Ритуальное втыкание оружия у селькупов и древние традиции народов Евразии
В настоящей работе рассмотрен редкий, но эффектный ритуал, следы которого выявлены в ходе исследований погребально-поминальной обрядности локально-диалектной группы нарымских селькупов «шиешгула». В ходе стационарных исследований в двух комплексах обнаружены воткнутые в дно могилы и в ритуальный столб наконечники стрел, оставленные в результате выстреливания из лука с целью магического отвращения «злых сил», персонифицированных душами умерших. Изучение обрядовой практики народов Евразии от древности до этнографического времени выявило истоки данного обряда в III тыс. до н.э. Память о данном способе отвращения потусторонних сил зафиксирована в ведийских текстах II тыс. до н.э., оставленных культурой ариев, оказавшей заметное влияние на мировоззрение народов Сибири.
Weapon in the Rituals of the Selkups and Ancient Traditions of Eurasia.pdf Междисциплинарное изучение погребальной и поминальной обрядности селькупов приобско-нарымской локально-диалектной группы «шиешгула» показало заметное многообразие ритуальных форм, материализованных в конструкциях и предметах церемоний [1, 2]. Исследование ритуалов через их материальные остатки на сегодняшний день стало первостепенной задачей, решаемой путем семиотического анализа находок в контексте их обрядового предназначения. В настоящей работе предпринято исследование ритуальной роли двух наконечников стрел из захоронений Кустовского курганного могильника с левобережья Нарымского Приобья. В одноактном кургане № 16, у нижней челюсти кремированного на месте захоронения подростка был найден образец наконечника из тонкой пластины медного сплава. Радиоуглеродная дата древесных углей определила сооружение кургана в пределах 14301640 гг. (скорее ближе к конечной, нежели к начальной дате). На наконечнике сохранился фрагмент древка, обмотанного суровой нитью, убеждающий в том, что найдены остатки полной стрелы. Подобные наконечники известны в ряде хантыйских и в трех селькупских памятниках II тыс. По данным А. Каннисто, стрела с медным наконечником хранилась в колчане каждого охотника в качестве апотропея на случай внезапной встречи с «лесным духом» [3. С. 158]. Медные наконечники стрел и медные ружейные пули высоко ценились, так как медь, по традиционным воззрениям, -металл, обладающий магической способностью поражать нечистую силу. Однако и другие острые предметы, в том числе стрелы из любого другого материала, также были страшны для злых духов [4. С. 101]. Особенность кустовской находки заключается в том, что она обнаружена не в колчанном наборе, а отдельно, в воткнутом положении, в контексте активного участия в погребальном ритуале. Пластина волнообразно деформирована в поперечном сечении, что указывает на мощный толчок в продольном направлении, который мог появиться при резком ударе наконечника о препятствие [Там же. С. 84. Рис. 1, 8; 5. С. 76. Рис. 3, 8; 6. С. 161]. Вероятной причиной имеющейся деформации наконечника стало следствие выстрела в дощатое днище погребения. Наконечник из кости найден на стволе поминального столба, рухнувшего на вершине кургана № 5 в конце XVI-XVII вв. Артефакт лежал на поверхности несколько выше середины длины столба. Анализ обстоятельств находки дает основания предполагать, что наконечник некогда вонзился в столб будучи насаженным на стрелу. И хотя следов насада на древко в этом случае не сохранилось, предположение подтверждается необычностью появления наконечника на поверхности столба. Версия о том, что его положили на столб после обрушения последнего, не выдерживает критики, так как в незакрепленном состоянии он бы самостоятельно не удержался на овальной поверхности, пока столб целиком не ушел в насыпь. Следовательно, изначально он был воткнут, а в дальнейшем, под действием естественного разрушения дерева, в котором находился, и тяжести земли, постепенно принял горизонтальное положение. Наиболее ранний (II тыс. до н.э.) опыт ритуального втыкания оружия (и орудий) в погребальном и поминальном обрядах Сибири зафиксирован В.И. Матю-щенко в Ростовкинском могильнике. В 5 захоронениях (5, 8, 24, 30, 33) из 37 расчищенных было обнаружено по одному или несколько жертвенных копий, кельтов и ножей, воткнутых в ходе поминок в материк или в погребенную почву. В дно погребения № 2, где далее оказалась голова умершего подростка 9-10 лет, вонзили бронзовый нож со скульптурной группой из лыжника, прикрепленного поводом к коню [7. С. 8, 64, 66 и др.]