Yakut deputations and the indigenous law as one of the features of policy of Russian empire in the North-East (the end o.pdf В конце XVIII в. Россия по праву стала называться империей. Петр I официально провозгласил себя императором, но страна, в целом, еще только переживала период становления в качестве имперского государства. Территория еще не приобрела своей максимальной по размеру конфигурации хотя бы в пределах северных и южных морей. На Дальнем Востоке Россия только обозначила свое присутствие. Именно в ближайшее послепетровское время, вплоть до царствования Екатерины II, шел этот процесс. Совершенствовалась система имперского управления, начатая реформами Петра Великого. Губернская реформа 1775 г. заложила мощные основания, которые продержались до конца существования империи. Развивалась и закреплялась сословная система организации населения. Закладывались основания и для юридического статуса нерусского населения в составе империи. Патерналистская монархия как модель управления государством и имперский этнопатернализм как модель управления национальными окраинами и этно-конфессиональным разнообразием, основы которых заложены были еще в XVII в., получили дальнейшее развитие и к концу в XVIII в. обрели законченные черты [1. Т. 1. C. 113-139, 144; 2. Т. 2. С. 374-394]. Юридический плюрализм являлся составным элементом обеих моделей: на него опиралось управление как ядром империи, так и периферией [1. Т. 1. С. 130-139; 2. Т. 2. С. 145, 597, 616]. Какова была его эффективность в условиях изменяющейся российской действительности, предстояло выяснить на практике. В результате успешной внешней политики в составе России оказались обширные национальные территории на западе (польские земли, Украина) и на юге (Крым, часть Грузии), на востоке (казахские жузы, алтайцы, буряты, хакасы). В историографии рассмотрены и обобщены основные вехи становления политико-административного управления этими территориями [3]. Сибирь после присоединения кочевников - тюрков и монголов Саяно-Алтая - обрела границы, которые уже оставались практически неизменными в последующие столетия. Происходила внутренняя колонизация этих земель. Их интеграцию в империю необходимо было оформить и закрепить законодательно. В течение столетия имперская политика сделала зигзаг от прагматичной московской политики в сторону систематизации и унификации и вновь возвратилась к традиционной политике при Екатерине II [4. С. 47]. Интерес представляет тот факт, что сами объекты имперской этноконфессиональной политики - иноземцы и иноверцы - активно участвовали в данном процессе. Формой участия стали депутации представителей национальных элит. Широко известны депутации башкирских, калмыцких, казахских биев и тайшей. Эти депутации сопровождали процесс присоединения степных народов в состав Русского государства. Якуты же еще в середине XVII в. стали подданными русского царя. Во второй половине XVII в. якуты имели возможность обращаться напрямую к верховной власти Русского государства. Тогда сложилась непростая ситуация с уплатой ясака из-за падения соболиных промыслов и накоплением ясачных недоимок. Кроме того, якутские князцы стремились вернуть полноту своих судебных полномочий внутри родовых групп и волостей-улусов. Известно, по крайней мере, три депутатские поездки якутских князцов названного времени. Поездки якутских депутаций, начиная с Алексея Аржакова (1789 г.), носили иной характер. Это была инициатива самих якутов. Они также имели цель внести изменения в законодательство относительно ясачных иноверцев (инородцев). Интересно, что якуты, начиная, по меньшей мере, с середины XVIII в., отслеживали и собирали все указы и узаконения, касающиеся их и изданные в разное время. Эти документы переписывались и оформились в некое подобие собрания законов - «Выписку о ясашных». Она, судя по всему, носила практический характер и использовалась в жизни. Поставленная проблема в историографии ранее решалась в разных аспектах: в контексте национального движения якутов, ясачной политики царского правительства, правового положения ясачного населения Восточной Сибири, инородческого самоуправления [5. С. 328-329; 6. C. 122-123; 7. С. 150-151; 8. С. 49-55; 9]. Сейчас настало время рассмотреть тему и в аспекте этноконфессиональной политики Российской империи. Думается, что предпосылки якутских депутаций конца XVIII - первой половины XIX