Golden images of mountain goats on the headdresses of population of Upper Ob region in Early Iron Age.pdf Яркими образцами звериного стиля в металлопластике эпохи раннего железа на территории Южной Сибири являются изображения горных козлов. В различных проявлениях данный образ отмечается на памятниках Северо-Западного и Центрального Алтая, степей Казахстана, Минусинской котловины, Тувы и Верхнего Приобья [1. С. 98, 127. Рис. 26, 3; 2. С. 81. Рис. 7, 2, С. 83. Рис. 9; 3. С. 103. Рис. 77, 8; 4. С. 138. Рис. 3.52; С. 164. Рис. 3.92; 5. С. 427. Табл. 77, 41; 6. Рис. 181]. Неслучайно Н.Л. Членова отмечала: «Чрезмерно многочисленны в искусстве скифского мира фигуры козлов с подогнутыми ногами. Они распространены повсеместно во многих разновидностях (Курдистан, Памир, Алтай, Минусинская котловина, Ордос)» [7. С. 125]. Не ставя перед собой задачи составления общей сводки подобных находок, отметим, что изображения горных козлов на разных носителях представлены: произведениями мелкой пластики [1. Табл. L, 15; 8. С. 120; 9. Фото 21; 10. С. 42, 46, 48, 52, 110; 11. С. 37. Рис. 21, 1, 2; 12. С. 211], навершиями ножей [7. Табл. 24, 8, 9, 14, 15; 13. Рис. 27, 33; 14. Табл. 177, 2; 15. Рис. 6, 3], чеканов [7. Табл. 24, 11, 44, 38; 13. Рис. 17-25; 14. Табл. 54, 13, 67, 9, 87, 14, 115, 7], кинжалов [7. Табл. 28, 5; 13. Рис. 40], заколок [16. Рис. 58, 1; 17. С. 96-97], костыльком-кочедыком [18. Рис. 119], колоколовидными навершиями [7. Табл. 24, 2, 3, 10; 13. Рис. 1, 3, 5, 7; 14. Табл. 45], украшениями алтаря [13. Рис. 11; 14. Табл. 54] и зеркал [7. Рис. 24, 6; 19. Рис. 84, 1], обойм от ремня кинжала [6. Рис. 78], конской узды [20. Табл. LI], распределителей ярма колесницы [21. С. 271], сюжетным элементом нашивных бляшек одежды [12. С. 224-226], поясных пряжек [3. Рис. 116, 5, 8; 20. Табл. XVII, 1, 2, 5; 22. Рис. 55, 1], налучья [23. С. 70. Рис. 80], войлочного покрытия седла [20. Табл. CX; 24. С. 112. Рис. 3.5], композиции на конском головном уборе [20. Рис. 137; 21, С. 48], изображением на сосуде (которое впрочем, угадывается крайне смутно) [25. Рис. 19], компонентом синкретических образов на пазырыкских татуировках [20. Рис. 82, 181, 182]. Несмотря на довольно представительную выборку изделий, несущих на себе образ горного козла (включая случаи отражения принципа pars pro toto), среди исследователей наибольшее внимание получили их золотые изображения, украшавшие головные уборы. К ним относятся находки деревянных украшений с кожаными вставками и позолотой из пазырыкских могильников [17. С. 110, 112. Табл. LXXIV; 24. С. 90. Рис. 2.60; 26. С. 158], изображения из золотой фольги в уюкско-саглынских памятниках Тувы [27. S. 382, Taf. 78, 4, 5, P. 397. Taf. 110, 6], «саков Казахстана» [12. С. 54; 21. С. 48; 23. Рис. 9, 63, С. 88. Табл. 5] и населения эпохи раннего железа Верхнего Приобья (Милованово-8 [1. С. 127], Новотроицкое-2 [3. С. 102], Объездное-1 [28]). Сохранившиеся фрагментарно в погребениях могильников Локоть-4а, Новотроицкое-1, -2 и Рогозиха-1 элементы аппликаций головных уборов в числе прочего представляют собой части (рога с годовыми наростами) изображений горных козлов, имеющие ряд аналогий в сибирской петроглифической традиции [29. С. 8, 10. Табл. XV; 30. Рис. 114; 31; 6. Рис. 119]. Подобный декоративный прием отмечен В.Д. Кубаревым и на пазырыкских головных уборах, для украшения которых применялся образ так называемых «рогатых лошадей» [17. С. 110-112], семантика синкретического фантастического образа которых была описана Д.В. Черемисиным [32]. Наиболее стилистически близкие находкам с Верхней Оби изображения горных козлов представлены на петроглифах Алтая. Обратимся, например, к монографически опубликованным изображениям Калбак-Таша. По данным В.