Written sources about Muscovy of the second half of the XVI century in French Russika: the Historical View of P.-S. Leve.pdf Изучение культурного влияния Франции на Россию во второй половине XVIII в. - особенная историческая область, которая имеет свой собственный круг проблем, свою историографию. Несмотря на то, что деятельность некоторых французов в России была хорошо изучена, а других до недавнего времени находилась в тени, и теми и другими был внесен существенный вклад в дело европеизации русского общества. С 1782 г. в ряд выдающихся историко-философских трудов, оказавших значительное влияние на формирование образа России в глазах европейского прогрессивного читателя, встала и «Российская история» Пьера-Шарля Левека (1735-1812). В славной плеяде ученых, оставивших яркий след в изучении истории России в эпоху Просвещения, имя известнейшего французского историка XVIII - начала XIX в., переводчика, литератора, философа, знатока античности и изящных искусств, кавалера ордена Почетного легиона и члена Академии надписей и изящной словесности П.-Ш. Левека занимает значимое положение. Ввиду ряда объективных причин1 [1. С. 13-14] только с недавнего времени исследовательским сообществом стали осуществляться первые попытки объективной оценки вклада французского ученого-историка в российскую историографию [2]. Работ, проливающих свет на научную деятельность П.-Ш. Левека, написано немного, освещающих его биографию - еще меньше. Причина тому - пристрастное отношение к творчеству Левека, характерное для трудов российских ученых конца XVIII в. Одним из первых авторов, в чьем труде находим обращение к труду Левека с критических позиций, стал И.Н. Болтин [3]. Лишь в 1802 г., на контрасте, положительный отзыв об «Истории» Левека поместил в своем журнале литературный критик Я.А. Галинковский [4. Ч. 1. С. 133-134]. Далее последовали авторитетные высказывания К.Н. Бестужева-Рюмина о серьезности и небезынтересности сюжета [5. Т. 1. С. 205] и признание В.А. Бильбасова [6. Ч. 1. С. 280], что «это - первая законченная история о России, увидевшая свет в Европе». В XX в. единичные статьи А. Мазона [7], С.Н. Валка [8] и В. Сомова [9], а также брошюра под названием «Биографическое эссе», написанное потомком Левека К. де Петиньи, характеризовали основные вехи жизни и творчества историка. Отдельные стороны научной деятельности Левека затрагивались в работах Д.Н. Шанского [10, 11], С.А. Мезина [12, 13], которые показали, что рассматриваемая проблематика принадлежат к просветительской историографической традиции. На страницах «Российской истории» впервые прошлое нашей страны излагалось всеобъемлюще, от ва ряжского призвания до царствования Екатерины Великой. Следует помнить, что до появления знаменитого сочинения Н.М. Карамзина произведение Левека было единственным систематизированным и полным сочинением по русской истории. Опыт изучения древних языков позволил Левеку быстро овладеть русским и древнеславянским языками и в полной мере воспользоваться достижениями русской историографии. Можно представить всю сложность положения французского историка XVIII в., который задался целью погрузиться во тьму веков истории Древней и Средневековой Руси. Приступая к работе, П. -Ш. Левек понимал, что на Западе о русской истории царят самые нелепые представления [14. Р. 55]. Для того чтобы их развеять, нужно было создать труд, содержащий аутентичные материалы и суждения, дающие толчок изучению этой истории на Западе. Главной задачей для Левека стало самостоятельное изучение важнейших источников по русской истории. Одним из ключевых периодов, скорректировавших всю последующую историю России, явилось, по мнению Левека, время правления Ивана IV Грозного. Критичный в своих выводах, П.