Земные и небесные всадники града Березова: к вопросу о роли мифоэпической традиции в формировании исторического самосознания русского населения Азиатской России (XVII - начало ХХ в.)
Исследование имеет целью проследить формирование исторического самосознания населения азиатской России на примере одного из местных сообществ. Показана роль в этом процессе мифоэпической традиции. Выясняются источники и социальные факторы, обусловившие складывание соответствующих мифоэпических представлений. Религиозная (сакральная) составляющая самосознания рассматривается в аспекте этнокультурного взаимодействия. Показана устойчивость мифоэпических элементов общественного сознания на протяжении всего рассматриваемого периода.
Earth and sky equites of the Berezov city: the question of mytho-epic tradition in the historical consciousness of the R.pdf Еще в конце XIX в. в Березове бытовало предание о том, что среди основателей города (основан воеводой Н. Траханиотовым в 1593 г.) были казаки, пришедшие в Сибирь с атаманом Ермаком: Шах, Лях, Мещеряк и Оболта. От них вели свой род Шаховы, Мещеряковы и Оболтины (род Ляха якобы «искоренился») [1. Л. 70-71]. Кроме того, в XVII - начале XVIII в. на родство с ермаковскими казаками претендовали представители еще трех березовских фамилий -Михайловы, Пановы и Галкины [2. С. 82]. Мещеряковы, Михайловы и Пановы не могли быть потомками ермаковских атаманов Матвея Мещеряка, Никиты Пана и Якова Михайлова, поскольку они погибли еще во время сибирской экспедиции [3. С. 44, 53; 4. С. 50]. У остальных березовских «потомков ермаковых казаков» фамилии не свидетельствовали о причастности их предков к «сибирскому взятию». Стремление выдать себя за потомков сподвижников Ермака объяснялось тем, что признание властями происхождения от ермаковых казаков сулило преференции в продвижении по службе [5]. Сибирь в XVII в. заселялась выходцами с Русского Севера, Урала и Приуралья [6, 7]. Березов в этом отношении не был исключением [8. С. 309-311]. Места выхода березовских «потомков ермаковых казаков» ожидаемо обнаруживаем на Русском Севере. Пановы (Панковы, Паневы), Михайловы, Шаховы были зарегистрированы в XVII - начале XVIII в. в сельских населенных пунктах на территории нынешнего Коми края [9. С. 71, 74, 77-78]. Скорее всего, северорусские корни имели и Оболтины: Обол-дашор - река в Республике Коми. Таким образом, основой казацких родословных была северорусская мифоэпическая традиция. Последняя Ермака и его сподвижников выводила с Северной Двины, Тотемской волости Вологодского уезда, владений Строгановых на Чусовой [10. С. 91]. За устными легендами последовало и местное (сольвычегодское) летописание: «На Волге казаки, Ермак атаман, родом з Двины з Борку...» [11. С. 142]. Е.В. Вершинин подметил, что в Пинежском летописце героями «сибирского взятия» оказываются «атаманы казачьи Ермак Тимофеев да Арган Андреев». Реальный атаман Аргунов в Сибири впервые оказался с отрядом П. Горчакова, присланным на подавление восстания «остяков и са-мояди» в 1596 г. После подавления восстания Савва (Истома) Аргунов остается на службе в Березове [12. С. 271-272]. Таким образом, в Березове сложилась самая многочисленная группа «потомков казаков Ермака», но березовцы не были оригинальны в своих притязаниях. В Северном Зауралье обретались и другие претенденты на «патрицианское происхождение». Так, в 1640 г. в Сибирский приказ была подана челобитная сургутянином Кузьмой Васильевичем Горбуновым. Он ходатайствовал о повышении оклада. Проситель сообщил, что «служил. отец мой в Сибири с Ермаком с тех мест, как Бог поручил Сибирь под твою государеву руку» [8. С. 309]. Просьбу Горбунова удовлетворили, но насколько это решение было связано с его происхождением, сказать трудно. Помимо конкуренции внутри «казачьего патрициата» была и другая причина для широкого распространения сказаний о потомках ермаковых казаков. В сибирских служилых в конце XVI-XVII вв. верстались ссыльные, люди гулящие и даже крестьяне. Обусловливалось это редкостью населения и одновременно