Д. Кубарева, изображения горных козлов, баранов и архаров составляют самую многочисленную группу рисунков (872 единицы) [33. С. 18]. Декоративно-орнаментальные изображения данных животных эпохи палеометалла сведены исследователем в особое приложение [Там же. Прил. III. Рис. 1-11], рассмотрение которого позволяет установить определенное соответствие между находками из Новотроиц-кого-2, Объездного-1 и Милованово-8 и петроглифами (Новотроицкое-2 [Там же. Рис. 5, 9; Рис. 6, 4, 15; Рис. 7, 6, 8, 18], Объездное-1 [Твам же. Рис. 5, 10, 15; Рис. 6, 7; Рис. 7, 15; Рис. 10, 7, 9], Милованово-8 [Там же. Рис. 5, 8, 15; Рис. 11, 4, 11]). Резюмируя выводы по данному сюжетному комплексу, В.Д. Кубарев отмечает, что некоторые исследователи древнего искусства склонны видеть в превращении ранее реалистичных изображений животных в схематические фигуры постепенное вырождение звериного стиля в отдельный декор, но, не отрицая этого явления в развитии прикладного искусства ранних кочевников, необходимо признать, что Проблемы археологии / Problems of archaeology 192 система знаков, часто ассоциируемая с орнаментом, всегда несла смысловую нагрузку, развиваясь параллельно с реалистическими образами древних мифов [33. С. 20]. В этом отношении примечателен схематизм экстерьера отдельных фрагментов золотой фольги, трубочек и покрытых гофрированным листком заколок из погребальных памятников Верхнего Приобья рельефом, напоминающим собой волну, сходную с изображениями годовых наростов рогов горных козлов, в том числе отраженных и на петроглифах Алтая. Учитывая растиражированность, широкий хронологический и географический ареал распространения одного образа, поливариативность его представления в объектах материального мира, перед исследователями встает задача его интерпретации, попытке рассмотрения которой на материалах предметного комплекса головных уборов, происходящего из погребальных памятников населения Верхнего Приобья, посвящена предлагаемая работа. Традиционно, исходя из примерно одинакового контекста расположения данной группы находок в погребальных комплексах около костей черепа погребенных, учитывая массу прямых и косвенных аналогий, они единодушно «функционально» интерпретируются исследователями как украшения головных уборов. В данном ракурсе необходимо отметить, что по способу своего внешнего представления они все-таки несколько отличаются друг от друга: изображения из Объездного-1 и Милованово-8 - профильные и плоские, в то время как из Новотроицкого-2 - объемное, скульптурное (рис. 1). Чулым Новосибирск ; ■ Промышленная • • . Ленинск Бердск Искитим Лйнево Маслянино Ордынскі черепаново кааэнцево Камень-иа-Оби Заринек Милованово-8 І ■ ‘Суэуи Новотроицкое-2 Павлове» Барнаул Южный Бийск / Объездное-1 Шигг}Чоео Мельникове . Л if . , A*l ' • «* ' Курья Камера: 917 км 55‘21'02'N 80*46'59*Е 451м Рис. 1. Места обнаружения золотых изображений горных козлов, украшавших головные уборы, на территории Верхнеобского бассейна Головненко Н.Н. Золотые изображения горных козлов на головных уборах населения Верхнего Приобья 193 Подобное деление может быть объяснено общей традицией декора одежды объемными и плоскими предметами [34]. Для создания объемной аппликации могли использоваться пронизки, бусины и статуэтки, а для плоскостной - фольга, пластинки и бляшки. В ансамбле одного головного убора, как и любой другой категории одежды, могли использоваться оба варианта аппликации. Зафиксировано два способа крепления элементов декора к поверхности оголовья уборов: пришивание и приклеивание. При этом объемные элементы пришивались, а плоскостные и пришивались, и приклеивались. Наибольшую близость среди изображений горных козлов с головных уборов между собой являют профильные плоскостные аппликации из золотой фольги, происходящие из Объездного-1 и Байгетобе [12. С. 54]. Как мне представляется, золотые изображения горных козлов с утилитарной точки зрения - довольно непрактичные украшения для головных уборов, их невозможно без риска повреждения постоянно использовать в повседневной жизни. Фигурка из Новотроиц-кого-2, несмотря на свои небольшие габариты, объемна и весит порядка 70 г, что создавало определенные