Diocesan legal Proceedings concerning the Punishment of Clergy for Non-Canonical Behavior in the XVIII - early XX centur.pdf Введение Вопрос о роли епархиального суда в системе церковных наказаний представляет несомненный теоретический интерес, так как позволяет более полно, чем прежде, воссоздать историческую картину формирования институциональных основ Русской Православной Церкви (РПЦ) [1. С. 23]. Одна из особенностей повседневной жизни лиц духовного сословия заключалась в том, что они обязывались контролировать все свои действия и поступки, чтобы соответствовать представлениям населения об идеальном пастыре. Следовать же строгому морально-нравственному канону было под силу далеко не каждому священнослужителю. По этой причине вышестоящее начальство принимало меры для борьбы с «отклоняющимся» поведением священнослужителей [2. С. 44]. Духовное лицо в силу специфики профессии в отличие от простых граждан должно было соответствовать своей социальной роли не только на службе, но и вне ее. Самый незначительный проступок или отклонение от нормы, допущенные священно- и церковнослужителем в быту, трактовались обществом как проявление непрофессионализма [3. С. 63]. Таким образом, изучение епархиального судопроизводства по отношению к духовным лицам в период усиленного государственного контроля над всеми сторонами деятельности РПЦ (XVIII - начало XX в.) является актуальной задачей. Несомненно, важно изучение проблемы в региональном контексте, в частности исследование видов правонарушений и соответствующих наказаний в Тобольской епархии, являвшейся одной из крупнейших епархий Российской Империи. Как полагает А.Г. Фот, недостатком церковно-правовой системы оставалось то, что она редко достигала своей конечной цели - перевоспитания нарушителя. Однако епархиальное начальство до последней возможности давало провинившимся шанс исправиться и проявить себя с лучшей стороны [2. С. 51]. По мнению А.В. Скутнева, церковные наказания являлись более мягкими, нежели светские. Без внутреннего раскаяния провинившегося священнослужителя система наказаний РПЦ оказывалась недейственной [3. С. 74-75]. В нашем исследовании выдвигается следующая гипотеза: система судопроизводства в Тобольской епархии в части наказания духовных лиц за неканоническое поведение в XVIII - начале XX в. была достаточно мягкой и способной перевоспитать тех духовных лиц, которые обвинялись в нетяжелых преступлениях и оказывались способными к исправлению. Выявление материалов по избранной теме велось в ГБУТО ГАТ. Объектом изучения в названном архиве стал фонд 156 «Тобольская духовная консистория». Источниками выполненного исследования стали документы следственных процессов о наказании духовных лиц за проступки и преступления. Были просмотрены 4 описи дел ТДК (№ 1, 8, 16, 18), в общей сложности 6 790 дел за 1730-1918 гг., что позволило судить о неканоническом поведении лиц духовного ведомства. Сохранились лишь единицы документов за первую половину XVIII в. ввиду ряда объективных и субъективных причин. Для определения этапов делопроизводственного процесса следствия над духовенством было изучено 30 дел за указанный период. Рассмотрение проблемы проводилось на стыке до-кументоведческой, исторической, источниковедческой и историко-правовой сфер исследования. Методы историзма и сравнительно-исторического анализа дали возможность раскрыть особенности наказания духовных лиц за различные виды правонарушений в Тобольской епархии на протяжении второй половины XVIII - начала XX в. Системный и сравнительно-исторический анализ применялся в целях изучения системы церковного суда и комплекса документации, сопровождавшей процедуру наказания духовенства, что позволило представить целостную картину судебного процесса, осуществляемого ТДК. При исследовании формуляров источников применялся метод формулярного анализа, унификации и стандартизации документов. Изученность темы исследования К теме неканонического поведения духовенства обращались многие исследователи, чаще всего изучая систему церковного суда в целом и соотнося его со светским. Так, В.