была запрещена передача церковных должностей и отменены все наследственные, семейные притязания на служебные места в церкви. Епископов обязали назначать духовных лиц на вакантные места исключительно по профессиональным и моральным качествам кандидатов, а не за их социальное происхождение. Дети духовенства получили светский юридический статус. За все преступления духовенство подлежало светскому суду наравне с лицами недуховного звания. Личный суд епископа сохранялся только по маловажным проступкам, за которое епископ мог наложить епитимью. Приходские священники играли заметную роль в своих приходах. Помимо собственно религиозных, приходские священники выполняли еще государственные функции - вели метрические книги, записи брачных обысков, регистрировали смерть, выдавали метрические свидетельства. В своде законов от 1857 г. на приходского священника возлагались также обязанности «предостерегать прихожан своих противу ложных и вредных разглашений, утверждать в благонравии и повиновении господам своим». Особо подчеркивалась необходимость предупреждать волнения крестьян, а если они все же начинались, то прилагать максимум усилий для возвращения их в повиновение. Закон требовал от духовника нарушать тайну исповеди и открывать властям, кто замышляет преступные действия, направленные против государства и в особенности против монарха [18. С. 79, 96]. Исходя из большого значения приходского священника в посредничестве между государством и обществом, большое внимание уделялось и в николаевское время, и в период реформ, и в 1880-е гг. юридическому оформлению прав и обязанностей белого духовенства. Правовые нормы детально оговаривали положение не только собственно причтов, но также членов их семей, источники пополнения сословия, порядок выхода из него и последствия столь важного шага, источники доходов, привилегии. Для занятия должности в приходе требовалось иметь духовное образование, т.е. закончить духовное училище или семинарию, выдержать испытание на знание церковного пения и порядка совершения богослужения. Окончательное решение принимал местный епархиальный владыка. Белое духовенство не платило личных податей, было свободно от постоя и поземельного налога, рекрутской повинности. Дети белого духовенства могли выходить из духовного звания и выбирать род занятий на основе общих гражданских законов и тем самым лишались всех привилегий прежнего положения, поэтому, как правило, все сыновья белого духовенства стремились сохранить свою сословную принадлежность. Приходскому духовенству разрешалось иметь недвижимость - дома, землю - в сельской местности и в городах. Тот факт, что духовное образование служило важнейшим фактором при занятии церковной должности, привел к довольно высоким показателям уровня образования среди причтов. По данным Г. Фриза, в 1860 г. процент лиц с полным семинарским образованием среди белого православного духовенства составлял 82,6%, а в 1880 г. - 87,4% [19. С. 12]. Характерным является иерархический показатель: в 1830 г. места священников на 20% занимались детьми дьяконов, на 33% - детьми причетников и на 47% -детьми священников, в 1860 г. - соответственно 17, 34, 49%. Места дьяконов замещались в 1830 г. на 24% -детьми священников, на 54% - детьми причетников и на 24% - детьми дьяконов, в 1860 г. - соответственно на 9,74 и 17%. Места причетников замещались в 1830 г. на 21% детьми священников, на 9% - детьми дьяконов и на 70% - детьми причетников [20. С. 110]. Статус не являлся жестко наследственным, но семинарское или академическое образование почти гарантировало получение места священника. В результате церковных реформ 1860-х гг. мобильность внутри духовенства возросла ввиду огромного оттока детей духовенства с образованием. По данным Присутствия по делам православного духовенства за 1863 г. о доходах 204 причтов Санкт-Петербургской епархии и доходах 1 295 сельских и городских причтов Владимирской епархии, средний уровень доходов был для городских и сельских причтов примерно одинаков - около 300 руб., только один процент причтов имел доход от 700 руб. и выше [21. Л. 5, 7]. С начала Х1Х в. правительство заботилось о материальном обеспечении белого духовенства двумя путями. Первый состоял в введении фиксированного состава причтов приходских церквей с постепенным распространением на них казенного жалованья в качестве вспомогательного оклада к прочим доходам (плата за требоисправления, добровольные пожертвования прихожан). К 1861 г. жалованье получали менее половины всех причтов, и в среднем на причт приходилось до 210 руб. в год. Второе направление