неудобства при ее ношении на голове (рис. 2). Золотая фольга, из которой изготовлены плоскостные аппликации из Объездного-1, Милованово-8 и рога новотроицкой скульптурки, довольно плотная, но она вряд ли способна выдержать ежедневную эксплуатацию без механических повреждений. Никакой утилитарно-практической функции подобного рода украшения не имеют, скорее всего, либо они нашивались на специальные «церемониальные / праздничные» уборы (подлинно значимые вещи), либо ими декорировались повседневные уборы в момент, близкий к погребению, для придачи им «церемониального / праздничного» статуса (имитация / бутафория). Рис. 2. Золотая фигурка горного козла кургана 15 могилы 3 некрополя из Новотроицкое-2 Характер изображения горных козлов, украшавших головной убор из Объездного-1, по мнению А.П. Бо-родовского, отражает динамику их быстрого перемещения по скальной поверхности [30. С. 236]. Примечательно, что в таком случае общая схема расположения бляшек на головном уборе была асимметрична. Фигурка из Новотроицкого-2 при ближайшем рассмотрении тоже несколько ассиметрична, что может быть объяснено особенностями ее сборки или общей морфологией прототипа. Примечателен факт использования рельефности (гофрирования), внешне сходной с морфологией годовых наростов горных козлов, в украшении иных элементов головного убранства большере-ченцев - заколок, подвесок к серьгам, золотой фольги (что, вероятно, может отражать известный принцип pars pro toto). Скорее всего, особое значение имел и цветовой код, создаваемый восприятием золотых горных козлов на головном уборе, который, как считает ряд исследователей, мог быть красного цвета [12. С. 54; 21. С. 48; 23. Проблемы археологии / Problems of archaeology 194 Рис. 9, 63. С. 88. Табл. 5]. Впрочем, золото вполне эффектно и контрастно смотрится даже на обыкновенном войлоке. Варианты самого головного убора, на который крепились рассматриваемые изображения, могли быть различными (к сожалению, в памятниках Верхнего Приобья органика практически не сохраняется), но в основном его воспроизводят как конической формы и с завязками. Здесь важно, что поза двигающегося или замершего животного на головном уборе могла соотноситься с его функциональным предназначением или назначением его отдельных элементов. Изображения скачущих горных козлов на оголовье убора из Объездно-го-1 соотносятся с декоративной сценой с оголовья кулаха из кургана Иссык [23. С. 14. Рис. 5, С. 16. Рис. 7. С. 26. Табл. 22, С. 47. Рис. 63; 35. С. 40], а фигурка из Новотроицкого-2 могла украшать неподвижный шпиль убора по аналогии с другими навершиями (Рис. 3, 1-2). Рис. 3. Реконструкция вариантов расположения золотых изображений горных козлов на головных уборах различного фасона: 1-3 - по материалам могильника Новотроицкое-2; 4 - по материалам могильника Объездное-1 Согласно реконструкции А.И. Соловьева, подобная статуэтка крепилась на оголовье конического убора [36. С. 6]. Однако, учитывая, что зачастую изображения горных козлов использовались для украшения наверший различных предметов (ножи, кинжалы, чеканы, алтарики), и объекты петроглифической традиции, как правило, представлены на возвышенностях, а головной убор в мировоззрении древних кочевников символически, вероятно, делился на несколько зон [37. С. 11, 14; 38. С. 80-81, 339], можно допустить расположение фигурки на наголовьи убора иного фасона (рис. 3, 3). Кроме того, надо учитывать, что фигурка из Ново-троицкого-2 выявлена на перекрытии погребальной камеры, т.е. вне контекста относительно скелета. Возможно, козлик изначально располагался не на головном уборе, надетом на погребенного и впоследствии потревоженном грабителями, а на дополнительном (сопровождающем), который по аналогии с пазырыкскими материалами мог иметь вид «подшлемника» (сферический с завязками, без назатыльника) [24. Рис. 2.59, а]. Безусловно, важным фактором интерпретации золотых изображений является элемент отражения в них объектов реального мира. Определению видовой принадлежности рассматриваемой группы находок посвящена особая работа А.