An extravagant person in traditional Kazakh culture (on the problem of the formation of the sal-seri group).pdf Под экстравагантностью мы понимаем эксцентричные формы образа жизни и поведения человека, которые могут нарушать нормы социума вплоть до антиповедения, вызывают удивление, восхищение или возмущение его членов. Экстравагантное поведение встречалось и встречается в любом обществе, но природа экстравагантности может быть различной, в частности можно с определенной долей условности говорить о традиционной и современной экстравагантности. В традиционном обществе экстравагантная личность, нарушая традиции, находилась в рамках самой традиции. Так, провокационное антиповедение русских юродивых парадоксальным образом имело целью взорвать самоуспокоенный мир обывателя, утратившего пафос религиозности [1. С. 55], и это было понятно всем окружающим. Можно сказать, что через экстравагантное поведение юродивых проявлялась их социальная роль, их общественная миссия. В обществах современных, с оформлением и укреплением идеи самоценности личности, экстравагантность обретает индивидуальный, индивидуалистский характер. Оригинальность, чудачества современного человека не имеют «общественного значения», они - манифестация его сильного ощущения собственной неповторимости и потребности заявить о ней публично (см.: [Там же. С. 121; 2]). Выделение двух социально-исторических типов экстравагантности позволяет поставить вопрос о времени формирования сал-сері - интереснейшей группы поэтов и музыкантов среди многочисленных категорий казахских народных певцов и сказителей. Сал и сері1 - поэты, которые исполняли свои произведения на музыку собственного сочинения, аккомпанируя себе на струнном инструменте, чаще всего домбре. В научной литературе их называют акынами-мелодистами [3. С. 56], странствующими певцами-музыкантами [4. С. 71], устно-профессиональными носителями лирического начала [5. С. 87], поэтами-песенниками [6], поэтами-импровизаторами и эксцентриками [7. С. 181]. Они появлялись на торжествах и свадьбах, организовывали игры и танцы. Современные исследователи утверждают, что салы всегда разъезжали группами, их сопровождали другие салы, певцы, музыканты-домбристы, борцы, фокусники и затейники. В аулах они устраивали целые театральные представления [6. С. 8; 7. С. 184]. Однако, по описаниям начала ХХ в., салы, похоже, путешествовали в одиночку. Очевидно, существовал и тот и другой способ музыкального выступления как салов, так и сері. Вероятно, именно сал-сері имел в виду П.И. Пашино, когда писал: «Есть у киргиз особенный род певцов, которые разъезжают из аула в аул и всю жизнь занимаются только пением» [8. С. 57]. Если это так, то, возможно, это первое упоминание о них в литературе. Рассказы о салах записали в начале XX в. А.И. Добросмыслов [9] и А.А. Диваев [10]; с людьми, видевшими этих поэтов-песенников, беседовал в 1920-х гг. А.В. Затаевич, оставивший нотные записи мелодий некоторых произведений салов и сері [11]; свидетели их творчества еще были живы в середине ХХ в. [3. С. 56-58]. Таким образом, судя по этим источникам, основной этап творчества сал-сері относится ко второй половине XIX в. Именно на этот период выпадают годы жизни самых известных салов и сері - Биржан-сала (1834-1897) и Ахан-серэ (18431913). Обычно этих поэтов-музыкантов объединяют в одну группу и описывают вместе, хотя их облик и поведение заметно различались. Салы - эксцентрики, всем своим обликом и поведением они выламывались из рамок обыденной жизни; именно о них можно без оговорок говорить как об экстравагантных личностях. Сері же в своих внешних проявлениях не нарушали традиций, хотя тоже отличались от «обычных», «нормальных» казахов. Экстравагантная личность в традиционной казахской культуре 179 Прежде всего бросалась в глаза необычная одежда салов. Е. Исмаилов, беседовавший с очевидцами выступлений салов и сері, приводит рассказ одного из своих собеседников (1886 г. рожд.), который в детстве