The earliest stage of Indo-European history: Evidence of linguistics, paleogenetics, and archaeology.pdf Выводы генетиков о решающей роли «ямного» вклада в формировании генофонда людей культуры шнуровой керамики и позднейших европейских популяций [1, 2] - весомый аргумент в пользу теории степной прародины индоевропейцев. Дополнительными аргументами являются генетическая преемственность между носителями хвалынской и ямной культур, а также отсутствие каких-либо генетических указаний на миграцию в степь с запада [1, 3]. Еще до работ генетиков автохтонность ямного населения была доказана антропологами [4]. Однако события III тыс. до н.э., в частности «ям-ная» экспансия, не относятся к начальному этапу индоевропейской истории. Он отражен в лингвистических данных, а именно в признаваемой большинством лингвистов максимальной древности анатолийской ветви в пределах индоевропейской семьи. Согласно С.А. Старостину, хеттский язык обособился в V тыс. до н.э. [5]. Как примирить этот факт с автохтонностью степного населения? Связи Анатолии со степью могли осуществляться по двум коридорам - западному (балканскому) и восточному (кавказскому). Рассмотрим их по очереди (третий путь - закаспийский - кажется маловероятным). Балканский коридор. На нем сосредотачивают внимание сторонники двух теорий индоевропейской прародины - степной и центральноевропейской. Первые постулируют миграцию носителей раннеэнеолитиче-ской суворовской культуры с Нижнего Дуная на юг во второй половине V тыс. до н.э. и связывают эту миграцию с распространением праанатолийского языка [6, ср.: 7]. Один из главных показателей экспансии степных племен - керамика с примесью дробленой ракушки, появляющаяся в степях еще в неолите, в начале VI тыс. до н.э. [8. С. 58, 63]. Исследователям Кукутень-Триполья она известна как тип «Кукутень С» [9. S. 42; 10-12]. Ее появление в трипольской среде связано с носителями скелянской культуры (близкой к суворовской), которые проникли туда с Нижнего Днепра на стадии Кукутень А3-А4 - Триполье BI (или даже в конце стадии Прекукутень - Триполье А) во второй половине V тыс. до н.э. и принесли с собой чуждую этой культуре и более примитивную технологию изготовления посуды [11]. В первой половине IV тыс. до н.э. керамика с примесью ракушки появляется на Нижнем Дунае (культура Чернаводэ I), но лишь во второй половине IV - начале III тыс., на стадии Баден-Усатово-Езеро, она проникает на Балканы вместе с элементами степного погребального обряда [13]. Традиционным показателем индоевропейских миграций служит шнуровой орнамент на керамике. Как полагают, данная традиция зародилась в дереивской культуре Украины конца V - начала IV тыс. до н.э. [14. C. 103-104], а оттуда быстро проникла в ареал Куку-тень-Триполье и далее на юг. Древнейшая разновидность шнурового узора - так называемая гусеничка -встречается на керамике Кукутень С. Время ее появления на Балканах, в комплексе Бубань-Сэлкуца-Криводол, примерно то же, что и в предполагаемом очаге возникновения, - ранний энеолит (конец V -начало IV тыс.) [13]. Однако в этот период она встречается там лишь изредка и обычно на сосудах местных форм, тогда как массовое ее распространение происходит только с конца IV тыс. [Там же]. Другие признаки предполагаемой миграции из степей спорны из-за проблем с хронологией. Это касается, в частности, каменных зооморфных предметов - так называемых скипетров - второй половины V тыс. до н.э. Их находят на огромной территории от Южного Приуралья до Македонии. Радиоуглеродные даты, многие из которых, полученные по костям, завышены из-за резервуарного эффекта (таковы даты хвалынских могильников) [15. P. 482], не позволяют на их основании судить о том, где эти изделия возникли. В. А. Дергачев и Д. Энтони вслед за В.Н. Даниленко и М. Гимбутас считают, что скипетры распространялись с востока на запад - от хвалынского ареала к трипольскому, оттуда в Нижнее Подунавье (культура Чернаводэ I) и далее в Карпато-Балканский регион, в ареал комплекса Бу-бань-Сэлкуца-Криводол, а главным фактором их распространения была первая волна экспансии степных скотоводов-кочевников в ареал оседло-земледельческих племен [7. С. 145-148; 15. P. 234]. Приверженцы центральноевропейской теории придерживаются противоположного взгляда. Л.С. Клейн полагает, что скипетры были принесены с Дуная на Волгу «подвижными скотоводами с северо-запада» [16. С. 84-96, 372-378]. И.В. Манзура утверждает, что все элементы культуры, которые со времен В.Н. Данилен-ко и М. Гимбутас считались показателями экспансии степных племен на запад, на самом деле отражают миграцию земледельцев на восток [12]. Близкие взгляды высказывает Б. Говедарица, полагающий, что носители скипетров, переселившись из ареала Кукутень-Триполье в степь, превратились в местную элиту [17. S. 47]. Н.