большой потребностью в служилых. Данная практика была оставлена только в конце XVII в. Однако в старозаселенных районах Западной Сибири уже во второй четверти XVII в. начинаются «разборы» с целью отставить от службы поверстанных из крестьян, посадских и гулящих людей и принять на их место детей служилых [2. С. 89-91]. В данной ситуации доморощенные родословные становились едва ли ни единственными аргументами для сохранения социального Земные и небесные всадники града Березова: к вопросу о роли мифоэпической традиции 55 статуса, а также превращались в фундамент формирования одного из элементов исторического самосознания сибиряков. Так, в Кунгурской летописи говорится, что после зимовки на Сылве некоторые казаки Ермака остались здесь жить [13. С. 313-314]. В.В. Блажес подметил, что это сообщение летописи позаимствовано из местных преданий. Предания о потомках ермаковых казаков бытовали на Сылве еще в конце XIX -начале XX в. Таковыми считали себя жители д. Ермаки и Кокуй, а рядом с д. Ермаки, в районе д. Петушки, в свое время якобы поселился «и разбоем кормился» один из бывших соратников Ермака - казак по прозвищу Петух [14. С. 20-21]. Чусовую также в свое время населили «потомки казаков Ермака», проживавшие здесь в начале XIX в.: «...в 30 верстах от Кы-новского завода, подле Ермакова камня, есть гора Ермакова в пяти верстах от деревни Ермаковой. На вершине сей горы есть. вход в пещеру. Сказывают, что будто бы Ермак Тимофеевич, будучи в первый раз побежден вогуличами, скрывался в сей пещере с небольшим числом оставшегося у него войска» [15. Л. 300301]. На Каме «ермаковские атаманы» Сокол и Петух основали соответственно с. Елово и д. Толстик [14. С. 56]. В верховьях р. Туры в конце XIX - начале XX в. располагалась целая россыпь деревень, якобы основанных ермаковцами: Красная горка (многие старожилы носили фамилию Ермаковы), Кордюкова (основатель - ермаков казак Кордюк), Рогозина (Рогозин), Лобанова (Лобанов), Дерябина (Дерябин). Город Верхотурье якобы постепенно вырос на месте, где Ермак Тимофеевич поставил свой дом [16. С. 121]. В Алапаевском районе Свердловской области находится д. Ермаки. Согласно местному преданию, основана она была двумя казаками Ермака [17. С. 49-50]. В СлободоТуринском районе Свердловской области есть старинная д. Ермакова. Одна из распространенных в этой деревне фамилий - Ермаковы. В Таборинском районе Свердловской области стоит старинная д. Ермаково [17. С. 50-51]. Далее по маршруту сибирской экспедиции казаков в конце XIX в. считали себя их потомками жители д. Котино Тобольской подгородной волости [14. С. 73]. В Тобольском районе Тюменской области на р. Суклемке располагается старинное с. Ермаково. Наконец, недалеко от места трагической гибели славного атамана, близ устья р. Вагай, стояла д. Ермаки (в XIX в. - Ермакова, населенный пункт упразднен в 2014 г.), которая, согласно местному преданию, была основана казаками оставленного здесь Ермаком «дозора» [16. С. 118; 17. С. 52]. Гибель Ермака не стала препятствием для продвижения далее на восток мифотворчества «потомков ермаковых казаков». В Ишим-ском лесостепье, в Викуловском районе Тюменской области, по сей день стоит д. Ермаки [17. С. 52]. В На-рымском крае от сподвижников Ермака вели начало следующее деревни: «От Даура - Даурская, Голяша -Голошихина, Костаря - Костырева, Завьялова - Вялова, Толмача (переводчик был у Ермака) - Толмаче-во.» (предание записано в 1940-х гг.) [18. Л. 109]. В формировании сакральной составляющей исторического самосознания населения Северного Зауралья определяющее значение имел фактор этнокультурного взаимодействия. Уже на раннем этапе колонизации края часть аборигенов инкорпорировалась в состав русского населения (смешанные браки, новокрещены): «Когда Ермак проходил, часть его людей оставалась -земли много. Чалдоны - помесь хантов и мансей с донскими казаками. Чалдонских деревень, которые основал Ермак, много» (записанно в с. Таборы Табо-ринского р-на Свердловской области в 1970-х гг.) [17. С. 63]. По меньшей мере трое «новокрещенов» уже в начале XVII в. проживали в Березове и возле него [19. С. 12]. Этнокультурное взаимодействие облегчалось тем обстоятельством, что значительная часть переселенцев с Русского Севера и Приуралья являлись представителями финно-угорских народов, а выдающаяся роль в этом миграционном потоке принадлежала коми [9. С. 98-108]. Обрусевшие коми (ижемцы, сысоличи, вымичи, лузяне, вилежане) составляли значительную часть первонасельников Березова [8. С. 309312; 20. С. 78]. На первых порах этонокультурное взаимодействие принимало причудливые формы. Так, после смерти кодского князя Игичея Алачева святыня древней Коды - «Палтыш-балван» (богиня Калтащ) был «взят на Березов в казну» [21. С. 183]. Обладание столь значимой реликвией прибавляло легитимности русскому владычеству, но находилось в противоречии с задачей христианского просвещения аборигенов. Иконы для реализации этой задачи были уместнее. Священники и миссионеры в XVIII-XIX вв. отмечали, что иконы были более понятны аборигенам, нежели проповедь [22. С. 32]. Согласно преданию, «ермаковы казаки» принесли в Березов иконы: «Архангел Михаил грозных сил воевода» (рис. 1) и святой Николай Мирликийский в образе «Никола Можайский» [23. С. 33]. Рис. 1 «Ермаковская» икона «Архангел Михаил грозных сил воевода» из Воскресенского собора г. Березова. Фотография начала XX в. С.В. Туров 56 Кроме икон они якобы принесли в Березов знамя, на одной стороне которого был воспроизведен распространенный с XVI в. в русской иконописи сюжет «Дмитрий Солунский поражает копьем хана Мамая». На другой стороне - изображение архистратига Михаила в том же, что и на упомянутой выше иконе, образе (рис. 2) [24]. тшиашшт шшяватшшш ■■■■■■■■> . 11>іі Рис. 2. Березовское «знамя Ермака» в прорисовке М.С. Знаменского Конечно, пришлое население в первую очередь следовало собственным предпочтениям. Чудотворец Николай - популярнейший святой Русского Севера. Он считался покровителем путников, мореходов, торговцев [25]. С теми же функциями и с той же высокой степенью популярности он был воспринят в Сибири. Здесь и сегодня как в музеях, так и в частных собраниях иконы св. Николая занимают по количеству второе место после икон Богородицы [26. С. 154]. Аборигенное население Сибири тоже выделяло «русского Бога Миколая» [27. С. 27]. Николай Мирликийский - единственный святой, приходивший обским уграм и само-дийцам в видениях в образе «седого старика». Иконы св. Николая можно было встретить в самых отдаленных кочевьях. Аборигены тундры приняли в свой оленеводческий хозяйственный календарь праздники, связанные с культом св. Николая (Никола вешний (9/22 мая) и Никола зимний (6/19 декабря) [28. С. 123-125]. Образ «Архангел Михаил грозных сил воевода» был избран березовцами в качестве палладиума также неслучайно. Архангела Михаила на Русском Севере, а позднее в Сибири почитали повсеместно [29, 30]. Представления о могущественном небесном заступнике широко бытовали в служилой среде Русского Севера. Двадцатыми годами XVII в. датируется так называемый «Великоустюжский сборник заговоров», в основ- Земные и небесные всадники града Березова: к вопросу о роли мифоэпической традиции 57 ном его составляют заговоры от вражеского оружия. А.А. Турилов и А.В. Черницов считают, что владельцем сборника был «профессиональный колдун... выходец из демократической части войска» [31. С. 70]. В подавляющем большинстве текстов сборника упоминается архангел Михаил. В народном сознании бытовало убеждение об особом покровительстве архангела Михаила ермаковскому воинству. Так, наверняка из устных преданий, в Кунгурскую летопись попадает рассказ, иллюстрированный соответствующим изображением, явления небесного воеводы во время битвы с «нечестивыми агарянами» в урочище Березовый Яр [32. C. 10]. В одном из бытовавших в Зауралье апокрифических текстов архангел упоминается как «победитель супостатов». [33. Л. 1]. В образе «Архангел Михаил грозных сил воевода» аборигены Нижнего Приобья могли видеть параллели с собственным религиозным персонажем. Мир-сусне-хум (Мир