Between "the old" and "the new" Motherland: perceptions of Russian-Germans in Germany.pdf Образ Родины является основанием не только коллективной идентичности, но и стержнем самоидентификации человека. Особый интерес вызывают представления о родине людей, оказавшихся вне места своего рождения, переехавших на постоянное место жительства в другую страну. В нашем случае - это русскоязычные немцы, прибывшие в Германию по программе поздних переселенцев (Spataussiedler) из стран бывшего Советского Союза в 1990-е гг., в период четвертой волны иммиграции. Неизменный рост численности немцев-переселенцев в современной Германии и сохраняющиеся сложности их интеграции в немецкое общество обусловливают необходимость изучения факторов формирования идентичности русскоязычных немцев, оказывающей непосредственное влияние на процессы их социальной адаптации. Согласно статистике Федерального административного ведомства Германии, с 1990 по 2017 г. из стран СНГ переехало 2 127 338 переселенцев [1. P. 5; 2]. В 2017 г. наибольшее число переселенцев приехало из Российской Федерации - 2 078 человек, из Казахстана - 1 785, Украины - 510, Кыргызстана - 88, Белоруссии - 76 человек. К примеру, из стран Восточной Европы в этом же году в Германию прибыло 11 человек, в том числе с территории Польши - 7, Румынии - 3, бывшей ЧССР - 1 [3]. За январь-июнь 2018 г. в страну прибыло еще 2 716 человек [2] В целом на июнь 2018 г. численность русскоязычных немцев из стран бывшего СССР составила 2 391 478 человек (1950-2018 гг.). В российской науке существует множество работ, посвященных различным аспектам изучения вопросов эмиграции русскоязычных немцев-переселенцев в Германию, их интеграции и социальной адаптации, опыта реэмиграции и др. Среди известных исследователей, работающих в этой области, можно назвать М. С. Са-воскул, Е.В. Казарцеву, И.В. Лебедеву, М.А. Ефремову, Ю.В. Иванову-Бучатскую, Е.Ю. Протасову и многих других. Имеются специальные работы по изучению институциональных условий интеграции российских немцев в Германии, деятельности отдельных общественных организаций русскоязычных немцев-переселенцев (Е.В. Бадалова, Л.О. Самсонова) [4, 5], интеграции русскоязычной молодежи в немецкое общество (Е.В. Казарцева, В. Стерликов) [6, 7]. Особый интерес в контексте рассматриваемой темы имеют работы, посвященные такой проблематике, как идентичность и трансформация самосознания немцев-переселенцев. Так, например, К. Менг и Е.Ю. Протасова анализируют попытки советских (российских) немцев заново определить свою этническую принадлежность - не только по крови, но и по языку и культуре; описывают как под влиянием прежней исторической памяти и нового переселенческого опыта менялась их самоидентификация (в частности, отраженная в самоназвании) [8]. В. Д. Попков в своих работах осмысляет такие сюжеты, как владение русскоязычными переселенцами (русские немцы, русские евреи, русские) информацией о Германии до миграции, восприятие ими СССР и советской действительности, личная оценка причин переезда, внешние поведенческие модели и самоидентификация. Автор характеризует сети связей русскоязычных иммигрантов в Германии (особенности формирования внутренних границ, кроссгрупповые границы в русскоязычном сообществе, связи со странами исхода) [9, 10]. На основе исследований делается вывод, что не только русский язык и культура, но и ценности и поведенческие нормы, сформированные в ходе социализации и инкультурации в бывшем Советском Союзе, не исчезли с распадом СССР, а продолжают транслироваться мигрантами из СССР в местах их настоящего проживания. Ю. В. Иванова-Бучатская описывает, как проявляет себя идентичность переселенцев в культуре оформления жилого пространства [11]. В работах перечисленных выше авторов поднимается и проблема трансформации образа Родины в сознании немцев-переселенцев, и влияние этого процесса на формирование их идентичности и интеграцию в немецкое общество, однако эта тема до сих пор не стала предметом специального изучения. Цель статьи - выявить характер представлений о Родине в среде русскоязычных немцев-переселенцев из стран бывшего Советского Союза и факторы их формирования. В нашем случае это представители этнически смешанных русско-немецких семей, переехавшие в основном из России, а также из Казахстана и Кыргызстана. В общественном дискурсе Германии, эта категория иммигрантов, несмотря на страну исхода, именуется «российскими» или «русскими» немцами. Термин «русские немцы» также является одной из форм самоназвания поздних переселенцев, определяющими характеристиками самосознания