V.N. Chernetsov: the Way to Science and Methodological and Methodical Heritage.pdf Современное состояние отечественной археологии таково, что теоретико-методологические вопросы не воспринимаются научным сообществом как актуальные. Длительное существование отечественной науки в изоляции от мировой, а также следование марксизму как единственно верному философскому направлению привели в постперестроечную эпоху к плюрализму идей. На сегодняшний день в истории науки отмечается эклектичность использования подходов, принципов и методов, проникших в археологию из различных философских течений [1. С. 11-20; 2. С. 40-41]. С накоплением источников серьёзно пересматриваются старые схемы, что естественно. Однако подчас неоправданно активно предлагаются ревизия и некорректная критика фундаментальных понятий (археологическая культура, культурно-историческая общность, этничность), надёжно отработанных методов, особенно важнейшего в археологии, приводящего источники в систему -сравнительно-типологического метода как одну из форм сравнительно-исторического. На наш взгляд, возвращение на новом уровне к разработке теоретико-методологических проблем археологии возможно после скрупулезного изучения опыта наших предшественников по наиболее важным вопросам теории и методологии науки. И в данном случае полезно обратиться к корифеям отечественной археологии, занимавшимся изучением археологических памятников Западной Сибири. 1950-е гг. ознаменовались выходом в свет крупнейших обобщающих работ по древней и раннесредне-вековой истории Сибири целой плеяды классиков отечественной науки. Среди них достойное место занимают труды Валерия Николаевича Чернецова. Его исследования поражают мощностью территориально-хронологического (бассейн крупнейших рек Сибири -Оби и Иртыша и сопредельных территорий, от неолита до XIII в. н.э.) и культурологического размаха, глубиной, логикой и многообразием творческой мысли учёного, умевшего убеждать читателя и собеседника в значимости поднятых проблем. Причём, что очень ценно для историка, его исследования свободны от каких-либо воздействий и полностью самостоятельны. С 1980-х гг. стало хорошей традицией в юбилейные даты Учёного и Учителя посвящать Западносибирские археолого-этнографические конференции его памяти. Прежде всего потому, что методолого-методические подходы по культурно-этнической истории в работах В.Н. Чернецова не утратили своей актуальности, несмотря на пересмотр ряда конкретно-исторических гипотез в свете новых источников и научных открытий. Способность концептуально мыслить, глубокое видение этничности, как неотъемлемого свойства любого народа, и интуиция большого ученого, умение рассмотреть за археологическими остатками культуру и создавший ее этнос позволили Валерию Николаевичу при крайне ограниченной источниковой базе того времени обозначить стратегические направления исследований по истории древнего населения Урало-Сибирского региона. В.Н. Чернецов (1905-1970) не сразу пришел в гуманитарную науку, его интерес к археологии и этнографии был обусловлен путем, который он проделал в сложное и бурное время политических и социально-экономических перемен первой трети XX в. в России. Валерий Николаевич происходил из семьи потомственного почетного гражданина, известного московского архитектора, окончившего Московское училище живописи, ваяния и зодчества Николая Николаевича Чернецова (1874-1944) [3. Л. 3]. Как гласит семейная традиция, Николай Николаевич от своего отца, промотавшего в карты все, что было, унаследовал одни долги. Из гордости он отказался от банкротства и годами платил по его счетам. Н.Н. Чернецов был женат на Марье Ивановне из старого семейства полтавских купцов и промышленников Барбашевых. Супруги Чернецовы воспитывали троих детей: старших дочерей - Ми-лицею, Галину, и сына - Валерия, которого дома все звали Валей. В Москве у семьи Чернецовых были собственный большой доходный дом на Басманной, который после революции 1905 г. был продан, и приобретено несколько квартир, сдававшихся и обеспечивающих «не столько доход, сколько выплату всех налогов» [4]. В столице до сих пор сохранился ряд доходных домов и зданий, построенных по проектам Н.Н. Чернецова. Заработав себе потомственное почетное гражданство, Николай Николаевич мечтал отправиться на Амазонку. В его библиотеке находилось громадное множество карт, словарей, и он самостоятельно, хотя и пассивно, освоил восемь языков. После Октябрьской революции Н.