. Аналогичный обычай втыкания оружия отмечен на культурно родственном Турбинском могильнике и в ряде погребений географически далекой от турбино-сейминского круга памятников глазковской культуры [8. С. 178; 9. С. 148]. Ритуал с вонзенным оружием продолжил свое бытование в I тыс. до. н.э. В частности, в пазырыкском кургане № 1 памятника Ак-Алаха-3 вытаял воткнутый кинжал [10. Рис. 17]. По результатам исследований B.В. Горбунова стало известно, что в кулайском могильнике Обские Плесы II, в захоронении собаки «были вертикально воткнуты два костяных наконечника» [11. С. 157]. Сибирские примеры как нельзя точно вписываются в общеевразийскую канву поминальных ритуалов. Точно так же поступали в III тыс. до н.э. при захоронении царей Древнего Ура в Месопотамии, где в усыпальнице Мес-калам-дуга был составлен целый ряд из воткнутых медных копий [12. С. 181]. В культурах других периодов случаи втыкания оружия отмечены в могилах Танаиса, в скифских курганах [13. С. 115-116], в погребениях Дванского могильника в Грузии [14. C. 229]. В таежной зоне Западной Сибири традиция втыкания продолжается в памятниках II тыс. вплоть до этнографической поры. Такие факты отмечены В.И. Семёновой на поздних средневековых могильниках Юган-ского Приобья [15. С. 184], а антропологом В.А. Дре-мовым «стоящие» ножи и топор встречены в могилах XIX в. Усть-Балыкского хантыйского кладбища в Сургутском Приобье [16. С. 318, 322]. Семантика данного ритуала до сих пор не находит в археологической литературе однозначного толкования. В.И. Матющенко по случаю своей оригинальной находки не нашел нужным высказывать какие-либо гипотезы в литературной или другой документированной форме. При описании погребального и поминального ритуалов он ограничился лишь несколькими очень важным наблюдениями: «... территория могильника посещалась близкими, оставлявшими у могил определенные приношения. В тех случаях, когда у могилы оставлены бронзовые орудия и оружие, они оказывались воткнутыми в землю, а не просто положены [7. С. 64]. Относительно ножа, находившегося в погребении 2, автор раскопок заметил: «Так, в могиле 2 под черепом обнаружен нож со скульптурной группой. Нож был воткнут в дно могилы вниз острием, после чего уложен прах умершего» [Там же. С. 66]. Трактовку данного ритуала находим в целом ряде публикаций. Академик В.В. Бартольд рассматривал этот ритуал как средство предохранения могил от осквернения людьми [17. С. 60], а О.В. Обельченко считает, что опасность для умерших исходит не от людей, а от злых духов [18. С. 176]. Не совсем определенная по смыслу трактовка семантики данного ритуала проходит через ряд работ М.Ф. Косарева. Со ссылкой на обско-угорские и обско-самодийские традиции, коми-пермяцкие представления о нижнем мире, строках из карело-финской «Калевалы» и русском эпосе автор объясняет этот ритуал «как одну из поздних вариаций зарывания» или в другом случае - «как разновидность зарывания». При этом наиболее эффективно втыкание предметов и людей (вбивание Ивана-богатыря в землю) происходит в «нечистых» местах, к которым в полной мере относятся кладбища, близко подступающие к потустороннему миру [8. С. 178; 9. С. 148]. Следовательно, любое втыкание - это стремление погрузить (отправить) в иной, загробный мир или умертвить. В отличие от других авторов, В.И. Семенова считает, что «Наконечники стрел и ножи, воткнутые вертикально около могильных ям, связаны с ритуалами поминок и воздания воинских почестей» [15. С. 184]. Многогранное толкование содержится в работах Л.Н. Ермоленко, избравшей в качестве источника мифологию южно-сибирских и центрально-азиатских (тюркских) народов. Основываясь на сюжетах из эпических текстов, автор предлагает несколько вариантов ответа на данный вопрос: 1) «действия богатырей (втыкание оружия в землю. - Ю.О.) могут быть трактованы как ритуал жертвоприношения, где жертвой являются убитые враги»; 2) «. втыкание в землю есть чудодейственный акт»; 3) «... символизирует убийство врага; 4) «.акт дарения-адорации»; 5) «.в некоторых случаях втыкание оружия есть жест миролюбия»; 6) «. действия с оружием следует рассматривать как ритуальные, проделав их, Бора успешно охотится» [19. С. 196-198]. Автором представлен диапазон трактовок от крайних полюсных (символ убийства - символ миролюбия) до акта «жертвоприношения» и общих нейтральных (чудодейственный акт, ритуальное действие). Не касаясь последних, не требующих комментариев, скажем несколько слов о других вариантах (за исключением самого последнего примера). С точки зрения сибирской этнографии, трикстер Бора смог успешно охотиться лишь после ритуального приношения местным духам зверей, охоты и т.