On the Transformation and Some Features of Presidential Political Leadership in the Republic of Korea in 1948-2021.pdf Политическое лидерство может рассматриваться с точки зрения разных наук, каждая из которых будет делать акцент на разных аспектах данного понятия. Более того, в исторической науке, как и в политологии и психологии, не существует единого понятия или теории политического лидерства, равно как и лидерства в принципе. Например, в психологии понятие лидерства имеет давнюю историю изучения как социально-психологическое явление, в политологии оно рассматривалось как политический феномен, а в исторической науке интерес к лидерству был связан с исторической ролью личности. Хотя наиболее ранние работы о лидерстве стали появляться с середины 1920-х гг. [1-3], изучение лидерства стало набирать популярность и активно развиваться с 1970-х гг. [4. P. 1]. Поэтому, несмотря на широту понятия «политическое лидерство», мы будем придерживаться формулировки французского политолога Жана Жака Блонделя, который определял политическое лидерство как феномен власти, довольно уникальный набор властных отношений и влияний, который реализуется в широком спектре национальных и глобальных проблемных областей, осуществляется одним или несколькими авторитетными индивидуумами и обусловлен конкретной ситуацией [Ibid. P. 2-3]. Теорий лидерства существует немало, и все они в основном западные. К ним часто относят теорию лидерских качеств (trait theory), появившуюся в 19301940-х гг., поведенческую теорию (behavioral theory; 1950-1960-е гг.), ситуативную теорию (situational theory; 1970-е гг.), трансформационную теорию (transformational theory), теорию мудрого лидерства (visionary leadership) и теорию харизматического лидерства (charismatic theory; 1980-е гг.) [5]. В работе выдающего политолога Глена Пейджа политическое лидерство рассматривается с точки зрения системно-ориентированного подхода, как феномен в контексте политической системы, которая воздействует на него и на которую воздействует он [6]. Известный историк и политолог Джеймс Макгрегор Бернс исследовал политическое лидерство как феномен власти. Ему принадлежит теория транзакционного и трансформационного лидерства [7. P. 18]. В первом случае лидеры взаимодействуют с последователями для непосредственной выгоды каждого. Такое лидерство вызывает лишь ограниченные краткосрочные изменения в работе политической системы. В случае трансформационного лидерства лидеры заставляют последователей требовать, учитывая их способность порождать такие требования. Здесь Бернс подчеркивает силу идей и моральных ценностей в мотивации лидеров и мобилизации последователей. Таким образом, можно считать подход Глена Пейджа подходом на макроуровне, поскольку он стремится понять общий политический контекст, в котором действует лидерство. С другой стороны, Бернс использует микроуровневый подход, концентрируясь на психологической структуре людей, вовлеченных в процесс лидерства. Однако существующие теории показывают методологическую слабость, когда речь идет о политическом лидерстве в восточноазиатских странах. Так, один из ведущих экспертов по корейскому президентству д-р Ким Чун Нам отмечает, что при использовании таких западных теорий, как, например, теория личностных черт, акцент смещается на «человека», а не на «личность» как фактор уникальной социальной и политической среды [8. P. 118]. Как следствие, политического лидера обвиняют в неудачной политике, не понимая обстоятельств, в которых этот лидер действовал. В восточноазиатских обществах, в том числе в Южной Корее, где сохранилась строгая иерархия, условно «классические» теории лидерства выглядят несколько Бочарникова М.В. О трансформации и некоторых чертах президентского политического лидерства 89 иначе. Например, трансформационное лидерство больше означает не вдохновение и мотивацию, а авторитарный стиль руководства и внедрения изменений [9]. Более того, большинство западных теорий лидерства основаны на индивидуалистическом подходе: лидерский характер, стиль и т.п. При этом мало внимания уделяется коллективистским факторам, включая политическую систему, культурные убеждения, социальную структуру, политическую культуру, религиозные ценности, которые формируют среду вокруг лидера, его индивидуальное поведение и т.п. Мы считаем, что политическое лидерство конкретного лидера должно исследоваться как с точки зрения сформировавших его процессов и составляющих детерминант в течение его жизни (семья и окружение, личный опыт, личностные черты и т.