Н. Чернецов отказался строить для новой системы, оставил проектную деятельность и зарабатывал на жизнь сначала в Управлении городских железных дорог, а затем преподаванием ландшафтной архитектуры в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. У матери В. Н. Чернецова Марии Ивановны несколько помутился рассудок вследствие политических передряг и потери имущества. «До последнего своего дня, а она умерла уже в 1947 г., бедная старушка таскала на поясе здоровенную связку ключей от давно уже чужих дверей», - вспоминал ее внук, известный российский ученый и общественный деятель, профессор Московского архитектурного института В.Л. Глазычев [Там же]. Валерий Николаевич Чернецов до четвертого класса учился в Московской практической академии коммерческих наук. Это было среднее учебное заведение для подготовки коммерсантов в Российской империи, единственное в Москве, где изучались английский, немецкий и французский языки. В.Н. Чернецов хорошо овладел английским и слабее - немецким и французским. После революции 1917 г. академия пришла в упадок, и Чернецов продолжал среднее образование сначала в трудовой школе, а в 1920 г. поступил на биологическое отделение Пречистенского рабочего факультета, который в 1921 г. был преобразован в институт. Летом 1921 г. Валерий Николаевич прошел практику на биологической станции под Москвой, однако уже зимой 1922 г. перевелся в Московский электротехнический институт, в котором учился до лета 1923 г., а затем уехал в экспедицию на Северный Урал в качестве радиотехника [3. Л. 4, 11]. Племянник Валерия Николаевича В.Л. Глазычев вспоминал: «В 18-м он (В.Н. Чернецов. - Л.К., Л.Ч.), в гимназической форме, произносил страстные речи во дворе клуба анархистов (где нынче театр Ленком), но за две недели до ареста и истребления большинства завсегдатаев этого места родители уговорили дяденьку поступить на курсы радистов. Дядя Валя курсы окончил и был направлен к самоедам в Арктику, на метеостанцию» [4]. Видимо, даты в семейной традиции стерлись. В 1918 г. Чернецову было 13 лет и в период Гражданской войны была проблематична организация экспедиции из столицы. А вот резкая смена деятельности Чернецовым в 1923 г. давно нас наводила на размышления о её причинах. Возможно, Валерий Николаевич и испытывал юношеские симпатии к анархистам и в 1921-1923 гг. участвовал в каких-то мероприятиях, организованных ими. Например, анархо-синдикалисты готовили объединительные акции, в том числе в июне 1923 г. съезд в Москве [5]. Большевики в свою очередь проводили систематические чистки от любых оппозиционеров и, возможно, по этой причине родители В.Н. Чернецова уговорили его уехать подальше от Москвы. С 1923 по 1925 г. он работал радиотехником в экспедиции, организованной Высшим геодезическим управлением на Северном Урале, в Ивдельском районе [3. Л. 5]. Именно эта экспедиция определила судьбу B.Н. Чернецова. Он долго жил среди обских угров, выучил мансийский язык и собрал великолепный материал по фольклору манси. Поездка на Урал содействовала формированию его научных интересов [6. С. 194]. В 1925 г. В.Н. Чернецов поступает на второй курс этнографического факультета Ленинградского географического института, который вскоре был объединен с географическим факультетом Ленинградского университета. Валерий Николаевич специализируется по этнографии. Его университетскими учителями были известные российские этнографы В.Г. Богораз-Тан и Л.Я. Штернберг [7. С. 6]. Он слушал лекции C.И. Руденко и С.А. Теплоухова, преподававших на географическом факультете и являвшихся сторонниками палеоэтнологического подхода. Кроме того, во второй половине 1920-х гг. этнография в России традиционно развивалась в контексте естественнонаучных дисциплин и была тесно переплетена с географией и антропологией. В.Н. Чернецов своим обучением был подготовлен к комплексным исследованиям по этнографии, археологии, лингвистике. За годы учебы (1925-1930) в ЛГУ он несколько раз, в 1925 и 19261927 гг., выезжал в долговременные экспедиции в районы расселения хантов и манси (обских угров), собирал этнографический материал и провел первые археологические разведки по рекам Северной Сосьве и Конде. Летом 1927 г. по заданию Музея антропологии и этнографии АН СССР В.Н. Чернецов изучал наскальные изображения р. Тагила. Особое значение для формирования археологического интереса у В.