которых часто являются не этничность и гражданство, а язык («русскоязыч-ность») и культурные практики [8. С. 16-18; 9. С. 144145]. Использование этого термина в статье также обусловлено спецификой эмпирической базы исследования - обращением к анализу материалов интервью с респондентами, состоящими в этнически смешанных русско-немецких браках или рожденными в смешанных браках (имеющими русско-немецкое этническое происхождение). Поднимаемая в работе проблематика требует осмысления в рамках методологии транснационализма, согласно которому оказывается возможным отказ от анализа феномена миграции через призму национального государства, а мигранты могут рассматриваться как обладатели двух и более идентичностей, включенные в социокультурную среду, экономическую и, часто, политическую жизнь как принимающих государств, так и стран исхода [12, 13]. В отношении русскоязычных немцев-переселенцев этот подход активно применяют в своих работах М. С. Савоскул и В. Д. Попкова. М. С. Савоскул дает характеристику основных типов трансграничных связей российских немцев, выявляет факторы, определяющие типы и интенсивность этих связей, оценивает их вклад в развитие региона выхода, описывает внутренние сети взаимодействия немцев-переселенцев [14-16]. В. Д. Попков анализирует созданное русскоязычными мигрантами трансгосударственное / транснациональное русскоязычное пространство, пишет о выстраивании ими между страной поселения и странами исхода связей высокой интенсивности и частоты [9]. В исследовании используется микроисторический подход, в центре внимания которого находятся, прежде всего, конкретный человек, его внутренний мир и социальные практики. Выбор микромасштаба дает возможность взглянуть на происходящие процессы с позиции их участников [17. С. 92], реконструировать жизненные стратегии, видимые «только с очень близкого расстояния» [18. С. 17], увидеть, как в судьбу «маленького человека» вписалась большая история [19. С. 8]. При анализе материалов интервью, составивших источниковую базу работы, в качестве вспомогательного применялся метод лингвистического дискурс-анализа, суть которого состоит в интерпретации различного рода текстов или высказываний как продуктов речевой коммуникации людей, осуществляемой в конкретных культурно-исторических условиях [20]. Это позволило выявить основные характеристики образа Родины и проследить реализацию установок в отношении данного концепта, проявляющихся на вербальном уровне. Работа основана на эмпирическом материале, собранном в 2014 г. в Филлинген-Швеннингене (федеральная земля Баден-Вюртемберг, ФРГ). Методы исследования включали полуструктурированные глубинные групповые и индивидуальные интервью, а также включенное наблюдение. Во время интервью затрагивались такие темы, как история переезда в Германию, преимущества и сложности жизни в Германии, особенности взаимоотношений между российскими немцами и немцами Германии, проблемы самоидентификации переселенцев и их интеграции в немецкое общество и др. Тема Родины в интервью не задавалась специально, обращение к ней происходило естественным образом в ходе рассуждений. Тем не менее материалы интервью составили полноценную источниковую базу для изучения обозначенной темы, дают комплексное представление о формировании образа Родины в сознании исследуемой группы русских немцев. Интервью проводились на русском языке, в виде свободной беседы, и записывались на диктофон с согласия собеседников на условиях сохранения конфиденциальности, поэтому при цитировании материалов в статье используется шифрование с указанием пола, возраста и места рождения респондентов. В фокусе исследовательского интереса оказались три молодые супружеские пары, каждый из супругов в которых родился в этнически смешанной русско-немецкой семье (активное участие в интервью принимали 5 человек). Молодые респонденты переехали в Германию с родителями в 1995-1997 гг. в возрасте 8-14 лет, создали там семьи и на момент интервью уже имели собственных детей. Все респонденты этой группы успешно освоили немецкий язык, получили высшее - Hochbildung (3 муж. и 1 жен., родились в России) и среднее специальное - Ausbildung (2 жен., место рождения - Казахстан и Киргизия) образование и работают по специальности. В поле внимания оказались и представители старшего поколения - две супружеские пары в возрасте 58-65 лет, являющиеся родителями части из указанных выше респондентов (активных собеседника - 3 человека). Это явилось важным моментом, позволяющим обратиться к вопросу о роли семьи в социокультурной адаптации и формировании идентичности