Л. Харламов разделил подсудность духовных лиц духовному и светскому суду по видам проступков и преступлений, выделив, какие дела были изъяты из ведения мировых судей, с указанием статей законов [4]. Компетенцию епархиального начальства в сфере судопроизводства, а также виды и специфику наказаний духовных лиц (в основном ссылки в монастырь) изу- Проблемы отечественной истории /Problems of history of Russia 96 чил А.Р. Павлушков [1]. Е.С. Матвеева рассмотрела изменения во взаимоотношениях светской и духовной власти в России во второй половине XIX в., которые повлияли на развитие церковного судопроизводства, уделив особое внимание законодательному регулированию наказаний духовных лиц светским уголовным судом за преступления [5]. Исследовательница связывает высокий уровень правонарушений до создания сети духовных учебных заведений Александром I с низким уровнем образования клириков [6]. Представления исследователей о характере системы церковного суда очень различны. Например, А.Р. Пав-лушков подчеркнул несовершенство церковной системы наказания в XVIII-XIX вв., в частности расплывчатый характер судебных решений и зависимость от государственной карательной системы [1]. А.В. Скут-нев и А.Г. Фот пришли к выводу, что церковное судопроизводство во второй половине XIX - начале ХХ в. оставалось архаичным [2. С. 45]. С такими заключениями не согласна Е.С. Матвеева, которая отмечает, что церковно-судебный процесс, который сложился в Российской империи в первой половине XIX в., был достаточно основательным и детально проработанным, а также быстрым и действенным [5. С. 260]. Разницу во мнениях можно объяснить тем, что названные ученые рассматривали только определенные аспекты церковного суда: например, А.Р. Павлушков - в основном ссылку в монастырь (за проступки), а Е.С. Матвеева -уголовный суд за преступления. В зарубежной историографии наиболее фундаментальные работы по истории жизнедеятельности российского духовенства XVIII-ХХ вв. принадлежат американскому историку Г.Л. Фризу [7. Р. 450-480]. Многие исследования по избранной теме базируются на региональных материалах. например, А.В. Скут-нев проанализировал особенности неканонического поведения приходского духовенства Вятской епархии [3], А.Г. Фот рассмотрела дела Оренбургской духовной консистории о наказаниях духовных лиц [2], Б. А. Ершов изучил полномочия церковных судов в губерниях центрального Черноземья в XIX в. [8]. При этом и Б.А. Ершов, и В.Л. Харламов подчеркивают корпоративный характер церковных судов в отношении духовных лиц. Однако до сих пор исследователями не были привлечены материалы Тобольской епархии в качестве источниковой базы изучения видов правонарушений и наказаний духовенства в синодальный период (17001917). Следует отметить, что практически вся историография представлена работами, имеющими правовую специфику. С точки зрения документоведения данная тема не рассматривалась. Специфика делопроизводства ТДК в части наказания духовенства остается неизученной. Результаты Впервые определенный судебный порядок в разбирательстве противоправных деяний духовных лиц упоминается в Святом Евангелии от Матфея: открытому церковному суду должно предшествовать братское предупреждение, которое должно было повлиять на поведение провинившегося, склонить его к раскаянию и самоосуждению и тем самым восстановить определенную гармонию внутри церкви [6. С. 50]. Местный духовный суд сосредоточивался в консистории и проводился под непосредственным руководством епархиального архиерея. Сфера его деятельности была ограничена пределами епархии и касалась в основном лиц духовного звания. В XVIII в. Святейший Правительствующий Синод (далее - Синод) выдавал архимандритам инструкции, четко определявшие их правовой статус. Преосвященный контролировал исполнение духовными лицами обязанностей в соответствии с Духовным Регламентом, принимал челобитные с жалобами на духовных лиц и вел по ним расследования, наказывал правонарушителей [1. С. 24]. Помимо инструкций, предназначенных для расследования дел исключительно