выдел сала и не мог удержаться от смеха: «На голове Жанка-сала была невероятная по вышине коническая восьмиклинная шапка. Каждый клин ее был разного цвета, и к тому же на них еще болтались всевозможные украшения. На самом острие конической шапки был прикреплен пучок перьев филина. Время от времени, когда сал чуть опускал вниз голову, этот пучок качался и как будто бы приветствовал кого-то. Жанка-сал был одет в длинную, ниже колен, сорочку с откидным воротником. И на ее плечах также торчали пучки перьев. На ногах у него полосатые узбекские ичиги, а широкие длинные брюки были опущены поверх голенищ» [3. С. 58]. А.И. Добросмыслов со слов стариков так описывал одеяния салов: «Один сал шил из шкур овец такие широкие шаровары, что взрослый человек свободно мог помещаться в каждой штанине. У другого воротник рубашки был шириною в 1/4 аршина. Сал по большей части одевался в бархат, в шелк и редко в простой халат, на руки надевал кольца и браслеты из серебра и золота. В ушах салов часто виднелись серебряные серьги величиною с добрый кулак» [9]. Как рассказывал А.В. Затаевичу А.Н. Букейханов, один из салов перья филина, которыми обычно украшают девичью шапку, втыкал себе прямо под кожу головы, «дабы украшение никогда не покидало его чела» [11. С. 330]. Характеризуя костюм салов, наблюдатели и исследователи называют его «шутовским», «вычурным», «фантастическим». Главное для него - оригинальность, неповторимость. «Сал всегда старался оригинальничать в костюме, и Боже упаси, если кто-нибудь позаимствует от него покрой, материю и цвет его костюма. Тогда он немедля придумывал какой-либо из ряда вон выходящий костюм. Например, заводил себе плащ из закопченной старой кошмы, подбив его шелковой, высокого качества материей» [10]. Таким образом, своим костюмом сал демонстративно нарушал обычай. Действительно, выделиться среди других можно было, вывернув традицию наизнанку, иногда в буквальном смысле: один из салов носил шубу из шкур хорьков мехом наружу (казахи шили одежду из шкур животных только мехом внутрь); другой пример «выворачивания» традиции - ношение девичьей одежды, украшений [7. С. 182]. Радикально решил проблему отрицания нормы еще один из них: он прошелся по аулу голым, «потому что на это не решится никто другой» [11. С. 330]. Такой же экстравагантностью отличалось поведение салов. Они демонстративно нарушали некоторые этикетные нормы. Могли въехать в аул на всем скаку, что было грубым нарушением традиции - такое позволялось только «черному» гонцу, в случае объявления о чьей-либо смерти [6. С. 6; 10; 12. С. 436]. За да-старханом они могли сидеть, уперев руки в бока [7. С. 183] - в позе, которая была под запретом в обычной жизни, потому что ассоциировалась со смертью и похоронами; так делала плакальщица или вдова, оплакивающая мужа [13. С. 214; 14. С. 331] (то же у киргизов: [15. С. 150]); по сведениям Ш.Ж. Тохтабаевой, эту же табуированную позу принимали, чтобы сократить время агонии умирающего родственника [12. С. 434]. Отношения салов с девушками и женщинами были весьма вольными, сильно отступавшими от принятых норм. Девушки и молодые женщины занимали значительное место в творчестве и жизни сала: «Вся жизнь его проходила в поисках девиц, все его мечты, думы были сосредоточены на девицах, он жил и бредил ими, они были его идеалом, его кумиром» [10]. По сведениям А.И. Добросмыслова, сал для своих представлений выбирал «аул, который славился красотой девиц» [9]. Необычное поведение сала по отношению к женщинам начиналось уже с прибытия его в аул. Подъехав к юрте, он «падал» с коня и лежал на земле, пока девушки не помогали ему встать или даже на руках не относили его в дом. Они же разували сала, забирая монеты и украшения, которые он специально для этого случая засовывал за голенища сапог. В юрте девушки кормили сала с рук, даже жидкую пищу вливая ему в рот, поддерживая его голову [3. С. 60, 62; 7. С. 187; 10]. Сал мог заигрывать с молодыми женщинами и девушками, не обращая внимания на присутствие их родственников. По А.