представителей молодого поколения мигрантов. Три респондента старшего поколения (1 муж. и 2 жен.) имеют высшее образование, у одного - среднее специальное. Каждому из них удалось найти постоянное место работы в Германии, но лишь один трудоустроился по специальности (1 муж., высшее образование). Переезд для этой группы респондентов, за исключением одного случая, сопровождался снижением социального статуса. Три респондента (2 муж. и 1 жен.) из этой группы родились в России, один (жен.) - в Казахстане. На момент переезда в Германию обе супружеские пары проживали в России. Всего в центре внимания, учитывая метод включенного наблюдения, оказались 15 человек (представители трех поколений: молодые супружеские пары, их дети и родители). Указанным респондентам, с целью углубления изучения их представлений о Родине и выявления динамики этих представлений, в 2018 г. было предложено дистанционно принять участие в полуструктурированном анкетировании. В содержание гайда были включены такие вопросы, как «Что такое Родина?», «Где сейчас Ваша родина?», «Что Вам приходит на ум, когда Вы слышите об СССР? О России?», «Что сейчас чаще всего вспоминается о жизни в СССР? В России?». Формулировка вопросов была заимствована из составленного B.Д. Попковым «Путеводителя тематически-центри-рованного интервью» (Тема 5. Идентичность) [9. C. 462-463] с целью сопоставления результатов исследований автора путеводителя и автора настоящей статьи. Замысел реализовать не удалось, поскольку на предложение об участии в анкетировании откликнулось всего 2 человека. Использование же материалов анкетирования в статье позволило проследить динамику изменений в установках респондентов на индивидуальном уровне и зависимость этих установок от внутренних и внешних факторов. Эмпирическая база исследования позволяет систематизировать материал в соответствии со следующими выделенными сюжетами: причины переезда в Германию и рассуждения о потере «старой» Родины, образ Родины в контексте ностальгии по СССР и стране исхода, проблема идентичности и роль представлений о Родине в ее формировании, понятие Родины в контексте проблем интеграции и социальной адаптации, отношение респондентов к современным России и Германии. Причины переезда в Германию и рассуждения о потере «старой» Родины. В 1990-е гг., на которые приходится переселение участников опроса в Германию, страны СНГ переживали тяжелые времена. Следствием распада СССР стали экономическая разруха, неустойчивая политическая ситуация, угроза разрастания военных конфликтов и др. Отсутствие видимых перспектив улучшения ситуации побуждали русскоязычных немцев к выезду из стран постсоветского пространства. Для немцев-переселенцев из республик СССР - это и начавшиеся в конце 1980-х - начале 1990-х гг. процессы дискриминации по этническому признаку, приводившие к их частичной языковой и социальной изоляции (как русскоязычного населения) и побуждавшие к выезду в Германию. Многими немцами двигало желание вернуться на свою историческую родину. Начало массовой эмиграции немцев из республик бывшего СССР было положено принятием в 1986 г. указа М. Горбачева «О въезде и выезде из СССР», однако пик переселения приходится на период 1991-1995 гг., когда на постоянное место жительства в Германию уехали 825 546 этнических немцев [21. С. 156]. Переезд в Германию поздними переселенцами связывался с наличием более широких перспектив собственной реализации и лучшего будущего для своих детей. Переселенцами двигало желание стать частью общества с более высоким жизненным стандартом с определенными социальными гарантиями и стабильной правовой системой. Все участники интервью, вне зависимости от возраста и этнического происхождения (немецкого, русского, смешанного немецко-русского), отметили, что основной причиной эмиграции из стран постсоветского пространства для них было не возвращение на историческую родину, а болезненная экономическая трансформация и ухудшение социально-политической ситуации в стране исхода вследствие развала СССР, тревога за будущее своих детей. «Если бы не развал Советского Союза, не было бы такого массового переселения. Было бы как в 70-х годах уезжали... Поехали не потому, что остро затосковали, не потому, что хотят на свою родину, в Германию. А потому, что там развалили то, где мы родились, к чему привыкли. И вот просто от того, что начался хаос, по-другому и не сказать, многие семьи спасали своих детей от того беспредела, чтобы они не стали там наркоманами, еще кем-то. Ипо-ехали в ту страну, где было благоприятней для своей семьи. Все. Элементарно, вот чувство