в. в первую очередь нужно искать среди последствий реформ правительства Екатерины II. Так, результатом административной реформы 1775 г. стал «сильный и разветвленный аппарат управления», созданный на местах [10. С. 491], и потому явственно возникла необходимость приспособить и существовавшую систему управления национальных окраин. Губернаторы сосредоточили огромную власть на местах, впервые был создан «совестный суд» [11. С. 323-329]. Согласно новому административному устройству Иркутской губернии «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи» от 7 ноября 1775 г. и царских указов от 2 и 6 марта 1783 г., Якутск стал центром области во главе с комендантом [12. С. 229-304; 13. С. 873, 875]. Вместо комиссаров были учреждены нижние земские суды, исправники и заседатели. Увеличившийся бюрократический штат создал новые трудности в судебных разбирательствах в отношении нерусского населения на местах. Также следует указать на экономические предпосылки, вызвавшие депутатские инициативы якутов. В частности, они стали тяготиться некоторыми достаточно тяжелыми повинностями, которые не имели под собой законного основания (лодочная повинность, трактовый извоз и содержание станций). Избавившись от жесткого полицейского контроля при сборе ясака и перехватив из рук ясачных сборщиков эту важную функцию, представители правящей элиты - тойоны-князцы - задумались над своим местом в сословной структуре империи. Поскольку менялся конфессиональный статус, то и их властные полномочия должны были измениться. Кроме того, все более явственно ощущалось воздействие других экономических факторов, таких как развитие товарно-денежных отношений. К этим изменениям тоже нужно было приспособиться. Начиная с конца XVIII в. выборные от якутов депутаты сами разрабатывали предложения, которые могли быть оформлены в инородческое законодательство. Это было важным явлением в истории этно-конфессиональной политики страны. Депутаций было много, из них, по меньшей мере, пять были организованы на высшем уровне (на уровне личных аудиенций с русскими императорами). Одна депутация, организованная на рубеже 1820-1830-х гг., не состоялась. Позднее были попытки действовать через генерал-губернаторов Восточной Сибири и других крупных сановников. Можно выделить три этапа на протяжении более чем полувекового исторического процесса. Первый, подготовительный этап начался в 1789 г. с «Плана о якутах» борогонского головы Алексея Аржакова и продолжался до 1811 г., когда созрели предпосылки для реформ сибирского законодательства. Второй этап связан с сибирскими реформами, начатыми иркутским губернатором Н.И. Трескиным и завершившимися преобразовательной деятельностью М.М. Сперанского в середине 1820-х гг. Третий этап приходится на 18291840-е гг. В это время происходит борьба за продолжение реформ, за утверждение «степных законов». Первый этап (1789-1811 гг.). В 1789 г. состоялась поездка А. Аржакова в Санкт-Петербург. Считается, что это была личная инициатива головы Борогонского улуса, но, судя по всему, за ним стояли и другие предводители якутов. Ему удалось добиться аудиенции у императрицы Екатерины II. Он представил особый «План о якутах» - комплекс предложений по улучшению положения якутов. Проект содержал следующие законодательные инициативы: предоставление прав дворянства якутским тойонам; учреждение должности областного якутского предводителя; учреждение совестного якутского суда в составе областного головы, князцов из тех улусов, из которых истец и ответчик и приказных служителей; освобождение якутов от лодочной повинности, переложив ее на уголовных преступников; освобождение от подводной повинности и содержания притрактовых станций, которые могли бы содержать русские крестьяне и преступники из числа якутов; назначение исправниками лиц, знающих язык и обычаи якутов; учреждение школы для якутов за счет казны; отмена земельных переделов и закрепление расчищенных земель за теми, кто их расчистил [14. Л. 11-16]. Обратим внимание, что перечисленные пункты определят деятельность последующих депутаций на протяжении почти полувека. Появление многочисленных полицейских низовых структур по итогам губернской реформы 1775 г. было невыгодно для якутов, поэтому, по мысли А. Аржакова областной предводитель якутов должен был подчиняться непосредственно наместнику. Предоставление якутским князцам прав дворянства и введение совестного суда заметно расширили бы права якутского населения в законодательном пространстве России, тем самым был бы сделан шаг в сторону их дальнейшей интеграции. Остальные пункты служили облегчению экономического положения якутов и также требовали юридической поддержки. Государственный совет 1 октября 1789 г. рассмотрел «План» и отказал в выборе областного головы и учреждении совестного суда, но Екатерина II решила иначе. В указе от 19 января 1790 г. сибирскому наместнику И.