Рассматривается вопрос этногенеза селькупов с позиции археологических, генетических, лингвистических и этноисториче-ских исследований. Археологические материалы Среднего Приобья периода позднего средневековья и нового времени традиционно интерпретируются как принадлежащие селькупам; развитое средневековье исследователями-археологами соотносится с праселькупским населением. Генетические данные также предполагают формирование селькупов на основе местного автохтонного населения, сложившегося на данной территории не менее, чем 3 000 лет назад. Лингвистические данные, напротив, не дают оснований считать Приобье территорией формирования ранних селькупов, предлагая возможности поиска для дислокации носителей селькупского языка в более южном, юго-восточном направлениях.
The origins of the selkups in the light of interdisciplinary approach (archaeology, genetics, linguistics, historical et.pdf Опыты создания схемы этногенеза селькупов, как, впрочем, и любого другого народа, неизбежно приводят к выводу о невозможности сделать это средствами одной науки. Этногенез - процесс многосторонний, охватывающий проблемы развития антропологического, лингвистического, культурно-генетического плана, растянутый во времени на непредсказуемую глубину. В данной статье предпринята попытка посмотреть на проблему формирования этноса селькупов с точки зрения данных археологии, генетики, а также этноистори-ческих и лингвистических позиций. Сложившийся при работе над данной статьей авторский коллектив представляет каждое из названных научных направлений: археология (Н.В. Березовская), генетика (В.Г. Волков), историческая этнология и лингвистика (Н. А. Тучкова). Цель статьи - выявить логические связи самостоятельных версий этногенеза селькупов по данным археологии, лингвистики, этнографии, генетики и попытаться сложить наименее противоречивую картину (версию), основываясь на современных научных данных. Этногенез селькупов по археологическим данным. Впервые на археологическом материале предположения о формировании древнеселькупской культуры в Среднем Приобье с середины 1 тыс. н. э. были сделаны В.Н. Чернецовым [1. С. 238]. Более ранний этап истории селькупов, по его мнению, был связан с продвижением таштыкских племен в районы томско-нарымской Оби. «Результатом этой передвижки явилась более или менее полная ассимиляция этими племенами восточноперифе-рийных угорских племен и появление селькупов - остя-ко-самоедов» [2. С. 189]. С накоплением археологического материала предположение о продвижении та-штыкцев не получило дальнейшего развития, но культуру, сменившую кулайскую, В. Н. Чернецов считал древнеселькупской [3. С. 105]. В начале 1950-х гг. археологические исследования остяцких могильников XVI и XVII вв. у села Молчано-во осуществлял А. П. Дульзон. Их принадлежность селькупам автор обосновывал сведениями окладных ясачных книг первой четверти XVII в. По этим данным «в рассматриваемом нами районе проживали только остяки (т.е. остяко-самоеды, селькупы)» [4. С. 131]. Благодаря изобилию предметов русского импорта, монет и жетонов, погребения из курганного могильника Остяцкая гора имели бесспорную датировку XVII в. Пачангский могильник был датирован непосредственно предшествующим временем - XVI в., поскольку автором была установлена преемственность погребального обряда и «полная аналогия всех показателей керамики» [Там же. С. 127]. Следовательно, преемственность в области материальной культуры населения XVI и XVII вв. с материальной культурой приобских остяков XVIII-XIX вв. устанавливается достаточно убедительно [Там же. С. 132]. Следущий шаг вглубь процесса этногенеза селькупов был сделан Л.А. Чиндиной [5. С. 61-94]. Проведя сравнительный анализ материалов раскопок Тискин-ского могильника, могильников Остяцкая гора, Па-чангский, Тургайский и Балагачевский, с учетом данных этнографии селькупов, хантов, кетов Л. А. Чиндина определила те черты погребального обряда, которые можно назвать этническими. Сопоставления материалов привели автора к выводу о возможности этнической интерпретации только в том случае, если выявлены сочетания отдельных специфических признаков. Для селькупов это: многоактность сооружения курганов, захоронения в неглубоких могилах или на поверхности, положение умершего на спине, долевая форма покрытия обкладки могилы, ориентация в юго-восточном направлении, наличие в могиле глиняной посуды [Там же. С. 90]. Эти же признаки использованы для сравнительного анализа с погребальным обрядом и керамикой VI-VIII вв. н. э. могильника Рёлка [6]. В итоге сделан вывод о древнеселькупской принадлежности раннесредневековых материалов. Помимо уже перечисленных выше признаков погребального обряда, среди важнейших характеристик, присущих и ранне-средневековой, и позднесредневековой керамике, были названы форма и орнаментация сосудов, особенно I (гребенчатого) типа. Кроме «этнических» признаков, выделенных на археологическом материале, были привлечены материалы этнографических исследований и данные антропологии. Серия черепов из раннесредне-вековых могильников Рёлка, Красный Яр, Умна, Юрт-Акбалык и Могильницкого показала большую близость к селькупам, причем к более древнему (А) типу [6. С. 140]. Необходимо отметить, что принадлежность могильников Новосибирского и Томского Приобья к рёлкинской культуре является спорной. Т. Н. Троицкая и Л. М. Плетнева данные памятники считают одинцовскими и соотносят их с самодийцами или угро-самодийцами. Дальнейшие исследования Л. А. Чиндиной позволили построить схему