Image of an officer in the minds of the Russian public after the overthrow of autocracy.pdf Революционные события 1917 г. изменили судьбы нескольких поколений. Потрясения, вызванные революцией, подвергли трансформации жизненные устои и традиции различных социальных групп. Особенно отчетливо это сказалось на положении и состоянии офицерского корпуса. Русские офицеры, связанные присягой перед престолом и царем, были поставлены в ситуацию выбора: принять новую власть или бороться за восстановление старого режима. Несмотря на то что история революции, изучение ее причин, хода, движущих сил и последствий всегда являлись предметом многочисленных исследований, до настоящего времени не прекратились споры о месте и роли в революционных событиях офицерского корпуса. В последнее десятилетие появился ряд работ, в которых была предпринята попытка осмыслить эти проблемы. Особую значимость имеют работы В.Л. Коже-вина [1] и И.Н. Гребенкина [2], которые попытались рассмотреть офицерский корпус, изменения его положения в обществе в контексте социально-политических трансформаций, вызванных революцией 1917 г. Реконструкция же образа офицеров в сознании российской общественности, выявление причин его трансформации не являлись предметом специальных исследований. Без осмысления этих сюжетов невозможно в полной мере оценить роль офицерского корпуса в революционных событиях и воссоздать образы революции и ее действующих героев в сознании современников. Так, кем же был офицер российской армии в общественном сознании? Цель настоящей работы заключается в воссоздании образа офицеров в сознании российской общественности после падения самодержавия. Источниковую базу настоящего исследования составили материалы отечественной публицистики, опубликованные на страницах «Речи», «Разведчика», «Русского инвалида» (с июля 1917 г. - «Армия и флот свободной России»), «Дело народа» накануне и в период революционных потрясений. Особенно важным для реконструкции образа было обращение к воспоминаниям русских военачальников А.И. Деникина, Н.В. Рузского, П.Н. Врангеля, К.М. Оберучева и их современников. Их воспоминания содержат не только оценки революционных событий, но и восприятия офицеров в общественном сознании. Данное исследование было выполнено в рамках военно-исторической антропологии, что позволило взглянуть на изменения, происходящие в общественном сознании, через призму военного времени [3. С. 17]. Непосредственное значение имело обращение к дискурс-анализу. Под дискурсом мы понимаем особый способ общения и понимания социального мира [4. С. 18]. Использование дискурс-анализа дало возможность выявить доминирующую концепты, используемые при характеристике офицерского корпуса в период революционных потрясений 1917 г., и определить последствия различных репрезентаций социальной реальности для судеб российского офицерства. Известия о Февральской революции, отречении императора от престола большинство представителей офицерского корпуса получили, находясь на фронтах мировой войны, вдалеке от эпицентра очага революционного движения. По воспоминаниям генерала А.И. Деникина, первое впечатление было ошеломляющим. Но в общем войска отнеслись ко всем событиям совершенно спокойно [5. С. 165]. Офицеры, в своем большинстве, осознавали, что для спасения династии, армии, страны необходимо отречение от престола Николая II. Подтверждением этому служит тот факт, что за все 7,5 месяцев власти Временного правительства не было ни одной серьезной попытки к освобождению царской семьи [Там же. С. 161]. Большая часть офицерского корпуса присягнула на верность новому Временному правительству. Некоторые же из офицеров видели и свою заслугу в свержении самодержавия. В частности, генерал Н.В. Рузский после отречения императора заявлял: «Я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него самого стала ясна неисправимость положения» [6. С. 140]. Вскоре после февральских событий на страницах отечественных периодических изданий была высказана мысль о том, что главным противником революции являлся российский офицер. За представителями офицерского корпуса стал закрепляться образ контрреволюционера. Солдаты в своих командирах увидели главных врагов, которые, по их мнению, препятствовали утверждению их только что приобретенных гражданских прав и свобод. Временное правительство также считало, что у революции нет противников слева, а есть только враги справа. Так как же был сконструирован и закреплен за офицерством образ противника революции и установления демократических свобод? Немалую роль в этом сыграли публицистические работы времен революции, опубликованные на страницах отечественных периодических изданий, и, прежде всего в органах печати социалистических партий, которые пропагандировали идею о том, что главным противником революции являлся офицер российской армии. Обращаясь к анализу публицистических работ, можно проследить динамику изменений общественного мнения и представлений об офицерстве в контексте социально-политических трансформаций. Стоит подчеркнуть, что создание собирательного образа офицера как контрреволюционера не было одномоментным и прошло несколько условных этапов. На первом этапе, в период с конца февраля до начала апреля 1917 г., начинается процесс формирования и трансляции в массы образа офицера как противника революции. После свержения самодержавия на страницах отечественных периодических изданий