Social and cultural characteristics of the siberian deputies of the state duma at the beginning of the 20th century.pdf Устойчивый исследовательский интерес к истории парламентаризма в России не является случайным. Обращение к этой проблематике связано с поиском ответов на ключевые вопросы о судьбах и перспективах политической модернизации страны. Важной составляющей процесса формирования гражданского и правового сознания, зарождения демократической культуры общества в начале XX в. стали выборы в Государственную думу. Избирательные кампании и их итоги как в общероссийском масштабе, так и на региональном уровне получили основательное освещение в многочисленных научных трудах. Не составляет исключения в этом плане и электоральный процесс в Сибири. Специалистами собран и систематизирован значительный массив фактического материала, позволяющего формировать комплексное представление о ходе выборов в Государственную думу всех четырех созывов [13]. Однако обращает на себя внимание то обстоятельство, что при анализе результатов предвыборной борьбы исследователи, как правило, смещают основной акцент на определение партийно-политических ориен-таций кандидатов, одержавших победу над конкурентами, а сами результаты трактуют, прежде всего, как показатель «расстановки партийно-политических сил» в конкретно-исторической ситуации. Такой подход, по-видимому, в известной степени можно считать наследием советской историографии, для которой было характерно рассмотрение социально-политических процессов исключительно через призму классовой борьбы и, соответственно, в контексте расстановки партийно-политических сил. Между тем едва ли есть основания преувеличивать степень вовлеченности населения Российской империи в политическую борьбу и оценивать электоральное поведение в терминах осознанного выбора в пользу представителей определенных политических партий и течений, поскольку вплоть до 1906 г., когда состоялись выборы в I Государственную думу, у граждан страны не было ни повода, ни, тем более, реальной возможности для политической самоидентификации. Большинство избирателей, высказываясь в поддержку того или иного кандидата, вероятнее всего, руководствовались не столько симпатиями к определенной политической партии, поддержкой ее программных положений и стратегий поведения, сколько субъективными, зачастую неотрефлекси-рованными представлениями о том, кому из претендентов на депутатское кресло можно доверить отстаивание их интересов. Это предположение подтверждается свидетельствами современников, которые, в частности, констатировали: крестьян «не программа интересует, а живой человек» [4. С. 27]. Именно поэтому для выявления предпочтений электората, повлиявших на результаты выборов, значимыми представляются социокультурные характеристики депутатов Государственной думы. Анализ этих характеристик до сих пор не находился в фокусе исследовательских интересов. Пожалуй, единственным исключением в этом отношении можно считать публикацию Ю. П. Родионова, в которой представлена краткая сравнительная характеристика облика депутата-крестьянина и депутата-интеллигента от Сибири по таким параметрам, как возраст, уровень образования, политические предпочтения [5]. Безусловно, проецировать итоги избирательной кампании непосредственно на оценку доминировавших в конкретный период общественных настроений невозможно. Результаты выборов в представительные органы власти определяются совокупным действием целого ряда факторов объективного и субъективного характера: особенности избирательного законодательства, установленная процедура выборов и практика реализации нормативных актов, использование административного ресурса для «корректировки» хода избирательной кампании, состав заявивших о своем намерении принять участие в выборах акторов (индивидуальных и коллективных), интенсивность и качество их агитационно-пропагандистской деятельности, уровень активности избирателей и их заинтересованности в ходе и исходе выборов и т. д. и т. п. Тем не менее состав избранных депутатов может рассматриваться как индикатор предпочтений электората в заданных обстоятельствах конкретной избирательной кампании. Поэтому реконструкция социокультурного облика сибирских парламентариев призвана внести определенный вклад в исследование настроений общественности региона в ходе выборов в Государственную думу. Кроме того, сравнительный анализ социографиче-ских