П. Бородовского [30]. Автором изображенные животные интерпретированы как тау-теке, горные козлы, анализ образа которых должен учитывать вариативность возможных суждений о соответствии и несоответствии ареала их распространения с местами находок престижной металлопластики [Там же. С. 235]. Однако, несмотря на это, необходимо признать, что фигурки золотых козлов вписы- Головненко Н.Н. Золотые изображения горных козлов на головных уборах населения Верхнего Приобья 195 ваются в общие традиции не совсем натуралистического скифо-сибирского звериного стиля. Семантическая нагрузка изображений горных козлов зачастую рассматривается исследователями как некий маркер сакрального «верха» (вероятно, потому что в основном они представлены на различных навер-шиях и петроглифах). В данном отношении одной из наиболее проработанных интерпретаций является ассоциативное отождествление головного убора с «мировой горой» [23. С. 46], а украшающих его золотых изображений горных козлов - с животными в характерных позах на ее склонах (в профиль) и на вершине (объемно) [30. С. 238]. Также тут может наблюдаться отмеченное Д.В. Черемисиным явление наложения образа одного животного на другого [32. С. 204-206], как, например, на воинских шлемах пазырыкцев, увенчанных скульптурным изображением головы птицы [39]. Восприятие горного козла как животного, связанного с «верхом», отражено в ряде работ с широким тематическим охватом. Е.В. Антоновой отмечено, что рога в знаковой системе древних земледельцев Переднего Востока имели значение «верхнего мира» и неба [40. С. 82-93]; солярная семантика горного козла в искусстве саков Казахстана обозначена А. Акишевым [37. С. 11, 14]; связь образа козла с представлениями о хварно (фарне) на сибирских материалах рассмотрена А.П. Бо-родовским [41]. Традиционно принято привлекать корпус имеющихся древних индоевропейских текстов к интерпретации костюма бесписьменных скифоидных культур, несмотря на значительную сомнительность возможных аналогий. В качестве примера можно привести находки так называемых «золотых людей», конические головные уборы которых интерпретируются как символ, связанный с митраизмом [23. С. 40-53; 25. С. 67-86; 42; 43]. В то же время золотые облачения носит ряд положительных и отрицательных божеств Ригведы и Авесты, в их числе Индра, Рудра, Маруты, Ардви Сура и Вайу [44, 45]; о возможности продолжать список подобных аналогий красноречиво свидетельствует Б.А. Литвинский [42]. Недавно А.В. Вертиенко предложила «пересмотреть» концепцию интерпретации золота, происходящего из погребальных комплексов кочевников эпохи раннего железа. Ссылаясь на результаты лексико-статистического анализа Авесты, исследователь указала на количественное превосходство упоминаний, связанных с золотом и покрытой золотом одежды применительно к божеству Вайу над остальными персонажами (в числе прочего к нему применены эпитеты «злато-шапочный», «злато-одетый» и т.п.) [45]. Связывается образ Вайу с хварно (благодатью), героями, смертью и плодородием [Там же. С. 116]. Амбивалентность Вайу свойственна и дуальной природе образа горного козла (нельзя при этом не отметить обилие в мировой мифологии массы козлорогих персонажей, связанных со смертью и плодородием), на связь которого с репродуктивными культами указывали Д.В. Черемисин и А.П. Бородовский [32; 41. С. 135]. Спокойно стоящий козел, взирающий с вершины горы (или навершия кого-либо предмета), содержит в себе идею диалектической непостоянности, нестабильности, изменчивости как природы, так и жизни кочевого общества. Недаром позиция козла новотроицкой фигурки определялась автором находки, А.