Temerchinskaya volost and the Temerchins of ujezd Tomskiy in XVII century.pdf Еще в середине прошлого века З.Я. Бояршинова сетовала на то, что мы не имеем в нашей литературе сколько-нибудь удовлетворительного описания этнических групп, населявших в XVII в. Томский район [1. С. 33]. Объем исследовательской литературы с того времени возрос многократно, однако на фоне массива исследований общего характера некоторые конкретные сюжеты остаются дискуссионными либо слабо разработанными. Один из таких сюжетов связан с историей темерчинцев, которые в начале XVII в. составляли одноименную волость. О событиях XVII в., имеющих отношение к этой волости, сведений не так уж и много. В грамоте князь-ца Тояна среди групп населения, проживающих по соседству с эуштинцами, темерчинцы не упоминаются [2. С. 207-209]. Это говорит о том, что к концу XVI в. это была небольшая группа, входившая в более многочисленное объединение либо находившаяся в зависимости от него. Н.Ф. Емельянов считает, что темерчинцы до основания Томска входили в число 300 ясачных людей князьца Тояна, которых он обещал отдать под государеву руку [3. С. 25]. После прихода русских темерчинцы первые несколько лет вносили ясак в казну. Численность плательщиков ясака в этот период равнялась 15 чел. Нужно сказать, что на фоне других волостей Темерчинская не выглядела малолюдной. Из 22 волостей она по численности уступала только Большой Провской, Мелесской-Туталовой, Ме-лесской, Кортульской, Каргачиной [1. С. 89-91]. Используя коэффициент 4, предложенный Б.О. Долгих для определения численности населения волостей по числу плательщиков ясака, можно предполагать количество жителей, равное 60. Однако возможность подобных определений, исходя из данных ясачных цифр, неоднократно подвергалась критике [4. С. 51]. Из письменных источников известны имена нескольких возглавлявших волость князьцов. В начале XVII в. в этой роли упоминается Тазак [1. С. 62]. В 1685 г. в качестве темерчинского князьца фигурирует Илимек Курмышев [5. С. 109]. В самом начале XVIII в. во главе волости был Саузарак [6. С. 3]. Вскоре после основания Томска по неизвестным причинам темерчинцы выходят из орбиты русского влияния и становятся кыштымами чатского мурзы Ка-сая. В 1626 г. русская администрация начинает «тяжбу» с чатами за возвращение темерчинцев в состав ясачного населения. В ясачной книге 1631 г. З.Я. Бояршинова обнаружила интересную запись: «Томского уезду волости с Тымерчи, а в ней 15 человек, а в прежней де годех, как Томский город стал, давали они ясаку в государеву казну, а ныне теми людьми владеет Томского ж уезду чатцкой мурза Касай, и они де Осип и Иван чатцкого мурзу Касая расспрашивали, почему он теми людьми владеет. И чатцкой мурза Касай им сказал, что у него на тех людей, почему он ими владеет, есть прежних государей грамота, дана ему как был на Москве». Касай представить грамоту, удостоверяющую его права на владения темерчинцами, в Томскую съезжую избу не смог [1. С. 36]. В 1631 г. томские воеводы включили, теперь уже окончательно, темерчинцев в количестве всего лишь 10 человек в состав ясачного населения, восстановив Темерчинскую волость. Убыль населения волости Н.Ф. Емельянов объясняет тем, что часть темерчинцев была уведена чатами и телеутами за пределы уезда [3. С. 26]. Ничего необычного в этом нет, в источниках XVII в. часто упоминаются чатские кыштымы и холопы. Встречаются сведения о «холопах» чатов, проживающих непосредственно на Оби, не исключено, что речь идет именно о темерчинцах [7. С. 133]. Совокупность имеющихся в нашем распоряжении указаний позволяет определить территорию темерчин-цев западной частью междуречья Томи и Оби, а если точнее, то фрагментом ее правобережной долины в пределах юга Томского Приобья. О локализации на правобережье свидетельствуют даже современные топонимы. На картах здесь располагается Темерчинская лесная дача, которая отмечается приблизительно в районе Нижних озер, на значительном удалении от русла Оби [8. С. 64-65]. На «Чертежах» С.