параметров, характеризующих состав депутатов Сибири в Государственных думах четырех созывов, может служить основанием для выявления изменений в электоральных настроениях и электоральном поведении граждан в начале XX в., а следовательно, и для определения тенденций в развитии политической культуры населения. Несомненный интерес представляет и сопоставление социокультурного облика сибирских парламентариев с социокультурными характеристиками всей совокупности депутатов Российской империи. Решение этой исследовательской задачи позволяет определить, насколько «типичным» на общем фоне российских парламентариев был состав депутатов, избранных населением региона с ярко выраженными особенностями статуса, социальной структуры, экономических и политических условий. Наконец, комплексная характеристика состава сибирских депутатов с учетом различных социокультурных параметров имеет значение и для оценки их потенциальных способностей к представительству интересов региона и компетентному участию в законотворческой деятельности. Необходимый фактографический материал для реконструкции социокультурного облика сибирских парламентариев к настоящему времени широко представлен в публикациях специалистов, занимавшихся изучением различных аспектов общественно-политической жизни в регионе начала XX в. Большая работа по обобщению имеющихся в распоряжении исследователей фактов была проведена в рамках проекта, инициированного Законодательной думой Томской области в 2010 г. Одним из его практических результатов стало размещение на сайте биографических справок о всех сибирских депутатах Государственной думы в начале XX в. [6]. Взаимодополнение, уточнение и систематизация имеющихся в распоряжении исследователей сведений о сибирских депутатах Государственной думы первых четырех созывов обеспечили основу для реализации исследовательского замысла данной статьи. Для комплексной реконструкции социокультурного облика сибирских парламентариев был разработан формуляр, охватывающий такие персональные характеристики, как: Ф.И.О., дата и место рождения, национальность, вероисповедание, уровень образования, род занятий, опыт общественной деятельности, подверженность репрессиям, партийная принадлежность / политические предпочтения. Такой набор переменных определяется пониманием социокультурного облика как совокупности признаков, характеризующих положение представителей определенной группы людей в обществе, их социальные связи, ценностные ориентации, одним из ситуативных компонентов которых являются и политические предпочтения. Все учитываемые при характеристике социокультурного облика парламентариев параметры относятся к моменту их избрания в депутаты Государственной думы соответствующего созыва. Показатели рассчитывались с учетом численного состава депутатов от Сибири (от населения Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской губерний, Акмолинской и Забайкальской областей, Сибирского и Забайкальского казачьих войск), избранных в ходе общих выборов (данные о депутатах III Думы, избранных взамен выбывших по разным причинам представителей региона, приводятся отдельно): 15 депутатов I Думы, 20 - II [1. С. 87], по 11 - III и IV [2. С. 77]. Диапазон возрастных параметров сибирских парламентариев отличался широтой. Самому молодому депутату I Думы крестьянину Д.Н. Немченко (Томская губерния) было 26 лет, а его земляку крестьянину Г.И. Ильину в 1906 г. исполнился 61 год. Во II Думе разрыв в возрасте сибиряков оказался не столь существенным: самым молодым представителем региона стал крестьянин А.Г. Мягкий (30 лет), а самым старшим по возрасту - правительственному агроному Н.Л. Скалозубову и крестьянину Е.И. Шишкину - было по 46 лет. Возраст самых молодых депутатов в III и IV Думе составил 28 лет (Н.В. Некрасов - в III, В. Н. Пепеляев - в IV), при этом самым старшим в III Думе был В.К. Штильке (57 лет), а в IV Думе -В. И. Дзюбинский, которому на момент избрания исполнилось 52 года. Т а б л и ц а 1 Возрастной состав сибирских депутатов Возрастная категория Численность депутатов I Дума II Дума III Дума IV Дума чел. % чел. % чел. % чел. % До 30 лет 1 6,7 - - 1 9,1 1 9,1 30-39 лет 9 60 14 70 5 45,5 6 54,5 40-50 лет 4 26,6 6 30 3 27,3 3 27,3 Старше 50 лет 1 6,7 - - 2 18,2 1 9,1 При анализе возрастного состава сибирских парламентариев обращает на себя внимание заметное преобладание в первых двух Думах депутатов в возрасте до 40 лет (66,7% - в I Думе, 70% - во второй). Однако едва ли на этом основании можно делать однозначные выводы о повышенном радикализме их настроя и, соответственно, настроя избравших их сибиряков. Политическая биография некоторых сибирских парламентариев позволяет поставить под сомнение наличие корреляционной зависимости между зрелым возрастом и усилением консервативных настроений. С одной стороны, пример депутата III Думы от Енисейской губернии, бывшего народовольца, члена кадетской партии с 1905 г. В.