И. Добросмыслову, в ауле он «проводил ночь в обществе одной или нескольких девушек, пел песни собственного сочинения, играл на домбре, одаривал подарками девиц и т.д.». Старики-казахи рассказывали ученому, что девушка, которая «предоставляла свою любовь салу», оставляла у себя его одежду и украшения. Сал мог «заочно» влюбиться и мог «за очаровательную лукавую улыбку милой отдать все свое состояние» [9]. А.А. Диваев пишет о ласках, расточаемых избранной салом девушки, с которой он проводил ночь и которая утром вместе с подругами выпроваживала его из аула [10]. Е.Д. Турсунов рассказывает о сале, который устраивал увеселение для молодежи, в ходе которого связывал парня и девушку и оставлял их одних в отдаленно стоящей юрте [7. С. 183, 185]. Салы совершали и другие необычные поступки, в которых, возможно, и не было прямого нарушения традиции, но которые вызывали изумление окружающих. «Так, например, сал вдруг режет своего любимого коня, вдруг свои хорошие новые одежды меняет на гнилые тряпки, вдруг снимает с себя и отдает первому встречному все свои драгоценности, да еще и лошадь со сбруей» [3. С. 60]. Вообще щедрость салов, видимо, была непременной характеристикой их личности: одежду и украшения сал раздавал девушкам аула, лошадь с седлом и дорогой упряжью оставалась хозяину юрты, в которой его принимали, «и сал отправлялся из аула пешком в одной лишь рубашке» [9]. Сері не были столь экстравагантны - «эксцентризм их не принимал столь крайних форм» [11. С. 330]. Если о салах исследователи часто говорят как о шутах и юродивых, то о сері - как о денди и рыцарях. Коннотации слов «сал» и «сері»2 в современном казахском языке хорошо передают разницу в поведении этих двух групп артистов. Слово сал с середины XIX в. переводили как «франт» [17. С. 33], «щеголь» [11. С. 218]; сал жігіт современным словарем переводится как 180 О.Б. Наумова «щеголеватый парень» [18]. Хорошо согласуется с образом казахского сала киргизское выражение сал-манап - праздная молодежь, проводящая жизнь в увеселениях и проказах [15. С. 624]. Значение слова сері по современным словарям, помимо поэта-песенника, -«рыцарь», «богема» [19. С. 303]. Сері так же, как и салы, выделялись костюмом, но не его шутовским покроем и броской расцветкой, а чистотой и тонким вкусом, с которым он был сшит. Они тщательно следили за одеждой, шили ее из лучших материалов, с изящной отделкой [7. С. 191; 12. С. 361]. Таким же изрысканным было их поведение: «_в их походке, движении, манере наблюдалось особое изящество», в общении - подчеркнутая учтивость [3. С. 58]. Их отношение с противоположным полом так же, как у салов, отличалось некоторой вольностью, но не переходило рамок приличий: «_им дозволялось лишь в стихах и песнях обращаться к понравившимся им девушкам или молодым женщинам в присутствии посторонних с выражением восхищения их красотой и пожеланием встречи наедине» [7. С. 192]. Однако в песнях они описывали не только свои мечты о встрече, но и реальные ночи, проведенные с любимой девушкой (см., напр., знаменитое стихотворение Ахан-сері, переводенное на русский язык разными поэтами; в переводе А.А. Коренева см.: [20. С. 271-272]). Как можно оценить такое поведение салов и сері, можно ли назвать их экстравагантность традиционной? Для этого рассмотрим, кому позволялось отступление от нормативного поведения в традиционном обществе. Это были отдельные индивиды - шаманы, лекари, кузнецы, прорицатели, сказители, певцы - люди, чьи «социальные позиции вычленялись из нормы» [21. С. 113]. На материале южносибирских тюрков, близких в языковом и хозяйственно-культурном отношении казахам, эта группа исследуется в книге А.М. Сагалаева и И.