Magna Carta from the Middle Ages to the Early Modern Time. About John Baker’s book «Reinvention of Magna Carta 1216-1616.pdf В 2015 г. мир широко отметил 800-летие Великой хартии вольностей. Хотя юбилейные мероприятия закончились, книги об этом историческом и правовом памятнике, от которого нередко ведут отсчет либеральной идеи, продолжают издаваться [1]. Исследование профессора Кембриджского университета Джона Бейкера, старейшего и авторитетнейшего историка английского права, отличают не только фундаментальность, огромный подбор источников, включая написанные по-французски (язык английского судопроизводства Средних веков и раннего Нового времени) и латыни, но и оригинальный взгляд и подход к изучаемому предмету. Исследование делает экскурсы в XIV и XV вв., но основной его объем посвящен трансформации восприятия памятника, актуализации и артикуляции в нем новых смыслов, которые внесли XVI в. и предреволюционная эпоха. Хронологические рамки исследования Дж. Бейкера почти совпадают, что отмечает сам автор [2. Р. IX], с монографией Файт Томпсон (1948) [3], которая описала правовую историю Великой хартии. Дж. Бейкер стремится показать не историю памятника, а историю его временного «переосмысления», в результате которого Великая хартия вольностей оказалась спаяна и ассоциирована с такими ценностными установками, как права индивидуума, конституционная монархия и управление в рамках права [2. P. XII]. Особая заслуга, по его мнению, в привнесении в средневековый текст хартии новых смыслов принадлежит позднетюдоровским и раннестюартовским юристам общего права [Ibid. P. XII]. В значительной степени книга строится на лекциях (readings) правоведов, которые они читали студентам и юристам в судебных подворьях. Отметим, что многие из них ввел в оборот и издал сам Дж. Бейкер [4]. Уже в первых двух главах - «Правовой характер Великой хартии вольностей» и «29 статья Великой хартии вольностей» - подчеркивается, что документ, воспринимаемый в предреволюционное время как краеугольный камень английского государства и права, медленно обретал этот статус и образ. В 1215 г. на лугу Раннимид мятежные бароны, епископы и жители Лондона вырвали у короля Иоанна Безземельного подтверждение своих вольностей. Это было «мировое соглашение» сторон [2. P. 7]. Тот пространный документ, расчлененный на параграфы только в середине XVIII в., фактически никогда не функционировал и даже долгое время оставался забытым. Следующие поколения, и прежде всего юристы, использовали редуцированную версию Великой хартии 1225 г., дарованную малолетним королем Генрихом III. Пожалование вольностей и привилегий в 1225 г., затем подтвержденное в 1267 и 1297 гг., трансформировалось к XVII в. в парламентский акт [Ibid. P. 1-12], который, по утверждениям Эдварда Кока, самого авторитетного предреволюционного правоведа, подтверждался парламентами еще 32 раза [Ibid. P. 9], и декларацию фундаментальных принципов общего права и вольностей [Ibid. P. 13-17], которые не подлежат изъятию или изменениям [Ibid. P. 24-32]. В XIV в., пишет Дж. Бейкер, сформировалось представление о том, что власть должна править в соответствии с «надлежащим процессом» (due process) права и может быть скорректирована [Ibid. P. 52], если ее решения и действия будут противоречить Великой хартии вольностей [Ibid. P. 40-46]. А к началу XV в. в результате реинтерпретаций из хартии выводились уже следующие принципы: «Король не может, если этого ему не позволяет процесс права, посылать судей или должностных лиц притеснять лю- Великая хартия вольностей от Средних веков к раннему Новому времени 189 дей или захватывать собственность подданных. У короля нет власти делать то, что он не может делать. Король не может менять право страны» [2. P. 68]. Третья глава разбирает лекции юристов общего права, читанные в судебных подворьях между серединой XIV и серединой XVI в., которые были посвящены Великой хартии вольностей [Ibid. P. 69-109]. В ходе лекций правоведы последовательно подвергали толкованию каждое слово документа. Автор показывает, что хотя в XV в. хартия повсеместно исчезла из юридической и парламентской практики, она осталась в практике преподавания права. Судебные подворья стали единственными местами, которые поддерживали ее жизнь. Правда, в ходе лекций юристы старательно избегали проблемы соотношения власти короля и принципов общего права [Ibid. P. 86-87]. К XVI в. в подворьях была сформулирована идея, что «в своей значительной части право, которое используется сейчас, вышло из Великой хартии» [Ibid. P. 81]. Начиная c XVI в. в Англии к хартии стали прибегать, чтобы ограничить или осудить произвол со стороны должностных лиц монархии [Ibid. P. 97-99]. Автор полагает, что филологический анализ содержания Великой хартии вольностей, в ходе которого в нее привносилось отличное от первоначального содержание, подлинной высоты достигает во французских текстах