А. Караулова (1854 г.р.), заметно «поправевшего» к финалу своей политической карьеры, выглядит, казалось бы, убедительным доказательством тезиса о влиянии количества прожитых лет на степень радикализма взглядов представителей интеллигенции [5. С. 160-161]. С другой стороны, члену фракции партии народной свободы В.К. Штильке то обстоятельство, что он был на четыре года старше В. А. Караулова, не помешало сохранить приверженность либеральным идеям. С возрастом не претерпели сколько-нибудь существенных изменений и политические позиции В.И. Дзюбинского, вступившего в начале 1880-х гг. в народовольческую организацию, активно пропагандировавшего социалистические идеи и ставшего одним из активнейших членов фракции трудовиков в III, а затем и в IV Думе. Примечательно, что сибирские депутаты в возрасте до 40 лет явно доминировали по отношению к другим возрастным группам также в III и IV Государственных думах (54,6 и 63,6% соответственно), выборы в которые проходили на основе принципиально иного избирательного закона от 3 июня 1907 г. Ситуацию в пользу парламентариев в возрасте от 40 до 50 лет в III Думе несколько изменили дополнительные выборы, в результате которых численность представителей двух возрастных категорий - от 30 до 40 лет и от 40 до 50 -сравнялась и составила по пять человек в каждой. Однако в целом состав сибирских депутатов «омолодился», поскольку вновь избранные представители Сибири были заметно моложе своих предшественников. Так, избранный от Томской губернии в 1908 г. священник В. В. Климов был на 18 лет моложе В. К. Штильке, которого он заменил в Думе в связи со смертью последнего. Депутату от Томской губернии А.А. Скороходову было 40 лет на момент избрания вместо отказавшегося от депутатского кресла (по болезни) Ф.И. Милошев-ского, который стал депутатом в 45 лет. Разница в возрасте скончавшегося в 1910 г. В. А. Караулова и заменившего его в качестве депутата от Енисейской губернии в 1911 г. С.В. Востротина составляла 10 лет, первому на момент избрания в III Думу было 53 года, второму - 47 лет. В целом же по возрастным параметрам сибиряки заметно выделялись на общем фоне депутатов, большая часть которых перешагнула 40-летний рубеж [7]. Вместе с тем национальный и конфессиональный состав сибирских парламентариев не отличался своеобразием в сравнении с общими характеристиками депутатского корпуса: абсолютное большинство в их среде составляли русские (I Дума - 86,6%, II - 80%, III - 91%, IV - 100%) и православные (I Дума - 93,3%, II - 80%, III - 91%, IV - 100%). Не обнаруживает сколько-нибудь существенной специфики и анализ образовательного уровня представителей Сибири в Думе. Показатели относительной численности лиц с высшим и с самым элементарным образованием в составе сибирских депутатов и депутатского корпуса России в целом являются вполне сопоставимыми, хотя процент сибиряков с высшим образованием или когда-либо обучавшихся в высших учебных заведениях был несколько ниже (в среднем примерно на 5%), как, впрочем, и процент лиц с низшим образованием (табл. 2). Т а б л и ц а 2 Уровень образования сибирских депутатов Уровень образования Численность депутатов I Дума II Дума III Дума IV Дума чел. % чел. % чел. % чел. % Высшее / неоконченное высшее 5/1 33,3/6,7 9 45 4/1 36,4/ 9,1 4/1 36,4/ 9,1 Среднее 1 6,7 5 25 4 36,4 4 36,4 Низшее (в т.