А. Пилю было приказано дозволить выбор предводителя согласно «Положению» о дворянстве [15. С. 108], завести училище [16. Л. 11 об.], устроить словесный суд как в «Городовом положении о исправниках». Действительно, хоть и не все сразу, но повеление императрицы последовательно исполнялось. В 1792 г. прошли выборы первого якутского предводителя, а в 1801 г. открылось упомянутое училище. Вопросы о преобразовании судопроизводства у якутов, а также об условиях казенных перевозок по трактам будут не раз обсуждаться на разных уровнях. О них будут напоминать последующие депутации якутов. Кроме того, в Якутии практика выдачи расчищенных участков на срок от 10 до 40 лет началась в следующем столетии. Современником А. Аржакова был кангаласский князец Илья Шадрин. Этому энергичному и необычному человеку удалось как минимум дважды побывать в столице и встретиться вначале с Павлом I (1797), а затем с Александром I (1812). Кроме того, он многократно бывал в Иркутске в качестве избранного от имени якутов разных улусов депутата. Например, во время поездки И. Шадрина в 1796 г. в прошении князца говорилось о поставках на трактах в период деятельности экспедиции И. Биллингса (1785-1795 гг.). Вероятно, вследствии этого уже в 1797 г. А. Аржаков, П. Сивцев, И. Шадрин впервые договорились в Иркутске о подрядах на Охотском тракте [5. С. 314]. Известна также поездка И. Шадрина с князцом Богдашкой (сыном бывшего депутата С. Сыранова) в 1799 г. в Санкт-Петербург. Основной целью поездки было представиться новому императору. Конечно же, депутаты не преминули воспользоваться случаем и вновь рассказать новому императору о нуждах земляков [17]. В 1802 г. предводители четырех якутских улусов снабдили своего депутата борогонского голову Семена Васильева особой «Доверенностью» [18. Л. 4]. В коллективном прошении содержалась просьба ввести в действие оставшиеся не реализованными положения «Плана о якутах». В том же году намский голова Павел Сивцев также напомнил об основных пунктах «Плана» и особо просил облегчить условия казенного извоза [9. С. 93, 95]. Интересно, что 19 июля 1803 г. сам Александр I поручил сибирскому генерал-губернатору И.О. Селифонтову разобрать дело. В 1808 г. вновь нам-ский голова Р. Жирков и наслежный князец И. Шадрин, находясь в командировке в Иркутске, обсуждали эти условия. В результате в 1810 г. было решено осуществлять перевозки на условиях подряда [9. С. 94]. Таким образом, на протяжении десятилетий регулировались порядок и условия сообщения: поставки, почтовая гоньба, содержание почтовых станций по Иркутскому и Охотскому трактам. Особый интерес правительства к этому делу, несомненно, объяснялся стратегическим значением трактов на путях страны на Дальний Восток. Второй этап (1811 - середина 1820-х гг.). С течением времени наступил момент, когда необходимость регулирования инородческого законодательства на уровне общепринятых законов должна была реализоваться на практике. В 1811 г. якутские князцы И. Шадрин и П. Сивцев, будучи в Иркутске, подняли вопрос о наследственности в выборе князцовых должностей. Дело в том, что к этому времени обострилась борьба между старой инородческой знатью - потомками прежних князцов и вновь выдвинувшейся благодаря торговле и подрядам на трактовых перевозках неродовитой знатью. Аналогичная ситуация складывалась в то время и в практике управления иркутскими бурятами. Вследствие чего иркутский гражданский губернатор Н.