выживания людьми тогда двигало» (Ж., 58 лет. Казахстан)1. В 2018 г. эта же респондентка пишет о Советском Союзе следующее: «Вот где Родина, ее нас лишили без нашего ведома, вот и побрели полстраны по свету, чтобы детей сберечь...». Рассказы женщины наполнены эмоциональными моментами, она повествует не об обычных финансовых трудностях, с которыми столкнулась ее семья - для их семьи это был вопрос «спасения» и «выживания». В цитируемых рассуждениях отчетливо звучит мотив лишения родины: разрушение СССР указывается как внешняя причина ее потери. Один из участников интервью, респондент-мужчина, отметил в качестве причины переезда страх возможного привлечения государством его сыновей к участию в военных действиях в Северо-Кавказском регионе: «Элементарно от войн, агрессора... Чечня» (М., 60 лет. Россия). Необходимо отметить, что его семья эмигрировала из России в 1995 г., в период Первой чеченской войны (1994-1996 гг.), дети были еще школьного возраста. Однако призывной возраст парней пришелся бы на время Второй чеченской кампании (1999-2009). Респонденты из числа молодежи в качестве причин переезда в Германию также отмечают социально-экономическую нестабильность и желание старших родственников обеспечить им благополучное будущее. «Вообще мы из Сибири ехали сюда, скажем, на такой волне - все ехали. Все "за бугор" смотрели. Если бы вот переместиться во времени, то мы бы вряд ли куда-то поехали. Просто тогда было очень сложно, поэтому уехали» (М., 32 года. Россия). «Мы приехали из Казахстана. В 97-м году. Там развал, разруха, ужасно было. Света не было там, я не знаю, неделями. Понятное дело, что нужно было собираться. Мама моя, конечно, против была. Не совсем хотела, потому что у нее там мама осталась и брат. Но моя бабушка сказала: "Езжайте!", потому что ради детей, да» (Ж., 34 года. Казахстан). При этом респонденты продемонстрировали понимание, что цели отъезда российских немцев разных волн миграции различаются, что есть и те, кто уезжал в Германию, прежде всего, руководствуясь желанием вернуться на свою историческую родину. При этом отмечается немногочисленность таких эмигрантов и их принадлежность к переселенческой волне 1970-х гг. «И потом еще, переселенцы - это слово одно, а оно же тоже очень многослойное. Если, допустим переселенцы 70-х годов - это одни переселенцы, 80-х - другие, 90-х - это вообще третьи. Скажем, в 70-х годах, которые приехали, они интегрировались. Это ехали те люди, которые, действительно, хотели на свою историческую родину. Им так внушили родители, что если будет возможность, то уезжайте в Германию - это наша Родина» (Ж., 58 лет. Казахстан). Представители молодого поколения отмечают, что установки молодежи в подобных случаях во многом зависят от позиции их родителей, их отношения к стране исхода и принимающей стране: «Ну, во-первых, я думаю, многое от родителей идет. Я думаю, большая часть, наверное Нас там ни за кого не считали Это наша родина, мы сюда приехали. Вот наша родина. Там мы вообще никто были Мне кажется это детям, как-то накручивая, говорят» (Ж., 34 года. Казахстан). Интересно встретившееся в среде респондентов старшего поколения переживание о том, что, переехав в Германию, они лишили своих детей родины. «Но вот у меня, например, неприятное чувство внутри есть, то, что мы у детей отобрали Родину. У них практически сейчас нет ни здесь родины, ни в России. Они как бы между двумя странами, где одной родины, ну, с великим патриотизмом, что ли, нету. Потому что мы их, как бы, разорвали. Мы дали им еще часть какой-то родины. Пусть по матери, потому что мама - немка в поколениях. А вот чувства такой Родины, действительно, отобрали. Потому что они туда приезжают - они там не совсем свои, и здесь не совсем свои. И вот чувство Родины, я думаю, такое сомнительное у многих русских переселенцев» (М., 60 лет. Россия). Вновь звучит мотив лишения родины, однако в данном случае речь идет не о внешних причинах, а о чувстве собственной вины перед молодым поколением за то, что они «отобрали» у них родину - Родину с «с великим патриотизмом». В рассуждениях респондентов отчетливо выражены «внешние» факторы эмиграции немцев вследствие распада СССР («развалили, «лишили»), ключевыми среди которых названы экономическая разруха, хаос, беспредел, угроза жизни. В отношении стран исхода респонденты не выразили негативных эмоций, не упоминали фактов дискриминации в свой адрес по этническому принципу, некоторые из респондентов отметили, что не уехали бы при других обстоятельствах. Для большинства эмиграция не воспринималась как возвращение на