п.), так и на фоне конкретной исторической ситуации, в определенном социокультурном контексте и с учетом политикоэкономической обстановки. В этой связи при написании данной статьи мы использовали структурнорациональный подход, чтобы акцентировать внимание на изучении исторического влияния на развитие президентского политического лидерства в РК, а также интервью с южнокорейскими экспертами в области президентского политического лидерства [10-12]. Мы попытались рассмотреть в целом, каким образом такие структурные силы, как исторический процесс и социо -экономические изменения, создают возможности и ограничения, а также контекст для действий политических акторов. История развития Южной Кореи - выдающийся пример современной истории политического, экономического и социального успеха страны Восточной Азии. Этот успех едва ли был бы возможен без политического лидерства, которое стало неотъемлемым фактором развития страны. Таким образом, при объяснении экономических достижений и успехов демократизации важно учитывать фактор южнокорейского политического лидерства, которое было одним из основных двигателей такого прогресса [13]. Тем не менее парадоксален тот факт, что образы южнокорейских президентов в основном негативные, а систематического исследования южнокорейского политического лидерства до сих пор не было [8. P. 113]. Такая оценка политического лидерства в Южной Корее связана с тем, что политические лидеры Республики Корея рассматривались с точки зрения западной идеологии, которая основана на демократии. В условиях азиатских стран, в том числе и Южной Кореи, политические лидеры авторитарных режимов становились «диктаторами» или «диктаторами развития» [Ibid. P. 130]. Однако существуют определенные исторические и культурные факторы, которые сформировали нацию и способствовали возникновению именно такого политического лидерства в Южной Корее. Исторически единая Корея на протяжении большей части своей истории находилась в зависимости от Китая (до 1895 г.), а после - от Японии в период оккупации 1910-1945 гг. Затем последовали разделение страны в 1948 г. и Корейская война 1950-1953 гг., которая происходила уже в свете совместного с США ведения боевых действий. Такое исторически зависимое положение страны способствовало усилению чувства национализма, собственной идентичности, а также желанию иметь сильного лидера, способного вести нацию и брать на себя ответственность. Подобное желание имеет и достаточно глубокие конфуцианские корни, но о них речь пойдет ниже. Бывший-премьер-министр Южной Кореи Нам Док У выделял четыре ключевые национальные цели, на примере которых можно последовательно проследить историю развития политического лидерства в Республике Корея. С 1948 г. национальными целями были: 1) создание государства, основанного на идеологии свободы и демократии, сдерживании коммунизма, 2) искоренение тотальной экономической бедности, 3) урегулирование демократической представительной системы, привнесенной из западного мира, 4) объединение разделенной Кореи [14]. Строительство южнокорейского государства началось после разделения Кореи по 38-й параллели в 1948 г. Последовавшая вскоре Корейская война 1950-1953 гг. не только усилила и без того существовавший кризис национальной идентичности, но и создала острую необходимость дальнейшего противостояния Северной Корее. Однако экономическая отсталость и неразвитость мешали этому, и до начала 1960-х гг. выживание и безопасность были главной заботой страны. Такая сложная ситуация с безопасностью стала причиной военного переворота и последовавшего за ним авторитарного президентского руководства. Принимая во внимание уникальные проблемы безопасности Республики Корея, лидер с военным опытом, который поднялся до высших уровней власти, казался единственным, кто смог бы изменить ситуацию [8. P. 126]. С приходом и укреплением авторитаризма Южная Корея продемонстрировала и укрепление института президентской власти. Ее базовой целью была трансформация аграрного общества в индустриальное. Кроме того, во время и после Корейской войны Южная Корея была одной из самых бедных стран в мире [15]. Поэтому всеобъемлющая экономическая модернизация стала основой национального строительства страны под авторитарным лидерством военных, за которым позднее последовала постепенная демократизация общества [16]. Однако модернизация стала возможной во многом благодаря американской помощи. Влияние США на Южную Корею в целом было сильнее, чем на любую другую новую страну. Результаты такого взаимодействия оцениваются в литературе по-разному. После освобождения Кореи в 1945 г. на территории, которую заняли США ниже 38-й параллели, были установлены американские стандарты и институты, в том числе президентская система. Корейская война и ее наследие сделали Южную Корею зависимой от дальнейшей американской помощи и советов. Несмотря на огромный разрыв между американскими идеалами и корейскими реалиями, иностранные ученые и журналисты обращали мало внимания на трудности и проблемы, с которыми сталкивались южнокорейские лидеры, особенно в 1950-1960-х гг. Они писали Проблемы всеобщей истории / Problems of world history 90 о южнокорейских президентах с точки зрения предвзятых стереотипов и либерально-демократических идеалов, усиливая таким образом их неблагоприятные образы, которые потом влияли и на исследования политики внутри РК, и на критическую