И. Трескин инициировал специальное «Положение о сельском и инородческом управлении» (указ от 9 августа 1812 г.), закрепивший наследственность при назначении на должности князцов [5. С. 257-258; 19. С. 304]. Необходимый законотворческий процесс был запущен. Следующая депутатская поездка князца И. Шадрина в 1812 г., в ходе которой он удостоился встречи с императором Александром I [20], имела следствием издание указа об освобождении якутов от почтовой гоньбы. Отныне она целиком перешла в руки русских крестьян, расселенных вдоль трактов. Таким образом, в результате депутатских поездок И. Шадрина и его коллег началась разработка целого ряда узаконений, касающихся прав инородческой знати, а также условий обслуживания притрактового сообщения. На повестке стоял вопрос о систематизации и утверждении комплекса законов об инородцах Сибири в целом и якутов в частности. Эту миссию выполнил в 1819-1821 гг. выдающийся государственный деятель М. Сперанский на посту сибирского генерал-губернатора. Одной из составляющих проведенной большой работы стал сбор сведений о законах, по которым управлялись сибирские инородцы [21. С. 18]. Изданный в 1822 г. «Устав об управлении инородцев» содержал общие положения по управлению и де-юре допускал применение норм обычного права. Тем временем сбор необходимых сведений продолжался, так как власти нуждались в знании обычаев, по которым управлялись инородцы, а кроме того, сами инородцы и, прежде всего, избранные от них депутаты понимали значение официально утвержденных инородческих законов. Ведь на местах некоторые недобросовестные царские чиновники, поскольку таких законов не было, пользуясь этим, нередко злоупотребляли. В целом неопределенность в законодательной сфере порождала волокиту, тратились большие средства при возникающих спорах, когда одна сторона апеллировала к русским законам, а другая стояла на нормах обычного права. Не все ясно было в степени компетенции и полномочий между органами государственной власти и инородческими властными структурами. 24 августа 1823 г. были составлены «Объяснения якутов Якутской области о законах и обычаях их» улусными головами Якутского округа, представленные иркутским властям [22. С. 660-706]. По-видимому, поступивший на рассмотрение иркутской администрации документ не удовлетворял необходимым требованиям. Поэтому не случайно депутация в составе якутских выборных князцов Ивана Мигалкина, Николая Рыку-нова, Саввы Кириллина в 1824 г. привезла в Иркутске новый «проект», озаглавленный «О законах и обыкновениях, издревле существующих у якутов Якутской области и округи» [23. Л. 1-54]. Источниками для составления этого сборника законов и правил, как написано в преамбуле, послужили «древние изустные предания», «Инструкция, выданная пограничным дозорщикам Фирсову и Михалеву» графа С.Л. Владислави-ча-Рагузинского 22 июля 1728 г., «предписания» и «правила» Ясачной комиссии 1767 г., решения присутственных мест, основанные на российских законах. Оба документа легли в основу «Устава» 1822 г. и особого «Свода законов кочевых инородцев Восточной Сибири». Два документа разделяет почти год, но если сравнить их, то видна большая работа, проведенная тремя выборными депутатами. Во-первых, если в первом было 57 статей, то во втором только 31. Очевидно, что произошел отбор наиболее важных статей. Кроме того, статьи сгруппированы по степени важности. Так, если в первом сразу после первой статьи о жертвоприношении следуют статьи о шаманстве, многоженстве и калыме, то во втором они отошли во второй десяток статей, зато появились в первых рядах статьи о составе управления, об определении к должности, о содержании степного управления, о судопроизводстве и т.д. Во-вторых, была проведена значительная редакционная работа. Если в первом варианте некоторые законы и правила разбросаны и разобщены, то во втором они упорядочены и объединены в более крупные по содержанию статьи. Это касается, прежде всего, статей об управлении и судопроизводстве. Более выверены и обстоятельны, казалось бы, повторяющиеся в обоих документах статьи. Например, если сравнить статьи об обиде и оскорблении, соответственно, 9-ю в «Объяснениях...» и 15-ю в «О законах.», видно более подробное изложение законов и обычаев во втором случае. Так, в первом варианте статья состоит всего из восьми пунктов, а во втором варианте - из 12. Объяснения их более пространны и полны во втором случае. В-третьих, «Объяснения.» 