Н. Чернецова имела Ямальская экспедиция 1928-1929 гг., организованная Уральским комитетом Севера для обследования населения и хозяйства тайги и тундры во главе с В.П. Евладовым [8]. Исследователем проведены раскопки и сборы на р. Пяседай, мысу Хаэн-Сале и Тиулей-Сале и была поставлена задача сравнить современную культуру ямальских ненцев с культурой древних жителей полуострова [9]. В 1933-1935 гг. B.Н. Чернецовым были проведены разведки в Нижнем Приобье по левому берегу р. Северной Сосьвы между селом Сартынья и устьем р. Сартынья, а также в окрестностях села Саранпаул на р. Ляпин [10]. В ленинградский период деятельности (1925-1940) ученого много времени занимали полевые исследования, сбор разнообразнейших материалов по этнографии, фольклору, лингвистике, верованиям, искусству народов Обского Севера [11]. К началу 1940-х гг. он успел совершить десять тяжелейших экспедиций и полевых экскурсов длительностью от трех месяцев до двух лет [7. С. 7]. Поступив по окончании Ленинградского университета (1930) на работу в Институт народов Севера, В.Н. Чернецов работает над созданием мансийской письменности. Итогом работы станет издание мансийского букваря, мансийско-русского словаря и грамматики мансийского языка [12-15]. Обращение В.Н. Чернецова к лингвистике не случайно, он полагал, что изучение современного этноса, его языка позволит исследовать историю народа от современности вглубь веков. В 1940 г. Валерий Николаевич переводится в Москву и становится сотрудником ГАИМК. В московский период его деятельности (1940-1970) археологические исследования выходят на первый план. В 1942 г. он защитил кандидатскую диссертацию «Основные этапы истории Приобья с древнейших времен до X в. н.э.» [7. C. 8]. В 1945 г. В.Н. Чернецов возглавил Северобара-бинскую экспедицию, перед которой стояла цель провести разведки по р. Иртышу от г. Омска до г. Тары [16]. В 1946 г. он руководил Мангазейской экспедицией, в задачи которой входило обследование городища XVII в. Мангазея, а также были раскопаны ряд поселений, в том числе Салехард I, эпохи бронзы, Зеленая горка раннего железного века [17, 18]. В 1948-1952 и 1955-1956 гг. В.Н. Чернецов -начальник Западносибирской экспедиции, которая проводит обширные археологические исследования по правому берегу р. Оби. Были раскопаны городище Сузгун, датированное XIV в., жертвенное место Сузгун II и городище Потчеваш близ Тобольска, многослойное поселение Большой лог близ Омска, городище Жилье и Ан-дрюшкин городок на Андреевском озере и др. [19-22]. Итогом археологических исследований В.Н. Чернецова стали труды «Древняя история Нижнего Приобья» и «Нижнее Приобье в I тыс. н.э.», в которых впервые были систематизированы древности региона, выделен ряд археологических культур и дана периодизация культурно-исторического развития от неолита до XIII в. Кроме того, в этих работах Валерий Николаевич углублял разработку приаральской гипотезы формирования финно-угорских народностей [21, 22], выдвинутую им впервые в «Очерке этногенеза обских югров» [23], освещенную также в докладе на совещании по методологии этногенетических исследований [24]. При разработке проблемы о месте и времени формирования финно-угорской этнической группы В.Н. Чернецов высказал принципиальное соображение о роли орнамента для установления этнической общности [Там же. С. 24-25]. В своих изысканиях он большое место отводил самому массовому материалу, керамике, которая позволяла проследить общее и особенное в орнаменте на соседних территориях, его развитие и изменение. Он исходил из того, что существование и изменение орнамента тесно связаны с сохранением и изменением его семантики, определяемой мировоззрением общества [Там же. С. 25]. Этнографические параллели давали возможность составить основу доказательств. Так, например, В.Н. Чернецов находил полное тождество между штампованными узорами на керамике зеленогорского времени и на берестяной посуде хантов и манси и считал, что оба орнамента «были изображениями следов, заменивших собой животных -тотемных апотропеев» [25. С. 69]. В целом исследователь пришел к выводу, что «территория распространения различных групп гребенчатой керамики соответствует распространению финно-угорских языков и в носителях культур гребенчатой керамики можно видеть финно-угорские племена в различных фазах их развития» [24. С. 25]. В начале 1950-х гг. В.