-Ш. Левек постарался привлечь обширный комплекс источников, чтобы представить читателям личность Ивана IV и его деятельность во всей их сложности и неоднозначности2 [15. Р. 330-346]. Представленный читателям в первом томе «Российской истории» «Толковый каталог» [Ibid.] не снимает трудностей в изучении источниковой базы труда французского исследователя. Сложности прежде всего сопряжены с отсутствием полноценных (в современном понимании) ссылок на источники и авторские произведения. Наличие кратких записей на полях (имени автора или только приблизительного названия сочинения) лишь «пунктиром» указывает путь, по которому двигался историк при написании «Российской истории». Но даже из этих скромных данных и самого текста «Российской истории» явственно видно, что Левек привлекал для работы широкий круг источников, оказывал при этом явное предпочтение древнерусским летописям и сочинениям: «Летописи Несторовой», «Никоновскому» летописцу, «Степенной книге», «Царственному летописцу», «Царственной книге» и др., в то же время, активно используя исторические труды на русском языке. Одним из первостепенных источников Левека3 [Ibid. Р. 331] являлась «Книга Степенная» [16]. Авторство рукописи Левек приписывал митрополиту Киприану, чье повествование было «начато в XIV в. , в царствование Дмитрия Донского, и продолжено в XVI в. Мельник Э.В. Письменные источники о Московии второй половины XVI в. во французской Россике 147 митрополитом Макарием во время царя Ивана Васильевича» [15. Р. 331]. Левеку удалось сопоставить уже существовавшие в исторической науке точки зрения об авторстве данного источника и в чем-то предвосхитить развитие исследовательской мысли по данному вопросу4. Давая характеристику «Книге Степенной», Левек признавал, что «... это произведение высоко оценено и по достоинству» [16]. Продолжая характеристику произведения, Левек отмечал: «.однако можно сделать ее авторам ряд справедливых порицаний. Порой необдуманно отстраняли текст старейших хроник, чтоб заменить его на ошибочные и нелепые предания, и зачастую портили произведение чудесными рассказами... » [15. Р. 331-332]. Вероятно, Левека насторожили навязываемые «Книгой Степенной» политические легенды, к примеру представленное в упоминаемом источнике происхождение великого князя Владимира от императора Августа [16. Ч. 1. С. 78]. Левек не упускал возможности сравнить данные «Книги Степенной» с соответствующими страницами первоисточников [14. Р. 98-99]. Нельзя не уделить внимания еще одному ценному источнику, который был использован Левеком, -«Царственной книге» [17]. Такое название дал этому документу, при публикации М.М. Щербатов5, собрав и приведя его в порядок6. В качестве источника «Царственная книга» была использована Левеком в описании царствования Ивана IV. Ученые-историки сопоставляли «Царственную книгу» с другими летописными сводами и принимали позицию Щербатова7, который утверждал, что она является отрывком большого летописного свода. Эта точка зрения была высказана им в Предисловии к публикуемому Царственному летописцу. А.Л. Шлецер во Введении к своей книге «Нестор» [19] писал: «Все эти три рукописи, - имея в виду Царственную книгу, Древний летописец, и Царственный летописец, - судя по наружности, кажется, составляют одно сочинение»8. Первая половина Царственного, а также и первая часть «Древнего Летописца» Д.В. Поленовым и рядом других исследователей менее всего воспринимались как надежный источник. Возможно, этим объясняется довольно редкое привлечение Левеком начальных сведений этих источников к написанию древней Российской истории. Даже заключая в себе ценные сведения, они не могли быть использованы французским историком без привлечения более полных хроник и летописных сводов. Во второй половине XVIII в. появились различного рода историко-географические описания, сопровождаемые историческими справками и комментариями, к примеру работы П.И. Рычкова «Топография Оренбургская» [21], «Опыт Казанской истории древних и средних веков» и «Введение к Астраханской топографии» [22, 23]. Французский историк понимал важность названных работ наряду с известными в то время трудами С.П. Крашенинникова о Камчатке и Г.Ф. Миллера о Сибири. «Топографии Оренбургской» нет в Каталоге первого издания «Российской истории», однако позднее Левек, ознакомившись с трудами Рычкова подробнее, активно использовал ее в третьем издании своей «Истории». Левека особо привлекали исторические судьбы коренных и «новопришедших» народов данного региона, а главное, рассмотрение этих народов через призму колонизации юго-восточной окраины государства [14. Р. 298, 24. Р. 220, 286]. Особой оценки Левека удостоился «Опыт Казанской истории древних и средних веков» Рычкова. Именно этот труд, «составленный по примеру хроники, найденной в Казани, но обогащенный автором