У. Ремезова, которые являются, на наш взгляд, наиболее информативным в этом плане источником, темерчинцы отмечены в междуречье Тагана и Оби [9, 10]. Эти данные хорошо дополняются сведениями Г.Ф. Миллера, согласно которым волость находилась на правобережье Оби: «Темерчинская или Чемерчинская волость, на восточном берегу р. Оби, рядом с Уртамским острогом» [11. С. 82]. Подобной точки зрения, не считая мелких разногласий, придерживались и исследователи XIX-XX вв. В частности, Б.О. Долгих оставляет за темерчинцами в конце XVI -начале XVII в. не только правобережную часть долины Оби, но и значительный фрагмент левобережья р. Оби (между устьем Томи и землями чатов) [12]. Это представляется маловероятным и не подтверждается другими источниками. По нашему мнению, исторической действительности в большей степени отвечает размещение темерчинцев на «Карте ясачных волостей.» И.П. Кузнецова-Красноярского [6]. Поправки возможны только в том, что в XVII в. этой группе населения вряд ли принадлежал отрезок правого берега от современной границы Томской области и до устья Томи. По сведениям жителей Каштаково середины XX в., их предки владели территорией от Киреевска до Кругликова [13. С. 39]. О границах территории те-мерчинцев этнографами были получены и более конкретные указания, однако топонимы, которые были использованы в качестве ориентиров, не известны на современных картах. Например, Николай Васильевич Теущаков, прадед которого был «князем волости», указывал, что темерчинцы имели в вечном владении земли и леса по правую сторону р. Оби Томского округа. Южная граница - исток Карабчин, северная граница - исток Кучмень, западная - р. Обь, восточная - Терецкий хребет [Там же. С. 25]. Карабчин, вероятнее всего, находился немного к северу от д. Кругликово. Под Терецким (возможно, Ки-рекским?) хребтом можно предположить коренной берег Оби, который удален на этом отрезке реки на значительное расстояние и фиксируется в виде крутого уступа у д. Кирек. Относительно названия Кучмень ясности нет, нам известно только одно озеро под названием Верхний Кучмень, расположенное в пойме. Что имел в виду информатор, не совсем понятно. Несмотря на условность территориальных границ Темерчинской волости, для нас несомненный интерес представляет тот факт, что центр их владений локализуется в пределах фрагмента поймы, известного в географии как Каштаковский пойменный сегмент. Эта территория была своеобразным «историческим» ядром, здесь располагался «административный центр» волости - юрты Каштаковы (Темерчинские, Чемерчинские). Одно из самых ранних упоминаний о нем относится к концу XVII в., времени основания Уртамского острога. Покосы жителям острога и слободы отводились на правом берегу Оби, по р. Таган. В качестве ориентира упоминаются старые Каштаковские юрты [5. С. 123124]. Упоминаются Каштаковские юрты и в ясачной книге 1751 г. [14. С. 307]. Этот населенный пункт фиксируется самыми ранними из известных нам картографических материалов. На «Чертежах» С.У. Ремезова юрты обозначены без названия на лугу у оз. Таган [9]. На «Карте Тобольского наместничества.» конца XVIII в. центр волости имеет название «Темерчин-ская», однако локализуется приблизительно в том же районе [15]. Совершенно очевидно, что в пределах этого пойменного фрагмента юрты неоднократно меняли свое местоположение, в то же время, учитывая природ-но-географическую специфику, участки, где они могли располагаться, вполне прогнозируемы. Нужно заметить, что их локализация сохранялась на всем протяжении существования волости в пределах этого «исторического» центра. Интересно, что в XX в. местонахождение старой деревни местные жители определяли районом кладбища [13. С. 7]. По сведениям А.