В. Октябрьской, в разделе с говорящим названием «Лидер и изгой» [Там же. С. 110-117]. С одной стороны, эти люди - «духовные лидеры», их экстраординарные способности, сверхзнания ценились обществом, с другой стороны, они находились на социальной периферии, их деятельность вызывала опасения, как нечто, «имеющее отношение к миру иного», часто им приходилось влачить жалкое существование [Там же. С. 111]. Эти люди обладали способностями, талантами, знаниями и умениями гораздо выше обычных -обладали «даром», что и давало им право на экстравагантность. Часто общество ожидало от них именно такого поведения. Однако существенна разница между двумя типами экстравагантности - той, которая была присуща традиционной личности, с одной стороны, и той, которую демонстрировали сал-сері - с другой. Необычное поведение первых (например, шаманов) трактовалось как послание духов обществу, весть из иного мира, их экстравагантность - экстравагантность традиционного типа, она имела «общественное значение». Экстраординарные способности у «одаренных» индивидов традиционного общества, особенно ярко у шаманов, появлялись в результате так называемой шаманской болезни - болезненной процедуры, связанной с избранием человека духами для обретения шаманского дара. Она хорошо известна народам Сибири, у казахов неоднократно изложена по рассказам баксы (шаманов) (см. подробнее: [22. С. 106-142]; одно из детальных описаний см.: [23]), продолжает существовать и в наши дни [24]. Обретение дара сказителями и певцами было подобным таковому у шаманов и лекарей: наличие духа-покровителя, передача дара по наследству, переживание состояния, сопоставимого с шаманской болезнью, получение дара во сне. Как и у шаманов, молодой сказитель не просто наследует талант отца, а забирает его дар [21. С. 94]. Сами «одаренные» считали свой дар бременем и, как правило, не хотели его принимать от духов-покровителей - ведь обретение дара не только бывало болезненным для его носителя из-за физических мучений, причиняемых шаманской болезнью, оно меняло всю жизнь человека, исключало его из среды «нормальных» людей. «Дар» не только давал почет, но и исключал его обладателя из ряда «нормальных» людей; поэтому обычно «избранный» сопротивлялся - он знал, что не сможет дальше жить, как все, станет «изгоем», в терминологии А.М. Сагалаева и И.В. Октябрьской. Не столько во внешнем поведении, сколько именно в отношении к своему дару и - шире - к собственному «Я» состоит отличие традиционного типа экстравагантной личности от сал-сері. Традиционный человек, наделенный сверхспособностями, образно говоря, раб своего дара, он не свободен в своем выборе принять дар или отказаться от него. (Точнее, если человек отказывался принять дар, его ждали серьезные неприятности, болезни, вплоть до смерти.) Он отделяет себя от своего дара, его действия и способности как будто не принадлежат ему - ведь через человека действуют духи-покровители, его избравшие. У салов же и сері отношение к своему дару существенно отличалось от традиционного. Не дар их порабощал, а они владели даром, гордились им, гордились своей избранностью. Поэтому достоинство, гордость и даже заносчивость -их характерные черты. Именно эти черты составляли основу экстравагантности сал-сері, экстравагантности нового типа - современной, долженствующей сообщить миру об их исключительности и неповторимости. Тут мы подходим к важнейшему качеству салов и сері, системообразующему для характеристики их индивидуальности, которое и обусловливало их поведение и поэзию. Это - развитое самосознание, осознание себя личностью, острое чувство независимости, ощущение своей уникальности. Предельно откровенно такое самосознание выражено знаменитым Биржан-салом: Я сын Кожагула Биржан-сал, Нет от меня никому вреда, я сам по себе. Не склоняю головы ни перед каким человеком, Я - сал, я - красавец, от кого мне зависеть! Мне двадцать лет, не скрываю, Я не позволяю недругам повелевать мною. Я сэри, баловень народа, Ни перед тобою, ни перед падишахом не склонюсь! (На каз. яз. см.: [25. С. 363]. Цит. по: [7. С. 183].) Показательно в этой связи, что, несмотря на явные различия во внешних проявлениях, в народном созна- Экстравагантная личность в традиционной казахской культуре 181 нии салы и сері всегда объединяются в одну группу. Е.