любопытными изысканиями» [15. Р. 333], был использован французским историком еще в первом издании «Российской истории». Левек верно подметил использование Рычковым найденной в Казани Хроники, а именно знаменитой «Истории Казанской», «которую сам ввел в научный оборот», где «впервые применил принцип сопоставления летописных списков к многочисленным рукописям «Казанской истории» [25. Ч. 2. С. 287] В «Опыте Казанской истории древних и средних веков», как и во «Введении к Астраханской топографии», приведены исключительно важные исторические сюжеты, которые использовал впоследствии Левек. Благодаря им историк представлял всю степень угрозы для русского государства, исходившей в тот момент от неспокойных окраинных территорий, и осознавал необходимость походов туда русских войск [14. Р. 298; 24. Р. 286; 26. Р. 57-58]. В конечном итоге Рычков развил мысль о законности притязаний русских государей на земли Средней и Нижней Волги. Обращаясь к истории Казанского и Астраханского ханств, он пишет в мажорных тонах о распространении «побед и самодержавия первых российских государей по Волге» [27. С. 114] С первых строк своего труда французский автор характеризовал древний период российской истории как время заложения основ российской государственности. Он выстраивал идеальную схему взаимодействия правителя и родовитой знати «в делах великой важности, касающихся общего блага». Под «знатью» в удельный период русской истории Левек имел в виду «не простых сеньоров, как в других частях Европы, а князей рюриковой крови» [14. P. 136]. Особое место в исследовательской работе Левека занимала переписка царя Ивана с князем Курбским9. Можно предположить, что подобное внимание к роли привилегированных родов объясняется влиянием «Российской истории» М. Щербатова, в которой нередко употреблялось словосочетание «совет мудрейших мужей», а также отсылки к «Истории о великом князе Московском» князя Курбского. Левек был уверен, что улаживание межличностных конфликтов, клановых распрей, успешное решение внутриполитических вопросов периода удельной Руси, которые ставились в заслугу великим князьям, в большей степени происходили с помощью «мудрых советников» [Ibid. Р. 193]. В «Российской истории» Левека полные ссылки на использованные источники иногда заменялись лишь упоминанием имени автора или первым словом названия труда. К сожалению, это относится и к кратким заметкам на полях - «князь Курбский». Имели место и более глу- Проблемы историографии, источниковедения... /Problems of historiography, source studies... 148 хие ссылки: «Что доказано документами, сохраненными в архивах Москвы» [26. Р. 158]. В «Каталоге книг» Левека фигурирует «Описание князя Курбского (история царя Ивана Васильевича, написанная князем Курбским)». Судя по характеристике, данное наименование подразумевало два источника [15. Р. 332-333]: «Историю о великом князе Московском» и переписку князя Курбского с Иваном Грозным. Первым, кто обратил внимание на переписку Курбского и Ивана Грозного, был именно князь М.М. Щербатов10. «Историей» Курбского Левек пользовался при воссоздании сюжетов юности Ивана IV и начального периода его царствования [26. Р. 19, 21] (эти сведения, не могли быть почерпнуты из переписки). Вероятно, Левек понимал пропагандистское значение этого труда и обращался к данному источнику лишь для реконструкции тех ситуаций, в которых проявился нрав самодержца. Возможно, французский автор хотел познакомить читателей с формированием характера Ивана Васильевича, в котором уживались две противоположных личности11. Что касается «Посланий»12, Левек очень ценил этот источник, характеризуя его как «исключительный рукописный памятник» [15. Р. 333]. Большим плюсом в глазах Левека было то, что сам Курбский - «свидетель большей части деяний, о которых повествует», а его корреспондент - главное действующее лицо изложенных событий. Внимание Левека в этой переписке привлекла и позиция самого царя, «не гнушавшегося отвечать своему корреспонденту и не отрицавшего деяний, которые ему вменялись. В свое оправдание он приводил ответные претензии, опротестовывая описанные сюжеты» [Ibid.]. Прозвучавшая в 80-х гг. XVIII в. острая критика И.Н. Болтина в адрес «Истории Российской» Щербатова и «Истории» Левека приостановила объективное рассмотрение времени правления Ивана IV, которое было отложено в русской историографии вплоть до Н.