ч. домашнее и самообразование) 8 53,5 6 30 2 18,1 2 18,1 В данном случае есть основания экстраполировать выводы исследователей по поводу уровня образования депутатского корпуса всех четырех дум в целом на характеристику сибирских депутатов по этому параметру. Во-первых, уровень образования членов Государственной Думы был значительно выше, чем в целом по стране, 70,7% граждан которой оставались неграмотными (в Сибири же грамотные составляли всего 12,3% населения). Во-вторых, очевидно повышение образовательного уровня парламентариев с каждыми новыми выборами. Можно предположить, что эта тенденция была связана с постепенным формированием у избирателей мнения о способности депутатов, обладавших специальными знаниями, определенным культурным уровнем, широким кругозором, навыками публичного выступления, более компетентно представлять их интересы. По мере накопления опыта парламентаризма электоральное поведение становилось менее эмоционально окрашенным, а выбор избирателей приобретал рациональный характер. Дать корректную характеристику сословного состава депутатов от Сибири не представляется возможным ввиду неполноты имеющихся сведений об их сословном происхождении. Впрочем, в начале XX в. значимость этого параметра как индикатора социального статуса постоянно снижалась в связи с интенсивным разрушением сословной структуры российского общества. Сословное происхождение не оказывало детерминирующего влияния на выбор жизненного пути и определение места человека в социуме. Сыновьями священников были врачи А.И. Макушин (депутат I Думы от Томской губернии) и А. К. Виноградов (депутат II Думы от Акмолинской области), присяжный поверенный П.В. Вологодский (депутат II Думы от Томской губернии), профессор Н.В. Некрасов (депутат III и IV Думы от Томской губернии). Мещанин С. И. Колокольников к моменту избрания депутатом I Государственной думы от Тобольской губернии являлся купцом I гильдии, а выходец из купеческого сословия, депутат II Думы от Енисейской губернии И. К. Юдин служил конторщиком, доверенным в оптовом магазине, а позднее - управляющим пароходства. Дворянами по происхождению были депутаты III Думы частный поверенный В.А. Караулов (Енисейская губерния) и учитель В. К. Штильке (Томская губерния). Есть основания полагать, что род занятий, профессиональная деятельность этих и многих других участников предвыборных кампаний имели для избирателей большее значение, чем сословное происхождение. Т а б л и ц а 3 Профессиональная деятельность сибирских депутатов Род занятий Численность депутатов I Дума II Дума III Дума IV Дума чел. % чел. % чел. % чел. % Врачи, фельдшеры 3 20 2 10 1 9,09 Учителя 1 6,7 3 15 2 18,18 2 18,18 Священнослужители 1 5 Присяжные поверенные, судьи 2 10 2 18,18 Профессора 1 5 1 9,09 1 9,09 Чиновники 2 4,8 3 15 Мелкие служащие 1 6,7 3 15 2 18,18 3 27,27 Крупные предприниматели 1 6,7 1 9,09 Мелкие предприниматели 2 4,8 1 5 3 27,27 Агрономы 2 18,18 1 9,09 Земледельцы и скотоводы 5 33,3 4 20 1 9,09 Анализ состава сибирских парламентариев по роду основных занятий (табл. 3) обнаруживает ряд особенностей в сравнении с профессиональным составом депутатского корпуса в целом. Наиболее существенными из них являются следующие: 1) вполне естественное с учетом специфики социально-экономического развития региона отсутствие в числе депутатов помещиков, относительная численность которых была значительной в Думе всех четырех созывов [7]; 2) отсутствие представителей рабочих, обусловленное незначительным удельным весом, низкой концентрацией и невысоким уровнем политической активности этой группы населения. Очевидной тенденцией, характеризующей изменения в составе сибирских депутатов от первого созыва Думы к четвертому, стало сокращение числа лиц, занятых в сфере сельского хозяйства (земледелие и / или скотоводство). В данном случае определенную роль сыграли изменения в избирательном законодательстве, связанные с резким сокращением представительства от крестьянского населения Сибири. А вот более чем скромное представительство священнослужителей в составе сибирских депутатов, вполне возможно, объяснялось «состоянием умов» избирателей края, повышенным градусом оппозиционного настроя по отношению к правительству, который мог распространяться и на служителей церкви, оказывавших поддержку политике центральных властей. В ходе избирательной кампании во II Государственную думу жители Енисейской губернии поддержали кандидатуру минусинского священника о. Александра Бриллиантова. Однако считать этот выбор данью уважения к духовному сану не приходится. А. И. Бриллиантов снискал популярность и авторитет у местного населения, прежде всего, активным участием в общественной жизни. Он состоял членом сельскохозяйственного общества, являлся товарищем (заместителем) председателя общества начального образования, а после издания Манифеста 17 октября 1905 г. был избран членом комитета по устройству митингов. По своим политическим взглядам А.