озирающий человек) у манси выполняет роль посредника между людьми и Торумом [34. С. 15]. У ненцев сходное по функциям и атрибутам божество именовалось Явмалом, у хантов - Орт ики [35. С. 3435]. На березовской иконе архангел Михаил изображен на крылатом коне. На крылатом же коне Мир-сусне-хум ежедневно парит в облаках над Землей. Важное место в атрибутике Мир-сусне-хума отводится его шапке конической или куполообразной формы [34. С. 17]. На березовской иконе архангел Михаил изображен в княжеской короне, а в изображении на знамени корона имеет куполообразное навершие. Для аборигенов Обского Севера крылья за спиной св. Михаила соответствовали зооморфному облику Мир-сусне-хума («Гусь богатырь») [Там же. С. 15]. Композиция иконы до известной степени отражала иерархию и взаимосвязи языческого пантеона аборигенного населения Нижнего Приобья. На иконе Михаил (Мир-сусне-хум) занимает серединное положение; вверху, в небесах, - Господь (Нуми торум); внизу, на земле, -поверженный дьявол (Куль). Куль отыр первоначально обитал на небесах. Затем Торум изгнал строптивого Куля. Решающая роль в изгнании Куля принадлежала Мир-сусне-хуму. Он поразил Куля стрелой. Поверженный Куль убрался в подземный мир [Там же. С. 23]. По-видимому, со временем архистратиг Михаил был переосмыслен аборигенами как воплощение Мир-сусне-хума. В 1610 г. в Березовском Воскресенском монастыре была освящена одноименная церковь [36. С. 189]. Ее поставили в священной для аборигенов лиственничной роще, которая почиталась еще в конце XIX в. и была посвящена Мир-сусне-хуму [37. С. 417]. В начале XX в. А.А. Дунин-Горкавич записал в юртах Непкиных близ Березова предание, связанное с этим урочищем: «Стали русские просить шаманов, чтобы они от себя просили божество отдать это место для постройки церкви. И сказало божество шаманам: «Теперь здесь поклоняются только те, которые настояще не знают моего Бога, а потом здесь будут поклоняться моему Богу знающие Его и не понимающие. Я должен отдать то место» [38. С. 13-14]. Монолог Мир-сусне-хума может быть истолкован как признание преемственности его культа в христианской вере. В свою очередь, в народных религиозных представлениях пришлого населения сибирского северо-запада архангел Михаил приобретает со временем черты, явно созвучные аборигенным верованиям: «Огради святыми твоими ангелами, Михаиле Архангел, всякую немочь и всякую зависть, искушение черовства, от волшебства, от черново зверя, от белова медведя (выделено мной. -С.Т.), от действа находящую, от дьявольского (отгоньем) от нево...» - говорится в заговоре «от лихорадки», бытовавшем на Нижнем Иртыше еще в начале 1990-х гг. [39. С. 138]. Белый медведь в этих местах не водится. Там, где он водится, в тундре, у ненцев, «старик Ми-кулай» был защитником от бурого и белого медведя [27. С. 26]. Финно-угорские мифологические представления впитываются народным православием на Русском Севере еще до начала колонизации Сибири. Свидетельством тому тексты «Олонецкого сборника заговоров», записанные в 1620-1640-е гг., но бытовавшие, конечно, задолго до этого. В сборник вошли заговорные формулы на русском и «карельсковепсском» языках. Среди мифических персонажей здесь присутствует некий всадник: «.едет из окияна моря человек медян; и конь под ним медян и лук медян, и стрелье медное; и тянет крепок лук и стреляет метко. На мху стоит сосна золотая, на сосны золотой белка золотая. И пострелит медной человек белку золотую и вынимает у ней сердце булатное.» [40. С. 128-129]. Загадочный всадник спешивается в Северном Зауралье. В 1909 г. Д.