выходят в свет заметки и публицистические статьи, содержащие информацию о ходе и главных творцах Февральской революции. В кадетской газете «Речь» от 5 марта была опубликована заметка, где говорилось о том, что против старого порядка «встали все - солдаты, крестьяне, рабочие». Несмотря на то что ряд офицеров приняли активное участие в революционных событиях, а молодые офицеры нередко были замечены в деле революционной пропаганды, их участие и роль замалчивались. По замечанию органа печати кадетов, сначала в Государственную Думу приходили, большей частью, солдаты без своих офицеров. Затем стали приходить целые войска со своими командирами и офицерами [7]. «Правильное информирование» общественности о героях Февральской революции способствовало формированию представлений о безучастности офицеров, об их сочувствии самодержавию. На страницах отечественных периодических изданий активно культивировалось противопоставление «мы» - участники революции и «они», предпочитающие бездействовать. Лозунг «Народ и армия едины», активно транслирующийся на страницах печати, транспарантах, листовках, стал отражением некой новой социальной реальности, которая была порождена Февралем. Однако из этих реалий уже с первых дней начали исключать военачальников российской армии, которые, в большинстве своем, действительно в первые дни революции не приняли участия в ней. Усилился раскол не только между офицерами и гражданскими лицами, явной стала и стена отчуждения между военачальниками и солдатами. «Речь» сообщала, что в зависимости от отношения офицеров к революционному движению находилось и отношение солдат к своим офицерам [7]. Военный историк А. А. Керсновский в своих публицистических трудах, уже опубликованных в эмиграции, именовал российскую армию перед революцией не иначе как «вооруженным народом». Он неоднократно подчеркивал, что недавние ремесленники, рабочие фабрик, крестьяне видели в офицерах только «господ» [8]. Такое отношение к офицерам солдатской массы укрепляло и нерешительное поведение многих представителей офицерского корпуса в первые дни революции. Один из современников событий на страницах журнала «Разведчик» писал, что «в первые дни революции на улицах были лишь солдаты, рабочие, солдаты, рабочие... часто, очень часто слышались голоса, что нет среди них офицеров» [9. С. 205]. Неготовность, растерянность командного состава в первые дни революции стали одной из первопричин закрепления за представителями офицерского корпуса в общественном сознании образа контрреволюционера. В рамках первого этапа на процесс закрепления за офицерством образа контрреволюционеров оказал влияние опыт, полученный в Первой русской революции. Участие армии в подавлении революционных выступлений 1905-1907 гг. способствовало конструированию в общественном сознании представлений об офицерах как единственных защитников монархии и борцов с революцией. К этому времени относятся первые трансформации представлений общества об офицерстве, которые были во многом сформированы под влиянием критической кампании, развернувшейся в периодике. Отечественные публицисты подвергли критике традиции, устои, мировосприятие, способ комплектования офицерского корпуса, взаимоотношения офицеров с нижними чинами и миром штатских. При характеристике офицерского корпуса корреспонденты гражданских периодических изданий использовали такие концепты, как «слуги самодержавия», «жрецы милитаризма», «господа», «тупые рутинеры», «члены мертвой касты». Этот сформированный и апробированный негативный образ офицера императорской армии в начале ХХ столетия вновь будет востребован в первые дни февраля 1917 г. Главными последствиями репрезентации именно такой социальной реальности, в которой российские офицеры были представлены защитниками монархии, стали оскорбления, обезоруживание, избиения офицеров представителями мира штатских в 1905-1907 гг. [1. С. 56] и жестокие расправы и убийства военачальников солдатами в 1917 г. Уже в первые дни революции появились списки особенно ненавистных офицеров, с которыми солдаты жестоко расправлялись. В рамках второго периода, который условно можно очертить апрелем-августом 1917 г., были предприняты попытки, прежде всего, со стороны публицистов военных периодических изданий реабилитировать российских офицеров в глазах общественности. В апреле были опубликованы первые заметки «Помогите офицерам», «Идите на встречу», где публицисты настаивали на том, что обвинения в контрреволюционном заговоре, выдвинутые против военачальников, носили ложный характер и не имели под собой обоснований. Для усиления своей аргументации корреспонденты военных периодических изданий обращались к примерам доблести офицеров на фронтах мировой войны. Несмотря на эти попытки, в обществе бытовали представления, согласно которым офицеры российской армии были противниками революции. Один из корреспондентов журнала «Разведчик» следующим образом описывал эту ситуацию: «Взгляд на офицера эволюционирует весьма мало, по-прежнему приходится слышать заявление о контрреволюционном настроении старшего офицерского состава» [10. С. 487]. Действительно, представления об офицерстве трансформировались медленно, поскольку к этому времени в общественном сознании прочно укрепился ассоциативный ряд: офицер - контреволюци-онер, «буржуй», «пасынок революции». Уничижительное отношение ко всем, кто в пагонах, была закреплено не только на ассоциативном уровне, но и в повседневной жизни и жизни на фронтах Первой мировой войны. Так, 2 июля был убит солдатами командующий 22-м гренадерским полком подполковник Рыков за то, что уговаривал солдат полка исполнить свой долг. Многие офицеры, уговаривающие солдат исполнить свой долг перед родиной, погибли от своих же пуль при аналогичных условиях [9. С. 205]. Предпринятая попытка реабилитации офицерского корпуса свидетельствовала о появлении новой репрезентации социальной реальности. Исход борьбы двух дискурсов, двух социальных реалий, в центре которых оказался офицерский корпус, оставался не ясным вплоть до начала Гражданской войны. Продолжавшаяся мировая война привела политическую элиту того времени к осознанию опасности сложившейся ситуации. Военный и морской министр А.