Н. Чернецовым была выдвинута идея единой урало-сибирской культурно-этнической общности в эпоху неолита. В пределах этой общности он выделил четыре провинции со специфическими чертами в гребенчатом орнаменте: прикам-скую, уральскую, западносибирскую и нижнеобскую [Там же. С. 26-27]. В «Древней истории» В.Н. Чернецов развивает эту идею и в состав культурно-этнической общности включает не только Урал и Западную Сибирь, но и Казахстан [25. С. 56-59]. К началу 1970-х гг. он теоретически обосновывает выделение трех этнокультурных ареалов в лесной и субарктической зонах Евразии: урало-сибирский, байкало-ленский и даурский. Важнейшим культурно- и этно-определяющим признаком Чернецов считал керамику [26. С. 10-17]. Местом формирования урало-сибирской общности он определил Приаралье, подтверждение этому находил в сходстве материальной культуры и орнаментации керамики урало-сибирских провинций с памятниками кельтеминарской культуры Приаралья. Причину движения племен из Приаралья исследователь связывал с развитием хозяйства, технологий и ростом численности населения. В.Н. Чернецов полагал, что движение племен шло двумя основными потоками по обе стороны Уральского хребта, послужив «одним из оснований к разделению первичной общности на две группы и выделению из прото-финно-угорского языка - основы двух ветвей, в дальнейшем давших угорские (к востоку от Урала) и финские (к западу от Урала) языки» [24. С. 27-28]. В.Н. Чернецов отмечал, что в эпоху бронзы лесные районы Зауралья и Приобья испытывали более сильное влияние с юга, со стороны носителей андроновской культуры [25. С. 58]. В памятниках раннего железного века им было выявлено сочетание двух компонентов -арктического северного и южного степного. Сходство с южными культурами проявилось, по его мнению, в распространении оружия скифо-сарматских форм, в господствующей форме усть-полуйской керамики, имитирующей скифский бронзовый котел на поддоне, в орнаменте. Также в усть-полуйской культуре (IV в. до н.э. -I в. н.э.) исследователь обнаружил черты, близкие как к древним, так и современным культурам северо-востока Азии. Он наблюдал сходство не только в формах хозяйства, уровне технологий, но и «в чертах и деталях, которые могут явиться лишь следствием этнического общения», относя к таковым «единообразие в конструкции собачьей упряжи, сходство уздечки для оленя-манщика с подобными уздечками у тунгусов и чукотской ездовой уздечкой, сходство в деталях конструкции жилищ с некоторыми протоэскимосскими» и др. [27. С. 235-236]. Валерий Николаевич разработал гипотезу происхождения и расселения хантов и манси, обратив внимание на их взаимоотношения с самоедами. Он считал, что угорские племена в районе Томско-Нарымской Оби были в Средневековье ассимилированы самодийцами. В.Н. Чернецов пришел к выводу, что «около I тыс. до н.э. степные и лесостепные территории, лежащие к югу от тогдашней тайги, были населены древнеугорскими племенами, переходившими в то время от пастушеского скотоводства к кочевому коневодству. Вся территория лесной полосы и далее на север до арктического побережья представляла область расселения смешанных племен, пришедших сюда еще в неолите с юга и востока» [Там же. С. 237-238]. Таким образом, появление усть-полуйской и родственных ей лесных культур, например потчевашской, исследователь связывал с приходом на север угорских племен. Более того, по его мнению, потчевашская культура стала исходной при формировании усть-полуйской, а средневековая нижнеобская (II-XIV вв.), пережившая несколько этапов, продолжала угорские традиции и фиксировала формирование манси и хантов. С севера и юго-запада они контактировали с палеоазиатами и само-дийцами (селькупами) [22. С. 238-241]. В 1957-1960 гг. В.Н. Чернецов продолжил изучение наскальных изображений Урала. К 1970 г. он обобщил накопленные данные в докторской диссертации, защитить которую он не успел [28], но материалы были изданы [29]. В ней учёный рассмотрел специфику уральской символики и иконографию наскальных изображений, а также их особое место в ряду других групп -ангарской, томской, норвежской. Он интерпретировал их как источник для реконструкции этносоциальных, мировоззренческих и экологических особенностей древних угорских культур [30]. В 1950-е гг. почти не рассматривались ни история научной мысли, ни особенности теоретико-медотологических направлений либо они велись по касательной. Этому способствовали общее развитие философии в стране, находившейся в русле универсальных «больших» теорий, а также неподготовленность археологов к самостоятельному философскому методологическому анализу. Он начался только в 1960-е гг. Конкретно-исторические исследования и обобщающие работы В.