1823 г. содержали элемент прошения, в которых авторы просили внести изменения в старые правила или дать новые узаконения. Например, укажем на статью 11 о «наследственном преемстве княжеского и старшинского достоинства». В ней на основе преданий о происхождении якутских тойонов и ссылками на указы Петра I и Екатерины II довольно пространно обосновывались старинные права князцов. Основной смысл обоих документов состоял в максимальном приспособлении нормы обычного права к российским законам. В таком виде необходимо было получить официальное признание, что позволило бы создать прочную базу в повседневной практике. Как будет видно далее, процесс затянулся на долгие годы. Последующие попытки прибегнуть вновь к депутатству как уже испытанному методу будут иметь в качестве одной из важнейших целей именно утверждение так называемых степных законов. Третий этап (1829-1840-е гг.). Поскольку официального утверждения «Свода законов кочевых инородцев Восточной Сибири» не последовало, в среде якутской элиты вновь стала инициироваться идея посылки депутации на высшем уровне. Тем более, что удобный предлог был найден. На трон вступил император Николай I, и желание представиться новому императору выглядело правомерным. В 1830 г. Якутская степная дума организовала такую депутацию в составе князцов Григория Старостина, Николая Рыкунова и Егора Та-таринова, которая, в конечном счете, так и не состоялась. Тем не менее весьма интересны обстоятельства организации депутации. В 1829 г. на ходатайство Думы об организации депутации Сибирский комитет 10 декабря ответил отказом, но 26 декабря сам император Николай I дозволил отправить депутацию [8. С. 49], что очень показательно. Глава государства тем самым продемонстрировал, что он был открыт для общения с подданными-инородцами. Депутация была снабжена следующими наказами, разработанными Якутской степной думой и получившими одобрение «семиулусного собрания» якутов Якутского округа в июле 1830 г.: утвердить «степные законы»; ревизии проводить областным начальником раз год, а не раз в два месяца членами земского суда; предоставить личные права за исполнение должностей; Якутскую степную думу объявить словесным судом третьей степени; казенные перевозки осуществлять как общественную повинность по контрактам; учредить вспомогательную кассу для якутов за счет средств Российско-Американской компании (10 тыс. руб., внесенные в 1822 г.); получение 14 тыс. руб., которые казна задолжала якутам за поставки на трактах, начиная с 1792 г.; исправление дорог за счет земских повинностей; предоставление якутам права содержать почтовую и обывательскую гоньбу в пределах Якутской области по торговым ценам [8. С. 50-52]. Если сравнивать перечисленные наказы с «Планом» А. Аржакова, видно, что на первый план вышли ходатайства экономического характера. Понятно, поскольку «Устав» 1822 г. узаконил практически общеякутский институт самоуправления - Якутскую степную думу, то в свое время была открыта школа для якутских детей, что удовлетворило политические и культурные запросы якутов. Так как правительство показало готовность признать хотя бы часть норм обычного права сибирских инородцев, то на повестку дня встал вопрос об их кодификации. Примечательно, что якутские областные начальники Н.И. Мягков, а затем и И.Н. Веригин поддерживали депутацию. К сожалению, дело отправки депутации затянулось до 1837 г. из-за доносов чиновников местного Земского суда, сложной экономической обстановки в области (засухи, неурожаев, падежа скота) и смерти выбранных депутатов [8. С. 52-55]. Знаменитый «Свод степных законов кочевых инородцев Восточной Сибири», за который ратовали несколько поколений якутских депутатов включал 540 статей и состоял из шести разделов: I. О правах и обязанностях семейственных; II. О праве инородцев на имущество; III. О обязательствах; IV. О благочинии в инородческих стойбищах; V. О взысканиях и наказаниях; VI. О судопроизводстве [24. Л. 27-83]. Источниками для составления «Свода» послужили «показания» верхоленских бурятов, тунгусов нерчин-ских, якутов, «Степные уложения» селенгинских и хо-ринских бурят, местные проекты - Иркутский и Енисейский, «Устав о монголо-бурятском духовенстве», составленный в МИДе Российской империи, Указы Священного Синода, «Общее наставление» Ясачным комиссиям от 13 декабря 1827 г., Общий свод гражданских законов Российской империи др. Как видно, «Свод» представлял собой симбиоз русского законодательства, обычного права группы кочевых народов Сибири, а также духовные установления РПЦ и ламаистской церкви. Он стал плодом усилий русских властей и представителей кочевых инородцев Сибири. Важную роль сыграли депутации разного уровня. Это был пример открытого сотрудничества всех эшелонов власти имперских и инородческих. Официальное утверждение «Свода» по разным причинам затягивалось. В этой связи интерес представляет одна из последних попыток возобновить депутацию, предпринятую представителями якутской элиты. Обратимся к содержанию документа, озаглавленного «Прошение родоначальников Якутских улусов на имя министра Государственных имуществ гр. П.