Ф. Керенский в подписанном 22 августа 1917 г. приказе «Армии и флоту» заявлял о готовности правительства оказать всемерную поддержку офицерству, которое кровью своею на поле брани доказало верность родине и революции [10. С. 487]. В правительственных кругах заговорили о братском единении солдат и офицеров в дни революции, а все притеснения представителей офицерского корпуса трактовались как незаслуженные, несправедливые, «пережитки старого строя». Изданию приказа А.Ф. Керенского предшествовал доклад военного комиссара юго-западного фронта Гобечиа о необходимости отметить доблесть и заслуги офицерского корпуса в последних боях. Так, и на уровне нового Временного правительства была осуществлена попытка реабилитировать офицерский корпус в сознании общественности. Безусловно, запоздавшие меры, такая политика дискредитации офицерского корпуса оказали влияние на его отношение к революционным событиям 1917 г. и подтолкнули к активным действиям. Окончательное закрепление за офицерством образа контрреволюционера произошло после Корниловского мятежа в конце августа 1917 г. Генерал-майор К. М. Оберучев в своих воспоминаниях отмечал, что только были намечены пути преодоления трений между солдатами и офицерам, как «вдруг взрыв... мятеж, к которому оказываются прикосновенны высшие воинские чины, генералы офицеры» [11. С. 159]. Офицеры все авансом были взяты под подозрение только потому, что они были офицерами. После выступления Корнилова поднялась страшная волна самосудов над офицерами по подозрению в «корниловщине». Особой трагичностью отличались события в Выборге [12]. Термин «контрреволюционер» стал отождествляться с понятием «корниловец». Употребление таких концептов при характеристике офицерского корпуса не могло не повлиять на отношение к офицерам общественности, опьяненной революцией. После «корниловщины» доверие к офицерам, кое-где еще сохранившееся, было окончательно подорвано [11. С. 160]. Современник событий И. А. Бунин в своей книге «Окаянные дни», содержащей дневниковые записи, упоминал о трагических событиях, произошедших в Экономическом обществе офицеров: «В пять часов вечера узнал, что в Экономическое Общество Офицеров на Воздвиженке пьяные солдаты бросили бомбу. Убито, говорят, не то шестьдесят, не то восемьдесят человек» [13. С. 31]. Автор проиллюстрировал настроение общественности, царившее в дни революции в России. И. А. Бунин в своем произведении описывал спор на площади, очевидцем которого он стал, между прапорщиком и рабочим: «Прапорщик старался говорить как можно мягче, подбирая самые безобидные выражения, стараясь воздействовать логикой. Он почти заискивал, и все-таки рабочий кричал на него: "Молчать, побольше вашему брату надо, вот что!"» [Там же. С. 8]. Этот диалог, зафиксированный в дневнике И. С. Бунина чуть позднее, в феврале 1918 г., с точностью передал ту неприязнь и уничижительное отношение к офицерам, бытовавшие в России практически повсеместно. Таким образом, в период революционных потрясений 1917 г. в общественном сознании бытовало представление о русском офицере как о главном противнике установления демократических прав и свобод. Под воздействием ряда причин был сформирован ассоциативный ряд: офицер, контрреволюционер, буржуй, слуга самодержавия. Появление негативного образа российского офицера во многом было подготовлено критической кампанией против офицерства, развернувшейся на страницах отечественной периодики до Первой мировой войны. Политические потрясения, вызванные революцией, обострили существующее противостояние между офицерами и нижними чинами, между миром военных и миром штатских. «Правильное» информирование общественности об отношении офицерства к социально-политическим изменениям в стране, использование идеологических конструктов способствовали расколу не только армейского организма, офицерского корпуса, но и всей страны на противоборствующие группы. Фигура российского офицера оказалась в центре борьбы двух противостоящих тенденций в борьбе за общественное мнение: одна была направлена на дискредитацию офицерства, другая пыталась восстановить статус и положение русского офицера. Противоборство двух дискурсов нашло отображение в социальной практике и повседневной жизни в дни революции. Вплоть до начала Гражданской войны оставался открытым вопрос, кто же одержит победу в этой борьбе. Понятно было только одно, что статус и положение российского офицера в обществе уже никогда не будут прежними. Такая политика дискредитации офицерского корпуса в глазах общественности повлияла на отношение офицеров к революционным событиям и на их выбор.

Скачать электронную версию публикации