Н. Чернецова основаны на определённых методологических подходах, хотя до конца 1960-х гг. он их целенаправленно не формулировал. Только в поздних своих работах он чётко изложил принципы и позиции процедуры исследования историко-культурных процессов и формирования этнокультурных ареалов у аборигенов лесной и субарктической зон Урала и Сибири [26; 28-31]. Конечной целью исследований В. Н. Чернецова была реконструкция истории древнего населения северо-запада Западной Сибири. Начинать реконструкцию он предлагал с систематизации всего археологического материала и установления генетического единства между культурами и общностями, что он фактически и изложил в своей схеме [21, 22]. На итоговом этапе единство можно рассматривать и в этническом аспекте, имея в виду не отдельные народности, а крупные этнолингвистические общности, и попытаться (хотя бы гипотетически) увязать с той или иной конкретной языковой семьёй (предлагал назвать их этнокультурными ареалами), указывая, что этот процесс шёл на широкой территории, хотя первоначально она могла быть достаточно ограниченной. При выделении этнокультурных ареалов он «руководствовался некоторыми исходными предпосылками, частью умозрительными, а частью основанными на эмпирических данных» [31. С. 113]. Особое место в его исследованиях занимала угорская общность. Основным объектом изучения для учёного была культура, а точнее археологические остатки её материального выражения. Культура рассматривалась им как динамичная, многообразная система, развивающаяся под воздействием природной и общественной среды. Поэтому необходим скрупулёзный сравнительно-типологический анализ на микро- и макроуровнях всех её характеристик в культурно-хозяйственном и этнокультурном аспектах. В.Н. Чернецов предлагал, выявляя культурно-хозяйственный аспект, сопоставлять на разных исследуемых территориях внешнюю среду, главным образом ландшафтно-экологического своеобразие региона и внутреннее развитие его населения, т. е. хозяйственный быт, типы жилищ, основные категории инвентаря в их функциональном значении. Это дает возможность выявить в первую очередь специфику культуры отдельного района. Основными этнокультурными показателями он считал не функциональные, а технические особенности орудийной деятельности, выражающиеся в приёмах обработки и передающиеся по наследству (традиция). Ещё большую роль имеют орнамент и другие формы изобразительной деятельности. Его анализ орнаментов во многом предвосхитил современные семиотические разработки. Выявленные специфические и традиционные черты составляют типическую модель культуры, отражаются в её материальной, духовной и социальной сферах [26. С. 11; 31. С. 113-114]. Валерий Николаевич предостерегал от случайных, непроверенных аналогий: любые из них следует рассматривать в комплексе традиционных черт, что позволит проконтролировать степень их близости или отдалённости. В целом он считал, что при выделении этнокультурных ареалов и культур необходимо привлекать данные смежных дисциплин: антропологии, археологии, этнографии и лингвистики. «Все материалы, вместе взятые, дают возможность подойти к вопросу как с древнейшей поры, так и ретроспективно от исторической современности, что в какой-то степени позволяет контролировать выводы» [26. С. 12]. В.Н. Чернецов, отталкиваясь от палеоэтнологиче-ского подхода, разработал собственную методологию, в меру приглядываясь к разработкам зарубежных учёных. В известной мере его взгляды перекликались с некоторыми идеями исторической школы Ф. Боаса, в частности понимание необходимости и тщательности изучения культуры каждого народа [32-35], причём при оценке обычаев разных этносов нужно помнить, что они индивидуальны. Главными принципами исследовательской работы В.Н. Чернецова были историчность, междисциплинарный подход, системный анализ историко-культурных процессов, культур и общностей с акцентом на этнический аспект. Такой методологический подход остаётся актуальным. Идеи В.Н. Чернецова подпитывают современную науку, заставляют вести дискуссии по разным сюжетам, являются школой научного поиска для молодого поколения исследователей.

Скачать электронную версию публикации