Сейминско-турбинские бронзы в одиновской и кротовской культурах
Статья представляет расширенный вариант доклада, прочитанного на юбилейной XVIII Международной Западносибирской археолого-этнографической конференции «Западная Сибирь в транскультурном пространстве Северной Евразии: итоги и перспективы 50 лет исследований ЗСАЭК», состоявшейся 16-18 декабря 2020 г. на базе Томского государственного университета. Рассматривается проблема специфики существования бронз сейминско-турбинского типа у носителей одиновской и кротовской культур эпохи ранней-развитой бронзы в Обь-Иртышском междуречье, которые достаточно известны в регионе. На поселениях и в могильниках обнаружены литейные формы для изготовления предметов сейминско-турбинского типа. Кротовцы не только адаптировали сейминско-турбинские предметы, но изобрели новые формы, известные только в Прииртышье. В одиновских комплексах есть иные формы сейминско-турбинских предметов. Можно полагать, что через кротовцев шел транзит предметов сейминско-турбинского феномена на запад и особенно на восток. Не исключено, что в лесостепном Прииртышье на рубеже III-II тыс. до н.э. сформировался очаг носителей сейминско-турбинских бронз.
Seima-Turbino bronzes in Odinovo and Krotovo cultures.pdf За последнее пятидесятилетие учеными Советского Союза и современной России проделана огромная работа по изучению культур эпохи бронзы на территории Западной Сибири. Особое место занимали образования периода ранней-развитой бронзы, расположенные в лесостепной зоне Западной Сибири и относящиеся к доандроновской эпохе. К их числу относятся такие культуры, как окуневская [1], самусьская [2-4], кротовская [5-7], елунинская [8, 9], каракольская [10, 11], крохалевская [5, 12, 13], одиновская [14, 15] и др. Данные культуры объединяет ряд близких черт в формах и орнаментации глиняной посуды, отдельных составляющих инвентаря и погребальной практики, однако каждое из этих образований имеет свою специфику, что и позволило в свое время выделить их как особые. Была проведена работа и по корреляции данных образований [3]. Характерной особенностью ряда отмеченных культур является наличие бронз сейминско-турбинского типа в составе комплексов, что также является эпохальным показателем для перечисленных культурных образований. Проблемы, связанные с изучением сейминско-турбинской металлургии в 80-е гг. прошлого века и ярко обозначенные Е.Н. Черных и С.В. Кузьминых в фундаментальных исследованиях [16, 17], и сегодня, с накоплением новых материалов, не утратили своей актуальности. Помимо открытия сейминско-турбинских бронз в Синьцзяне [18-20], особенно важно нахождение таких бронз в комплексах, надежно связанных с конкретными археологическими культурами. По меньшей мере две таких культуры известны на территории лесостепной части Западной Сибири, о них-то и пойдет речь в настоящем исследовании. Определенные особенности имеют предметы сей-минско-турбинского облика, связанные с погребальными комплексами елунинской культуры [21], бронзы самусьско-кижировского типа представлены в памятниках самусьской культуры [17]. Весь этот материал может быть рассмотрен особо, он также неоднократно исследовался в специальных работах. Одиновская и кротовская культуры изучены на сегодняшний день достаточно неплохо. Широкомасштабным раскопкам подвергались как поселенческие, так и погребальные комплексы их носителей. При этом значительный материал опубликован [6, 22, 23 и др.]. В погребальных комплексах обеих культур найдены классические бронзовые предметы сейминско-турбин-ского облика. Речь идет как о специфических кельтах, своеобразных наконечниках копий, так и, что особенно важно, о литейных формах для их производства, представленных в материалах кротовской культуры. Реже, но все-таки встречаются, возможно, близкие к сеймин-ско-турбинским формам свидетельства бронзолитейного производства и на одиновских поселениях [24]. Устойчивая повторяемость этого явления на целом ряде могильников (несколько более ранних - одиновских - таких как Тартас-1, Преображенка-6 [25], и более поздних - кротовских - таких как Ростовка, Сопка-2/4БВ [6, 7]), несомненно, свидетельствует о том, что явление это было отнюдь не случайным, а вполне устоявшимся. Как я уже подчеркивал, в захоронениях могильников кротовской культуры (Ростовка, Сопка-2/4БВ) были найдены литейные формы для классических кельтов и наконечников копий сейминско-турбинского облика [6, 7], а также технические средства для их изготовления. Более того, на могильнике Сопка-2/4БВ В.