Д. Киселева. Проекты улучшения экономического состояния населения. 1840 г.» [25. Л. 1-6]. Из заголовка видно, что якутские улусные головы решили действовать через одного из высокопоставленных сановников николаевского правительства графа П.Д. Киселева, чтобы он ходатайствовал перед царем о разрешении послать все же ранее не состоявшуюся депутацию. Как известно, возглавленное им министерство реформировало в те годы быт государственных крестьян. По замыслу же создателей «Устава» 1822 г. сибирские инородцы должны были постепенно приблизиться по юридическому статусу именно к государственным крестьянам. Авторы «Прошения...» хотя более всего были озабочены экономическими проблемами (поставками по Охотскому тракту, созданием Якутского банка, изысканием средств для осушения болот и выпуска озер), соглашаясь с приравниванием себя к правовому статусу государственных крестьян, просили установить жалование за исполнение обязанностей князцов. Не оставляя надежды на утверждение «Свода степных законов», они предлагают представить особые «пояснения» к некоторым нормам обычного права якутов. Наконец, авторы «Прошения... » просят отделить Якутскую область от Иркутской губернии по части отнесения земских повинностей. Они обеспокоены тем, что промышленно более развитые районы Иркутской губернии находились в более выгодном экономическом положении, чем аграрная Якутия. В целом в прошении отчетливо просматривается, во-первых, стремление якутской элиты встроить инородческие потестарные структуры в государственную систему управления, во-вторых, повышение уровня ее юридической грамотности. Как показали дальнейшие события, «Прошение... » осталось без последствий. Депутация так и не состоялась. Тем не менее, думается, что реформа, проведенная в середине столетия генерал-губернатором Н.Н. Муравьевым, в результате которой Якутская область получила известную самостоятельность, учитывала и идеи якутских депутатов. Тем более, что мы имеем еще один документ, как бы продолжающий события в истории якутских депутаций. Это «Записка кандидата улусного головы Егора Готовцева на имя генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева о состоянии Якутии о причинах, по которым область наша, в особенности Якутского округа, достигла той бедности, что с трудом оплачивает земскую повинность, ясак и другие налоги» от 10 июня 1848 г. [26. Л. 1-6]. Главной идеей текста является просьба о восстановлении Якутской степной думы (1827-1838 гг.). Автор указал на ошибки и слабые места при организации Думы и предлагает восстановить ее на новых основаниях. Кроме того, он вновь упомянул о необходимости издания «Степного уложения» и об изменении размеров земских повинностей для Якутской области в отличие от Иркутской губернии в целом. В силу разных причин, в том числе и потому, что действовал «Устав» 1822 г., «Свод» так и не был утвержден. Общепринято мнение, что «Свод» перестал соответствовать социально-экономическому и культурному развитию кочевых народов Сибири, почему и отпала необходимость в его утверждении. Тем не менее в изучаемый период можно говорить о становлении инородческого законодательства. В течение длительного времени накапливался обширный правовой материал. Правительство было в курсе о проблемах инородческого населения. Приезд депутаций был нормой управленческой практики и стимулировал выработку решений правительства. Издание законов также проходило в результате тщательного отбора и анализа поступивших предложений. Правовой плюрализм сопровождался появлением весьма интересных и уникальных в своем роде юридических документов, например «Свода законов кочевых инородцев Восточной Сибири». В отличие от «Устава об управлении инородцев» 1822 г., который являл собой приспособление инородческих норм обычного права к русскому законодательству и имел целью приблизить образ жизни коренных народов Сибири к образу жизни остальных жителей России, «Свод», по сути, был симбиозом двум форм права. На протяжении десятилетий его готовили, редактировали, обсуждали и в конце концов, победили противники правового плюрализма.

Скачать электронную версию публикации