П. Дульзона, д. Старая Каштакова была расположена в 1,5 км от «современной» Каштаковой, на возвышенном месте, южная и юго-западная сторона которого оканчивается отвесной крутизной [16. С. 102]. Как показало рекогносцировочное обследование этого района в 2014 г., именно здесь и располагается старое кладбище Каштаково. В исследованиях, посвященных истории Томского уезда, население волости именуется «темерчинцами» и характеризуется как отдельная группа. Однако в тех немногочисленных документах, которые нам известны, имя «темерчинцы» не употребляется. Они называются «татарами», «иноземцами», «людьми», «людишками», и только по отношению к волости применяется название «Темерчинская». Даже в середине XX в. жители Каштаково сообщали, что «было управление Те-мерчинское, но людей темерчинцами не называли» [17]. Интересно, что в XVIII в. инородческому населению эта волость была известна под названием «темер-ци-йон». На это указывают данные исследователей, работавших на территории Приобья в составе экспедиций XVIII в., прежде всего И.П. Фалька, который в 1771-1772 гг. собрал уникальные материалы [18. С. 555]. Ему удалось зафиксировать еще существовавшие в это время инородческие названия волостей. По мнению А.П. Дульзона, это название переводится с тюркского, как «народ-кузнецы» [14. С. 307]. В самых ранних документах волость также названа «Тымерчи» и только к середине XVII в. именуется в привычной для русских огласовке - Темерчинской. Темерчинцы включаются современными исследователями в группу «обских татар». Нужно заметить, что этот термин во многом условный и применяется исследователями в отношении тюркоязычного населения, которое проживало на р. Оби севернее и южнее устья р. Томи и было различного происхождения. Впервые термин «обские татары» употребил И.-Г. Георги, тем самым он пытался подчеркнуть различия между тюркским населением Оби и томскими, тобольскими татарами [19. С. 249]. Включение темерчинцев в состав этой группы обусловлено скорее географически. Обскими татарами они стали потому, что проживали на Оби. Нужно заметить, что сам И.-Г. Георги называл так население Оби «от устья Тома до самого почти Нарыма вниз». Он включал в состав этой группы 16 волостей, население которых живет в 54 деревнях [Там же]. Неоднократно отмечалось, что «исторический путь» темерчинцев отличается своеобразием. Может, по этой причине исследователи, характеризуя «обских» татар, отдельно останавливались именно на их «исторической» судьбе. К сожалению, этногенез и ранняя история те-мерчинцев до сегодняшнего дня остаются практически не изученными. Совершенно прав Н.А. Томилов, делая вывод, что проблема происхождения темерчинцев -белое пятно в сибирской этнографии [20. С. 227]. Имеющихся в распоряжении исследователей материалов письменных источников и данных этнографии оказалось недостаточно для решения этой проблемы. Не могла помочь в этом и лингвистика. К сожалению, язык темерчинцев остался неизученным. Еще в середине XX в. жители Каштаково указывали, что никто не знает свой язык, «уже сотню лет как забыли» [13. С. 2]. В 1953 г. А.П. Дульзон беседовал с коренным жителем Каштаково, которому было 68 лет. Ни одного слова по-татарски он не знал, «.как и остальные жители этой деревни; уже их родители забыли свое родное наречие» [14. С. 308]. Интересно, что данные были получены им не в Каштаково, а совершенно в другом месте, в Бай-доново (Петрово). Одним из здешних жителей был П.И. Теущаков, являвшийся выходцем из Каштаково. Собственно, с его слов А.П. Дульзон узнал об археологических памятниках этого района, а также сделал вывод, что в Каштаково никто не знает ни одного слова по-татарски [21. С. 6-7]. На сегодняшний день представители этой группы «растворились» среди населения Приобья. Относительно их этнической принадлежности на момент появления в Приобье русских существуют две взаимоисключающие точки зрения. По одной из них темерчинцы являются тюркской группой, причем исследователи, в частности Н.А. Томилов, считают, что они являются остатками довольно ранних тюрков на р. Оби, расселенных в прошлом шире и связанных не только с эуштинцами, но и с телеутами, абинцами и шорцами. В этом случае, естественно, как тюркоязыч-ная группа они сложились задолго до прихода русских [20. С. 227]. «Татарской» эту волость считают и А.