оценку корейцами своих лидеров [8. P. 129]. Тем не менее американский академик и профессор Гарвардского Университета Картер Экерт утверждает, что авторитаризм, который на протяжении десятилетий являлся воплощением политики Южной Кореи после Корейской войны, во многом обязан политическому характеру различных корейских элит, сформировавшихся в конце колониального периода [17]. Другую точку зрения предлагает заслуженный профессор университета Ёнсе в Южной Корее д-р Чжанг Донг Чжин. В своей статье «Характеристики и моральные основы политического лидерства в современной Корее» он отмечает, что южнокорейские президенты, как правило, получали негативную оценку по итогам своей деятельности в силу того, что они ставили перед собой долгосрочные национальные задачи [16]. А учитывая тот факт, что с 1988 г. срок президентства в РК составляет 5 лет без возможности переизбрания, достичь существенного прогресса по такого рода целям за один срок было и остается трудным. Проблема также и в том, что оценивать эффективность реализации или решения комплексных национальных задач приходится уже следующем поколениям, для которых эти цели принимают новую форму и имеют другое значение. Яркий пример - поколенческая разница в отношении к межкорейскому объединению: чем моложе поколение, тем меньше оно поддерживает национальную идею объединения [18]. Таким образом, в контексте формирования политического лидерства президентов РК с точки зрения истории важно понимать тесную связь между вопросами безопасности, экономического роста и политического развития. Американский историк и политолог Клинтон Л. Росситер выдвигал три типа угроз демократии: война, экономическая катастрофа и социальные волнения [19. P. 1006]. Все это случилось с Южной Кореей одневременно на начальном этапе ее существования как самостоятельного государства. К этому можно добавить абсолютно неподготовленное южнокорейское политическое сознание, в которое США поспешно старались внедрить демократические идеалы. Эти идеалы были полной противоположностью существовавшим корейским убеждениям как во время феодального правления, так и в период японской оккупации, когда Корея была полностью лишена автономности. Такое стечение обстоятельств породило сосуществование двух парадигм, либерально-демократической и конфуцианской, что в сочетании с национализмом создало абсолютно уникальный стиль политического лидерства. Мы не рассматриваем в данной работе опыт КНДР, поскольку там политическое лидерство приобрело другие черты, отличные от политического лидерства РК. Испытания и ошибки Южной Кореи в развитии демократии были неизбежны. Непрерывный и быстрый экономический рост РК за счет демократических принципов породил очень несбалансированное обще ство, экономически развитое, но политически незрелое и создающее мощное давление на демократизацию [20]. Этот дисбаланс выразился в серьезной напряженности и в конечном итоге в кризисе легитимности, который определил переход к полной демократии. С другой стороны, то, как люди думают и действуют, является отражением того, что «встроено» в их культуру. Лидерство имеет дело и с культурным контекстом, своеобразным «формирователем смысла», где люди могут сформировать понимание того, что значит быть хорошим и эффективным лидером. В своих исследованиях Роберт Хаус и другие ученые подчеркивали сложную взаимосвязь между культурой и лидерством и полагали, что атрибуты и поведение лидеров эффективны, когда они культурно поддерживаются представителями нации [21. P. 66]. Какая в таком случае роль отводилась конфуцианству как культурной специфике в формировании политического лидерства в Южной Корее? В традиционном корейском обществе подчинение общества власти считалось патриотической добродетелью, а Конфуций учил искусству управления [22; 23. P. 151]. Все общество представляло собой конфуцианскую иерархическую структуру приличия и порядка, в которой была заложена специфика ролей для семьи, общества и страны. Вся конфуцианская философия демократии основана на концепции политического управления. Конфуцианское лидерство базируется на личном и социально-политическом порядке, который подчеркивает межличностные отношения между начальством (правителем) и подчиненным (зависимым). В конфуцианской политической философии отношения между государством (т.