Т. Яновичем в дельте Оби между Обдорском и р. Щучьей в могилах аборигенов была обнаружена подвеска-бляха с изображением «сцены охоты на белку с луком и стрелами». Еще две бляхи с таким изображением имеются в собрании Ямало-Ненецкого окружного музея и в археологической коллекции УрФУ. На бляхе из собрания УрФУ, найденной на южном Ямале, охотник готовится выстрелить в белку, сидящую на дереве [41. С. 12-13]. В «Олонецком сборнике» упоминается персонаж, по своим функциям и внешнему виду явно перекликающийся с образом Мир-сусне-хума: «Ездит тот муж золот на золотом коне от востока и до запада, от севера и до лета, а поднимается на небо на воздуси, а страстит под собою землю и воду, и люди худые.» [40. С. 133]. Одна из ипостасей Мир-сусне-хума - «золотой человек». Его конь имеет золотую гриву и серебряные копыта. Мир-сусне-хум не только установил нормы человеческого бытия, но и следит за их соблюдением. [42. С. 183]. Насколько далеко зашел процесс христианско-языческого синкретизма в случае архангела Михаила - Мир-сусне-хума, возможно, свидетельствует следующий эпизод. В 1900 г. в церкви с. Чемашево Березовского уезда было изъято и отправлено в Тобольск деревянное распятие. Вместо Иисуса Христа на распятии находился некий ангел «.с распростертыми руками» [43. Л. 474-474 об.]. Так закладывались основы локальной версии народного православия русских сибиряков и традиции двоеверия аборигенов, а святой крылатый всадник Михаил (Мир-сусне-хум) продолжил свое победное движение «встреч солнцу». В Сибири известны лишь единичные иконы архистратига Михаила, изобража- С.В. Туров 58 ющие его пешим в рост или по пояс [26. С. 165]. На Урале и в Западной Сибири в целом культ архангела Михаила по значимости уступал лишь Спасителю, Богородице и св. Николаю [30. С. 163]. В Северном Зауралье Архангел Михаил по почитаемости (по количеству церковных престолов) также уступал только указанным выше персонажам священной истории [39. С. 3-37]. В мифологии обских угров присутствовало всегда, а под влиянием христианства усилилось представление о триаде главных божеств, выделяющихся из сонма богов и духов. Нуми-торум представлялся как Бог-отец, или как св. Николай. Мир-сусне-хум - Христос. Богиня Калтащ, супруга Торума и мать Мир-сусне-хума, - Богородица [44. С. 137, 225; 45. С. 285-286]. В этой связи не выглядит случайным, что своей «древностью и величественностью» отличались еще две иконы Воскресенского собора Березова - «Нерукотворного Спасителя» и «Казанской Божьей Матери». Считалось, что эти иконы ранее находились в иконостасе самой первой церкви [46. С. 504]. В 1750 г. на проезжей башне Березовского острога «висели... первый образ Нерукотворенный Господа Бога Иисуса. вторый образ Пресвятыя Богородицы Знамения, третий образ святого архистратига Михаила» [47. Л. 1-1 об.]. В 1892 г. в Березове было отпраздновано 300-летие города. Во время праздничного молебна звучали каноны «Спасителю, Божией Матери, св. Архистратигу Михаилу и святителю Николаю.», т.е. прославлялась местночтимая православная традиция Березовского края [48. С. 281-282]. Эта же традиция просматривается в посвящении церковных престолов и почитании икон в Северном Зауралье в целом. В Троицкой церкви Кодинского (Кондинского) монастыря, самого значимого центра православия в Нижнем Приобье, в 1673 г. «местными иконами» являлись: «Живоначальная Троица», «Воскресение Христово», «Успение Пресвятыя Богородицы», «Чудо архистратига Михаила», «Никола Чудотворц», «Собор Иоанна Предтечи» [49. С. 520-521]. В Малоатлымском хораме во имя Преображения господня (основан между 1714 и 1716 гг.) «особенно выделялись прихожанами иконы Спасителя и Божьей Матери» [50. С. 256]. В храме имелся придел во имя архангела Михаила, а значит, и соответствующая храмовая икона [51. Л. 9, 31]. В с. Мужы, в храме во имя св. Архистратига Михаила и прочих Бесплотных сил, в 1884 г. были освящены престолы: «Архистратига Михаила, Благовещения Пресвятой Богородицы и Святителя и Чудотворца Николая» [1. Л. 116 об., 141]. Таким образом, широко распространившееся в Сибири представление о «сродстве с ермаковыми казаками» сформировалось в связи с фольклорной трактовкой истории сибирской экспедиции Ермака и под влиянием интересов служилого сословия. Сутью сакральной составляющей самосознания являлся синкретизм народного православия пришлого населения (русские, финно-угоры Русского Севера) и верований аборигенов тайги и тундры, вылившийся, в частности, в устойчивые местные православные традиции и культы.