состояло в наделении причтов сельских церквей землей и угодьями, где нормой считался надел в 33 десятин удобной земли на причт [22. С. 27]. Речь шла лишь о служащем духовенстве, но к началу церковных реформ вопрос о наделении причтов землей решен не был. К началу 1860-х гг. многие при-чты сельских церквей имели пахотную и усадебную земли. При этом ее размеры были различны. Так, в Саратовской епархии на одну церковь приходилось в среднем более 40 десятин, в Оренбургской - от 33 до 99 десятин, в Астраханской - более 59 десятин [23. Л. 26]. В сельских принтах духовенство само вело хозяйство, обрабатывая землю и разводя домашний скот. Подчас священнику, дьякону или причетнику было трудно сочетать это с ежедневной службой в храме. А.В. Головнин, бывший в 1861-1866 гг. министром народного просвещения, в «Заметках в бытность в деревне в Пронском уезде Рязанской губернии летом 1867 г.» писал: «Духовенство в последние годы не приобрело уважение прихожан, а напротив того, возвысив значительно плату за требы, возбудило к себе неуважение народа» [24. Л. 19]. Духовенство повсеместно использовало традиционный источник дохода: плату за совершение треб и обход домов прихожан по большим праздникам. В целях улучшения отношений между духовенством и прихожанами правительство пыталось ввести тарифы на тре-боисправления, а взамен назначить вспомогательное жалованье, но это привело к формированию мнения, что в тех приходах, где причтам платят жалованье и выделена пахотная и усадебная земля, они не должны ходить по домам. Гораздо меньшим был доход у сельских причтов. Таким образом, хотя белое духовенство и было приближено по своим юридическим правам в личному дворянству, по показателям доходов они сильно отличались. На гражданской службе чиновники IX- Х1У классов получали в среднем жалованье в год от 100 до 400 руб., военнослужащий, имевший первый офицерский чин, - 200 руб., а средний годовой доход священников в городе составлял от 30 до 80 руб., в деревне - от 25 до 40 руб. [25. С. 257]. Это касалось тех причтов, где священники не получали казенное жалованье и находились на содержании своей паствы. 19 Государственно-церковные отношения в России во второй половине XIX в. Эти данные относятся к началу церковных реформ, поэтому одним из наиболее распространенных требований духовенства было получение казенного жалованья. Однако, как видно из отчетов губернаторов, особенно отдаленных губерний, в течение всего пореформенного периода данная проблема сохраняла свою актуальность, особенно в отношении сельского духовенства. В отчете о состоянии Уральской области за 1884 г. губернатор писал: «Духовенство при вновь образовавшихся приходах не может довольствоваться доходами от одних прихожан, т.к. в числе их еще много раскольничьих семей, да и нежелательно, чтобы духовенство было поставлено в необходимость требовать платы за исполнение треб, в особенности же в первое время. При отсутствии же определенного содержания церковным причтам является крайнее затруднение в желательном замещении церковных служительских должностей при храмах, а всякий неудачный в этом отношении выбор неизбежно производит дурное впечатление на обывателей» [26. С. 54]. В противовес жалобам архиепископов из провинциальных епархий глава духовного ведомства из Петербургской епархии в отчете за 1880 г. отмечал: «Состояние столичного духовенства в материальном отношении можно считать обеспеченным. Нельзя того же сказать о состоянии духовенства сельского из-за обеднения сельских прихожан. В столице, где больше образованности в пастырях и богаче церковные библиотеки и где духовенство более обеспечено, назидание паствы идет успешно. Значительно слабее идет проповедничество в церквах сельских, где и пастыри не так образованы, как в столице, и библиотеки весьма скудны по скудости церковных средств, где пастыри не имеют достаточно средств заводить библиотеки собственные и где наконец постигаем не всегда и досужно приготовить слово народу» [27. Л. 3 об. - 4]. Проблема различия в положении белого духовенства столиц - губернских городов - уездных центров -сельских причтов стояла остро и в николаевское время, и сохранила свою актуальность после церковных реформ, результаты которой коснулись главным образом духовенства городских причтов. О нерешенности материальных проблем провинциального белого духовенства в течение всего пореформенного периода свидетельствует, в частности, такой источник, как письма из помещичьих имений. Так, чиновник в отставке В.