в отношении духовенства, Синодом издавались судебные инструкции, которые значительно расширяли полномочия архимандритов. Инструкции предусматривали возможность наложения наказания на священно- и церковнослужителей в следующих случаях: пьянство, бродяжничество, самовольные отлучки, нарушение в одежде, причинение шума в церкви и на улице, участие в кулачных боях, посещение кабаков, сон на улице в пьяном виде, участие в ссорах и «обидах» с населением. Инструкция давала право архимандриту самостоятельно устанавливать форму наказания за вышеуказанные правонарушения [Там же]. Церковное законодательство предусматривало по отношению к правонарушителям следующие наказания: 1) лишение священнослужителей сана с исключением из духовного ведомства; 2) лишение священнослужителей сана с оставлением в духовном ведомстве на низших должностях; 3) временное запрещение в свя-щеннослужении с отрешением от должности и с определением в причетники; 4) временное запрещение в свя-щеннослужении без отрешения от места, но с возложением эпитимии в монастыре или на месте; 5) временное испытание в архиерейском доме и монастыре; 6) отрешение от места; 7) исключение за штат; 8) усугубление надзора; 9) пеня и денежное взыскание; 10) поклоны; 11) строгий и простой выговор; 12) замечание [9. С. 35-36]. Рассмотрим более подробно систему епархиального судопроизводства в части наказания духовных лиц за неканоническое поведение в XVIII - начале XX в., в частности виды санкций, применяемых ТДК. Категории наказаний будут расположены от самого сурового до наиболее мягкого. Самая суровая мера наказания в практике Русской православной церкви - лишение сана с исключением из духовного звания - применялась крайне редко. Как правило, так поступали по суду в отношении представителей духовного сословия, совершивших уголовные преступления. Такому же наказанию подвергались отступившие от РПЦ в ересь или раскол. В тех случаях, когда, испробовав все имевшиеся в их арсенале средства, церковные иерархи полностью утрачивали веру в возможность исправления своего собрата, они Спичак А.В. Епархиальное судопроизводство относительно наказания духовных лиц 97 имели право исключить его из своих рядов [2. С. 47]. Вся система церковного судопроизводства была построена так, чтобы защитить духовное лицо от светского суда. Однако исключить из духовного ведомства могли и церковнослужителя, на которого не действовали другие меры. Так, дьячка березовской Воскресенской церкви Тимофея Мисюрева, «который обращаясь во всегдашнем пьянстве к исправлению своего поведения и должности совершенно безнадежен; ибо он, Мисюрев, напротив сего хотя и двукратно находился в монастырском исправлении, за таковые же проступки, но в поведении своем не оказал никакой перемены», 14 февраля 1821 г. преосвященный велел отрешить от должности по духовному ведомству и «отослать в светское ведомство для избрания рода жизни» [10. Оп. 9. Д. 384. Л. 1-3]. Согласно «Книге правил святых апостол, святых Соборов вселенских и поместных святых отец», духовным лицам предписывалось придерживаться 27-го и 42-го Апостольских правил и не совершать неблагочинных поступков, «тяжких по своему существу и вредных по соблазну». Правила святых апостолов превратились в церковный закон, 27-е правило (1 Петр. 2, 23) указывало на наказание духовных лиц за биение «...верных согрешающих или неверных обидевших...», а 42-е правило закрепляло наказание духовных лиц за игру и пьянство [11. С. 10]. При этом составлялись двоякие правила: по некоторым преступлениям, с особенными обстоятельствами, применялись постепенные меры наказания, а для более тяжких проступков содержались предписания к немедленному и неослабному действию правосудия. Если священник, диакон или причетник, нарушая 27-е и 42-е Апостольские правила, во время церковного священнослужения били рукой или орудием кого-либо, неблагочинными словами или действиями вызывали замешательство или остановку в священнослужении, то они отршались из своего чина, исключались из духовного ведомства, а также направлялись на рассмотрение