п. Следовательно, его действие относится к жертвоприношениям, о которых говорит автор в первом пункте и в случае с дарением-адорацией (приношения богам). Независимыми от других остаются варианты символизации смерти врага и акта миролюбия. Вероятно, они могут быть объединены в контексте зарывания в землю в интерпретации М.Ф. Косарева. В одном случае это отправление в потусторонний мир (смерть биологическая) как прекращение жизни, в другом - отправление в потусторонний мир (зарыть оружие войны), как прекращение действия (смерть функциональная). Последнее напоминает символическое отправление в землю томагавка у индейцев Северной Америки, означающее завершение военного конфликта. Назовем условно оба эти направления магической ликвидацией опасности. Кроме этого, остается еще один ритуальный вектор, направленный на жертвоприношение потусторонним персонажам, влияющим на реальную жизнь. После группировки ритуальных действий и смыслов ритуалы объединились в две группы: ориентированные на ликвидацию врагов и на умилостивление духов. Если со вторым вполне все понятно, то первые пребывают в области мифопоэти-ческого иносказания, скрывающего духовную составляющую героев. Нанести окончательное поражение противнику в бою означало уничтожить его душу. Именно это становилось главным мотивом сдирания скальпов или рубке голов поверженных врагов и использовании их черепов в виде драгоценных магических трофеев. В традиционном представлении именно голова является хранилищем души, передающейся по наследству. Поэтому утративший ее человек теряет жизнь окончательно и бесповоротно [8. С. 165, 171]. Новый круг трактовок и смыслов, а также уточнение их векторов магического воздействия открывают этнографические источники северо-сибирских народов. Ярким образцом, разъясняющим суть ритуала втыкания, явился обычай хантов, названный «втыкание ножей вокруг себя на поминках, против душ мертвых» [20. С. 147]. Говорящее за себя название ритуала дает, на мой взгляд, исчерпывающую интерпретацию ритуала втыкания, обладающую универсальным межэтническим свойством, одинаково распространяющимся на северные и южные народы, при том, что форма ритуала может отличаться, сохраняя при этом его суть. Так, например, для изгнания духа умершего шорцы после похорон пускали стрелы в углы жилища [21. С. 205], а буряты для защиты жениха и его дома от чужеродной женщины (ее духов) перед приходом невесты вонзали стрелу или нож в столб внутри юрты [22. С. 281-282]. Помимо случаев втыкания оружия в погребальных ритуалах археология дает примеры аналогичных процедур на святилищах. На святилище Усть-Полуй в Западной Сибири найдены воткнутые в землю наконечники из бронзы и кости [23. С. 18, 20, 23, 26, 27], а в европейской зоне в комплексе германского святилища V в. на Нидамском болоте изучена символическая изгородь, выстроенная из тридцати мечей и одного копья [24. С. 143]. Этнографическое тому свидетельство находим на мансийском святилище Чохрынь-ойки, где ножи обязательно втыкали в дерево или землю [15. С. 184]. По данным этнографии, у сибирских охотников из разных этнических групп дожил вплоть до Нового времени обычай принесения жертвенных стрел на святилища местных божеств путем стрельбы по священным деревьям [25. С. 444]. В контексте данного сообщения становится вполне объяснимым наличие костяного наконечника на жертвенном столбе-дереве из Кустов-ского могильника. Стрела, принесшая данный наконечник, могла играть двоякую роль: жертвенного приклада и одновременно апотропея, отвращающего души умерших от живых людей, удерживающего их возле могил на родовом кладбище. В свете приведенных примеров втыкание оружия в похоронных обрядах представляется фактическим или имитационным выстрелом из лука, броском копья, ударом ножа или топора на поражение духов умерших. Уже ведийские народы верили, что духа можно пронзить стрелой [26. С. 77]. Со временем представления скотоводов органично влились в мировоззрение народов тайги [27, 28]. Даже при затмении луны ханты считали нужным вонзить против «злых сил» два ножа и стрелу [29. С. 184]. Ритуалы с оружием, направленным на борьбу с ирреальными силами и поиск способов умилостивить добрых духов-покровителей, в конце концов идейно сблизили обитателей большей части Евразии.
Ключевые слова
Приобье,
селькупы «шиешгула»,
ритуальные стрелы,
The Ob river,
the Selkups,
Shieshgula,
ritual arrowsАвторы
Ожередов Юрий Иванович | Музей истории Томска | кандидат исторических наук, ученый секретарь | nohoister@gmail.com |
Всего: 1
Ссылки
Материалы по фольклору хантов / ред. М.И. Сваровская. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1978. 216 с.