культурогенеза в Среднем Приобье с периода раннего железного века до позднего средневековья. Гипотеза о древнеселькупской принадлежности релкинской культуры развернута на широком фоне исторических событий, предложена интерпретация компонентов, вошедших в ее состав и факторов, повлиявших на ее развитие. Керамика релкинской культуры, представленная тремя типами, явилась основным показателем культурногенетических процессов. I и II типы керамики, по Л. А. Чиндиной, имеют генетическую связь с предшествующей (кулайской) керамикой и отражают две линии развития орнаментов (простую гребенчатую и фигурно-штамповую) и локальную специфику. Сделан вывод о том, что эта локализация отражала начало процесса выделения диалектно-этнографических групп внутри селькупского этноса. Третий тип валиковой керамики имеет аналогии в Восточной Сибири и соотносится с носителями тунгусо-маньчжурских языков [7. С. 129-130]. В целом схема культурогенеза, предложенная Л. А. Чиндиной, принята научным сообществом, имеет сторонников (В.А. Могильников, А.И. Боброва, Ю. И. Ожередов), тем не менее, по вопросу этнической интерпретации, границам рёлкинской культуры у нее есть и оппоненты (Л.М. Плетнева, Т.Н. Троицкая, В. И. Молодин). В. А. Могильников, также как и Л. А. Чиндина, считал, что Нарымское Приобье VII-VIII вв. от Чулыма до Тыма вероятнее всего, является областью формирования древних селькупов. Наличие же в рёлкинской культуре генетически различных типов керамики (I тип - местный, самодийский; II - северный или северо-западный, связанный с предками хантов; III - восточного или юго-восточного происхождения) свидетельствует о том, что процесс сложения селькупов в это время еще полностью не завершился. Оформление древнеселькупского этноса в основном, видимо, завершается в начале II тысячелетия н. э., с чем, очевидно, связано возобладание в керамике типа I, при сохранении ведущих черт релкинского погребального ритуала. Для этого периода B.А. Могильниковым предлагалось выделение «ку-стовской» культуры, впоследствии не получившее обоснования и развития. В Томском и Новосибирском Приобье, по его мнению, проживали представители другой, родственной древним селькупам самодийской этнической группы, которая в дальнейшем, в XXVI вв., была тюркизирована [8. С. 228-231]. Л.М. Плетневой сделан вывод о принадлежности памятников Томского Приобья в раннем средневековье к угро-самодийской историко-культурной общности [9. C. 127]. В.И. Молодин же, пользуясь ретроспективным подходом, пришел к умозаключению об угорской принадлежности кулайской культуры. Основным аргументом его исследования является факт распространения фигурно-штамповой кулайской керамики на север и запад, где, следуя логике дальнейших исторических событий, сформировались южно-хантыйская и северохантыйская локальные группы. Не сомневаясь в селькупской принадлежности позднесредневековых могильников, доказанной в 1950-х гг. А.П. Дульзоном и, на современном этапе, А. И. Бобровой и Ю. И. Ожередовым, он отрицает возможность экстраполяции этого вывода на материалы раннего средневековья и, тем более, на материалы раннего железного века [10. С. 3-44]. Огромная работа по исследованию и этнической интерпретации обширных материалов средневековых погребальных комплексов Нарымского Приобья проведена А.И. Бобровой. Для периода IX-XVII вв. ею выделена «нарымская археологическая культура», в IX-XVI вв. принадежащая праселькупскому, с XVII в. -селькупскому населению [11]. По комплексам признаков она выделила четыре типа погребального обряда: чулымско-кетский (нижнее течение р. Чулым, среднее течение р. Кеть), обской (лево- и правобережье Оби, междуречье Оби и Чаи по р. Парабель с притоками), обско-чулымский (по берегам Оби и Нижнего Чулыма в пределах Молчановского района) и тымский (течение р. Тым, Обь в Александровском районе). Разнообразие типов погребального обряда, по ее мнению, отражает формирование локальных групп селькупов, засвидетельствованных этнографическими исследованиями Г. И. Пелих. О том, что они имели единую основу, свидетельствуют общие элементы обрядности: курганный тип могильников, наземный способ погребения, захоронение покойного на спине в вытянутом положении, возведение деревянного погребального сооружения, использование бересты при погребении, снабжение инвентарем [11. С. 85]. Очевидно, что одним из важнейших аргументов наличия единой основы является присутствие в погребениях керамической посуды с определенными характеристиками: шаровидные сосуды со сплошной гребенчатой орнаментацией [Там же. С. 57]. Основными дифференцирующими признаками типов погребального обряда, а значит, локальных групп селькупов, являются: многоактность или одно-актность возведения курганной насыпи, наземный или грунтовый способ погребения, отсутствие или наличие и формы кремации, наличие или отсутствие керамической посуды, обжиг площадки перед погребением, использование рамы-обкладки и особенности ее конструкции, наличие берестяного погребального короба, наличие лицевых посмертных покрытий. В составе нарымской археологической культуры A. И. Боброва отмечает несколько компонентов - автохтонный (рёлкинский), тюркский и угорский [11. С. 55]. К XVI-XVII вв. происходят консолидация и нивелировка этнических компонентов, что прослеживается по унификации керамической посуды [Там же. С. 83]. Вторая половина XIV-XVII вв. были временем поступательного развития культуры, ее расцвета, несмотря на активизацию угров и начавшуюся колонизацию края со стороны Российского государства [Там же. С. 