П. Дульзон, и З.Я. Бояршинова. Последняя, указывая на недостаток информации для окончательного вывода по этому вопросу, все же склоняется к их тюркской принадлежности. По ее мнению, в Томском Приобье до прихода русских проживали разрозненные группы тюркоязычного населения, одной из них, заселявшей в этот период междуречье Томи и Оби, были темерчин-цы [1. С. 33-36]. В ясачных книгах волости часто делятся на остяцкие и татарские. К сожалению, это не являлось общим правилом и характерно не для каждого года. Самая ранняя книга, в которой Темерчинская волость попадает в перечень татарских, датируется 1664 г. [Там же. С. 38]. В конце XVII - начале XVIII в. интересующая нас волость также регулярно помещается в раздел татарских. Это зафиксировано в окладных книгах [6]. Не противоречит тюркской принадлежности населения этой волости и ее местное инородческое название - «темерци-йон». Структура этого наименования, по мнению Э.Л. Львовой, безусловно, имеет тюркское происхождение [22. С. 68]. Интересно, что в материалах Фалька и Миллера волости с преимущественно остяцким населением включали в название термин «aimak». Хотя сам Г.Ф. Миллер замечает, что остяки заимствовали его от татар. Тогда как применительно к волостям, населенным тюрками, используется термин «jon». Особенно ярко это прослеживается по материалам И. Фалька [18]. В русле затронутых проблем невозможно пропустить интересные наблюдения Э.Л. Львовой, имеющие отношения, в том числе, и к темерчинцам. Анализируя названия инородческих волостей, зафиксированные И.П. Фальком в Томском уезде XVIII в., она замечает, что происхождение некоторых из них, в том числе и Темерчинской (в материалах Фалька - «темерци-йон»), можно возвести к теле-уйгурскому источнику. Они встречаются в перечне 15 древнейших телесских поколений либо известны как названия родоплеменных единиц в составе тюркских народов, несомненно, связанных с древней теле-уйгурской этнической языковой средой [22. С. 69]. Конкретно - сходство названий ко-сти-сёока темерчин (темурчин) у желтых уйгуров -прямых этнических потомков уйгуров теле, и названия интересующей нас волости, Темерчи (Тымерчи) [Там же]. Это, конечно, окончательно не определяет этнические корни темерчинцев, однако представляет серьезный повод для размышлений. Совсем в другом ключе, применительно к этнической принадлежности темерчинцев, была сформулирована гипотеза Н.Ф. Емельяновым. Он полагал, что в первой половине XVII в. население 11 томских низовых волостей по Оби, в том числе и Темерчинской, было в основном селькупским. Однако общая тенденция в сторону расширения тюркского влияния в районе привела к тому, что уже со второй половины XVII в. население Темерчинской волости становится смешанным, остяко-татарским [3. С. 26-28]. Тем не менее часть «остяков» на протяжении второй половины XVII в. еще продолжала жить в Темерчинской волости, юртах Каштаковых и Евтюшиных. Более того, по его мнению, «остяки» фиксируются здесь по документам вплоть до середины XVIII в. [23. С. 98]. В этот период они учитываются как обские новокрещены и только к концу XVIII в. упоминаются как обские татары [24. С. 76]. Нам представляется, что Н.Ф. Емельянов, характеризующий темерчинцев как самую южную группу самодийского населения, изолированную и окруженную со всех сторон тюрками, приводит не бесспорную аргументацию. Алгоритм его размышлений подкрепляет документ, который датируется 1748 г.: в нем речь идет о «крещеных иноземцах» Темерчинских юрт и «новокре-щенных остяках» Евтюшиных юрт [23. С. 98]. О том, что под «крещенными иноземцами» Темерчинских юрт, центра интересующей нас волости, подразумеваются темерчинцы, сомневаться не приходится. По-видимому, под «новокрещеными остяками» юрт Евтюшиных Н.Ф. Емельянов также понимает темерчинцев. Н.