М. Карамзина. Карамзин, как и предшествовавшие ему Левек и Щербатов, вместе с «Перепиской» [29. Т. IX. C. 4, 611, 42.] активно использовал «Историю» Курбского [29. Т. VII. С. 66, 70, 86-87; T. VIII. С. -29, 31-32, 38, 43-44, 46; Т. IX. C. 4, 6-11, 42]. Не являясь первооткрывателем означенных источников, он не плутал, как иногда Щербатов, в их известиях. Идя по проторенной дороге, Карамзин стал, таким образом, вторым русским историком, использовавшим те же самые материалы. В этой связи, опровергая Н. Устрялова, можно заключить, что первыми развеять стереотипные представления о фигуре Ивана IV пытались именно Левек и Щербатов13. Можно согласиться с мнением историка А. Фи-люшкина о том, что «вот уже двести лет, начиная с Н.М. Карамзина, историческая наука смотрит на эпоху Ивана IV через оптику, заданную Курбским...» [30. С. 156]. Карамзина, но не Левека и не Щербатова! Как выразился Филюшкин, князь Курбский «примити-визировал ввдение русской истории, подогнав ее под искусственную, глубоко идеологизированную схему» и заставил поверить в нее потомков [Там же. С. 9.]. В «Истории» Левека нет строгого разграничения правления Ивана Грозного на две эпохи: Избранной Рады и Опричнины, т.е. схемы русской истории XVI в., которую с небольшими различиями можно встретить во многих трудах, начиная с «Истории» Карамзина. Не было ли в этой упрощенной схеме целенаправленно навязанного читателям взгляда князя Курбского на русскую историю XVI в.? Можно считать более объективным исследование Левека, не принявшего этой схемы, желавшего представить царствование Ивана Грозного более неоднозначным, сложным и интересным. Левеку импонировали сведения «первого из Польских писателей» - М. Стрыйковского. Кроме того, возможно, Левеком привлекались сведения, почерпнутые из произведения М. Кромера «О начале и истории польского народа» (1555) и из труда польского летописца XV в. Яна Длугоша (1415-1480). На полях первого издания «Российской истории» французский исследователь поставил без уточнений пометку «История Польская» [31. T. 1. Р. 210]. Интерес к трудам польских историков роднит «Российскую Историю» Левека со «Скифской историей» А.И. Лызлова [32]. О последней Левек оставил характерную запись: «Ею бы чаще пользовались, если бы не было историй Татар Казани и Астрахани, написанных Рычковым» [15. Р. 334]. В «Толковом каталоге» «Российской истории» Левека (1783, 1800) вообще отсутствуют какие-либо четкие сведения о произведениях и авторах польской истории, хотя по пометкам на полях в тех же изданиях видны отдельные ссылки на Стрыйковского и др. Также среди иностранных источников, использованных Левеком при описании времени правления Ивана IV, фигурировали «Описание Московии» А. Гваньини, «Записки о московитских делах» С. Герберштейна, «Московия» А. Поссевино, труды С. Пуфендорфа, П. Одер-борна [15. Р. 338-339], - в основном тех, кто лично побывал в России в правление этого государя. Кроме того, Левек обращался к документальным изданиям («Судебнику» Ивана Грозного). Французский автор подробно ознакомился с «Казанской историей» и «Введением к Астраханской топографии» П.И. Рычкова, привлекал публикации «Древней Российской Вив-лиофики» Н.И. Новикова и «Ежемесячные сочинения» Г.Ф. Миллера14. Многие из этих сочинений использовались Левеком параллельно со свидетельствами Курбского. Среди них «Описание Московии» А. Гваньини, «автора, сообщавшего подробности бесчинств царя Ивана Васильевича, знакомого с хроникой князя Курбского, из которой перевел некоторые отрывки» [Ibid. Р. 338.]. Гваньини интересовал широкий круг вопросов: введение опричнины, уничтожение политических противников государя, описание русских городов и владений, религиозные обряды, обычаи и нравы жителей. Левек предположил, что автор «смог получить много подробностей от русских, которые рассказывали в Польше о жестокости их правителя, и, возможно, общался с самим князем Курбским» [Ibid.]. Зная это, можно допустить, что Гваньини находился под влиянием суждений Курбского. Иногда Левек, приводя ссылки на полях, Мельник Э.