П. Уманским, как «настороженная» [46. С. 253]. Видимо, данный дуализм запечатлен и в других сюжетах металлопластики, выполненной в скифосибирском зверином стиле. Сцены терзания горных козлов различными хищниками (кошачьими, грифонами) могли представлять абстрактные сюжеты непрекращающейся борьбы добра и зла, жизни и смерти [47. С. 10]. При этом образ грифона также присутствует на головных уборах носителей культур скифо-сибирского мира (Шикаевский могильник [48. Рис. 1-3], Ханкаринский дол [49. Рис. 13], Второй Пазырыкский курган [39. Табл. 1, 5]). Проблема в том, что приведенные выше аргументы мифологической интерпретации могут быть применимы для описания образа не только горного козла, но и, к примеру, того же грифона. Е.С. Богдановым справедливо отмечено, что при попытках реконструкции и интерпретации сюжетов, запечатленных в объектах искусства, необходимо выявлять и отделять общечеловеческие представления от данных конкретной эпохи и региона [47. С. 8-9]. В данном отношении необходимо указать на отмеченный исследователями интеграционный характер большереченских памятников, сочетающих в себе индоевропейские и самодийские элементы [1. С. 71-78; 22. С. 102-109; 50]. Многоком-понентность населения, данной общности, засвидетельствована материалами антропологических исследований [51; 52. С. 196], сильная роль европеоидного компонента, связанного с Передней и Центральной Азией, на территории Южной Сибири и в составе па-зырыкской культуры в частности подробно охарактеризована Н.В. Полосьмак и Т.А. Чикишевой [53], древний индоевропейский пласт зафиксирован в южно-сибирской топонимике [54]. К сожалению, нет более прямых свидетельств об этнической и языковой принадлежности населения Верхнего Приобья эпохи раннего железа (оно не имело письменности), поэтому любые приводимые параллели с авестийскими и ведическими сюжетами в известной степени условны. Невозможно достоверно определить круг идеологических взглядов большере-ченцев без их самих, но так или иначе золотые изображения горных козлов оказывались в погребальных комплексах, а значит, они каким-то образом соответствовали их представлениям о стиле, красоте, эстетике и требованиям ритуала. Я считаю, что золотые изображения горных козлов могут интерпретироваться в контексте явлений событийной (ситуационной) сакрализации предметного комплекса одежды как вещи, наделенные высоким знаково-символическим и эстетическим подтекстом. В пользу подобной интерпретации свидетельствуют: семантическая нагрузка золота как металла, связанного с идеей бессмертия (универсальная концепция, их вероятная функция); выбор горного козла, ловкого животного, перемещающегося по горе вверх-вниз (своего рода медиатора), как основного сюжетного эле- Проблемы археологии / Problems of archaeology 196 мента и манера его изображения (технология изготовления); использование данного образа, воплощенного в золоте, для оформления одежды, изготовленной из шерсти (их сырьевая основа, материал). Специфической чертой предметного комплекса одежды населения большереченской культурно-исторической общности, по сравнению с другими областями скифо-сибирского культурного ареала, является его избирательность и фрагментарность, обусловленная территориальной периферийностью рассматриваемого региона и поликультурностью его населения [55. С. 19]. В связи с этим фрагментарно представленными в мировоззрении большереченцев могут оказаться и отраженные в золотых изображениях горных козлов идеологические сюжеты, лишь в общей форме передающие отголоски индоевропейских религиозных представлений. В данном отношении примечательно, что эталонный источник по реконструкции головных уборов региона -иссыкский кулах - характеризуется симметричным расположением элементов декора [23. С. 40-53], в отличие от асимметрично исполненных фигуры из Новотроицкого-2 и аппликации из Объездного-1. Работами П.К. Дашковского установлено, что мировоззрение кочевых народов Саяно-Алтая поздней древности и раннего Средневековья носило синкретичный характер, отражалось в различных элементах погребально-поминальной обрядности и предметах материальной культуры. При этом с I тыс. до н.