историческую родину; немецкое происхождение одного из членов этнически смешанных семей было основанием для переезда в Германию, с которой связывались надежды на благополучное будущее. В среде старшего поколения присутствует чувство вины перед детьми, оставленными без Родины («отобрали», «разорвали») / с «сомнительным» чувством Родины / «между двумя странами». Образ Родины в контексте ностальгии по СССР и стране исхода. Достаточно интересным оказывается обращение респондентов и старшего, и молодого поколений к сюжету о ностальгии по отношению к СССР и стране исхода. Кто-то из интервьюируемых очень кратко, не разворачивая тезиса, отметил: «Ностальгия по тем временам» (М., 60 лет. Россия), кто-то уделил этому сюжету особое внимание. Респондентка старшего поколения из числа этнических немцев, родившаяся и жившая до 17 лет в Казахстане, затем уехавшая в Сибирь для продолжения учебы и впоследствии переехавшая туда на постоянное место жительства, на вопрос о каком месте она больше скучает о Казахстане или России, ответила: «Нет, по Советскому Союзу, вот это вот была страна - интернациональная. И вот когда нынче в Турции мы встретили казахов - это наши казахи, это не турки, не арабы, которые скажем для нас люди другой национальности, а казахи - они наши. Вот украинцы со своими веночками на голове -это наши, чеченцы со своими чеченскими танцами -это наши, грузины со своими грузинскими танцами и со своим разноголосьем - это наши. И никак. не можем мы вот с эти согласиться, что все это "не наше" теперь, скажем. Мы все были как бы братья» (Ж., 58 лет. Казахстан). Такая позиция встретилась и среди собеседников из числа молодого поколения респондентов. «Да, ностальгия немножко есть. Мне кажется, у нас ностальгия по Советскому Союзу, больше чем у тех, кто живет в России. Потому что мы приехали из того времени, и у нас остановилось это. До сих пор мы живем головой в 90-х годах, где-то. В 80-х, да», «Ну как-то передается, мне кажется через родителей. Все равно, какие-то воспоминания, которые... даже вот мы иногда смотрим видео... мы там жили. Все равно приятные ощущения» (Ж., 31 год. Россия). Вновь отмечается роль родителей в передаче установок в отношении «старой» Родины и формировании ее образа. Стоит отметить, что отец цитируемой респондентки (русский по этническому происхождению) привез из России и сохранил ее школьную форму, пионерский галстук, прописи, тетради по различным предметам. Однако наиболее персонифицированными и эмоциональными оказались воспоминания собеседницы о родном сибирском городе, в котором она провела свое детство, о покинутых друзьях: «И что помню из России. Детство немножко вспоминаю. И помню, что когда мы уезжали, было очень сложно. И не то, что мы покидали Россию, а просто покидали друзей. Россия, да. Приятно, хорошо. Но вот больше к людям, все равно, тянет», «Да, мы с папой я помню... Каждый раз я его затаскивала в кафе "Золотой ключик" в Томске. И первым делом, когда я приезжаю в Томск, я... Обязательно идем в это кафе и не знаю, по 10 мороженое там съедаю, потому, что хочется именно вот этот знакомый вкус с детства». Интересно замечание цитируемой выше представительницы старшего поколения, в котором она весьма рационально объясняет, почему кто-то испытывает ностальгию больше, кто-то меньше, а кто-то и вовсе ее не испытывает. «Есть много людей, которые приехали из разных мест, русскоязычные. И в Казахстане, допустим, до одного из областных центров или до города 400 км, до другого 200 без всяких дорог - это такая деревня, где не было ни света, ни воды - ну что о ней вспоминать, скажем. Или, допустим, люди приехали из Томска, или люди приехали из Питера, или из Москвы -это ж совершенно другие люди. Или те, кто приехал с Краснодарского края, где рай - в том смысле, что в саду все само растет. И скучать кому-то есть по России, а кому-то не почему. Или, допустим, из Киргизии и Казахстана многие семьи выехали прямо вместе, деревнями. Прямо были немецкие деревни и все, не осталось никого. Прямо братья, сестры, все соседи, все здесь. И еще, небольшое такое вот наблюдение. Ностальгия больше у тех людей, которые приехали из России. Не из республик, а из России» (Ж., 58 лет. Казахстан). В этих рассуждениях присутствует понимание того, что чувство ностальгии (ее наличие или отсутствие) зависит от отношения к малой родине, конкретному месту проживания, сохранения или потери личных связей с прежним местом жительства («выехали прямо вместе», «не осталось никого»). Тезис о том, что ностальгия больше проявляется у тех, кто эмигрировал из России, а не из других стран СНГ, может также служить косвенным свидетельством сожаления об утрате Родины как единого русскоязычного культурного пространства. Приведенные выше высказывания респондентов являются яркой демонстрацией того, что ностальгия у русских немцев проявляется скорее не по стране проживания, а по конкретному месту, малой родине («кафе "Золотой ключик" в Томске», «.