82]. Сюжеты, относимые уже скорее к области этнической истории, освещаются в порядке интерпретации конкретных публикуемых археологических источников. Так, при публикации материалов поселения Золотая Горка были выделены две последовательно сменяющие друг друга группы керамики. Аналогии более поздней группе керамики авторы нашли в материалах памятников второй половины II тыс. н. э. из районов Томско-Нарымского Приобья [12. С. 146]. На основании этого было сделано предположение о продвижении групп селькупского населения в XVI в. на юг и об их проживании в это время не только выше устья р. Ше-гарки, но и выше устья р. Томи [Там же. С. 150]. Подобные перемещения селькупского населения в XVII в. с р. Обь на р. Кеть на основании двух хронологических групп погребений в материалах Лукьяновского I могильника предположила Г.И. Гребнева [11. С. 21]. Ю.И. Ожередов на материале курганных могильников XVI-XVII вв. с р. Чаи и р. Кёнга (Барклай, Кустов-ские, Гребенщиковский) на примере отдельных элементов погребального обряда и инвентаря делает вывод об этнической многокомпонентности оставившего их населения [13. С. 77-119; 14. С. 133-137; 15. С. 160-164]. Таким образом, на археологических материалах процесс культурогенеза населения Среднего Приобья представлен двумя гипотетическими вариантами. Первый (Л.А. Чиндина, А.И. Боброва, В.А. Могильников) предполагает автохтонную основу самодийской (ку-лайской) общности, дальнейшее историческое развитие которой, вкупе с включением тунгусского пришлого населения (III тип керамики, валиковая) привело к формированию в Среднем Приобье праселькупской (рёлкинской) культуры. Впоследствии, с участием северо-западных (угорских) и южных (тюркских) компонентов, к XVII в., в Среднем Приобье сформировались известные по историческим источникам группы селькупов. Согласно второму варианту (В.И. Молодин) кулайская культура является угорской, а рёлкинская -угро-самодийской. С этногенезом самодийцев B.И. Молодин связывает одинцовскую (верхнеобскую) культуру, локализуемую на территории Верхнего При-обья. Основная дискуссия разворачивается по вопросу этнической принадлежности кулайской культуры, в частности - фигурно-штамповой керамики. Авторами не оспаривается селькупская принадлежность поздне-средневекового населения данного региона и наличие его активных взаимодействий с уграми, тунгусами и тюрками. Краткий обзор существующих версий позволяет сделать вывод о том, что решающее значение в процессе этногенеза селькупов имеет период IX-XIV вв., еще слабо освященный археологическими исследованиями. Этногенез селькупов по данным генетических исследований. Исследование мужского генофонда северных (тазовских) селькупов началось еще в 1999 г. [16]. В работе были опубликованы данные по частоте гаплогрупп в этой популяции. В 2002 г. появилась работа с уточенными данными [17]. В результате экспедиций 2012, 2013 и 2017 гг. в Па-рабельский и Верхнекетский районы Томской области были получены образцы представителей разных этно-территориальных групп южных селькупов. Места проживания предков участников исследования были установлены по сведениям информантов, генеалогическим данным из личных архивов и данным о распределении фамилий из опубликованных работ [18]. Генотипиро-вание проводилось в лаборатории эволюционной генетики НИИ медицинской генетики (Томск, Россия) и в компании Family Tree DNA (Хьюстон, США). Выявленные на основе исследования этих образцов генетические связи южных селькупов с определенными популяциями и территориями позволяют уточнить некоторые моменты этногенеза и этнокультурной истории этого народа. В составе генофонда южных селькупов можно выделить шесть мужских генетических групп: N1b-A -35,3%, N1b-E - 5,9%, Q1a3-L330 - 29,4%, Q1a3-YP4000 - 17,6%, Q1a2 - 5,9%, R1b-M73 - 5,9% (рис. 1). Рис. 1. Частота генетических линий у южных селькупов Субклад N1b-A представлен у потомков жителей разных населенных пунктов на Оби от Нарыма до юрт Иванкиных, а также в Среднем Прикетье. Субклад Q1a3-L330 - в Среднем и Верхнем Прикетье и Нижнем Причулымье. Субклад Q1a3-YP4000 - у потомков жителей разных населенных пунктов на р. Парабель. Южные селькупы вместе с ненцами и хантами входят в группу N1b-VL63, которая является частью субклада N1b-A. Более удаленными родственниками по отношению к ним являются хакасы, тувинцы и монголы, принадлежащие к другим линиям того же субклада. По специфическим значениям Y-STR-маркеров гапло-типы селькупов N1b-A разделяются на две группы. Одна из этих групп близка к ненцам. Это потомки жителей юрт Конкиных - представители самой северной из исследуемых групп южных селькупов. Разделение предков южных селькупов, хантов и ненцев, принадлежащих к субкладу N1b-A, по расчетам на основании накопления мутаций (SNP), произошло 3 200 - 3 400 лет назад. Наиболее вероятно, что это разделение имело место на территории Нарымского Приобья. Разделение предков селькупов и ненцев с предками тувинцев, хакасов и монголов произошло в более раннее время, примерно 3 600 - 3 700 лет назад. Наиболее вероятной прародиной всех этих групп является территория Восточного Саяна. Распространение части субклада N1b-A, ветви, определяемой SNP-маркерами VL63 и B478, имеет прямые корреляции с ареалом проживания самодийских народов. Эта линия распространена среди современных самодийцев (ненцев, нганасан и селькупов), а также на тех территориях, где фиксируется самодийская топонимика и отмечается недавнее присутствие самодийцев (Саяны, Северный Алтай) [19. С. 293-295]. Можно также