Д. Турсунов приводит примеры того, что и сами салы и сері могли называть себя и так и эдак, употребляя эти слова как синонимы [7. С. 189-191]. В казахском языке даже существуют объединяющее их слово сал-сері, которое современный словарь переводит как «разносторонне творческие личности», и обобщенное понятие сал-серілік - «то, что свойственно разносторонне творческим людям». Объясняется это, несомненно, тем, что общее для них качество - непохожесть на всех, неслиянность с массой - важнее внешних различий внутри их группы. Яркая индивидуальность была присуща не только поведению сал-сері, но и их творчеству, что было еще более весомой причиной объединения их в одну группу. Индивидуализмом своей лирики они отличались от других групп казахских музыкантов (акынов, жырау, жыршы). Специально исследовавший традиционное и индивидуальное в творчестве салов и сері Ш.Т. Керимов приходит к выводу, что «если в прежней устной литературе на первом плане были интересы всего общества, без выделения личного, то теперь в поэзии стали преобладать индивидуальное начало, судьба отдельной личности» [6. С. 5]. Яркий индивидуализм и сильное личностное начало салов и сері позволяют уточнить время появления этой категории казахских поэтов-музыкантов. Обычно исследователи или не затрагивают этот вопрос, или пишут довольно расплывчато о древности происхождения сал-сері. Только Е.Д. Турсунов в своей насыщенной интересными фактами работе посвятил специальную главу «возникновению типа сал и сэри» [7. С. 171-201]. Он относит их появление к глубокой архаике - эпохе классообразования, времени действия ритуальных тайных союзов. Сопоставляя казахских салов и сері с военным тайным союзом ареоев Полинезии, он приходит к выводу, что происхождение этой группы поэтов-артистов «является следствием разложения ритуального тайного союза» [Там же. С. 181], и время «возникновения ранних салов» относит к началу нашей эры [Там же. С. 201]. Правомерность такого сопоставления разнокультурных и разновременных явлений вызывает большие сомнения, и аргументация Е.Д. Турсунова не очень убедительна, тем более что он сам признает, что «у нас нет сведений о военной деятельности салов, ибо тайные союзы у тюрко-монгольских народов исчезли еще в древности» [Там же. С. 184]. Кроме того, не ясно, почему же до середины XIX в. не было упоминаний об этой группе, если она существовала по крайней мере в течение нескольких столетий до этого? Представляется, что чуть ближе к истине позиция Е. Исмаилова: «Вопрос о том, когда окончательно сформировались традиции салов и серэ, еще детально не изучен. Ни в сказках, ни в древнем эпосе о них не упоминается. Тем не менее, если считать, что знахари, шаманы и серэ сходны между собой, их появление следует отнести к незапамятным временам нашей истории, хотя поэтические функции этих веселых бродяг и скоморохов могли сформироваться никак не раньше XIX в.» [3. С. 64]. Согласно этому противоречивому размышлению Е. Исмаилова, существовало якобы две группы, не совпадающие хронологически. Одна - древняя (с «незапамятных времен»), не имевшая «поэтических функций»; и даже нет уверенности, что она носила имя сал-сері (гипотетически это могли быть группы артистов типа юродивых и скоморохов). И другая - появившаяся в XIX в., та, что известна как сал-сері, поэзия которых была квинтэссенцией их личности. Похоже, что предположения о древности именно сал-сері чисто умозрительны, источники, на которых основаны такие предположения неизвестны. Время же появления реальных сал-сері, т.е. описанных в литературе, - XIX в. Однако, пожалуй, только Ш.Т. Керимов стоит на этих позициях - он обоснованно полагает, что «к выходу на арену нового типа (курсив мой. - О.Н.) певцов, называемых сал и сері» привели социальные и историкокультурные процессы XIX в. [6. С. 5]. Именно личности салов и сері дают подтверждение этой точки зрения. Известно, что индивидуальность, личность - явление социально-историческое, эпоха накладывает отпечаток на ее форму, проявления, взаимоотношение с обществом. Л.