светского начальства с предписанием о его преступлении (1 -е и 2-е Правила Высочайшего указа от 22 декабря 1822 г.). Эти наказания признавались самыми суровыми [6. С. 51]. Священник Николаевской церкви с. Бачатского Алексей Тюменцов обвинялся в краже денег и вещей у дьячка Архангельской церкви с. Легостаевского Осипа Хмыле-ва, пьянстве, пропуске церковной службы, непристойном поведении и даже прелюбодействе, за что 21 июля 1773 г. Синод лишил его священства с отправкой «в светскую команду» [10. Оп. 3. Д. 162. Л. 1 а-26]. Если лица обличались вторично в содеянных проступках, то их освобождали из духовного чина и направляли в гражданское ведомство для избрания для них нового рода деятельности в жизни (4-е Правило). Причетников в первый раз могли сослать в монастырь, а вторичное нарушение Правил влекло также исключение из духовного сословия (5-е Правило) [6. С. 51]. Суровым наказанием за пьянство для духовных лиц было увольнение в военную службу, причем такой санкции подвергались исключительно церковнослужители. Вот пример: дьячка Нижне-Сузунской Вознесенской церкви Андрея Протопопова, который «частовременно будучи пьян, не только непристойною и скверную матерною бранью его трапезника ругает, но и неоднократно в церкви. у священникова дому бил его безвинно по щекам, и угрожает.», отправили в 1773 г. в военную службу - солдатом в тобольский третий батальон. Однако спустя 5 лет А. Протопопов подал преосвященному прошение об определении его дьячком к вновь строящейся церкви в Лебяжьей слободе Ялуторовского заказа. Просьбу удовлетворили, была взята подписка, что он будет служить «честно и трезво» под опасением лишения места. Таким образом, данное наказание, хотя и было самым суровым, могло носить временный характер. Следует отметить, что в Тобольском архиве находится очень мало дел, подтверждающих исключение священнослужителей из духовного ведомства, поэтому можно заключить, что они все же вставали на путь исправления и не были замечены в совершении преступления более трех раз. Наиболее распространенными видами наказаний во второй половине XIX - начале XX вв. стали штрафы и временное запрещение священнослужения с определением в причетники либо с отсылкой в монастырь (либо архиерейский дом) [3]. В результате провинившиеся представители духовного сословия оказывались под надзором настоятеля, если попадали в монастырь, либо самого епископа, когда местом пребывания был определен архиерейский дом, и тогда уже сами настоятель или епископ следили за исправлением наказуемого [2. С. 45]. Запрещение священнослужения назначалось и за ложное обвинение (например, в пьянстве) [10. Оп. 3. Д. 2663. Л. 1-20]. Существовали и не столь тяжкие проступки, которые влекли за собой менее серьезные или постепенные наказания. Например, если священник или диакон в церковном облачении в церкви или вне ее начинал совершать богослужение в нетрезвом виде, то для первого раза он освобождал занимаемое место с переводом в причетники, ему запрещалось вести священнослуже-ние до искреннего раскаяния и покаяния (3 -е Правило Высочайшего указа от 22 декабря 1822 г.) [6. С. 51]. Запрещение священнослужения и определение в причетники применялось в Тобольской епархии редко. За невоздержание березовского священника Петра Словцова наказали запретом на проведение треб сроком на полгода; дважды в неделю ему следовало читать с поклонами апостол и евангелие, соблюдать посты, а по окончании срока наказания обязать его подпиской, чтобы он впредь содержал себя в трезвости. Однако за идентичные проступки могли применить и другую санкцию. Священник березовской Воскресенской церкви Андрей Москвитин за проведение церковной службы в пьяном виде и справление в ней нужды в 1770 г. был сослан на год в Кондинский монастырь; при повторении проступка этого священника угрожали оштрафовать. Таким образом, решение епархиального начальства в данном случае не соответствовало принятой системе наказаний [10. Оп. 2. Д. 2358. Л. 1-32]. В монастырь «в труды», «на хлеб и воду» «для вытрезвления» могли сослать на конкретный срок: на две недели, один месяц, шесть недель, три месяца и даже на Проблемы отечественной истории /Problems of history of Russia 98 полгода; срок определяла ТДК, исходя из тяжести провинности. Священнослужителя могли перевести в другой приход, если этого хотели прихожане (они высказывали свое желание в документе под названием «одобрение»). Так, священника Иоаннобогословской церкви с. Вагайского Филлипа Фокина 3 октября 1811 г. ТДК приказала оштрафовать и перевести в Николаевскую церковь с. Антроповского Тюменского ведомства на вакантное место дьякона с внушением, что «сие снисхождение делается ему в последний раз» за «бесчисленные поступки и опущения по должности». Дьякон получил довольно мягкое наказание, вероятно, потому, что ни начальство, ни прихожане не нашли в его действиях грубых правонарушений [10. Оп. 7. Д. 161. Л. 1 а-27]. Церковное законодательство не менялось и в той части, которая касалась наказаний. Самой легкой воспитательной мерой было замечание (выговор). Оно назначалось за относительно легкие должностные проступки (ложный донос, выдача неправильного метрического свидетельства) [2. С. 45]. В Тобольской епархии выговор получали за произнесение «богопротивных» слов, строительство дома и бани около церквей без разрешения прихожан, «беспорядки, чинимые в церкви», самовольные отлучки и др. Благочинные получали выговор за сокрытие от начальства проступков своих подчиненных (например, пьянства) [10. Оп. 10. Д. 629. Л. 1-13]. Штрафы применялись в основном за неисполнение или неправильное выполнение должностных обязанностей, чаще всего они были связаны с бракосочетанием, например за венчание малолетних, раскольников, лиц, находящихся в родстве, из чужих приходов, реже за «показание» не бывших на исповеди прихожан присутствовшими, растрату церковных денег, за несоблюдение чистоты в храме и т.д. Размеры штрафа были различными, но, как правило, не превышали 10 руб. (за участие в венчании малолетнего, за совершение венчания без соблюдения «предбрачных предосторожностей») [2. С. 45]. Часто на духовных лиц доносили благочинные под опасением выговора. Данная практика вменялась им в обязанность указом Синода от 1820 г. Березовский благочинный протоиерей Иоанн Вергунов подал рапорт архиепископу Амвросию (Келембету) 31 января 1821 г. на подведомственного ему дьячка, не справляющегося со своими должностными обязанностями [10. Оп. 9. Д. 384. Л. 1-3]. Если епархиальное начальство видело покаяние и исправление духовного лица, то оно могло вновь определить его на прежние место и должность, но с тщательным испытанием. Испытательное место службы должно было находиться под бдительным присмотром благочинного, протоиерея или надежного священника (10-е Правило). Именно они получали одобрение у прихожан и утверждали после испытательного срока духовное лицо в должности и месте [6. С. 52-53]. Данная практика находит подтверждение и в делах ТДК. Так, священник Христорождественской церкви Сосьвинской волости Матвей Кокоулин, отбыв за пьянство и «непристойные званию своему бесчиния, по улицам и в базаре крики с немалым соблазном народу» в монастырских трудах в Троицком монастыре полгода (ноябрь 1781 - июль 1782 г.), попросил архиепископа Варлаама I вернуть его из монастыря в свою церковь для обеспечения жены и малолетних детей. Преосвященный 26 февраля 1783 г. решил определить М. Кокоулина в причт березовской соборной церкви. Церковь была выбрана из-за близкого расположения к Березовскому духовному правлению, где «от шалостей и пьянства удерживать его лучше можно». Однако при повторном уличении священника в пьянстве его ждало запрещение священнослужения [10. Оп. 3. Д. 2269. Л. 1-22]. В Тобольской епархии самым распространенным пороком в духовной среде было пьянство, а неизменным спутником пристрастия к алкоголю - недостойное поведение. В духовную консисторию со всех сторон поступали жалобы на священников, которые недостойно вели себя в нетрезвом виде. В ГБУТО ГАТ теме пьянства посвящено 673 дела ТДК за 1749-1893 гг. Употребление спиртных напитков пагубно отражалось на исполнении