полагать, что субклад N1b-A отражает вклад самодийцев в генофонд северных хантов и является своего рода генетическим субстратом для этой популяции. Таким образом, наличие группы N1b-A южных селькупов указывает на тесные генетические связи прежде всего с другими самодийскими народами и соседними хантами. Другим значимым компонентом генофонда южных селькупов является субклад Q1a3-L330. С наибольшей частотой этот субклад представлен у кетов (84%). Также со значительной частотой он представлен у хантов (северных и васюганских), тувинцев, хакасов и северных алтайцев и с небольшой частотой у монголов [20. С. 13-14, TL, Uralic DNA Project]. Согласно последним расчетам возраст Q1a3-L330 достаточно древний. Разделение двух основных ветвей Q1a3-L330 произошло примерно 8000±1000 лет назад (YFull) и вероятно это произошло на пограничье Казахстана, Российского Алтая, Монголии и Китая. Субклад Q1a3-L330 с наибольшей частотой встречается у кетов, народа, принадлежащего к енисейской языковой группе. Также данный субклад в основном представлен на территории распространения енисейской топонимики - Саяны, Северный Алтай, Омское Прииртышье [19. С. 291; 21. С. 97]. В связи с этим все основания полагать, что этот субклад является маркером миграций енисейцев [22. С. 83]. Селькупы Q1a3-L330 принадлежат к двум линиям. Субтипирование и специфические значения Y-STR-маркеров указывают на близость потомков жителей юрт Кондуковых Лель-кинской волости к кетам, особенно к представителям фратрии богдэнг (TL). Потомки жителей Кашкинской волости (юрты Му-лёшкины и Карелины) на Средней Кети, судя по специфическим значениям Y-STR-маркеров, ближе к тувинцам и монголам, чем к кетам. Весьма вероятно, что генетические предки селькупов Кашкинской волости были выходцами с Чулыма и имели общее происхождение с одной из групп чулымских тюрков. Потомки жителей Юрт Могочинских Кортульской волости (Молчановский район) также принадлежат к субкладу Q1a3-L330, но к специфической линии, которая представлена среди чулымских тюрков и обских татар (ка-рагасов). Наиболее вероятно, что предки жителей Юрт Могочинских являлись мигрантами из Причулымья и были связаны близким родством с чулымскими тюрками. С другой стороны, древняя история этой линии также, как и история предыдущих групп, может быть связана с миграциями енисейцев. Третья значимая часть генофонда южных селькупов представлена субкладом Q1a3-YP4000. Эта генетическая линия хорошо выделяется наличием специфических Y-STR-маркеров. Территория расселения представителей этой линии среди селькупов тяготеет к бассейну р. Парабель. Не исключено, что и данная группа также представлена у более южного населения. Для подтверждения этого необходимо провести исследование потомков населения Чаинской, Большой и Малой Чурубаровских и Шепецкой волостей. Представители линии Q1a3-YP4000, населявшие бассейн Парабели, составляют компактную юго-западную группу и, исходя из разнообразия гаплоти-пов, можно предполагать, что эта группа появилась в данном регионе более 2 500 лет назад. Ближайшими генетическими родственниками селькупов являются барабинские татары из той же линии. У барабинских татар данная группа - доминирующая и составляет значительную часть мужского генофонда. Более дальними генетическими родственниками селькупов и ба-рабинских татар является группа чеченцев. Разделение предков селькупов, барабинских татар и чеченцев линии Q1a3-YP4000 могло произойти на юге Западной Сибири около 3 000 лет назад и наиболее вероятными предками данной группы можно считать носителей одной из археологических культур бронзового века. Генетические данные, полученные за последнее время, показали, что некоторые линии субклада Q1a3-YP4000 представлены у челканцев и томских татар (эуштинцев) (TL). Челканцы и эуштинцы находятся с селькупами в более дальнем родстве, чем барабинские татары и чеченцы. Тем не менее эти данные, вместе с данными палеогенетики, свидетельствуют о том, что территорию Барабы, Верхнего и Среднего Приобья в дотюркскую эпоху занимали родственные генетические группы. Исследование образцов носителей елу-нинской культуры (4 300 - 3 700 лет назад) показывает принадлежность их к той же генетической линии [23. С. 87] и указывает на древнюю миграцию предков части селькупов с территории равнинного Алтая. Кроме этого, данные палеогенетики позволяют предположить, что появление субклада Q1a3-YP4000 в Верхнем Прио-бье связано с миграцией в эпоху неолита из Прибайкалья [24]. Данные палеогенетики и генетики также указывают тесную связь с генетическими предками современных енисейцев. Вероятнее всего, субклад Q1a3-YP4000 также является маркером древних миграций енисейцев, как и субклад Q1a3-L330. Наличие мощного пласта енисейской топонимики в Барабе [19. С. 291; 21. С. 97] подкрепляет это предположение. Другие генетические линии (N1b-E, Q1a2, R1b-M73) в составе южных селькупов являются минорными. Но, тем не менее, каждая из этих линий отражает процесс вхождения новых компонентов в состав предков селькупов. Часть из них (группа R1b-M73), видимо, отражает вхождение в состав предков селькупов тюркских групп южного происхождения из Томского Приобья. Другие линии (N1b-E и Q1a2), в связи с тем, что близкие гаплотипы встречаются у хантов, показывают вхождение в состав селькупов угорских групп (рис. 2). Рис. 2. Генетические связи южных селькупов Таким образом, генофонд южных селькупов состоит из нескольких компонентов. Представители каждого из них занимают определенную территорию и в связи с этим