Краснодарского края, где рай»), по времени («по тем временам», «приехали из того времени», «живем головой в 90-х годах. В 80-х», «знакомый вкус с детства»), людям («покидали друзей», «больше к людям. тянет»), по определенному культурно-цивилизационному пространству («была страна - интернациональная», «все были как бы братья»). Основной мотив этих рассуждений - это рассказ о «потере старой Родины», потере СССР, воплощающего в себе образ идеальной Родины - единой, сильной, многонациональной, образ транслируемый старшим поколением - младшему. Проблема идентичности и роль представлений о Родине в ее формировании. Анализ материалов интервью показывает, что для большинства респондентов из исследуемой группы, уже долгие годы проживающих в Германии, вопрос самодентификации продолжает оставаться актуальным. В ходе бесед они определяли себя как «немцы», «российские немцы», «русские немцы», «русские», «наполовину русские, наполовину немцы» и др. Только для информантов-мужчин старшего поколения (этнических русских) свойственна четкая идентификация себя как «русских». Для молодежи в большей степени характерна двойная русско-немецкая идентичность; у представителей мужского пола - с ярко выраженным превалированием русской. Переселенцы и первого, и второго поколения живут с осознанием принадлежности к двум мирам, двум культурам. Однако в размышлениях о Родине их позиции не столь одинаковы. «А вот насчет того, какие мы, как мы себя идентифицируем. То есть мы русские или немцы? Вот у меня вот такое представление. Вот так вот глобус. Вот здесь Россия и здесь Германия. И одна богатая, и культурная, и развитая страна, и другая богатая традициями. Я допустим вот чистая немка, я всегда... Ну, и я люблю очень сильно русский народ. Ну, вот это просто, когда любишь кого-то, ни за что, а вопреки, скажем. Ну, вот просто люблю русских. И я так счастлива, что у меня дети наполовину русские, наполовину немцы, как будто мы одной рукой держим Германию и Россию другой рукой. Мы как бы являемся посредниками» (Ж., 58 лет. Казахстан). Для цитируемой респондентки характерны и рассуждения космополитического характера: «И вообще, честно сказать, нет у людей родины, есть одна Земля. И только тут я поняла, что мы все одинаковые. Мы вот, турки тут вот работают, или итальянцы, или греки, или русские, или немцы - мы все в одной лодке. Все. И не важно, на каком языке мы разговариваем». Эта же респондентка в 2018 г. в анкете на вопрос «Где сейчас ваши Родина?» ответила: «Моя Родина -СССР. Для всех людей моего поколения из всех республик (в Москве я разговаривала с таксистом - грузином, проживающим в Москве 30 лет), Родина - СССР. Или для большинства. РАВЕНСТВО, БРАТСТВО, ДРУЖБА. А сейчас особенно ценим это бедное, но дружное прошлое... Спустя годы, понимаешь: лучше шоколад в газетной обертке, чем Там жила душа. Здесь все блага для тела». Можно предположить, что такая эволюция суждений связана с процессами трансформации идентичности немцев-переселенцев в новых социокультурных условиях после переезда в Германию и с осмыслением современных меняющихся социальных и политических реалий. Пример рассуждений о родине переселенца старшего поколения (этнического русского) наглядно демонстрирует соотнесение Германии как «места проживания» с комфортом, достатком и уверенностью в будущем: «Живу я здесь, а душа моя - там. Здесь комфортнее, спокойнее. Я за детей спокоен, за их будущее. Я очень мечтал, чтобы они образованными стали. Ну, как минимум, чтобы институт закончили. Это исполнилось. Я доволен. Организовали семьи, появились внуки. Все очень хорошо. Жить здесь можно. Но как-то слишком спокойно, что ли... Как на кладбище. (Смеется. - Примеч. авт.). Все как на озере, вода так потихонечку течет» (М., 60 лет. Россия). В Германии - спокойствие, удовлетворенность и предсказуемость, граничащие со скукой, а «душа» респондента -«там», в России. Понятие родины для русских по этническому происхождению респондентов старшего поколения однозначно соотносится с Россией. Высказывания молодых переселенцев разнятся: «две родины», «родина больше в России», «родина - в России». Первые две позиции доминируют в их сознании и предполагают наличие «двух» родин. Пример этой