И. Молодин 50 обнаружено захоронение мастера-литейщика, свидетельствующее, по-видимому, о формировании такого института в среде носителей культуры [26]. Случаи находок литейных форм для изготовления предметов сейминско-турбинского облика были не единичными, а, можно сказать, достаточно частыми, если не массовыми. На поселениях одиновской культуры (Марково-2, Тартас-1) мы находили следы вполне развитого бронзолитейного производства [14]. Это прежде всего крупные тигли для выплавки довольно большого объема металла, однако фрагментов литейных форм для отливки изделий сейминско-турбинского типа здесь пока не обнаружено. Последнее заставляет предполагать, что такие предметы путем обмена попадали к носителям одиновской культуры от непосредственных носителей сейминско-турбинского транскультурного феномена при их продвижении по акватории Иртыша, а затем веерообразно на запад и восток, в зону лесостепей, при этом активно использовались текущие в широтном направлении речные системы (в частности, р. Омь - правый приток Иртыша). Особо важно подчеркнуть, что источниками сырья для производства бронзовых орудий, в связи с отсутствием собственной рудной базы в лесостепном Прииртышье, служили месторождения на территории современных Восточного Казахстана, Рудного Алтая и, возможно, еще более южных районов Центральной Азии. Поэтому путь поставки сырья совпадал с направлением магистрального движения носителей транскультурного феномена. Носители одиновской культуры, конечно, умели изготавливать бронзовые предметы, однако представляется, что морфология этих изделий была более простой, чем сейминско-турбинская, и одиновцы вряд ли в полной мере обладали секретами тонкостенного литья. В более поздний хронологический период (последняя четверть III тыс. до н.э.), когда на историческую арену активно выходит кротовская культура, носители которой определенное время сосуществовали с оди-новцами, в регионе наступает явный расцвет бронзолитейного производства. Именно в это время традиции, связанные с изготовлением сейминско-турбинских бронз, были активно восприняты аборигенами (т.е. кротов-цами) и не только адаптированы в их среде, но даже способствовали выработке новых форм, существенно обогащающих составляющую самого транскультурного феномена. Об этом ярко свидетельствуют находки литейных форм для отливки классических сейминско-турбинских предметов, обнаруженных в культурных слоях поселений кротовской культуры, например створка каменной литейной формы для отливки кельта (Венгерово-2) [27], обломок формы для изготовления наконечника копья (поселение Черноозерье-VI) [28, 29], бронзовый кельт с сохранившейся частью деревянной рукояти (поселение Старый Тартас-1) [30] и т.д. Традиции, связанные с изготовлением сейминско-турбинских бронз, настолько адаптировались у носителей кротовской культуры, что способствовали появлению в их среде новых своеобразных форм бронзовых предметов, которые нигде более, кроме лесостепного Прииртышья, не встречаются - ни на западе, ни на востоке. Вместе с тем сейминско-турбинский колорит прослеживается на этих предметах совершенно отчетливо. Речь идет о таких изделиях, как однолезвийный кинжал из Ростовки с навершием в виде лошади и лыжника [31], бронзовый втульчатый наконечник копья из окрестностей г. Омска, на котором в качестве скобы на втулке изображена фигурка «кошачьего хищника» [17. Рис. 31, 1], бронзовое навершие в виде головы коня (разрушенный современными бугровщиками могильник вблизи г. Омска) [32, 33]. Уместно полагать, что эти оригинальные предметы (в основе, несомненно, сейминско-турбинские) впитали в себя автохтонный колорит носителей аборигенной кротовской культуры. В захоронениях кротовской культуры также обнаружены in situ три цельнолитых двулезвийных кинжала с бронзовой рукоятью (единственный пока достоверный случай), которые автор этих строк связывает с проявлением сейминско-турбинского феномена в Центральной Азии и Южной Сибири [34]. В материалах кротовского могильника Сопка-2/4БВ такие кинжалы встречаются наряду с литейными формами и предметами классического сейминско-турбинского облика [6]. Исследователи не раз отмечали, что изображение лошадок на рукоятях кинжалов по манере исполнения напоминает навершия сейминско-турбинского типа [35, 36]. Отмечается и некоторая специфика сейминско-турбинских изделий, обнаруженных в погребальных комплексах, с одной стороны, одиновской культуры, с другой - кротовской [25, 37-39], что, видимо, объясняется различиями во времени их бытования у носителей рассматриваемых культур. Данный феномен может свидетельствовать о довольно длительном процессе влияния сейминско-турбинского транскультурного феномена на культуры западносибирских аборигенов, а также об истоках волн, откуда происходило это влияние (рис. 1, 2). Особенно наглядно эти различия фиксируются на формах кельтов. Так, для комплексов одиновской культуры характерны преимущественно кельты типа К-4, а для кротовской культуры их набор более представителен и многообразен и, следуя типологической разработке Е.