И. Бриллиантов примыкал к эсерам, позднее стал членом этой партии и в Думе вошел во фракцию социалистов-революционеров. С высокой степенью вероятности можно предположить, что и избрание в 1908 г. депутатом III Думы от Томской губернии вместо скончавшегося В. К. Штильке священника В. В. Климова также объяснялось, в первую очередь, его активной общественной деятельностью: он заведовал церковноприходской школой, являлся председателем «попечительства о бедных» при Александро-Невской церкви, состоял членом бийского отделения Томского епархиального училищного совета. На предвыборных собраниях В. В. Климов публично заявлял о необходимости реформирования общественного устройства страны, а будучи избранным депутатом вошел во фракцию прогрессистов. Приведенные примеры свидетельствуют о том, что непоследнее значение для выбора избирателей в пользу того или иного кандидата имели его активная гражданская позиция и участие в общественной жизни. Это предположение подтверждают сведения об имевшемся у победителей предвыборного марафона опыте общественной деятельности (табл. 4). Т а б л и ц а 4 Общественная деятельность сибирских депутатов Формы социальной активности Численность депутатов I Дума II Дума III Дума IV Дума чел. % чел. % чел. % чел. % Выборные должности в органах местного самоуправления и 5 33,3 7 35 3 27,3 4 36,4 сословных организациях Членство в общественных организациях (культурно-просветительные, 1 6,7 7 35 8 73 7 63,6 профессиональные, благотв орительные) Участие в оппозиционных выступлениях (митинги, стачки, 3 20 5 25 1 9 4 36,4 забастовки, акции протеста) Относительная численность лиц, имевших некоторый опыт работы на выборных постах в органах местного самоуправления и сословных организациях (например, гласный городской думы, волостной старшина, городской староста, сельский староста, доверенный крестьян и т. п.), в составе сибирских парламентариев сохраняла устойчивые значения во всех четырех думах. Вероятно, одним из мотивов, которым руководствовались отдававшие им свои голоса избиратели, являлось желание делегировать в представительное учреждение людей, имевших хотя бы некоторый опыт такого рода деятельности. Кандидаты в депутаты, являвшиеся активными членами культурно-просветительных, профессиональных, благотворительных организаций, были, как правило, хорошо известны избирателям и пользовались у них хорошей репутацией. Поэтому увеличение числа таких людей в составе сибирских парламентариев также представляется вполне закономерным. Наконец, нельзя не отметить, что избиратели оказывали поддержку и тем кандидатам, которые к моменту проведения очередной предвыборной кампании проявили себя как участники различных про-тестных акций. Были в числе одержавших победу на выборах и лица, чья гражданская активность не осталась незамеченной властями и была отмечена применением по отношению к ним различных мер административного или судебного воздействия (ссылка, арест, увольнение, исключение из университета). В числе сибирских депутатов I Думы таких было 3, во II - 3, в III - 2, в IV - 5. Можно предположить, что по отношению к ним часть электората испытывала определенное сочувствие, что так свойственно российскому менталитету: они были окружены неким ореолом невинно пострадавших поборников справедливости. Повышенный на фоне общероссийского уровень оппозиционности населения Сибири, обусловленный дискриминационной политикой центральных властей в отношении региона, нашел отражение в отказе поддерживать на выборах консервативно настроенных кандидатов. Единственным исключением в этом плане стало избрание в 1906 г. депутатом I Государственной думы от Томской губернии члена «Союза 17 октября» Е. С. Ерлина. Т а б л и ц а 5 Политические ориентации сибирских парламентариев Политические Численность депутатов ориентации I Дума II Дума III Дума IV Дума депутатов чел. % чел. % чел. % чел. % Консерватив ные («Союз 1 6,7 17 октября») Либеральные 6 40 4 20 5 45,45 6 54,55 Революционно-демократи- 3 20 9 45 5 45,45 5 45,45 ческие Нейтральные 5 33,3 7 35 1 9,1 Поскольку основной задачей данного исследования являлось определение доминировавших во время выборов общественных настроений, в табл. 5 зафиксированы политические предпочтения кандидатов, заявленные ими в ходе избирательной кампании. Впрочем, включение в парламентскую деятельность не повлекло за собой сколько-нибудь принципиальных изменений в их политических позициях. Примеров, связанных с уточнением сибирскими депутатами своего политического выбора, не так много. В частности, представители Тобольской губернии Т.