группы респондентов, относящихся к одной социальной нише, свидетельствует о том, что разница в установках не всегда определяется уровнем владения немецким языком и степенью интеграции в немецкое общество. «Я говорю: "У меня две Родины!" Мне Россия дала очень многое. А здесь мне Германия дала и образование, и спортом мы здесь стали заниматься. Здесь и жена у меня, и ребенок. Все получается здесь. Все равно ближе... Я до сих пор чувствую, что я из России, мои корни в России. И на русском я разговариваю» (М., 33 года. Россия). «Ну, у меня супруга, она тоже можно сказать, из бывшего Советского Союза, из Киргизии. Для меня всегда было важно - русская девушка, потому что менталитет такой же и культура. Все-таки, хоть я и приехал в 11 лет сюда, все равно мне ближе русская культура, менталитет»; «В 11 лет приехал, сейчас 30 лет. Прожил больше, но все равно, как бы, видимо осталось то, что было заложено в России. Все-таки, Родина больше там, конечно» (М., 30 лет. Россия). У русскоязычных немцев-переселенцев формируется осознание своей отличительности и от коренных немцев, и от русских страны исхода. В размышлениях об идентичности переселенцев второго поколения можно обнаружить одновременно и декларируемое чувство принадлежности немецкой и русской культурам, и некий маргинальный статус пребывания вне этих культур. «Это сосуд, в который все слили, и там это все размешалось. Вроде как, и не там, и не здесь. Вроде как, географически над Польшей зависли. И все, и не понятно где. И, вроде, не немцы, и уже не русские. Ну, мне так кажется, я так себя чувствую. Если разговаривать с русскими, с настоящими русскими в России - это другие люди, на самом деле. Все равно они по-другому мыслят, и они реагируют на слова по-другому» (М., 32 года. Россия). Отсюда у собеседника и сложный комплекс чувств в размышлениях о родине: «Чувство Родины мне, кажется, есть, но оно, может быть, искаженное. Кажется, что родина, все-таки, в России. А ты думаешь, надеешься и желаешь самого доброго России, Родине, в принципе, по сути. То есть, патриотизм-то существует. То есть, получается, что чувство Родины есть и патриотизм, но это где-то там, а я - то здесь. Поэтому нельзя все-таки категорично сказать, что Родина и Россия - вот этим я живу. Сложно, это очень сложно». Однако в 2018 г. этот же респондент на вопрос «Где сейчас Ваша Родина?» дал уже краткий и однозначный ответ: «Моя родина - Россия». Респонденты из числа второго поколения иммигрантов стараются приобщить своих детей, родившихся в Германии, к русскому языку и русской культуре. В молодых семьях разговаривают на русском языке, воспитывают детей на русских сказках, учат их читать и писать по-русски. Ответы респондентов на вопрос «Почему Вы придаете большое значение обучению детей русскому языку?» свидетельствуют о желании сохранения психологически комфортной среды общения в семье и стремлении сохранить память об исторической родине. «Если наши дети не будут разговаривать на русском, то их дети, может уже и знать не будут, что кто-то там когда-то приехал из России. Поэтому и детям это надо дать, чтобы они несли это, не стеснялись этого» (Ж., 34 года. Казахстан); «Мне кажется нельзя забывать корни. Все равно нам очень важно, чтобы наш ребенок разговаривал по-русски. И знал где-то и корни, и историю своей страны, России. Потому что как-никак все равно мы оттуда» (Ж., 31 год. Россия); «Внучка тоже говорит на русском (возраст девочки 4 года. - Примеч. авт.) На русском языке с ней говорить интереснее. С ней можно общаться, разговаривать; она знает очень много слов. Песни слушает на русском. Гимн российский почти наизусть знает» (Ж., 59 лет. Россия). Молодежь воспроизводит модель поведения своих родителей, не давших им забыть русский язык и культуру, что является ярким примером вертикальной культурной трансмиссии - передачи культурных ценностей, убеждений, умений и мотивации от родителей к детям [24. С. 391]. Немаловажным для сохранения русской составляющей идентичности и ментальной связи с покинутой родиной стало и то, что при переезде в Германию респонденты решили сохранить себе и детям русские имена и фамилии. При получении новых документов у них, как представителей смешанных немецко-русских семей, на основании Закона о перемещенных лицах и беженцах (§ 94) [25] была возможность сменить имена и фамилии на немецкие. Также, воспользовавшись возможностями немецкого законодательства (Закона о гражданстве (§ 7) [26] и Закона о перемещенных лицах и беженцах (§ 15, п. 1 и п. 2) [27]), они сохранили себе и детям российское гражданство. Результаты