Ключевые слова
Северное Зауралье,
Русский Север,
Ермак,
казачество,
фольклор,
этнокультурное взаимодействиеАвторы
Туров Сергей Викторович | Тюменский государственный университет | кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории | svtur57@mail.ru |
Всего: 1
Ссылки
ГБУТО ГАТ. Ф. 353. Оп. 1. Д. 202 а.
Соколов А. Из дневника ханды-батько // Тобольские епархиальные ведомости. 1910. № 11. С. 251-257.
Акишин М.О. Материалы к истории Кондинского Троицкого монастыря. XVII в. // Российское государство в XIV-XVII вв. СПб. : Дмитрий Буланин, 2002. С. 509-532.
Путинцев М. Юбилейное торжество в г. Березове // Тобольские епархиальные ведомости. 1892. № 13-14. С. 279-283.
Российский государственный архив древних актов (РГ АДА). Ф. 214. Оп. 1, ч. 8. Д. 6046.
Абрамов Н.А. Исторические сведения о церквах города Березова // Известия Императорского археологического общества. 1861. Т. 3. С. 328-332.
ГБУТО ГАТ. Ф. 716. Оп. 1. Д. 35.
Карьялайнен К.Ф. Религия югорских народов : в 3 т. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1995. Т. 2. 284 с.
Отчет Тобольского епархиального комитета высочайше утвержденного православного миссионерского общества за 1888 г. // Тобольские епархиальные ведомости. 1889. № 11-12. С. 276-289.
Малоземова О.В. Русские художественные бронзы на севере Западной Сибири // Научный вестник. Салехард : Департ. информ. и соц.-пол. исслед. Адм. ЯНаО, 2002. Вып. 9. С. 10-16.
Гемуев И.Н. Мировоззрение манси: Дом и Космос. Новосибирск : Наука. 1990. 232 с.
Русские заговоры из рукописных источников XVII - первой половины ХІХ в. / сост. и коммн. А.Л. Топорков. М. : Индрик, 2010. 832 с.
Туров С.В. Русское Северное Зауралье. Церковно-исторические и этнологические очерки. Салехард : Красный Север, 2006. 143 с.
Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север : в 3 т. М. : Либерия, 1996. Т. 3. 208 с.
Гондатти Н.Л. Следы язычества у инородцев Северо-Западой Сибири // Пархимович С.Г., Туров С.В. Выдающиеся губернаторы тобольские и сибирские. Тюмень : Изд-во Ю. Мандрики, 2000. С. 404-444.
Шашков А.Т. К истории Воскресенского монастыря и церквей города Березова // Известия Уральского государственного университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2004. Вып. 8, № 33. С. 187-203.
Головнев А.В. Смотрящий за миром // Самодийцы : материалы VI Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск : Омский гос. пед. ун-тет, 2001. С. 34-35.
Зенько А.П. Представления о сверхъестественном в традиционном мировоззрении обских угров. Новосибирск : Наука, 1997. 152 с.
Краткая Сибирская летопись (Кунгурская). СПб. : Тип. Ф.Г. Елеонского и Ко, 1880. 52 с.
Древлехранилище ЛАИ УрГУ. Кировское (XVII) собр. 112р / 4411.
Отреченное чтение в России XVII-XVIII веков / отв. ред. А.Л. Топорков, А.А. Турилов. М. : Индрик, 2002. 584 с.
Белобородов С.А. «Кто, яко Бог?» (к истории почитания Архангела Михаила на Урале и в Западной Сибири) // Архангел Михаил : альбом-каталог. Екатеринбург : Локомотив, 2009. С. 149-165.