А. Николаева связывает скипетры с миграцией пастушеских племен раннебаденского круга вниз по Дунаю [18]. Центральноевропейской теории противоречат генетические данные о резком отличии степного населения от большинства изученных групп зарубежной Европы неолита и энеолита [1]. Это относится и к носителям культуры воронковидных кубков (КВК), которых иногда считают предками баденцев и ранними индоевропейцами. Контраст между степными группами и цен-тральноевропейскими выявлен и по краниометрическим данным [4, 19]. Степные краниометрические параллели серии КВК из Осторфа [4] заслуживают внимания, но они единичны. Нейтральную позицию в споре о скипетрах занимает Ю.Я. Рассамакин, по мнению которого, этими предметами владели торговцы - посредники между земледельческими культурами и степными сообществами [20. P. 102]. С.Н. Кореневский и А. Булатович считают скипетры «межкультурными» предметами, не связанными с какой-либо конкретной группой [13. P. 110; 21. С. 138]. Напрашивается параллель с гораздо более поздним «сейминско-турбинским транскультурным феноменом», также вызванным бурными событиями в истории Евразии, дальними миграциями и эстафетной передачей традиций [22. С. 269-287]. В раннем энеолите Балкан скипетры, подобно шнуровой керамике, крайне редки, керамика Кукутень С отсутствует, нет и черт степного обряда. По мнению А. Булатовича, говорить о присутствии там в эту эпоху каких-либо групп мигрантов с севера невозможно. Итак, археологический материал позволяет заключить, что проникновение индоевропейских групп в Анатолию по балканскому коридору произошло не ранее рубежа IV и III тыс. до н.э. О том же свидетельствуют и самые ранние горизонты Трои [16. С. 84-88]. В Юго-Восточной Европе в это время существовал колесный транспорт. Этот факт документируется баден-скими моделями повозок - а именно носителей баден-ской культуры Л. С. Клейн считает предками хеттов [16]. Чем же тогда объяснить, что в хеттском языке не было двух главных слов, обозначающих колесо в прочих индоевропейских языках (в тохарских одно из них обозначало повозку)? [23. Ч. II. С. 719-720]. Д. Риндж считает данный факт, как и общий архаизм хетто-лувийских языков, свидетельством того, что данная ветвь отделилась от протоиндоевропейского ствола до того, как был изобретен колесный транспорт [6]. О том же свидетельствует и глоттохронология. Итак, анатолийцы были изолированы от прочих индоевропейцев с V тыс. до н.э. Балканский сценарий не дает объяснения этому факту, ведь археология свидетельствует не об одноразовой, дальней миграции, а о постепенном просачивании групп с севера в сторону Анатолии. Все это заставляет рассмотреть альтернативный сценарий -кавказский. Кавказский коридор. Какие-то индоевропейские группы, в том числе предки хеттов, могли жить на Ближнем Востоке и до предполагаемой миграции с Балкан. Неиндоевропейский (хаттский) субстрат в анатолийских языках обычно считают свидетельством миграции индоевропейцев в Анатолию с запада. Но целый ряд лингвистических фактов указывает на то, что они прибыли туда с востока [23. Ч. II. С. 895-898]. С Ближнего Востока часть ранних индоевропейцев могла продвинуться и на север, в степь, по кавказскому коридору. В теориях ближневосточной прародины этот путь играет подчиненную роль: Т.В. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванов придают главное значение закаспийскому маршруту, К. Ренфру - балканскому. Между тем движение с юга на север через Кавказ началось, судя по археологическим данным, еще в доиндоевропейскую эпоху - в начале неолита, если не раньше [8. С. 59; 24. С. 65-68]. О том, что кавказский маршрут сохранял значение и в более позднюю эпоху, свидетельствуют данные о контактах ранних индоевропейцев с семитами, картвелами [23. Ч. II. С. 870-880] и севернокавказцами [25]. Эти связи документированы лучше, чем контакты протоиндоевропейцев с протоуральцами, вызывающие большие сомнения [6; 25; 26. С. 18-19, 27]. О движении населения из Закавказья в степи свидетельствует и генетика. В генофонде носителей ямной культуры (бесспорных индоевропейцев) недавно был обнаружен значительный аутосомный компонент кавказского происхождения. Впервые его нашли у представителей верхнепалеолитического и мезолитического населения Западной Грузии и обозначили аббревиатурой CHG (от "Caucasian hunter-gatherers"). Он резко отличается от того ближневосточного компонента (EF, от "Early farmers"), который был принесен ранними земледельцами из Анатолии на Балканы и распространился вплоть до Северной Европы [3, 28]. Компонент EF был отличительной чертой генофонда представителей «старой Европы» (в понимании М. Гимбутас), в том числе и людей КВК, и явно не имел отношения к индоевропейцам. Все это заставляет вспомнить то, что индоевропейская речь была заимствована степным населением от носителей майкопской культуры IV тыс. до н.э., которые были предками хеттов [29]. В связи с вопросом о прародине последних интересно, что, согласно М.В. Андреевой, майкопское искусство ближе к сиро-месопотамскому, чем к анатолийскому [30]. Но компонент CHG проник в степь не в IV тыс., а раньше - его обнаружили и у людей хвалынской культуры V тыс. до н.