М. Баткин, рассматривавший личность эпохи Возрождения, т.е. эпохи перехода от Средних веков к Новому времени, от традиционного к современному обществу, попытался сформулировать эту разницу: «Ярко своеобразные люди встречались, конечно, всегда и всюду^ однако это не означает, что во всякую эпоху такие люди сами дорожили в себе - и общество в них - именно личной оригинальностью, или хотя бы признавали ее естественным человеческим свойством, или вообще замечали и знали, что это такое» [26. С. 3]3. Философы, изучающие проблему индивидуальности, считают, что в обществе доиндустриальном «человеческое «Я» оценивается не само по себе, но лишь в контексте его причастности целому (роду, полису, Богу, социальной системе), сохранение и стабильность которого составляет приоритетную ценность. Частным случаем подобного отношения является восприятие индивидуальности как прямой угрозы обществу» [29. С. 103]. Именно о таком восприятии сверходаренных людей говорят А.М. Сагалаев и И.В. Октябрьская, указывая на их «изгойничество» в традиционном обществе. Но были ли изгоями сал-сері? Источники не свидетельствуют об этом. Скорее, они были «баловнями народа», как называет себя Биржан-сал. Их с радостью встречали в аулах, слушали их пение и смотрели представления, одаривали подарками. В юрте салам «отводилось почетное место выше старейшин - аксакалов, султанов, биев. Все люди уступали дорогу салу» [7. С. 183]. А.В. Затаевич пишет, что салы в казахской среде «производили впечатление каких-то избранников судьбы, людей высшего ранга, которым все дозволено» [11. С. 330]. Почтение к салам и сері и «разрешение» общества на нарушение традиции отчасти было связано с традиционным взглядом на «избранников» духов. Само их антиповедение имело силу традиции, именно таких действий от них ожидали. (Так, муж женщины, которой посвящал песни сері, «считал делом чести встретить у себя дома сэри всякий раз, когда сэри приезжал в этот аул» [7. С. 192-193].) 182 О.Б. Наумова Очевидно, что архаический страх перед опасностью, которую несет «инаковость», «чуждость» сверходаренных индивидов, в отношении к салам и сері уже отошел в прошлое4, что также свидетельствует о новом качестве их личности. Таким же образом можно трактовать и попытки родных вернуть своих экстравагантных родственников к «нормальной» жизни. Салы и сері происходили из зажиточных семей, а их разъезды и многочисленные наряды наносили немалый материальный ущерб их семейно-родственному кругу. По сведениям А.И. Добросмыслова, из посещаемых аулов сал возвращался без лошади и одежды, он продолжал такой образ жизни, «пока не проматывал своего состояния или не приходил в себя под влиянием какого-нибудь благоразумного родственника. Радикальным средством для вразумления, как говорят, была женитьба» [9]. Похоже, что окружающие не воспринимали сал-сері как носителей определенной социальной роли, от которой нельзя отойти. Вряд ли можно представить, например, что родня баксы - представления о личности которого полностью определялись традиционным мировоззрением - могла бы вать его перестать шаманить. Понятие авторства тоже может служить гическим индикатором появления группы уговарихроноло-сал-сері. Литературоведы связывают современное понимание категории авторства с категорией личности и относят его возникновение в Европе к началу Нового времени [30. С. 20; 31. С. 232], т.е. к переходному периоду от домодерного общества к современному. Ш.