Быкова В.М. О почитании архангела Михаила на Севере (текстологическая характеристика Чуда в Хонех) // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера. Петрозаводск : Изд-во Карельского науч. ц-тра РАН, 2003. С. 349-352.
Перевалова Е.В. Атых Микола-Торум (Милостивый бог Николай) // Уральский исторический вестник. 2008. № 4 (21). С. 119-130.
Хомич Л.В. Влияние христианизации на религиозные представления и культы ненцев // Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири. Л. : Наука, 1979. С. 25-28.
Велижанина Н.Г. У истоков сибирской иконописи // Культурно-бытовые процессы у русских Сибири. XVIII - начало XX в. Новосибирск : Наука, 1985. C. 155-170.
Катанаев Г. Справка о старых знаменах // Сибирские войсковые ведомости. 1916. № 2, 3.
Почитание святителя Николая Чудотворца и его отражение в фольклоре, письменности и искусстве. М. : М-Сканрус, 2007. 255 с.
Абрамов Н.А. О церквах города Березова от основания его до настоящего времени // Тобольские губернские ведомости. 1859. № 9. С. 32-37.
Путевые журналы миссионеров Обдорской миссии (60-70-е гг. XIX века) / сост. и коммент. В.Я. Темплинг; вступ. ст. и коммент. С.В. Турова. Тюмень : Изд-во Юрия Мандрики, 2002. 224 с.
Жеребцов И.Л. Коми - жители первых западносибирских городов в конце XVI - первой четверти XVII вв. // Культурное наследие Азиатской России. Тобольск : Тобольск. гос. пед. ин-т, 1997. С. 77-78.
История Ханты-Мансийского автономного округа с древности до наших дней / отв. ред. Д.А. Редин. Екатеринбург : Волот, 1999. 466 с.
Coлодкин Я.Г. Казачество Северо-Западной Сибири на рубеже XVI-XVII столетий : очерки ранней истории. Нижневартовск : Изд-во Нижневартовск. гос. ун-та, 2018. 142 с.
Балюк Н.А., Зайцев Г.С., Туров С.В. и др. Ермак - гордость России : краткий исторический справочник. Тюмень : Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2016. 344 с.
Отдел рукописей РГБ. Ф. 542. Картон № 80. Ед. хр. 11.
Ермак Тимофеевич: славный сын земли русской : летописные материалы, народные песни, предания / сост. и авт. примеч. В.П. Кругляшова. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1989. 129 с.
Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 159. Д. 138.
Блажес В.В. Фольклор Урала: народная история о Ермаке (исследование и тексты). Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та, 2002. 186 с.
Вершинин Е.В. Русские старожилы Березова (XVII-XVIII вв.) // Русские старожилы. Тобольск-Омск : Омск. гос. пед. ун-т, 2000. С. 271274.
Сибирские летописи : издание императорской Археографической комиссии. СПб. : Тип. И. Н. Скороходова, 1907. 464 с.
Скрынников Р.Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск : Наука, 1986. 252 с.
Ромодановская Е.К. Строгановы и Ермак // История СССР. 1976. № 3. С. 139-148.
Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. М. : Наука, 1982. 224 с.
Вершинин Е.В. Русская колонизация Северо-Западной Сибири в конце XVI-XVII вв. Екатеринбург : Уральский рабочий, 2018. 502 с.
Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI - начале XVIII в. М. : Наука, 1972. 392 с.
Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII-XVIII в. М. ; Л. : Изд-во Акад. наук СССР, 1946. 228 с.
Никитин Н.И. Соратники Ермака после «сибирского взятия» // Проблемы истории России. Екатеринбург : Волот, 2001. Вып. 4: Евразийское пограничье. С. 51-87.
Шашков А.Т. Начало присоединения Сибири // Проблемы истории России. Екатеринбург : Волот, 2001. Вып. 4: Евразийское пограничье. С. 8-51.
Летопись сибирская. СПб. : Тип. Департамента народного просвещения, 1821. 82 с.
Государственное бюджетное учреждение Тюменской области Государственный архив в г. Тобольске (ГБУТО ГАТ). Ф. 716. Оп. 1. Д. 26.
Александров В.А., Покровский Н.Н. Власть и общество: Сибирь в XVII в. Новосибирск : Наука, 1991. 401 с.