компоненты можно условно обозначить как северный, юго-западный, южный и восточный. Северный компонент представлен гаплогруппой N1b-A, юго-западный - Q1a3-YP4000 и Q1a2, восточный - некоторыми линиями Q1a3-L330, южный - другими линиями Q1a3-L330 и линией R1b-M73. Каждый их этих компонентов генетически связан с географически близкими популяциями. Северный компонент с северными хан-тами и ненцами, восточный - с кетами, южный - с томскими и чулымскими тюрками, юго-западный - с хан-тами и барабинскими татарами. Основой мужского генофонда южных селькупов следует считать северную группу (N1b-A). Эта же группа, судя по всем расчетам, является самой древней в Нарымском Приобье. Появление этой группы на данной территории можно датировать временным интервалом 3 200-3 400 лет назад. Как указано выше, именно представители группы N1b-A составляют основу генофонда и других самодийских народов (ненцев, нганасан), а также населения Нижнего Приобья (хантов). Второй значимой и древней генетической линией в составе южных селькупов следует считать юго-западную группу (Q1a3-YP4000). Исходя из разнообразия гаплоти-пов, можно предполагать, что эта группа появилась в юго-западной части Нарымского Приобья более 2 500 лет назад и миграции шли с территории Барабинской лесостепи. Остальные группы вошли в состав генофонда южных селькупов позже. Вероятнее всего, в эпоху развитого и даже позднего средневековья. Одна из этих групп с территории Восточного Прикетья родственна кетам, другие, вероятнее всего, связаны с миграциями тюрков из Томского Приобья и Причулымья. Таким образом, прямые генетические предки основных групп селькупов проживали на территории Нарымского Приобья еще в докулайское время и влияние более поздних мигрантов на формирование генофонда южных селькупов было менее значимым, чем влияние автохтонного населения. Этногенез селькупов (носителей селькупского языка) с точки зрения лингвистических данных и исторической этнологии. Интенсивные исследования Е.А. Хелимского в 1970-х гг. в области самодийского языкознания (на основе анализа данных по всем самодийским языкам) позволили ему выявить этапы глотто-и этногенеза самодийцев, а также сформулировать характерные черты культуры самодийской языковой общности накануне ее распада. Таковыми (по данным общесамодийской лексики) являются: развитое оленеводство, ставшее для них «продуктом относительно самостоятельной эволюции, а не переноса навыков коневодства и молочного животноводства»; использование лука и копья как орудий охоты, ловушек и силков, рыболовных снастей (при важной роли запорного рыболовства), скребков для выделки шкур, многообразных берестяных сосудов, лыж, саней, чума (в том числе с берестяными покрышками), лабазов [25. С. 10]. Наиболее четко по данным прасамодийских реконструкций выявляются признаки, характеризующие именно территорию расселения самодийцев. Указанная территория полностью или большей своей частью находилась в таежной зоне, включала в себя часть бассейна Енисея или примыкала к нему, непосредственно соприкасалась с областями расселения тунгусо-маньчжуров, тюрков, енисейцев и обских угров, находилась от областей расселения монголов и индоевропейских племен на известном отдалении, допускавшем лишь слабые и опосредованные контакты [25. С. 13]. На основе выявленных критериев и с учетом «наиболее вероятных локализаций областей расселения соседних народов» Е. А. Хелимский высказал мнение о размещении поздней самодийской прародины в районе «между Средней Обью и Енисеем, вокруг четырехугольника "Нарым - Томск - Красноярск - Енисейск" и с возможным вхождением - полным или частичным -тех или иных сопредельных территорий: северной части Обь-Иртышского междуречья, северного Алтая, Присаянья, территории к востоку от Среднего Енисея, бассейнов Сыма и Ваха» [Там же. С. 13-14]. В другой публикации район «исходного расселения» селькупов Е.А. Хелимский видел в «треугольнике Томск - Красноярск - Енисейск» [26. С. 28]. Археологи - Л. А. Чиндина и Э.Б. Вадецкая - использовали мнение, опубликованное данным автором в 1983 г. [27. С. 5-10], для идентификации самодийцев с населением: 1) кулайской археологической культуры в Среднем (Сургутско-Нарымском) Приобье (V в. до н. э. - V в. н. э.) (Л. А. Чиндина) [28. С. 174-175]; 2) с населением тагар-ской археологической культуры в Минусинской котловине (VIII в. до н. э. - I в. н. э.) [29. С. 98-99]. Ни с одной из предложенных идентификаций Е. А. Хелимский не согласился. На его взгляд, данные попытки соотнесения археологического и лингвистического материала оставляют труднообъяснимым ряд важных фактов: а) несовпадение роли оленеводства, несомненно, характерного для самодийцев и не характерного (т.е. полное отсутствие или незначительная роль оленеводства) для кулайского и тагарского населения; б) высокоразвитое бронзолитейное производство у кулайцев (и его слабая представленность в лексике самодийцев), бронзолитейное производство Е. А. Хелимский предлагает рассматривать как характерный элемент культуры предков енисейских народов [25. С. 14]. в) развитое скотоводство в сочетании с примитивным земледелием у тагарцев (и отсутствие этих элементов в культуре самодийцев). Тагарцев Е. А. Хелимский предлагает рассматривать как принадлежащих «скорее к алтайскому, нежели к уральскому, этнокультурному кругу» [Там же]. Распад самодийской общности Е.А. Хелимский датирует рубежом н.