э. отмечается наличие иранского религиозного комплекса в мировоззрении кочевников скифо-сакского периода [56. С. 27-28]. Явления данного порядка, вероятно, и маркируют золотые изображения горных козлов на головных уборах населения Верхнего Приобья. Данный комплекс представлений вписывается в общую концепцию символизма погребального обряда боль-шереченской культурно-исторической общности [57. С. 351-352], в памятниках которой встречены фрагменты одежды [58], изготовленные из овечьей шерсти (дикий горный козел мог восприниматься и как абстрактный покровитель стад, так как свободолюбивые животные в представлении кочевников всегда обладают определенным почетом), пряслица с солярным [59] и сосуды с шовным орнаментом, имитирующим кожаные и роговые изделия [60], украшения, выполненные в скифо-сибирском зверином стиле. Находки золотых изображений горных козлов на памятниках Верхнего Приобья сделаны в многомогильных курганах, содержащих в себе разновременные, разнополые и разновозрастные одиночные и групповые захоронения, что, по мнению В.А. Алекшина, может свидетельствовать о существовании в среде изучаемого населения большой родовой семьи и о начавшемся процессе формирования элиты [61. С. 153-154, 159]. Осуществив социальный анализ погребальных памятников Верхнего Приобья эпохи раннего железа, к схо жим выводам пришла Н.П. Матвеева, выделив две группы в структуре оставившего их населения - знать и рядовые общинники [57. С. 240-255]. Наличие золотых украшений соотнесено исследователем с комплексами элиты, головной убор которой являлся основным показателем ее статуса [Там же. С. 349-350, 354]. Подводя итог, необходимо отметить, что для культур Южной Сибири I тыс. до н.э. в отличие от других, более западных [62. С. 46], территорий образ горного козла является одним из наиболее типичных. На территории Верхнего Приобья он выражен в различных проявлениях, что отражает интенсивные коммуникационные связи данного периферийного региона с сопредельными территориями. Особенное значение в этом отношении имеют и свидетельства опосредованного знакомства местного населения с техникой изготовления роговой посуды, передаваемой орнаментацией на керамических сосудах [60. С. 123; 63. С. 155. Рис. 187]. В целом для предметного комплекса аппликаций головных уборов большереченской культурно-исторической общности прослеживается следующая динамика развития: от металлических бляшек к развитой системе узора плоскостной аппликации из золотой фольги, от бус и пронизок к усложненной объемной аппликации в виде золотых изображений горных козлов, от реалистичных изображений животных к схематическим (включая отдельные фрагменты - рога или узор в форме их годовых наростов) [55. С. 16-17; 64]. В данном отношении обшивка повседневного головного убора золотыми изделиями отражала его ситуационный (праздничный / обрядовый) идеологический статус. Погребальный обряд, характеризующийся публичностью, предъявляет особые требования к атрибутике, присутствующей в ходе ритуала, которая должна удовлетворять эстетическим потребностям (стилю) отправляющего его коллектива (соответственно, она могла отбираться единично и ситуативно). В данном контексте золотые изображения горных козлов с головных уборов из Милованово-8, Объездного-1 и Новотроиц-кого-2, скорее всего, могут интерпретироваться как своего рода знаки высокого социального положения семей умерших. В условиях различных коммуникационных сношений с сопредельными обществами материальные ценности, в том числе и ювелирные поделки, оседали в руках местной знати, попадали в их погребальные комплексы, показывая влиятельность рода. Статус рода должен был постоянно подтверждаться (тем более во время погребальной церемонии) наличием в предметном комплексе одежды его представителей несущей идеологическую нагрузку символикой, необходимыми для украшения знатного кочевника вещами, к числу которых и относились головные уборы с золотыми изображениями горных козлов.

Скачать электронную версию публикации