Т. Керимов на основе анализа текстов многих салов и сері отмечает, что «в них присутствуют сила авторского сознания и чувство своего превосходства над другими^ авторы особо подчеркивают свое “Я” и стараются познакомить со своим произведением как можно большее число людей; они сопоставляют свои песни с произведениями предшественников и современников и при этом обязательно указывают свое имя, а иногда и род, имя отца» [6. С. 18-19], в отличие от анонимной фольклорной традиции. Показательно и описание салами и сері личного опыта в своих произведениях. При индивидуалистском характере поэзии салов и сері и их «вольном» поведении очень большое место в их песенном творчестве занимает любовная лирика, причем именно их собственные любовные переживания («Что ж может быть прекраснее на свете, / Чем ранние мои отъезды эти / От девушки, ласкающей меня?» Цит. по: [3. С. 67]). Е.Д. Турсунов подсчитал, что у Биржан-сала больше половины из всех его стихотворений «посвящены любовной тематике» или содержат «мотивы любви и земных радостей бытия» [7. С. 186]. В своих песнях салы и сері пели и о совершенно конкретных вещах и событиях своей жизни, не обязательно романтичных, но непременно личных, автобиографичных. Так, в песне «Жанбота» Биржан-сал обращается к волосному управителю с жалобой на другого волостного управителя, который хотел отнять его домбру [3. С. 67]. Автобиографичность песен салов и сері делает их чрезвычайно разнообразными, так как любой случай из собственной жизни, любое переживание могут стать предметом поэзии. «Неповторимость достигается прежде всего характерной для творчества поэтов-песенников конкретикой и отходом от наставлений и назиданий, что было присуще поэзии жырау и некоторых акынов. Надо сказать, что салы и сері в основном создавали свои песни по конкретному случаю, и это. безусловно, придавало им как реалистичность, так и оригинальность» [6. С. 20]. Эту черту - использование собственного опыта - литературоведы считают «одной из примет становления авторства нового, современного типа» [30. С. 353]. Таким образом, категория авторства также привязывает сал-сері ко второй половине XIX в. - времени нараставшей модернизации в хозяйственной, социальной и политической жизни казахов, связанной с включением Казахстана в состав Российской империи и постепенным вовлечением его в орбиту политического и экономического влияния индустриально развитых обществ. Исходя из всего сказанного, салов и сері можно назвать провозвестниками модерности в историческом развитии казахского социума. Они представляют собой новый социально-исторический тип экстравагантной личности, личности, появившейся на переломе эпох, в период перехода от традиционного к современному обществу. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Казахская буква і обозначает призвук, т.е. очень краткий и неясный звук. Он может передаваться русскими буквами е, э, и, в связи с чем в русскоязычной литературе разного периода казахское слово сері писалось сэри, серэ, сере и т.п. 2 Этимология этих слов остается неясной, а приводимые объяснения их происхождения не очень убедительны [3. С. 61-63, 64; 7. С. 194-196; 16. С. 40-41]. 3 Л.М. Баткин вообще считает, что «личность» появляется лишь в эпоху Возрождения. О людях Средневековья и более ранних эпох он предлагает говорить как об «индивидах», используя термин «традиционалистский индивид» [26. С. 4-8]. Его точка зрения оспаривается историками и этнографами [27. С. 379-383; 28. С. 39-40]. 4 Впрочем, есть сведения, что не всегда и не везде салы пользовались признанием. А.И. Добросмыслов со слов казахов пишет, что сал мог «капризничать», т.е. вести себя, не считаясь с обычаем, «только там, где он рассчитывал на верный успех, в аулах же влиятельных султанов и богатых киргиз сал вел себя вполне прилично, так как иначе ему могло бы не поздоровиться» [9]. Возможно, это связано с большей исламизи-рованностью благородных сословий (белой кости) и богатых скотоводов. Шутовское же поведение салов не вписывалось рамки исламских приличий. По сведениям Е. Исмаилова, муллы и ишаны объявили Биржан-сала и Ахан-сері «нарушителями закона Ислама», последнего упрекали в незнании шариата и неуважении религии [3. С. 63]. В любом случае говорить на основе этих материалов о салах и сері как об изгоях можно лишь с большой натяжкой.

Скачать электронную версию публикации