исследования свидетельствуют о взаимной обусловленности проблемы самоидентификации русских немцев и формированием их представлений о родине. Смешанная русско-немецкая идентичность, характерная для большинства респондентов независимо от их возраста, способствует формированию концепции «двух родин» в сознании переселенцев. При этом происходит трансформация представлений об «исторической родине». Можно предположить, что до переезда для большинства респондентов (этнических немцев и их детей из смешанных браков) в качестве исторической Родины воспринималась Германия, то после эмиграции таковыми выступают СССР и Россия как «центр» русского мира. В тесной связке с рассуждениями о Германии используются такие характеристики, как «богатая», «культурная», «развитая», «блага для тела», «комфортнее», «спокойнее»; о России -«Родина», «историческая родина», «корни» «богатая традициями», «русский язык», «русская культура», «менталитет», «душа», «патриотизм». Для всех респондентов характерно стремление передать русский язык и культуру детям. В размышлениях русских немцев встречается позиция, свидетельствующая об осознании себя «посредниками» между Германией и Россией. Соотнесение понятия «Родина» с Советским Союзом является временной проекцией самосознания («равенство, братство, дружба», «там жила душа», «бедное, но дружное прошлое»). Понятие Родины в контексте проблем интеграции и социальной адаптации. Как следует из проведенных интервью, при видимой успешной социальной интеграции наших респондентов в немецкое общество, их психологическая интеграция является процессом незавершенным. «Вот я бы об этой иллюзии и говорил, люди думают, что они в Германию приехали - к себе домой. А потом оказывается, что, все-таки, не совсем домой. Потому, что у меня кровь немецкая, это не значит, что я - немец. Если себя не ощущаю немцем. Ну как это. Как тебе навязать, что ты - немец? Невозможно» (М., 32 года. Россия). Своеобразной компенсацией потери прежней родины и невозможности полноценного укоренения на новом месте становится формирование таких внутренних структур переселенческого сообщества, как русские магазины, рестораны, дискотеки, русскоязычные СМИ и интернет-сайты и др. «Почему у наших русских здесь, или наших переселенцев, у всех стоят телевизоры с российским телевидением, почему? Музыка играет русская. В ресторанах гулять - тоже только в русских Какой-то создан микромир для русских. И создали же мы сами его. Потому что, как бы, быть более-менее приближенными к России, ну или к своей Родине - Советскому Союзу, потому, что многие приехали из Казахстана, из Киргизии. И все равно все, как мне кажется, чисто мысленно туда тянутся»; «Все равно живут в таких, как бы своих мирах, маленько так отдаленных от Германии. Нельзя сказать, что прямо вот в Германии, интегрировались в Германии и все. обзавелись только немецкими друзьями, забыли полностью Россию. Я не могу так сказать о своих сверстниках» (М., 32 года. Россия). « мне кажется, когда-то мы все приехали из России. Все равно, мы оттуда приехали в другую, чужую страну, и охота создать что-то похожее, хотя бы немножко на то, откуда ты приехал. Есть такой момент. Села за стол и ешь пельмени. Ну и тебе хочется, тебе приятно, что ты сидишь. И все знают это. И общаешься» (Ж., 31 год. Россия). «Частицей» родины в Германии, символом принадлежности к «русскому миру» становится и православная церковь: «Ну, во-первых, я сама крещеная в православной церкви. Крестили в советское время, и, живя там, я ходила в русскую церковь. Естественно, это как-то все ближе. Для меня эти все католические церкви это все не мое. Я понимаю, я захожу туда, я не чувствую себя там хорошо. Для меня все это очень холодно. Не родное. А это так же кусочек твоего родного чего-то. Так же русская церковь, все эти обычаи, все традиции. Это все твое родное. И ты когда заходишь, у тебя («Ах!») вся душа нараспашку. Все, вплоть до мурашек., когда ты стоишь, слушаешь пение или, там, на иконы смотришь. Ну не знаю, это частичка Родины так же осталась» (Ж., 34 года. Казахстан). Дети в двух опрошенных молодых супружеских парах были крещены в православной церкви. В контексте рассуждений о тяге к русским корням интересны наблюдения самих респондентов о том, что даже более молодые переселенцы (по определению интервьюируемых, «двадцатилетние», «следующая генерация»), полностью интегрировавшиеся в немецкое общество и практически не говорящие на русском языке, посещают русские клубы, русские дискотеки и пр. « в кавычках, это русская дискотека, то есть там

Скачать электронную версию публикации