э., а они, судя по генетическим и археологическим данным, были предками ямного населения [28]. Конечно, CHG мог проникнуть в степь еще раньше, но археологические данные позволяют предположительно отнести это событие именно к V тыс. Особого внимания в данной связи заслуживают связи домайкопских памятников Закубанья конца V тыс. до н.э. с хвалынскими, среднестоговскими и скелян-скими, ведь именно в эту эпоху, предположительно, обособилась анатолийская ветвь. Исключительно важен памятник с детальной стратиграфией - крепость Мешоко, где прослежено постепенное и технологически противоестественное изменение керамики от высококачественной тонкостенной, свидетельствующей о миграции с Ближнего Востока еще в домайкопское время, ко все более грубой с накольчато-жемчужным орнаментом ([31] и мои неопубликованные данные). Последняя могла изготавливаться местным населением - возможно, носителями одного из северокавказских языков. Но заимствования из протосеверокавказ-ского в протоиндоевропейский произошли, видимо, раньше - еще на Ближнем Востоке [25]. В средних слоях Мешоко найдены несколько фрагментов керамики с примесью дробленой ракушки. Она украшена оттисками зубчатого штампа, реже жемчужинами, и близка типу Кукутень С (см. выше). В домай-копской крепости Свободное керамика с примесью дробленой ракушки преобладает [32]. Связи домайкоп-ских памятников со скелянскими уже отмечались на основании керамики [20. S. 78-80; 32]. К этому следует добавить находку заготовки для крестовидной булавы в Мешоко, в комплексе, связанном с верхними слоями [33. С. 138, 161; ср.: 34], и обломок зооморфного скипетра на домайкопском поселении Ясеневая Поляна [21. С. 147]. Постепенная деградация керамического производства в Мешоко при том, что кремневая индустрия на позднем этапе, наоборот, переживает некий ренессанс, свидетельствует о встрече резко различных традиций [35]. И хотя южная традиция в материальной культуре на этой стадии была вытеснена (крепость Мешоко, построенная южанами, была, видимо, взята штурмом [33]), она затем возродилась в майкопской культуре. Этому могли способствовать раннее заимствование индоевропейской речи жителями степи (первоначально, может быть, наиболее активными из них - скелян-цами) у мигрантов с юга и смешение между ними. Допустив это, мы сблизим археологические данные с генетическими и лингвистическими. Тогда время дивергенции анатолийских и прочих индоевропейских языков совпадет со временем первой миграции с Ближнего Востока на Северный Кавказ. Условие, которому не удовлетворяет балканский сценарий (полная изоляция анатолийцев от прочих индоевропейцев с V тыс. до н.э. в результате одноразовой, дальней миграции), здесь соблюдено. В результате этой миграции индоевропейская (ин-до-хеттская) семья языков разделилась на две изолированные половины, одна из которых включала праана-толийский (на нем говорили потомки индо-хеттов, оставшихся на Ближнем Востоке), а другая - степной индоевропейский, давший начало всем позднейшим ветвям данной семьи, кроме анатолийской. Следовательно, миграции дочерних индоевропейских групп (предков греков, армян и др.) по балканскому коридору на юг имели место уже после индоевропеизации степи, а затем и Центральной Европы. Степной индоевропейский в этом сценарии имеет мало общего с постулированным К. Ренфру одноименным протоязыком, возникшим якобы в результате миграции из Анатолии на Балканы, затем в Центральную Европу и лишь оттуда в степи [36]. Генетические данные полностью опровергают такой сценарий. Анализ фактов, относящихся к разным дисциплинам, позволяет заключить, что их противоречивость кажущаяся. Она вызвана молчаливым и неверным допущением, лежащим в основе большинства теорий индоевропейской прародины - и ближневосточной, и центральноевропейской, и степной: языковые и генетические корни индоевропейцев следует якобы искать в одном месте. Генетика показывает, что это не так. Продемонстрированная генетиками и антропологами автохтонность степного населения эпох энеолита и ранней бронзы не противоречит присутствию у него существенного кавказского компонента. Возможно, его носители и были теми, кто принес индоевропейскую речь в степь. Языки, в отличие от популяций, не смешиваются, а сменяют друг друга. Поэтому, если гипотеза подтвердится, то придется признать, что у древнейшей индоевропейской популяции степей было два генетических корня: главный - в степях, добавочный -на Ближнем Востоке, между тем как у протоиндоевропейского (индо-хеттского) языка был всего один корень - ближневосточный. Я признателен всем принявшим участие в обсуждение тезисной версии данной статьи на сайтах Ге-нофонд.рф [37] и Academia.edu [38], в первую очередь моему учителю - выдающемуся индоевропеисту Л.С. Клейну. Его беспощадная критика мне очень помогла, как помогала и в студенческие годы. Льву Самуиловичу я с глубочайшей благодарностью посвящаю эту статью.

Скачать электронную версию публикации