В. Письменные источники о Московии второй половины XVI в. во французской Россике 149 отсылал читателя сразу к обоим авторам, сравнивая их сообщения. Отдельно французский историк отметил «Записки» Сигизмунда Герберштейна, которые, по его словам, «были качественнее всего, написанного в XVI в. иноземцами о России на латинском языке» [15. Р. 3.] Среди иностранных памятников резко тенденциозного характера отмечен Левеком труд П. Одерборна «История жизни Ивана Васильевича», о котором было сказано: «...это скорее жестокое выступление против царя, чем история о нем. В произведении царит великий беспорядок, и этот недостаток не был восполнен точностью фактов» [15. Р. 339] Остается открытым вопрос о первенстве введения в научный оборот переписки князя Курбского, а также ряда иностранных сочинений, таких как «Московское описание» Гваньини и «История» Одерборна. А.А. Зимин оставлял первенство за Карамзиным [33. С. 12], в то время как уже Щербатов (1789), использовавший Курбского, обращался к труду Левека (1782) [34. Ч. II. С. 17, 18, 67, 331], который первым ссылался на Гваньини и Одерборна. Кратко изложив события начального периода правления Ивана IV, Левек более подробно писал о субъективных факторах, которые повлияли на изменение вектора внутренней политики Ивана Грозного и привели к опричному правлению. Французский автор не замыкался на трактовке опричнины как результата действия только психологических факторов, как это позднее отмечалось у Карамзина. Три главные составляющие, по мнению Левека, способствовали появлению опричнины: личные качества царя, влияние его близкого окружения и состояние русского общества того периода [28]. Историк видел в приближенных к царю - опричниках - представителей нового привилегированного слоя, противопоставленного старой аристократии. Именно опричники, по мнению Левека, преподнеся царю версию заговора, которой тот «не преминул воспользоваться», стали «главными виновниками разорения несчастного города (Новгорода. - Э.М.)» [26. P. 80]. Стремление Ивана Грозного к усилению самодержавной власти рассматривалось французским историком как явление вполне закономерное - неслучайно он, вслед за А. Поссевино, проводил прямую параллель между Иваном IV и Людовиком XI [26. Р. 151]. Подобное сравнение двух монархов позже появится у И.Н. Болтина и Карамзина15. Левек не концентрировал свое внимание только на одной ипостаси царя-деспота. Французский историк выделял и вторую сторону личности Ивана: законодателя, реформатора [Ibid. P. 161162]. К этим умозаключениям французского автора могли привести сведения, взятые из книги Хилкова «Ядро Российской истории» [36. Гл. 3. С. 204]. Левеку казалось невероятным, что «Россия вплоть до XVI в. не имела никакого «законодательного документа» [26. Р. 152]. Поэтому принятие Судебника (1550), несмотря на «все его несовершенство», было оценено французским историком как значительный шаг вперед, ведь «нация может быть счастливой благодаря хорошим законам.» [Ibid. Р. 153] По мнению Левека, вопросам внешней политики в царствование Ивана IV могло быть посвящено отдельное сочинение. Следуя рассуждениям французского исследователя, в последние годы правления Грозного царя происходили события, более значительные в историческом плане для судеб России, чем поражение в Ливонской войне. Отдельная глава его «Истории» посвящена открытию дороги в Сибирь16. Материал для обширной главы Левек смог отобрать из различных трудов: «Описание Сибирского царства» Г.Ф. Миллера, «Сибирская история» Фишера, «Описание земли Камчатской» Г. Стеллера и др. [15. Р. 336, 341, 344-345; 26. Р. 114-150]. В издании «Истории» 1800 г. в разделе «Итоги царствования Ивана Васильевича» французский историк не преминул поместить отдельные критические высказывания о жизни Ивана Грозного, «жестокость которого оттенила все его дарования и все его значимые достоинства...» [26. Р. 182.] В целом П.-Ш. Левеку присуща взвешенная оценка деятельности этого монарха. Французский исследователь пытался развеять стереотипные представления о фигуре Ивана IV, признавая в нем неординарного государственного деятеля и крайне противоречивую личность. На протяжении всего исторического анализа русский царь предстает на страницах «Российской истории» фигурой «колоритной» и неоднозначной. «Российскую историю» П. -Ш. Левека можно рассматривать как своеобразный историко-культурный феномен, так как это произведение оказало влияние не только на русских профессиональных историков, но и на складывание общественного мнения о России во Франции и на постижение русскими своей подлинной истории. Именно по труду Левека как по своеобразному учебнику молодое русское дворянство изучало историю своей страны вплоть до появления монументальной «Истории» Н.