служебных обязанностей. Согласно архивным материалам, пьянству сопутствовали «не-справление со своими обязанностями», «нерачитель-ство к церкви»1, исправление треб без причетника, пропуск служения в воскресные, праздничные и высокоторжественные дни (например, в Великую четыре-десятницу), «не исправление мирских треб», сквернословие, самовольные отлучки, кражи, присвоение казенных денег, потери церковного имущества, утайка кружечных денег, посещение «подозрительных домов», распутство, прелюбодейство, оскорбление, ссоры с прихожанами, «буйное поведение», рукоприкладство (включая драки в церкви, избиение благочинных, родителей, жен и детей, чужих жен), «покушение» на родственников, иногда ложные доносы на коллег и даже попытки самоубийства и «подозрение в мужеложстве», а также другие проступки. В ряде дел о пьянстве духовных лиц их также обвиняют в провинностях, которые могли и не быть следствием пьянства, а отражать халатное отношение к своим обязанностям, склад характера и т.д. К таким проступкам относятся взяточничество, разрешение венчания в родстве, «неправильное венчание», устройство беспорядка в церкви при венчании, некрещение младенцев, непомазание миром младенцев, неисправление церковных документов (духовных росписей), утаивание не бывших у исповеди прихожан, крещение детей раскольников, игра в карты. Нередко сами прихожане и народные традиции провоцировали священнослужителей на пьянство. Во время престольных праздников священнослужители по традиции совершали молебны в домах прихожан. Крестьяне основательно готовились к приему гостей: закупали вино, варили пиво и брагу, готовили угощение. При обходе почти в каждом доме священнику и его спутникам подавали рюмочку. По воспоминаниям самих священнослужителей, «неосторожному в употреблении водки невозможно было выходить целый день трезвым, хотя бы то был молодой и крепкий человек» [3. С. 64]. Спичак А.В. Епархиальное судопроизводство относительно наказания духовных лиц 99 Часты были драки и взаимные оскорбления духовных лиц. Священника Спасской церкви Шаркальской волости Березовского заказа Алексея Оловянникова за причинение увечий нескольким людям в 1774 г. сослали в монастырь, вначале на два месяца. Помимо этого, он был замечен и «в неотправлении службы божественной в праздничные и в воскресные дни, в неотправлении панихид месячных по напечатанному реестру» и в пьянстве. Скорее всего, алкогольное пристрастие и было виной всех его правонарушений [10. Оп. 3. Д. 305. Л. 1-44]. Священно- и церковнослужители избивали членов своих семей, сослуживцев и прихожан, а также дрались между собой. Крайне редко, но такое все же случалось, священно- и церковнослужителей судили за развратные действия, к которым относились прелюбодейство, двоеженство и т.д. Интересно, что в обнаруженных нами делах наблюдается следующая тенденция: священнослужители обвинялись в прелюбодеянии, а церковнослужители - в двоеженстве, что также подтверждает «Дело по указу Тобольской духовной консистории о присылке сведений об имеющихся в заказах дьячках и пономарях двоеженцах» 1760 г. [Там же. Оп. 1. Д. 2937. Л. 1-19]. Так, в 1759 г. священник с. Шкот-ского Ялуторовского дистрикта Симеон Чемесов обвинялся в прелюбодеянии [Там же. Д. 2611. Л. 1-16]. В 1751 г. в двоеженстве был замечен дьячок Барнаульского заказа Белоярской слободы Иван Гордеев [Там же. Д. 830. Л. 1-20]. Как правило, в таких случаях понижали в должности; например, В. Сафьянова перевели на должность сторожа. Правда, из этого правила встречаются исключения: так, в 1817 г. дьячка Уков-ского завода Ялуторовского ведомства Тутолмина отправили в Ялуторовский уездной суд за «растление» им дочери священника Корнильева [Там же. Оп. 8. Д. 86. Л. 1-6]. С алкоголем и другими вредными привычками будущие пастыри знакомились чаще всего в подростковом возрасте - в годы обучения в духовном училище и семинарии. Отсутствие опытных воспитателей, которые могли бы помочь семинаристам организовать досуг соответственно религиозному образу жизни, приводило к весьма плачевным последствиям. В