В. Ярмонкин в письмах из своего имения Чирково Самарской губернии Бугульманского уезда, подводя итоги реформ 1860-1870-х гг., писал: «Священник - единственный человек в селе, который может научить, посоветовать и которому может крестьянин передать и свое горе, и свою радость. Не говоря уже о его духовном сане, он - единственное интеллигентное лицо в деревне, и уже по этому одному от него возможно было бы ожидать очень и очень многого. Однако вся жизнь священника и его семьи находится в прямой зависимости от крестьянина, поскольку сход назначает жалованье священнику. Получение жалованья священником непосредственно от крестьян крайне унижает его, производит неприязненные чувства между ним и мирянами, подрывает религиозные чувства, оставляет священника на несколько лет без жалованья, и тому подобные неприятные явления» [28. С. 23-25]. Обер-прокурор в обращении в Государственный Совет от 21 июля 1867 г. отмечал, что по действующим штатам личное содержание архиереев можно считать достаточным только в западных, Рижской, Таврической, Кавказской, Петербургской, Новгородской и Оренбургской епархиях; в остальных оно составляло от 743 руб. 40 коп. до 914 руб. 85 коп. и в Московской -1712 руб. 16 коп. Обер-прокурор пересмотр штатов и окладов кафедральных соборов объяснял тем, что они -бесприходные и, следовательно, лишены доходов за исполнение треб. А оклады даже протоиереев крайне малы: от 142 до 172 руб. в год [29. С. 41]. В проекте закона предложения Синода сводились к принципу уравнения в содержании архиереев различных епархий с отменой деления епархий по классам и с введением с 1 января 1868 г. новых штатных расписаний архиерейских домов и кафедральных соборов. Московскую и Санкт-Петербургскую епархии уравняли по содержанию с западными, назначив архиереям по 4 000 руб., а на архиерейские дома - по 4 350 руб. Киевскую епархию уравняли с Литовской, назначив по 4 000 и 5 000 руб. Для сравнения, например, Енисейская, Иркутская, Тобольская, Томская епархии получили соответственно 1 500 и 3 700 руб. Деньги на изменение содержания Синод изыскивал из своей сметы и выражал сожаление, что средства не позволяют увеличить его. Причты кафедральных соборов, которые делились ранее на 11 разрядов, после реформы по содержанию делились на 5 групп: в Киевской и Литовской епархиях годовой расход на них составлял по 5 000 руб.; в Московской, западных, Новгородской и Рижской - по 4 000 руб.; в Камчатской - 4 985 руб. Во всех остальных - по 2 850 руб. Расходы на содержание консисторий в среднем возросли втрое [30. С. 313]. Как следует из приведенных выше данных, после церковных реформ сохранилось неравенство епархий по содержанию окладов, что касалось городских и сельских причтов. Сохранился и даже несколько увеличился существовавший и ранее разрыв между столичными и провинциальными епархиями, так как улучшения положения коснулись в первую очередь первых. Вполне оправданно в этой связи звучит сделанное в 1892 г. заявление в «Церковном вестнике» и ставшее в начале 1890-х гг. общим местом: «В печати, пишущей о церковно-приходской жизни, чаще всего выражается мнение, что этой жизни у нас не существует, что наши приходы, имея в себе чисто внешнюю связь, погружены в полную спячку» [31. С. 15]. Газета «Русь» 29 ноября 1880 г. писала по этому поводу: «Главной задачею православного ведомства было “обеспечение сельского духовенства”, для чего тысячи православных храмов, воздвигнутых на средства народа, ведомство признало нужным закрыть и приходы упразднить вопреки просьбам, мольбам и нуждам народным» [32. С. 2]. В отчете о ревизии Черниговской губернии сенатор А.А. Половцов в 1882 г. писал: «Обвинения против духовенства имеют всего предметом: вымогательство при требах, сопровождаемое нередко ужасающими подробностями, безнравственность, подтверждающая самые скандальные сцены не только в домашней жизни, но и в стенах храма, пьянство, нарушающее святость и прерывающее отправление богослужения, буйство в вертепах, взаимная профессиональная зависть» [33. Л. 58]. Именно с конца 1870-х - начала 1880-х гг. на волне разочарования части белого духовенства результатами реформ церкви появилась тенденция, бывшая большой редкостью в прежние времена, а именно отказа от духовного звания. Русское духовенство предпринимало попытки в 1860-1870-х гг. преодолеть изоляцию от светского общества. Приходские священники в большинстве своем ориентировались на поиск диалога со своими прихожанами различных сословий и состояний. На наш взгляд, разлад духовенства с паствой не носил всеобъемлющего характера. Не являясь на тот момент монолитной системой, Русская православная церковь испытывала внутренние противоречия. Находясь в центре общественной жизни, в пореформенный период духовенство вынуждено было усилить активность в поисках диалога с мирянами. Это касалось и столичного, и провинциального белого духовенства. Среди церковных иерархов росло недовольство недостойным поведением части причтов, что находило отражение как в официальной переписке, так и в свидетельствах современников. Так, епископ Палладий в письме из Тамбова в Петербург протоирею Д.