э. Глоттохронологическая датировка проводилась им на основе лексикостатистических данных (по классической методике М. Сводеша) и позволила «оценить возраст самодийской группы примерно в II тыс. лет» [25. С. 16]. Этот возраст, на взгляд автора, «соответствует традиционной датировке, не противоречит данным о внешних связях самодийского праязыка и о датировке важнейших этапов в эволюции соседних языковых общностей и косвенно подтверждает часто высказываемое мнение о том, что причиной или катализатором распада прасамодийской общности явились гуннские завоевания в Южной Сибири (со II в. до н. э.) [25. С. 16]. Селькупский язык, по оценке Е.А. Хелимского, представляет собой «классический случай диалектного континуума» [Там же. С. 24]. Применение глоттохронологического метода к спискам базисной лексики наиболее удаленных друг от друга диалектов селькупского языка дало (при 12 расхождениях на 84 слова) «длительность дивергенции порядка 0,5 тыс. лет» [Там же. С. 26]. Однако Е.А. Хелимский предполагает, что период дивергенции был несколько значительней, так как «формула М. Сводеша склонна давать систематическую ошибку в сторону занижения возраста» в условиях контакта диалектов, тем более в случае континуума. Кроме того, эти подсчеты позволили сделать еще один, весьма значимый для селькупской диалектологии (и одновременно для этнической истории селькупов), вывод: за 250-300 лет «границы основных диалектных подразделений селькупов оставались достаточно стабильными. Не наблюдалось сколько-нибудь интенсивного смешения диалектов и диффузии диалектных черт» [26. С. 78]. В целом относительно этнической истории селькупов эти данные говорят о том, что селькупы рассматривались Е. А. Хелимским как языковые и культурные потомки одной из групп самодийцев, обитавшие в момент своего этнического формирования примерно в том же географическом пространстве, где была их языковая прародина - в пределах тайги между Средней Обью и Средним Енисеем. В этот период они контактировали с обскими уграми (в Приобье), тунгусами (на притоках Енисея) и енисейцами. Причем контакты с енисейцами шли постоянно по нарастающей: от праса-модийского этапа к концу II тысячелетия н. э. (по оценке Е.А. Хелимского, «самодийско-енисейские контакты на уровне праязыка были гораздо менее интенсивны, чем последующие контакты языков-потомков (особенно, селькупско-кетские)» [25. С. 12]. В устных высказываниях Е. А. Хелимский однозначно отказывался считать селькупов наследниками кулайской культуры (всячески настаивал, чтобы археологи более пристально рассмотрели в этом качестве енисейцев), рассматривал бассейн р. Кети как, вероятно, важную артерию, связывающую Среднюю Обь и Средний Енисей, по которой и произошел приток самодийского населения в Приобье. Перемещения формирующихся селькупов он представлял (с большой осторожностью) следующей лаконичной схемой: сначала с верховий Кети вниз к Оби (от Енисея на запад), потом по Оби - на левобережные и правобережные обские притоки, затем на севере (для групп, ушедших на Таз и Турухан) - назад на восток - к Енисею. В Нарымском Приобье он, вслед за А. П. Дульзоном, считал, что селькупскоязычное население Приобья сформировалось на енисейскоязычном субстрате, и призывал не забывать этот факт (из лекций Е.А. Хе-лимского, Гамбург, 2006 г.). Для реконструкции этнической истории селькупов особый интерес представляют исследования С. В. Глуш-кова в области исторической фонетики селькупского языка, который на основе анализа фонетических изменений, происходивших в диалектах селькупского языка, высказал предположение (вслед за А. П. Дульзоном и Т. Януриком) о том, что начиная со II в. н. э. с большой долей вероятности можно говорить о древнеселькуп-ском периоде и о наличии приблизительно с VI в. н. э. в пределах древнеселькупского языка двух крупных древних диалектов [30; 31. С. 48]. Развивая его мнение (в целом не вызывающее возражений в среде коллег-лингвистов) относительно наличия двух древних диалектных подразделений селькупского языка в некоторой исторической перспективе, можно высказать предположение, что гипотетический прасель-купский язык не распадался на два языка - южный селькупский и центральный селькупский: эти два языковых подразделения самостоятельно развивались с прасамо-дийского этапа. Таким образом, с известной осторожностью, можно считать, что единый праселькупский этап в развитии селькупского языка отсутствовал (или же он был очень краток). Одна из этих двух групп, вероятно, по Кети проникает в Приобье, затем осваивает, помимо Кети, обское пространство между верхним устьем Кети и устьем Чулыма, тем самым формируется группа южных селькупов - сюссыкумы. Представители другой группы проникают в Нарым-ское Приобье с истоков Чижапки, Парабели (рек Кёнги и Чузика) и Чаи (реки Парбига, Евга), и в процессе освоения промысловых угодий на притоках они выходят к Оби с запада по Васюгану, Парабели. Таким образом, из левобережного населения формируются чу-мылкупы. Часть населения, вышедшего с Васюгана на Обь, перешла на Тым. Об этом красноречиво свидетельствуют названия селькупских поселков - топонимическая модель этих названий единая для жителей Кёнги, Чижапки и Тыма [18. С. 113-122; 32]. Северные селькупы формировались из населения, говорившего на тымском говоре центрального диалекта. Однако в их формировании приняло участие также население с р. Кети (кетский говор южного диалектного ареала). Кроме того, в Приобье, выше устья Чаи, происходило формирование группы «крайне южных» селькупов. Данное мнение основывается на предположении Е.