свободное от учебы время семинаристы фактически были предоставлены сами себе. Некоторые семинаристы даже занимались воровством [3. С. 67]. Начав профессиональную деятельность, духовные лица могли продолжать воровать. Так, подьячий ТДК Андрей Богданов украл в 1747 г. у сержанта Михаила Попцова «оловянное блюдо и прочее» [10. Оп. 1. Д. 259. Л. 1-4]. Пономарь Крестовоздвиженской церкви села Бешме-това Иван Силин украл у жены казака Южинцевой деньги и вещи [Там же. Оп. 8. Д. 257. Л. 1-24]. Внеклассный надзор осуществляли, как правило, ученики старших классов, что привело к такому страшному пороку бурсы, как дедовщина. Рукоприкладство было также характерно для нравов духовной школы. И именно там, в стенах училища и семинарии, будущие священнослужители учились «распускать руки». Во-первых, в самом процессе обучения применялись телесные наказания: учащихся пороли розгами и ставили на колени. Во-вторых, ученики сами нередко пускали в ход кулаки [3. С. 67-68]. Выйдя из стен учебного заведения, некоторые клирики могли себе позволить такое несоответствующее их должности поведение. Священники обвинялись в домашнем насилии: например, барнаульский священник Евтифеев в 1818 г. избил свою жену [10. Оп. 8. Д. 935. Л. 1-5]. Это приводило иногда к трагичным последствиям. Так, томский священник Петр Дулепов в 1757 г. ранил свою жену [Там же. Оп. 1. Д. 2366. Л. 1-40]. Еще больше шокируют дела ТДК об убийствах священно- и церковнослужителями как других членов причта, так и прихожан (обнаружено 5 подобных дел). Конечно, в этих случаях они предавались светскому суду и исключались из духовного ведомства. Таким образом, несмотря на то что решение о виде наказания принимал архиерей, в основном каждой группе правонарушений соответствовали определенные санкции. Исключением из данного правила является пьянство, так как наказание в этом случае зависело от тяжести сопутствующих проступков. Как показывают документы ГБУТО ГАТ, за пьянство запрещали священнослужение, понижали или увольняли от должности, ссылали в монастырь «в труды», служителей монастыря (игуменов, послушников, иеромонахов) переводили в другой монастырь, в другую церковь или, значительно реже, в Тобольский архиерейский дом, тоже «в труды». Если пьянство не отягощалось другими должностными преступлениями, в лучшем случае могли перевести в другую церковь, однако чаще всего ссылали в монастырь. Заключение Самым частым проступком в Тобольской епархии было пьянство, точнее, то поведение, которое служило его следствием и не соответствовало образу жизни духовного сословия. В архиве сохранились единицы следственных дел о назначении самых суровых наказаний - лишения сана и исключения из духовного ведомства. Данный факт не может бесспорно указывать на то, что санкции менее тяжелые - ссылка в монастырь и перевод в причетники - были достаточно действенными. Периодически встречаемые положительные резолюции на прошения о возвращении на свое должностное место свидетельствуют лишь об отдельных случаях «исправления». В целом картина была неутешительной - в ГБУТО ГАТ находится на хранении огромное количество дел о бесчинстве священно- и церковнослужителей, послушников и настоятелей монастырей, служителей церковных учреждений. Однако епархиальное начальство активно боролось с неканоническим поведением своих подопечных, применяя все разрешенные законодательством способы. В целом система судопроизводства ТДК была достаточно мягкой, чтобы перевоспитать клириков, вставших на неверный путь, но все же помогала отдельным людям, которые еще оказывались способными к исправлению. Данный вывод подтверждает гипотезу исследования. Проблемы отечественной истории /Problems of history of Russia 100 Примечание 1 Рачительность (др. рус. - радение) - всегда добровольное служение идее и людям, старательное выполнение любого дела, это положительное духовно-нравственное качество личности, проявляющееся как забота о сохранении чего-то или стремление к установлению порядка, а также усердное служение и выполнение своего долга.

Скачать электронную версию публикации