Н. Черныха и С.В. Кузьминых [17], последние представлены разрядами К-18. В дополнение к сказанному выше уместно отметить, что традиция, связанная с изготовлением сей-минско-турбинских бронз, видимо, настолько адаптировалась у кротовцев, что активно использовалась даже в последующее, уже позднекротовское время. Свидетельство этому мы находим в одном из захоронений могильника позднекротовской (черноозерской) культуры на памятнике Тартас-1 [40] в виде обломка литейной формы для изготовления кельта. Эта традиция окончательно угасает только с приходом на данную территорию носителей андроновской (федоровской) культуры, когда в регионе в целом происходит практически полная смена населения и пришлые с запада андроновцы (федоровцы) окончательно утверждают свои доминирующие позиции, в том числе и в формах бронзового инвентаря. Сейминско-турбинские бронзы в одиновской и кротовской культурах 51 Рис. 1. Изделия сейминско-турбинского типа из комплексов одиновской культуры: 1 - могильник Тартас-1; 2-4 - могильник Преображенка-6 Обозначенные особенности могут говорить еще и о том, что сейминско-турбинские изделия, найденные в одиновских комплексах, являлись предметами импорта, попавшими в западносибирскую лесостепь в результате миграций носителей сейминско-турбинского транскультурного феномена, тогда как изделия кро-товской культуры были в значительной степени местного производства, продуктами собственных масте-ров-литейщиков. Однако последнее не означает, что контактов у аборигенов с носителями транскультурного феномена уже не существовало. Скорее, даже напротив, через носителей кротовской культуры мог осуществляться транзит на восток к носителям крохалев-ской, а затем и окуневской культур, где тонкостенное литье бронзы активно осваивалось как технологический прием, о чем свидетельствуют находки предметов сейминско-турбинского облика и у крохалевцев, и у окуневцев [41, 42]. 52 В.И. Молодин Рис. 2. Изделия сейминско-турбинского типа из комплексов кротовской культуры: 1, 2, 6-8 - могильник Сопка-2/4БВ; 3 - поселение Венгерово-2; 4, 5 - могильник Ростовка; 1, 3 - реконструкция по негативу литейной формы Не исключено, что в лесостепном Прииртышье к концу III тыс. - началу II тыс. до н.э. сформировался своего рода очаг носителей сейминско-турбинских бронз, из которого импульсивно распространялись мигранты на запад и на восток. Об этом свидетельствуют и два крупных могильника с сейминско-турбинскими бронзами [7, 32], и обилие единичных находок [17], и антропоморфные и зооморфные жезлы, обнаруженные в этом же регионе [43]. Как уже приходилось отмечать, носители кротовской культуры сменяют на территории Обь-Иртышской лесостепи представителей одиновской культуры, о чем свидетельствуют и неоднократные стратиграфические наблюдения [44], и серии радиоуглеродных датировок [45, 46]. Вместе с тем очевидно и то, что определенное время носители данных культурных образований сосуществуют на одной территории, о чем свидетельствуют, например, находки одиновской керамики в кротовских поселенческих комплексах [47]. В конечном итоге носители одиновской культуры были ассимилированы или же вытеснены кротовцами, очевидно, на север, в южнотаежную зону, где и развивали исконное для региона металлургическое производство, по-видимому, в этнически более близкой для них среде раннесузгунской культуры.
Ключевые слова
одиновская культура,
кротовская культура,
сейминско-турбинский транскультурный феноменАвторы
Молодин Вячеслав Иванович | Институт археологии и этнографии СО РАН | академик РАН, главный научный сотрудник, заведующий отделом археологии палеометалла | molodin@archaeology.nsc.ru |
Всего: 1
Ссылки
Максименков Г.А. Окуневская культура : автореф. дис.. д-ра ист. наук. Новосибирск, 1975. 40 с.
Матющенко В.И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Томск : Изд-во ТГУ, 1973. Ч. II: Самусьская культура. 139 с. (Из Истории Сибири; вып. 10).
Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М. : Наука, 1981. 278 с.
Молодин В.И., Глушков И.Г. Самусьская культура в Верхнем Приобье. Новосибирск : Наука, 1989. 168 с.
Молодин В.И. Эпоха неолита и бронзы лесостепного Обь-Иртышья. Новосибирск : Наука, 1977. 175 с.
Молодин В.И., Гришин И.Г. Памятник Сопка-2 на реке Оми: культурно-хронологический анализ погребальных комплексов кротовской культуры. Новосибирск, 2016. Т. 4. 452 с.