Уильяма Флитвуда и его лекциях (глава 6 книги). У. Флитвуд утверждал, что «желание государя больше не может иметь силу закона» [Ibid. P. 246-247]. Подлинное возрождение хартии, подчеркивает Дж. Бейкер, происходит в XVI в. (главы 4-8 книги), а после 1580 г. обращения к ее статьям растут, подобно «взрыву». Особенно часто прибегают к 29-й статье, чтобы защитить личную свободу человека от произвольного ареста и собственность [Ibid. P. 110, 250]. На протяжении всей книги автор постоянно возвращается к 29-й статье, которая считается центральной в Великой хартии, она запрещает королю арестовывать, заключать в тюрьму, изгонять и «обездоливать» без приговора суда и не «по закону страны». Одновременно повествование Дж. Бейкера об использовании Великой хартии вольностей в XVI и начале XVII в. является описанием столкновений юрисдикций судов общего права с судами церковными, прерогативными и так называемыми «судами справедливости» (прежде всего Судом лорда-канцлера), в ходе которых проблема защиты свобод подданных и их собственности поднималась постоянно (главы 4, 8 книги). Во второй половине XVI в. юристы общего права, несмотря на недовольство и запреты короны, начинают открыто обсуждать королевскую прерогативу и ее пределы. Используя Великую хартию вольностей, предпринимаются попытки очертить пределы королевской власти. Юристы затрагивают правовой статус королевских прокламаций и отказывают им вправе считаться законом. Ссылаясь на 29-ю статью, выступают против произвольных арестов без предъявления обвинений. Оттачивают процедуру habeas corpus для освобождения заключенных. Стремятся дать четкое определение королевской привилегии «защищать» (protection) преступивших закон от преследования по общему праву, а также покупать товары для двора по назначенным и фиксированным ценам (prerogative right of purveyance), вводить новые пошлины (impositions), раздавать монополии (глава 5 книги). Главы 10 и 11 книги Дж. Бейкера повествуют об Эд. Коке, занимавшем до своей отставки в 1616 г. должность главного судьи Англии, который часто использовал Великую хартию вольностей в спорах с королем, а позднее, став депутатом парламента, при обсуждении, составлении и принятии знаменитой «Петиции о праве» (1628). Кроме того, для начала XVII в. Эд. Кок оставил самый пространный текст о Великой хартии, которым открывается 2-й том его «Институций», посвященный парламентским актам [5. P. 1-78]. Дж. Бейкер не ограничивается только вторым томом «Институций», он обращается к французским рукописным заметкам Эд. Кока о 29 статье хартии и разбираемым правоведом в процессе его карьеры судебным делам. Исследователь полагает, что никто до Эд. Кока так часто не обращался к 29-й статье. Эд. Кок считал вслед за юристом XIII в. Генри Брайтоном, что власть короля определяется правом, тогда как его главные оппоненты -король Яков I, канцлер Англии Томас Эллисмер, генеральный атторней Френсис Бэкон - утверждали, что в силу божественного происхождения власти она не может определяться ни общим, ни статутным правом [2. P. 340-345]. Эд. Кок старался, показывает Дж. Бейкер, соединить положения 29-й статьи, процедуры habeas corpus и используемый для ограничения деятельности Высокой комиссии, преследующей пуритан, «приказ о запрещении» (write of prohibition), которым суды общего права изымали дела у этого прерогативного органа и других церковных судов [Ibid. P. 347, 352-375]. Одним из лейтмотивов многочленных исследований по истории хартии, который звучал и в ходе юбилейных мероприятий, является утверждение о том, что усилиями Эд. Кока и его собратьев по юридическому цеху Великая хартия вольностей в предреволюционной Англии была превращена в миф, обретя статус хранительницы незыблемых прав и свобод. Дж. Бейкер своим исследованием утверждает совершенно иную точку зрения, полагая, что рецепционная жизнь Великой хартии была намного сложнее и ее реинтерпретация заняла несколько столетий. Вместе с тем Дж. Бейкер согласен, что именно в предреволюционное время Великая хартия вольностей обрела очень высокий авторитет и на несколько десятилетий вошла в массовый оборот. Исторические изыскания второй половины XVII и XVIII в. лишили ее героического статуса и сделали отношение к хартии более взвешенным. Но, подчеркивает он, это не умаляет ее роли и всемирного значения, поскольку некоторые ее положения действуют до сих пор, присутствуя как принципы во «Всемирной декларации прав человека» (1948) и как нормы в современном административном праве Британии [Ibid. P. 450- 451]. Специальной высокой оценки заслуживают стостраничные приложения к книге, где автор разместил переведенные им с юридического французского материалы из трактатов, лекций и судебных дел, написанные, прочитанные и разобранные между серединой XV и началом XVII в., в которых юристы обращались к 29-й статье Великой хартии вольностей.

Скачать электронную версию публикации