А. Хелимского, который, опираясь на материалы Г. Миллера, А. Кастрена, К. Доннера, Н. Григоровско-го, предусматривал внутри южной группы диалектов особую диалектную подгруппу «крайне южных диалектов» - ныне исчезнувших - чулымский, чаинский и «верхнеобской» / «томский», отмеченные в материалах. Как вероятный ареал распространения «крайне южных» диалектов селькупского языка Е. А. Хелим-ский предлагает рассматривать юг Томского Приобья («вплоть до примыкающих к Томской области Мари-инского и Яшкинского р-нов Кемеровской области») [25. С. 27]. Это фактически может говорить о возможном наличии в прошлом четвертого диалектного ареала -«крайне южного», или о процессе дивергенции «южного» ареала и выделении из него «крайне южной» части. Вопрос о направленности лингвистических процессов на селькупском юге - дивергенции «крайне южных» от других южных диалектных подразделений или, напротив, слиянии, сближении бывшего четвертого «крайне южного» ареала с остальным южным ареалом, на сегодняшний день является слабоизученным и остается открытым. Можно предположить, что «крайне южные селькупы» явились еще одной волной исхода самодийцев (в языковом отношении очень близких к «южным» селькупам) с их самодийской прародины, и эта группа вышла в Приобье с востока не по Кети, а, возможно, через Томь, спустилась вниз по Оби и локализовалась в пространстве между устьями Чаи, Чулыма, Шегарки и Томи. Или же эта группа формировалась как обособляющаяся часть от сюссыкумов, поднявшаяся по Оби вверх от верхнего устья Кети до устьев Чулыма и Томи (подробнее см.: [25. С. 27; 33]). Именно они освоили нижнее и среднее течение р. Чаи, и относительно одной из подгрупп этого населения в XVIII в. (1740 г.) Г. Миллером было записано родовое название Kunku. Так, Г. Миллер пишет буквально следующее: «Вдоль Чаи, от устья и до [рч.] Музура [Бакчара], а также на 'У дня пути вверх по Музуру живут остяки Чаинской волости Томского уезда, которые называют свой род Kunku-aimak» [34. С. 182]. К сожалению, именно эта группа осталась практически не исследована в этнографическом плане; в лингвистическом плане - это материалы Н. П. Григо-ровского [35, 36]. Низовья Чулыма осваивались селькупоговорящим населением с Оби, и, как писал Г. Миллер, именно жители Кортульской волости на Оби считали «своей собственностью» угодья в низовьях Чулыма «на 1,5 дня пути на маленьких лодках вверх против течения»; «некоторые немногие семьи из них также имеют здесь кое-где жилища» [34. С. 178]. Е.А. Хелимский предлагал некоторые говоры на Оби между Нарымом и Колпаше-во (нарымско-обские), а также на Нижней Кети (кет-ско-обские) считать «переходными» или смешанными [25. С. 24-25; 37. С. 23]. При этом на Оби сформировалось несколько контактных зон: а) между верхним и средним устьем Кети появилась зона контакта между чумылкупами и сюссыкумами (шло формирование шёшкупов, однако этот процесс не был завершен ни в языковом плане, ни в плане этнографическом, иначе и диалектные особенности группы, и ее этнокультурная специфика были бы выявлены более четко). Причем в основе шешкупов находилась наиболее ранняя из вышедших на Обь подгрупп сюс-сыкумов (имевшая архаичный s вместо s в анлауте); б) в районе Сондорово и Тайзаково также сложилась зона активного смешения между «крайне южными» и южными сюссыкумами, с одной стороны, и формирующимися шёшкупами - с другой. Также в этом ареале были, вероятно, и вкрапления левобережных чумылку-пов, вышедших с истоков Чаи - рек Парбиг и Евга. Гипотетически самодийский ареал, из которого «выдвинулись» две группы будущих селькупов, можно было бы разместить южнее устья Томи. Возможно, в качестве места исхода для «южных» селькупов (сюс-сыкумов) можно рассматривать территорию среднего течения Томи (в пределах таежной (южно-таежной) зоны, но до предгорий Алтая), где позднее фиксируются шорцы. Однако более корректно было бы искать подобный ареал, вслед за Е.А. Хелимским, который видел район «исходного расселения» селькупов в «треугольнике Томск - Красноярск - Енисейск» [26. C. 28], ближе к Енисею, и, вероятно, он должен включать в себя истоки р. Кеть. Кроме того, по природно-климатическим характеристикам этот ареал должен очень походить на территорию Нарымского Приобья (иметь как минимум развитую речную сеть, так как все селькупские группы формировались как рыболовы). Для «центральных» селькупов (чумылкупов), возможно, такой территорией «исхода» могла бы стать лесостепь в районе Северной Барабы. Не случайно именно этот ойконим (сельк. Параба) так распространен в обском «чумылкупском» левобережье - крупные реки Па-рабель (по форме - фактически адъектив от слова «Па-ра
Южноселькупский словарь Н.П. Григоровского / Bearbeitet und herausgegeben von E. Helimski. Hamburg, 2007.
Беккер Э.Г. Диалектное членение селькупского языка. Введение // Беккер Э.Г., Алиткина Л. А., Быконя В.В., Ильяшенко И. А. Морфология селькупского языка. Южные диалекты. Томск, 1995. Ч. 1. С. 17-24.
Григоровский Н.П. Азбука сюссогой гулани. Составлена Н.П. Григоровским для инородцев Нарымского края. Казань, 1879.
Миллер Г.Ф. Путешествие по воде вниз по Томи и Оби от Томска до Нарыма. 1740 г. // Сибирь XVIII в. в путевых описаниях Г.Ф. Миллера / сост. А.Х. Элерт. Новосибирск, 1996. С. 172-186.
Тучкова Н. А. «Крайне южные» селькупы // Археология и этнография Приобья : материалы и исследования : сб. трудов кафедры археологии и этнологии ТГПУ. Томск : Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2008. Вып. 2. С. 205-223.
Беккер Э.Г. Селькупская топонимия Томской области // Топонимия Востока. Новые исследования. М. : Наука, 1964. С. 125-133.