Ф. Емельянов не учитывает тот факт, что в XVIII в. в эти места переселяются группы населения с р. Чулым, которые были также крещены в первой четверти этого столетия. «Новокрещенными остяками» вполне могли называть и их, ведь известно, что часть населения волостей по Нижнему Чулыму было «остяцким», например, это касается Байгульских волостей [6]. Из источников известно, что жители Б. Байгульской волости переселились намного южнее устья Чулыма, даже за пределы Уртамской волости, о чем сам Н.Ф. Емельянов и сообщает. В самом начале XIX в. 25 семей, или 162 жителя Б. Байгульской волости проживали вдали от родных мест, в частности на заимке Кругликовой. По мнению некоторых исследователей, она находилась на территории Темерчинской волости [3. С. 71-72]. Непосредственно в районе д. Евтюшиной населенные пункты переселенцев с Чулыма также зафиксированы прежде всего в материалах Д.Г. Мессершмидта. Он отмечает, что недалеко от Ев-тюшиной проживали обращенные в христианскую веру переселенцы с Чулыма [25. С. 82]. Возможно, именно они и являются «новокрещенными остяками». Переселенцы с Чулыма были объединены в Обско-Тутальскую волость, которая размещалась южнее с. Богородского. Здесь они обитали в юртах Саргат-ских, Кульманских, Канаевых, т. е. вплотную с территориями темерчинцев. В завершающей стадии формирования этой небольшой группы непосредственные соседи, бесспорно, оказали значительное влияние. Темерчинцы включили в свой состав несколько эуштинцев, чатов и, возможно, барабинцев [26. С. 42]. Однако относительно периода их ранней истории никаких данных на этот счет, кроме местных преданий, нет. Интересно, что сами жители волости и пос. Каштаково в конце XIX и даже середине XX в. упорно связывали историю своего поселения с именем Кучума [16. С. 102]. Согласно им, окрестности юрт Каштаковых, центра Темерчинской волости, стали его «последним пристанищем». Приближенные воины после его смерти, не желая расстаться со своим предводителем, дали обет не покидать его прах и основали в этом районе поселение. По другой версии, основание населенного пункта связано с дочерью Кучума, которая после его нападения на русских следовала на судне вверх по Оби и «заплыла» в один из притоков, которым оказался Таган [16. С. 102; 21. С. 7; 27. С. 15]. В конце XIX в. у Каштаковых был известен также и «Кучумов курган» [28. С. 108]. В 1891 г. его раскапывал С.К. Кузнецов. Результаты исследований были более чем скромными, сам археолог оценил их как отрицательные. В небольшой заметке в «Отчете археологической комиссии» сообщались некоторые подробности этих работ: здесь «оказались только следы большого кургана, давно уже расхищенного, и масса черепков, жженных костей и местной руды или отдельных кусочков расплавленной меди» [Там же]. Коренные изменения в жизни темерчинцев произошли на исходе первой четверти XVIII в. По сведениям И.Г. Георги, «почти все в волостях живущие обские татары были крещены в православную греко-российскую веру около 1720 г.» [19. С. 249]. Не миновали этого и темерчинцы. С этого момента они начинают активно расселяться в русских деревнях и селах [24. С. 78]. Кроме д. Каштаково, темерчинцы в середине XVIII в. проживали в д. Кругликовой, Чесалиной, встречались среди жителей юрт Евтюшиных, д. Чугалиной, Каменской, Канаевой, а также Томска [20. С. 219]. Однако даже после крещения, несмотря на отмеченное расселение по окрестным деревням, историческое ядро волости, юрты Каштаковы, сохраняется вплоть до XX в. [29. С. 126-128]. Не подлежит сомнению, что на фоне недостатка письменных источников, имеющих отношение к XVII в., особую актуальность приобретают археологические материалы с позднесредневековых археологических памятников каштаковской поймы. Использование источников в комплексе с учетом своеобразной природно-географической обстановки этого района позволит реконструировать особенности жизнедеятельности местного населения, а в перспективе - и этнокультурную ситуацию к моменту появления в этой части Приобья русских.

Скачать электронную версию публикации