Матющенко В.И., Синицына Г.В. Могильник у д. Ростовка вблизи Омска. Томск, 1988. 132 с.
Кирюшин Ю.Ф. Энеолит и ранняя бронза юга Западной Сибири. Барнаул : Изд-во АГУ, 2002. 293 с.
Кирюшин Ю.Ф., Грушин С.П., Тишкин А.А. Елунинская культура бронзового века в Обь-Иртышском междуречье // На пути открытия ци вилизации. СПб. : Алетейя, 2010. С. 552-566.
Кубарев В.Д. Древние росписи Каракола. Новосибирск : Наука, 1988. 173 с.
Молодин В.И. Каракольская культура // Окуневский сборник : культура и ее окружение. СПб., 2006. С. 273-282.
Полосьмак Н.В. Керамический комплекс поселения Крохалевка-4 // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск : Наука, 1978. С. 36-45.
Бобров В.В. Кузнецко-Салаирская горная область в эпоху бронзы : ввтореферат дис.. д-ра ист. наук. Новосибирск, 1992. 41 с.
Молодин В.И. Памятники одиновского типа в Барабинской лесостепи // Проблемы западносибирской археологии: эпоха камня и бронзы. Новосибирск : Наука, 1981. С. 63-75.
Зах В.А. Хроностратиграфия неолита и раннего металла лесного Тоболо-Иртышья. Новосибирск : Наука, 2009. 317 с.
Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Памятники сейминско-турбинского типа в Евразии // Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987. С. 84-105.
Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Древняя металлургия Северной Азии. М., 1989. 320 с.
Молодин В.И., Комиссаров С.А., Ван Пэн. Бронзовые наконечники копий сейминско-турбинского типа из Китая // Труды V (XXI) Всероссийского археологического съезда. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2017. Т. 1. С. 715-716.
Молодин В.И. Сейминско-турбинские проявления в Центральной Азии и в Китае // Ancient cultures of Mongolia, Baikal Siberia and Northern China : the VIII Intern. Academic Conf. Changchun, 2017. P. 337-347.
Mei J. Early Metallurgy in China: Some Challenging Issues in Current Studies // Metallurgy and Civilization: Eurasia and Beyond : Proc. of the 6th Intern. Conf. on the Beginnings of the Use of Metals and Alloys (BUMA VI). Beijing, 2009. P. 9-16.
Кирюшин Ю.Ф. О культурной принадлежности памятников предандроновской бронзы лесостепного Алтая // Урало-алтаистика: археология, этнография, язык. Новосибирск : Наука, 1985. С. 72-77.
Молодин В.И. Современные представления об эпохе бронзы Обь-Иртышской лесостепи (к постановке проблемы) // Археологические изыскания в Западной Сибири: прошлое, настоящее, будущее (к юбилею профессора Т.Н. Троицкой). Новосибирск, 2010. С. 61-76.
Молодин В.И. Памятник Сопка-2 на реке Оми: культурно-хронологический анализ погребальных комплексов одиновской культуры. Новосибирск, 2012. Т. 3. 220 c.
Молодин В.И., Дураков И.А., Мыльникова Л.Н., Нестерова М.С. Адаптация сейминско-турбинской традиции в культурах эпохи бронзы юга Западно-Сибирской равнины // Археология, этнография и антропология Евразии. 2018. Т. 46, № 3. С. 49-58.
Молодин В.И. Сейминско-турбинские бронзы в «закрытых» комплексах одиновской культуры (Барабинская лесостепь) // Фундаментальные проблемы археологии, антропологии и этнографии : к 70-летию академика А.П. Деревянко. Новосибирск, 2013. С. 309-324.
Молодин В.И. Погребение литейщика из могильника Сопка-2 // Древние горняки и металлурги Сибири. Барнаул, 1983. С. 96-109.
Молодин В.И., Мыльникова Л.Н., Дураков И.А., Борзых К.А., Селин Д.В., Нестерова М.С., Ковыршина Ю.Н. Проявление сейминско-турбинского феномена на поселении кротовской культуры Венгерово-2 (Барабинская лесостепь) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск : Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2015. Т. XXI. С. 321-325.
Кондратьев О.М. Раскопки поселения эпохи ранней бронзы Черноозерье VI в 1970 г. // Из истории Сибири. Томск, 1974. Вып. 15. С. 17-19.
Стефанова Н.К., Стефанов В.И. О поселении Черноозерье VI, исследованных на его площади захоронениях и некоторых проблемах среднеиртышской археологии периода доандроновской бронзы // Проблемы археологии: Урал и Западная Сибирь : (к 70-летию Т.М. Потемкиной). Курган, 2007. С. 84-94.