М. Карамзина. В последние годы личность П.-Ш. Левека привлекает все большее внимание отечественных и зарубежных исследователей (Вульф Л. «Изобретая Восточную Европу»; Г онно П. «Этап “Троицы” в открытии России французскими путешественниками»; Пьер-Дуло М.-Л. «Три Лотаринских художника в Петербурге в восемнадцатом веке» и др.) В обозначенных публикациях находим новые, неожиданные детали и любопытные трактовки творческой биографии П. Левека. Среди многочисленных откликов стоит обратить внимание на высказывания французских исследователей Н. Лоро и П. Видаль-Некюе. По их аргументированному утверждению, именно Левек разрушил множество существовавших до него иллюзорных представлений (исторических «миражей») в представлении как российского Средневековья, так и более позднего периода, тем самым открыв «новую эру в историографии России». Примечания 1 Уже в начале XIX в. объективный, написанный на основе передовых достижений исторической науки европейского Просвещения труд французского ученого был вытеснен выдержанными в «патриотическом» и эмоциональном ключе сочинениями его российских современников. Проблемы историографии, источниковедения... /Problems of historiography, source studies... 150 2 Позднее, возможно под влиянием «Российской истории» П.-Ш. Левека, к такой же неоднозначной характеристике личности Ивана IV придет и М.М. Щербатов при написании V тома своей «Истории Российской». 3 В пояснении Левека к характеристике «Книги Степенной» читаем: «Эта книга ничуть не хроника, это повествование». Историк пользовался ее петербургским изданием 1777 г. (см.: [15. P. 331]). 4 Г.Ф. Миллер, М.М. Щербатов, Н.И. Новиков и другие исследователи разделили предположение В.Н. Татищева о том, что «Книга Степенная» писалась митрополитом Киприаном на рубеже XIV - XV вв. Согласно мнению других авторов (Н.М. Карамзин, К.Ф. Калайдович, М.Я. Диев и др.), памятник в окончательном виде был создан в эпоху митрополита Макария. 5 Порядок листов «Царственной книги» впоследствии был определен и подробно приведен А.Е. Пресняковым [5; 18. Т. 1.С. 6]. 6 М.М. Щербатову пришлось собирать эти листы, восстанавливать их последовательность и «те, которые мог следствием собрать, то есть от 7042 до 7061» он «переплел и яко достойную книгу любопытства Ея Императорскаго Величества имел честь пред стопы ея предложить и получил потом повеление, дабы сея книгу напечатать» [17. С. 4]. 7 С 1768 г. М. Щербатов активно работал с летописями и архивными документами, официально состоя в Канцелярии ее императорского Величества. 8 Д. Поленов в «Библиографическом обозрении русских летописей» заметил: «Шлецер не обратил внимания», что все три рукописи «не что иное, как отрывочные списки Никоновской Летописи, им же изданной» [20. С. 60]. 9 Левек пользовался рукописным вариантом. Переписка Ивана IV c князем Курбским и «История о великом князе Московском» Курбского впервые выйдут в свет благодаря Н.Г. Устрялову лишь в XIX в. (1833). 10 С 1768 г. Щербатов активно работал с летописями и архивными документами, официально состоя в Канцелярии ее императорского Величества. 11 Подробнее о характеристике времени правления Ивана IV Грозного согласно «Истории» П.-Ш. Левека см.: [28. С. 77-82]. 12 В период с 1564 по 1579 гг. князь Курбский направил Ивану IV три письма, в которых обвинял его в жестокости и неоправданных казнях. 13 Упоминание об использовании сочинения Курбского как исторического источника по периоду правления Ивана Грозного князем М.М. Щербатовым [30. C.12]. 14 П.-Ш. Левек пользовался собранными ранее Г.Ф. Миллером, Н.Н. Бантыш-Каменским и М.М. Щербатовым архивными материалами. 15 «Людовик XI не уступая Иоанну ни в свирепости, ни в наружном благочестии, коим они хотели загладить свои беззакония: оба набожные от страха, оба кровожадные и женолюбивые, подобно Азиатским и Римским мучителям. Изверги вне законов, вне правил и вероятностей рассудка...» [35. С. 4з8-439].

Скачать электронную версию публикации