е. правителем, лидером) и людьми неравны и иерархичны [16]. Неравенство ценностей заключается в том, что государство обладает монополией на политические решения и имеет моральную поддержку народа в обмен на гарантию жизни людей в государстве. В этом ключе бывший премьер-министр Южной Кореи Нам Док У рассматривал значение в современной политике конфуцианства как культуры, в которой государство несет ответственность за все, что происходит «под солнцем», а в результате люди и средства массовой информации призывают правительство вмешаться всякий раз, когда они видят проблемы в повседневной жизни [24. P. 112-113]. Другими словами, сильное лидерство было оправдано в южнокорейской политике с точки зрения конфуцианской морали. Обоснование конфуцианского государства основывается на двух моральных принципах. Во-первых, те люди, которые достигли морального совершенства и мудрости, имеют право руководить политикой, заниматься общественными делами. Во-вторых, будучи морально возвышенными и обладая мудростью, они несут ответственность за народ как в экономических, так и в моральных спорах в обмен на полную народную поддержку. В этом смысле конфуцианское государство напоминает аристократию: высшие и талантливые несут моральную ответственность за тех, кто ниже или менее талантлив. Основная идея аристократии состоит в том, что более высокопоставленные или способные люди должны принимать публичные Бочарникова М.В. О трансформации и некоторых чертах президентского политического лидерства 91 решения, в то же время принимая на себя моральные и практические обязанности перед более низкими или менее способными. По мнению профессора Чжанг Донг Чжина, современное южнокорейское государство обладает вышеуказанными доброжелательными аспектами конфуцианства [16]. Конфуцианство тесно связано с моралью, поэтому основную политику, инициированную южнокорейскими лидерами, следует считать наиболее важной, поскольку она обеспечивает моральные основы политического лидерства. Ключевые направления политики в РК, как правило, были связаны с решением фундаментальных общественных проблем: безопасность и национальное строительство при Ли Сын Мане (19481960), форсированный экономический подъем при Пак Чон Хи (1963-1979), сдерживание инфляции и стабилизация цен при Чон Ду Хване (1980-1988) [25], начало демократизации и «Северной политики» при Ро Дэ У (1988-1993), политика глобализации при Ким Ён Саме (1993-1998) и преодоление финансового кризиса 1997-1998 гг. и межкорейское сближение при Ким Дэ Чжуне (1998-2003) [26]. Важно отметить, что быстрый экономический рост и политическая демократизация привнесли изменения в политический ландшафт и само устройство президентской власти. Если в 1960-1990-х гг. президентский стиль в Южной Корее больше напоминал «имперское президентство», то начиная с президента Но Му Хёна (2003-2008) мы видим, как акцент все больше и больше стал смещаться на «интерактивное президентство», как мы его обозначили. Его смысл состоит в том, что успех лидерства президента стал в том числе оцениваться не столько по тому, увеличились ли ВВП и производственные мощности страны за время пребывания президента в своей должности, сколько по таким комплексным аспектам, как удалось ли президенту продолжить и придать новый импульс социальноэкономическому развитию, вовремя отреагировать на общественные настроения, выстроить продуктивные межпартийные отношения и т.д. В свою очередь, учет президентом подобных аспектов в своей политике требует в том числе соответствующего индивидуального политического лидерства. Если бы мы продолжали приведенный выше список национальных целей и их реализации, то политическое лидерство президента Но Му Хёна (2003-2008) можно отнести к продолжению межкорейского сближения и не удавшимся попыткам изменить политическую культуру Южной Кореи. Политическое лидерство консервативных администраций Ли Мён Бака (2008-2013) и Пак Кын Хе (2013-2016) внесло вклад в усиление международной позиции Южной Кореи и ее «дипломатии державы среднего уровня» (middle power diplomacy). Это нашло отражение в участии Сеула в решении глобальных политических и экономических вопросов, а также усилении «мягкой силы» в виде распространения современной поп-культуры Южной Кореи по всему миру. Наконец, политическое лидерство Мун Чже Ина (2017-2022) мы рассматриваем как комплексный вклад в различные сферы, среди которых укрепление роли альянса РК-США и выведение двустороннего сотрудничества на новый уровень, межкорейское и американо-северокорейское сближение (однако временное), максимально эффективная борьба с короновирусной инфекцией с самого начала ее активного распространения в 2019-2020 гг. Поэтому, исходя из типов лидерства, предложенных историком и политологом Джеймсом Макгрегором Бернсом [7. P. 18], южнокорейское лидерство ближе к трансформационному типу, чем к транзакционному, но с «ситуационной» составляющей. Другой особенностью южнокорейской модели сильного политического лидерства является официальная опора на президентскую систему с бюрократией и на неофициальную сеть личных связей. Подобные связи в современном южнокорейском обществе представлены «кланом», выпускниками школ и регионализмом [16]. Официально у сильного руководства есть институты для достижения своих целей, такие как политические партии и бюрократические системы. Однако под ними лежат неофициальные сети, которые влияют на принятие политических решений. На примере регионализма, который в политической культуре РК часто обозначают как «региональную вражду» [27], их проявление можно четко проследить по итогам президентских выборов. Наибольшую