В. Алексеев и А.Н. Ушаков, будучи избранными в I Думу по кадетским спискам, вошли во фракцию трудовиков. В свою очередь, депутаты от Томской губернии Г.И. Ильин, Д.И. Немченко, Е.П. Пуртов, не заявлявшие о принадлежности к какой-либо партии, примкнули в I Думе к кадетам. Однако по мере формирования основ парламентской культуры интенсифицировался и процесс политической самоидентификации граждан: как тех, кто претендовал на депутатское кресло, так и тех, кто делал выбор в пользу определенных кандидатов. Неслучайно в числе победителей на выборах IV Государственной думы не было ни одного представителя Сибири, который бы оставил избирателей в неведении относительно своих политических пристрастий. Однако отмечая начавшийся процесс политической самоидентификации населения Сибири, нельзя не признать, что важным фактором, определявшим логику электорального поведения в начале XX в., оставались представления о способности того или иного кандидата отстаивать специфические интересы региона. Можно предположить, что способностями такого рода сибиряки были склонны наделять прежде всего уроженцев края и тех, кто прожил здесь большую часть своей сознательной жизни. Действительно, коренные сибиряки были представлены довольно широко: 7 (46,7%) в I Думе, 13 (65%) во II, 4 (36,4%) в III, 7 (63,6%) в IV. Некоторые депутаты к моменту избрания прожили в Сибири более 15 лет: в I Думе - 1, во II, III и IV - по двое в Думе каждого созыва. И все же, по-видимому, место рождения и длительность проживания кандидатов в Сибири не имели решающего значения для определения преференций выборщиков, которые не связывали напрямую с этими обстоятельствами потенциал кандидата как представителя и защитника интересов региона. Опыт парламентской деятельности подтвердил отсутствие зависимости такого рода. Депутаты III Думы Н.В. Некрасов и Н.К. Волков к моменту избрания прожили в Сибири менее 5 лет, что не помешало им стать едва ли не самыми активными поборниками интересов региона в Думе. Неслучайно на выборах в IV Государственную думу избиратели в очередной раз отдали им свои голоса. К тому же как в третьей, так и в четвертой Думе именно Н.К. Волков в качестве избранного председателя возглавлял сибирскую парламентскую группу, основная миссия которой состояла в разработке и внесении в Думу законопроектов, касающихся Сибири. Предпринятый анализ социокультурных характеристик сибирских парламентариев позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, более высокий образовательный уровень депутатов III и IV Государственной думы по сравнению с их предшественниками, а также заметное увеличение в рядах победителей на выборах числа лиц, известных активным участием в общественной жизни, свидетельствуют об изменении предпочтений избирателей в пользу кандидатов, обладавших большими интеллектуальными ресурсами и определенным опытом общественной деятельности. Во-вторых, более молодой на общем фоне депутатского корпуса состав сибирских парламентариев, как и приверженность их либеральным и демократическим ценностям можно объяснить особенностями доминировавших в регионе общественных настроений: осознание неравноправного статуса Сибири в Российской империи питало критическое отношение к политике правительства, а стремление к преодолению этого статуса и понимание всей сложности отстаивания интересов региона перед центральной властью побуждало делегировать соответствующие полномочия людям достаточно зрелым, но при этом обладавшим необходимой энергией и амбициями. В целом по мере накопления опыта парламентаризма электоральное поведение становилось все более осознанным, а выбор депутатов от региона - все более рациональным. При этом и потенциал сибирских парламентариев, необходимый для реализации представительских и законотворческих функций, также усиливался, свидетельством чего являлись их возраставшая с каждым новым созывом Государственной думы активность в выдвижении законодательных инициатив и формировании депутатских запросов, деятельное участие в работе разнообразных думских комиссий и партийных фракций. Отмеченные обстоятельства в совокупности можно расценивать как значимый показатель поступательного процесса развития парламентской культуры в России начала XX в.

Скачать электронную версию публикации