Ф. Ганкевичу о впечатлении от поездки по епархии об отношении народа к духовенству от 21 октября 1878 г. писал: «Во время поездки моей по епархии я заметил, что народ не любит духовенства и тяготится им. Во многих приходах мне пришлось слышать такие речи от народа: “Попы - наши враги, грабители и разорители”. Что же будет, если эти речи сделаются общими, повсеместными. А вся беда в том, что жалованья нет и священники принуждены торговаться с народом за каждую требу. Не много таких, которые довольны тем, что дают; большинство вымогает, торгуется и из-за торга нередко производит скандалы» [34. Л. 1]. Епископ Енисейский Никодим в письме вицедиректору канцелярии обер-прокурора из Красноярска от 13 мая 1866 г. помимо проблемы непопулярности треб у населения поднял еще несколько проблем взаимоотношения духовенства с паствой на подведомственной ему территории: «Вот уже пятый год живу я в Красноярске. Освоился и со страною, и с жителями ее. Оскудение духовенства возрастает быстро, угрожает даже невозможностью существовать. Сие - от охлаждения в вере, а охлаждение - от ложного просвещения, которым ныне так жадно питаются и русские умы. В частности, наша Енисейская губерния имеет на две трети во всех чинах и должностях поляков. Русские же иногда тяжелее и дерзновеннее поляков относительно пренебрежения духовенством» [35. Л. 7]. В 1875 г. П.А. Валуев подверг анализу сложившиеся взаимоотношения духовенства и светского общества. П.А. Валуев был убежден, что именно общество в лице его религиозно настроенных деятелей должно помочь церкви возродить ее прежнее влияние на народное образование. Противоречивые результаты реформ и силовые методы принятия решений привели к тому, что фигура обер-прокурора Синода при дворе не устраивала никого. В конце 1870-х гг. получивший сильное влияние М.Т. Лорис-Меликов сделал вывод о систематическом устранении духовенства из жизни общества. Особенно много сетований на падение влияния духовенства в обществе содержалось в корреспонденции К.П. Победоносцева. В записке предводителя дворянства из Черниговской губернии И. С. Листовского «Россия в настоящем и ее исторические опыты», датированной 31 декабря 1881 г., была сделана попытка анализа причин неудачи реформ церкви и положения церкви в обществе в начале 1880-х гг. Для автора записки было очевидно, что церковь в России в первую очередь являлась органом государственного строя. При этом «правительство, отрешившись от духовного единения с церковью, стало смотреть на нее как на политическое учреждение. Но здесь и является ошибка: форма не может дать глубокие связи народу и служить правительству орудием для влияния на последнего. Космополитизм стал присущ высшей среде государства. На церковь смотрят все с равнодушием. Равнодушие это является отчасти плодом иностранного воспитания, преобладания в государственном управлении лиц чужой народности и чужой церкви. Православных в империи 55 885 691 душа /1876 г./. Расходуется на церковь из Государственного казначейства 8 726 017 руб. /на душу -15 2/3 коп./. Католиков -7 494 516 душ. Расходуется -1 739 959 руб. /23 У коп./. Министр финансов Рейтерн в отзыве Синоду от 6 марта 1876 г. за № 866 дал заключение, что прошения священникам о выдаче метрических свидетельств должны подаваться на 40копеечной бумаге, так как священник - есть “должностное лицо”. Может ли это сказать православный, понимающий дух церкви и значение священника?» [36. Л. 44-48]. 21 Государственно-церковные отношения в России во второй половине XIX в. Подобная резкая критика духовенства, как правило, была связана с критикой церкви как государственного института, так же как в провинциальной печати критика белого духовенства шла в тесной связи с разбором деятельности местной администрации. Переплетение церковно-государственных отношений, которое особенно ярко проявилось в период церковных реформ, проводившихся в русле единого реформаторского курса правительства, привело к тому, что в восприятии населения духовенство в первую очередь рассматривалось в качестве проводника государственной политики на местах.

Скачать электронную версию публикации