поддержку лидеру оказывает регион, из которого он / она родом [28]. И хотя это очевидная истина, южнокорейские политики предпочитают игнорировать эту тему [29]. С 2007 г. в исходе политических выборов набирают силу и другие тренды. Один из ярких примеров - колебания в политических настроениях молодежи возраста 20-30 лет. Влияние этой группы избирателей за последние два десятилетия становилось едва ли не определяющим в исходе политической борьбы, поскольку возрастная группа людей 40-50 лет, как правило, поддерживает прогрессивный лагерь, а население в возрасте 60-70 лет склонно голосовать за консерваторов [30]. Похожим образом влияние таких связей проявляется в тенденции южнокорейских политических лидеров окружать себя узкой группой близких последователей, которые прошли с ними вместе через какие-либо трудности в прошлом. Влияние этой узкой группы людей, как правило, ограничивает роль формальных организаций и политических структур [31. P. 231]. Поэтому политика в РК осуществлялась директивно, особенно в период 1948-2002 гг., несмотря на восстановление прямых президентских выборов в стране в 1987 г. Эта директивность была наследием авторитарных режимов 1960-1980-х гг. Она также может отражать двойственные аспекты современной южнокорейской политики: официальные правила демократичны и либеральны, неофициальные правила основаны на корейских традициях и культуре. К слову, такое противоречие рассматривалось и исследователями, которые, например, отмечали, что традиционная конфуцианская культура, внешне противоречащая демократическим ценностям, глубоко повлияла на процесс демократизации, ускоряя экономическое развитие. С одной стороны, акцент на корейские традиции и приоритизация единства группы шли вразрез Проблемы всеобщей истории / Problems of world history 92 с либеральной демократией [16]. С другой стороны, конфуцианский акцент на образовании, этике тяжелого труда и подчинении социальной иерархии, коллективизме сыграл жизненно важную роль в содействии процессу экономического роста, который, в свою очередь, стал основой южнокорейской демократизации [15, 32]. Это еще раз подчеркивает разницу между западными ценностями индивидуальной свободы и права и восточными ценностями общности, общественного блага, семьи и социальной солидарности. Поэтому принципиально важно понимать, из каких ценностей исходят исследователи, аналитики, эксперты и т.д., когда не только дают оценку эффективности политического лидерства, но и анализируют политический процесс в таких странах, как Южная Корея. Таким образом, на протяжении 1948-2021 гг. президентское политическое лидерство в Южной Корее, с одной стороны, претерпело серьезные изменения и трансформировалось из «имперского» и директивного в более «интерактивное» и приближенное к народу. С другой стороны, наш анализ показывает, что в президентском политическом лидерстве РК до сих пор сохранились такие традиционные корейские социо -культурные составляющие, как проявляющееся в соблюдении иерархии и негласных норм конфуцианское наследие, окружающая политические круги система неформальных связей, стремление политических лидеров за короткий срок провести политику, направленную на решение фундаментальных общенациональных вопросов. На основе изученной литературы и интервью с южнокорейскими исследователями политического лидерства мы полагаем, что конфуцианское наследие является одной из самых сильных предпосылок культурно-исторического наследия РК в развитии президентского политического лидерства. Официальные идеологии были импортированы из западных обществ, в то время как на реальные политические практики большое влияние оказали корейские традиции и культура. Как результат, характерной чертой в принципе политического лидерства в Южной Корее стала комбинация либеральной демократии, конфуцианства, национализма и самоидентичности. Мы также считаем, что для большего соблюдения баланса власти и с учетом практики импичмента президентам РК есть основания говорить о том, что президентство в Южной Корее будет становиться более институциональным по своей природе, нежели личностно-ориентированным. Это верно и потому, что политико-экономические вызовы заставляют президентов РК все больше и больше опираться на бюрократический аппарат. Тем не менее при этом внимание как общего населения Южной Кореи, так и политических наблюдателей к личностям президентов Южной Кореи и к их политическому лидерству не только не уменьшается, но и становится более явным, о чем свидетельствуют опросы общественного мнения и публикации исследовательских институтов РК. Мы полагаем, что такой сдвиг от абсолютной власти и личностного влияния президента РК во всех сферах в период 1948-1988 гг. к более сдержанной системными ограничениями роли президента после 1988 г., но с учетом его сформировавшегося политического лидерства, становится ключевым измерением в понимании современной политической динамики в Южной Корее.

Скачать электронную версию публикации