Ожередов Ю.И. «Ведийские» ритуалы у народов Западной Сибири // Арии степей Евразии: эпоха бронзы и раннего железа в степях Евразии и на сопредельных территориях : сб. памяти Е.Е. Кузьминой / отв. ред. В.И. Молодин. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2014. С. 505-511.
Ожередов Ю.И. «Ведийские ритуалы» у народов Северо-Западной Сибири: посмертная посуда // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2013. Вып. 2. С. 120-132.
Елизаренкова Т.Я. Слова и вещи в Ригведе. М. : Вост. лит., 1999. 240 с.
Штернберг Л. Я. Первобытная религия в свете этнографии: Исследования, статьи, лекции. М. : Книж. дом «ЛИБРОКОМ», 2012. 592 с.
Шнеевайсс Й. Магические и культовые действия древних германцев (V в. до н.э.- V в. н.э.) // «Научный центр изучения Арктики». Археология Арктики / отв. ред. Н.В. Федорова. Екатеринбург : Деловая пресса, 2012. С. 137-145.
Гусев А.В., Федорова Н.В. Древнее святилище Усть-Полуй: конструкции, действия, артефакты. Итоги исследований планиграфии и стратиграфии памятника: 1935-2012 гг. Салехард : ГУ ЯНАО «Северное издательство», 2012. 59 с.
Кулемзин В.М. Человек и природа в верованиях хантов. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1984. 192 с.
Пелих Г.И. Происхождение селькупов. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1972. 424 с.
Веселовский Н.И. Роль стрелы в обрядах и ее символическое значение // Записки Восточного отделения Русского археологического общества. Пг., 1921. Т. 25. С. 273-292.
Обельченко О.В. Культура античного Согда. По археологическим данным VII в. до н.э. - VII в. н.э. М. : Наука, 1992. 256 с.
Ермоленко Л.Н. Изобразительные памятники и эпическая традиция по материалам культуры древних и средневековых кочевников Евразии. Томск : Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2008. 288 с.
Бартольд В.В. К вопросу о погребальных обрядах турков и монголов // Записки Восточного отделения Русского археологического общества. Пг., 1921. Т. 25. С. 55-76.
Семёнова В.И. Средневековые могильники Юганского Приобья. Новосибирск : Наука, 2001. 296 с.
Рындина О.М., Ожередов Ю.И., Боброва А.И. Ханты Салымского края: культура в археолого-этнографической ретроспективе. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2008. 412 с.
Спицин А.А. Курганы скифов-пахарей // Известия Археологической комиссии. Пг., 1918. Вып. 65. С. 56-84.
Макалатия С.И. Раскопки Дванского могильника // Советская археология. М. ; Л., 1949. Вып. XI.
Полосьмак Н.В. Всадники Укока. Новосибирск : ИНФОЛИО-пресс, 2001. 336 с.
Горбунов В.В. Ритуальные захоронения животных кулайской культуры // Погребальный обряд древних племен Алтая / отв. ред. Ю.Ф. Кирюшин. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 1996. С. 156-166.
Церен Э. Библейские холмы. М. : Правда, 1986. 480 с.
Косарев М.Ф. Основы языческого миропонимания: По сибирским археолого-этнографическим материалам. М. : Ладога-100, 2003. 352 с.
Косарев М.Ф. Древняя история Западной Сибири: Человек и природная среда. М. : Наука, 1991. 302 с.
Матющенко В.И., Синицына Г.В. Могильник у д. Ростовка вблизи Омска. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1988. 136 с.
Ожередов Ю.И. Локально-диалектная группа «шиешгула»: идейный контекст археологических источников (XVI-XVII вв.) : дис.. канд. ист. наук. Барнаул, 2006. 359 с.
Корусенко М.А., Ожередов Ю.И., Ярзуткина А.А. Мифология сибирских татар в символах образов и вещей (опыт прочтения). СПб. : Петер бургское Востоковедение, 2013. 264 с.
Ожередов Ю.И. Сакральные стрелы южных селькупов // Приобье глазами археологов и этнографов / отв. ред. Э.И. Черняк. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1999. 310 с.
Каннисто А. Материалы к мифологии вогулов / пер. Р. А. Моссиенко. Новосибирск, 1988.
Ожередов Ю.И. Некоторые особенности погребального обряда позднесредневековых селькупов Нарымского Приобья // Сибирский сборник-1: Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий. Кн. 2 / отв. ред. Л.Р. Павлинская. СПб. : МАЭ РАН, 2009. С. 79-86.
Ожередов Ю.И. К проблеме разнообразия в погребальном обряде южной группы палеоселькупов «шиешгула» // Время и культура в археолого-этнографических исследованиях древних и современных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: проблемы интерпретации и реконструкции / отв. ред. М.П. Чёрная. Томск : Аграф-Пресс, 2008. С. 168-172.