Молодин В.И., Дураков И.А., Софейников О.В., Ненахов Д.А. Бронзовый кельт турбинского типа из Центральной Барабы // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск : Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2012. Т. XVIII. С. 226-230.
Матющенко В.И. Нож из могильника у деревни Ростовки // КСИА. 1970. Вып. 123. С. 103-105.
Молодин В.И., Нескоров А.В. Коллекция сейминско-турбинских бронз из Прииртышья (трагедия уникального памятника - последствия бугровщичества XXI века) // Археология, этнография и антропология Евразии. 2010. № 3 (43). С. 58-71.
Молодин В.И. Бронзовое навершие сейминского типа с конем // Арии степей Евразии: эпоха бронзы и раннего железа в степях Евразии и на сопредельных территориях : светлой памяти Елены Ефимовны Кузьминой. Барнаул : Изд-во АГУ, 2014. С. 86-90.
Молодин В.И. Феномен бронзовых кинжалов из погребальных комплексов кротовской культуры (хронология, территория, истоки) // Вестник Кемеровского государственного университета. 2015. Вып. 2-6 (62). C. 97-107.
Винник Д.Ф., Кузьмина Е.Е. Второй Каракольский клад Киргизии // КСИА. 1981. Вып. 167. С. 49-52.
Самашев З.С., Жумабекова Г. К вопросу о культурной атрибуции некоторых случайных находок из Казахстана // Известия Национальной академии наук Республики Казахстан. Сер. общественных наук. 1993. № 5 (191). С. 23-33.
Кузьминых С.В. Сейминско-турбинская проблема: новые материалы // КСИА. 2011. Вып. 225. С. 240-263.
Кузьминых С.В. Сейминско-турбинский транскультурный феномен: формирование, развитие и исторические судьбы // Мобильность и миграция: концепции, методы и результаты. Новосибирск, 2019. С. 89-103.
Грушин С.П. Особенности сейминско-турбинских наконечников копий лесостепного Обь-Иртышья // Древности Восточной Европы, Центральной Азии и Южной Сибири в контексте связей и взаимодействий в Евразийском культурном пространстве (новые данные и концепции). СПб., 2019. Т. II: Связи, контакты и взаимодействия древних культур Северной Евразии и цивилизаций Востока в эпоху палеометалла (IV-V тыс. до н.э.). С. 82-83.
Молодин В.И., Дураков И.А. Захоронения с литейными формами на могильнике позднекротовской (черноозерской) культуры Тартас-1 (Барабинская лесостепь) // Археология, этнография и антропология Евразии. 2018. Т. 46. № 2. С. 26-35.
Бобров В.В. Бронзовые изделия самусьско-сейминской эпохи в Кузнецкой котловине // Археология, этнография, антропология Евразии. 2000. № 1. С. 76-79.
Леонтьев Н.В., Леонтьев С.Н. Материалы эпохи бронзы Казыро-Киргизского междуречья // Окуневский сборник 2. Культура и ее окружение. СПб., 2006. С. 228-234.
Molodin V.I. Scepters of the Developed Early Bronze Age in the South of Western Siberia // Искусство бронзового века. Новосибирск : Изд-во НГУ, 2015. С. 189-210.
Молодин В.И., Мыльникова Л.Н., Новикова О.И., Дураков И.А., Кобелева Л.С., Ефремова Н.С., Соловьев А.И. К периодизации культур эпохи бронзы Обь-Иртышской лесостепи: стратиграфическая позиция погребальных комплексов ранней - развитой бронзы на памятнике Тартас-1 / // Археология, этнография и антропология Евразии. 2011. № 3 (47). С. 40-56.
Молодин В.И., Епимахов А.В., Марченко Ж.В. Радиоуглеродная хронология культур эпохи бронзы Урала и юга Западной Сибири: принципы и подходы, достижения и проблемы // Вестник НГУ. Сер. История и филология. 2014. Т. 13. Вып. 3: Археология и этнография. С. 136-167.
Молодин В.И., Марченко Ж.В. Стратиграфия погребальных комплексов эпохи бронзы могильника Тартас-1 и ее радиоуглеродное обоснование // Международный симпозиум «Мультидисциплинарные методы в археологии: новейшие итоги и перспективы». Новосибирск : Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2015. С. 63-64.
Молодин В.И., Нестерова М.С., Мыльникова Л.Н., Кобелева Л.С. Свидетельства сосуществования носителей одиновской и кротовской культур (по материалам памятников Барабинской лесостепи) // Вестник Томского государственного университета. История. 2020. № 68. С. 57-64.