Глушков С.В. О праистории селькупского языка // Селькупы. Очерки традиционной культуры и селькупского языка. Томск, 2011. С. 34-48.
Глушков С. В. О древнем периоде и праистории селькупского языка // Культура как система в историческом контексте: Опыт ЗападноСибирских археолого-этнографических совещаний. Томск, 2010. С. 405-409.
Вадецкая Э.Б. Археологические памятники в степях Среднего Енисея. Л., 1986. С. 98-99.
Чиндина Л. А. Древняя история Среднего Приобья в эпоху железа. Томск, 1984. 255 с.
Хелимский Е. А. Ранние этапы этногенеза и этнической истории самодийцев в свете языковых данных // Проблемы этногенеза и этнической истории самодийских народов. Омск, 1983. С. 5-10.
Хелимский Е.А. Компаративистика. Уралистика. Лекции и статьи. М., 2000. 639 с.
Хелимский Е. А. Историческая и описательная диалектология самодийских языков : автореф. дис.. д-ра филол. наук. Тарту, 1988. 47 с.
De Barros Damgaard P. et al. The first horse herders and the impact of early Bronze Age steppe expansions into Asia. Science 09 May 2018: eaar 7711. DOI: 10.1126/science.aar7711 raw data of samples ERS2374420 and ERS2374422. URL: https://www.ebi.ac.uk/ena/data/ view/PRJEB20658
Hollard K. Peuplement du sud de la Siberie et de l'Altai a l'age du Bronze: apport de la paleogenetique. 2014. Ph.D. thesis. URL: https://tel.archives-ouvertes.fr/tel-01296484/
Волков В.Г. Древние миграции самодийцев и енисейцев в свете генетических данных // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. 2013. Вып. 1 (1). C. 79-96.
Дульзон А. П. Кетские топонимы Западной Сибири // Ученые записки Томского педагогического института. Томск, 1959. Т. 18. С. 91-111.
Дульзон А.П. Этнический состав древнего населения Западной Сибири по данным топонимики // Материалы XXV Международного конгресса востоковедов. М., 1960. С. 289-296.
Харьков В.Н. Структура и филогеография генофонда коренного населения Сибири по маркерам Y-хромосомы : автореф. дис.. д-ра биол. наук. Томск, 2012. 45 с.
Тучкова Н. А. Селькупская ойкумена. Обжитое пространство селькупов южных и центральных диалектных групп. Томск : Изд-во Том. гос. пед.ун-та, 2014. 224 с.
Karafet T.M. et al. High levels of Y chromosome differentiation among native Siberian populations and the genetic signature of a boreal hunter-gatherer way of life // Human Biology: The International Journal of Population Genetics and Anthropology. 2002. № 74. P. 761-789.
Ожередов Ю.И. Ритуальное втыкание оружия у селькупов и древние традиции народов Евразии // Вестник Томского университета. История. 2016. № 5 (43). С. 133-137.
Karafet T.M. et. al. Ancestral Asian Source(s) of New World Y-Chromosome Founder Haplotypes, Am. J. Hum. Genet. 1999. № 64. P. 817-831.
Ожередов Ю.И. Селькупские погребальные «маски» (к постановке вопроса) // Вестник Томского университета. История. 2013. № 3 (23). С. 160-164.
Ожередов Ю.И. Сакральные стрелы южных селькупов // Приобье глазами археологов и этнографов : материалы и исследования к «Энциклопедии Томской области». Томск : Изд-во Том. ун-та, 1999. С. 77-119.
Боброва А.И., Рыкун М.П., Тучков А.Г., Чернова И.В. Нарымское Приобье во II тысячелетии н.э. (X-XX вв.). Томск : Изд-во Том. пед. унта, 2016. С. 7-117.
Яковлев Я.А., Мец Ф.И. Селище Золотая Горка (к постановке вопроса об этнической ситуации в Томском Приобье II тыс. н. э. // Археологические исследования в Среднем Приобье. Томск, 1993. С. 129-151.
Молодин В.И., Лукина Н.В., Кулемзин В.М., Мартынова Е.П., Шмидт Е., Фёдорова Н.Н. История и культура хантов. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1995. С. 8-44.
Плетнева Л.М., Беликова О.Б. Памятники Томского Приобья в V-VIII вв. н. э. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1983. С. 127.
Могильников В.А. Угры и самодийцы Урала и Западной Сибири // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. Археология СССР. М. : Наука, 1987. С. 163-235.
Чиндина Л.А. О погребальном обряде поздних могильников Нарымского Приобья // Из истории Сибири. Томск : Изд-во Томс. ун-та, 1975. Вып. 16. С. 61-94.
Чиндина Л. А. Могильник Рёлка на Средней Оби. Томск : Изд-во Томского ун-та, 1977. 192 с.
Чиндина Л. А. История Среднего Приобья в эпоху раннего средневековья (рёлкинская культура). Томск : Изд-во Том. ун-та, 1991. 181 с.
Дульзон А.П. Остяцкие могильники XVI-XVII веков у с. Молчаново на Оби // Ученые записки Томского государственного педагоги ческого института. Томск, 1955. Т. XIII. С. 97-154.
Чернецов В.Н. Наскальные изображения Урала // Свод археологических источников. В 4-72(2). М. : Наука, 1971. 120 с.
Чернецов В.Н., Мошинская В.И. В поисках древней родины угорских народов // По следам древних культур. От Волги до Тихого океана. М. : АН СССР, 1954. С. 165-192.
Чернецов В.Н. Нижнее Приобье в I тыс. н. э. // Материалы и исследования по археологии. 1957. № 58. С. 136-245.