About the theory in the historical studies and the historical method in sociology.pdf Претендовавшая в начале XIX в. на главенствующую роль среди обще-ственных наук история в ХХ в., по выражению английского историка, сталажить «в долг, заимствуя поочерёдно у экономики, статистики, социологии,антропологии, географии и психологии» [1. C. 157]. Новые же общественныенауки, отвергнув былой диктат истории, постарались вообще отказаться отнекогда модного исторического подхода. Как констатировал крупнейшийбританский социолог Энтони Гидденс, хотя «социологи могут почерпнуть изработ историков гораздо больше, чем это признаётся большинством», в на-чале 1970-х гг. труд Ф. Броделя «Средневековье и средневековый мир в эпо-ху Филиппа II», наглядно демонстрирующий влияние, оказываемое социо-логической традицией, оставался «по большей части незнаком тем, кто _______ра-ботает в «социологии» [2. C. 483-484].Итогом пренебрежительного отношения ко времени и пространству ста-ла априорность социологии, а также политологии, которая в ряде стран по-прежнему называется политической социологией. По признанию самих со-циологов, «многие из предположений, выдвигаемых социологами относи-тельно докапиталистической Европы, вероятно, ошибочны в основе своей»[2. C. 483]; «…большинство теоретических абстракций в традиционной со-циологии имеет весьма слабую или неопределённую связь с социальной ре-альностью» [3. C. 143] и т.д.Подрыв господства объективизма и функционализма при анализе совре-менного общества создал условия для преодоления разрыва между двумянауками. В 1976 г. Т. Зелдин констатировал: «…презрение, которое прояв-ляют к истории общественные науки, «иссякает»: они начинают понимать,что науке о человеке нужен исторический элемент» [1. C. 158]. Многие стализадавать вопрос: в какой мере социология должна быть «историчной» («ис-торичной» в разных смыслах, в зависимости от того, как это понимать).М. Вебер не считал, что науки, имеющие в качестве объекта исследова-ния человеческую действительность, должны быть приоритетно историче-скими. Польский социолог Е. Вятр, напротив, определял «социологию какисторическую науку» и поступал так, «исходя не из типа её суждений, тоесть не из того, доминируют ли в ней исторические обобщения, а из того, какони формируются»: социология «предпринимает исследование действитель-ности: а) в процессе изменений, б) в историческом контексте». Может пока-заться, писал Е. Вятр, «что общественно-технические функции социологиимогут быть выполнены тем лучше, чем больше эта дисциплина будет высту-Об «историчности» социологии и «теоретичности» истории35пать как наука «теоретическая», при условии, что термин «теоретичность»противопоставляется «историчности». Знание общих, независимо от времении пространства действующих закономерностей составило бы самую надёж-ную основу эффективной деятельности. Однако такого богатого знания у наснет, и из характера общественной жизни следует, что… возможно, его и небудет. Но мы будем располагать всё более богатой системой конкретно-исторических объяснений, всё более подробно уточняющих необходимыеусловия появления определённых зависимостей, вследствие чего сами этизависимости будут чётко относиться к определённому историческому кон-тексту». Вот почему «современная социология - это в огромной степенинаука историческая» [4. C. 28-29].Э. Гидденс, не настаивая на приоритете исторического перед теоретиче-ским в творчестве обществоведа, тем не менее считает, что каждое «истори-ческое исследование есть исследование социальное и наоборот» [2. C. 479].(Плодотворность данного принципа этот «исторический социолог» нагляднодемонстрирует всем своим творчеством). Не стремясь «лишь предположить,что история должна больше ориентироваться на социологию, и наоборот»,Э. Гидденс пишет: «На карту поставлено нечто большее. Для социальнойтеории восстановление времени и пространства предполагает теоретическоерассмотрение деятельности, структуры и контекстуальности как средоточияисследовательских проблем в обеих дисциплинах» [2. C. 485]. Иными слова-ми, помимо всего прочего усиление «историчности» социологии способнопомочь ей в уточнении своего предмета. Ведь не секрет, что пока что онтрактуется часто очень нечётко и чрезмерно широко - как «изучение обще-ства и социального поведения» [5. C. 11].Что касается истории, то крайний эмпиризм её конкретных исследованийдавно уже превратился в объект беспощадной критики. Подлинной стихиейистории стало создание «теорий среднего уровня», свойственных конкрет-ному времени и месту. Но, возможно, потому, что только немногие из обоб-щений историков, по определению И. Берлина, «настолько ясны, недву-смысленны и точно определены, что их можно организовать в некую фор-мальную логическую структуру» [6. C.50], сегодня наблюдается стремлениепривнести в историю, по выражению социолога Гидденса, «изначально не-корректные стили теоретизирования», полезность которого «вызывает боль-шие сомнения и, кроме того, весьма ограничена». Историк же Т. Зелдинпрямо указывает, что поиск «концептуальных конструкций, в которые укла-дывались бы исторические проблемы», хорош «для тех, кто считает исто-рию служанкой других наук». Отвергая такого рода подход, сам он пишет обобязанности историков разрабатывать «собственные теоретические конст-рукции», добиваясь «узнаваемой индивидуальности» своего подхода [2.C. 160].Отказ от беспорядочного введения понятий социологии в труды истори-ков означает не игнорирование этих понятий, а лишь то, что всегда необхо-димо помнить об одном важном аспекте отличия истории от социальныхнаук, который часто игнорируется и который, по-видимому, в первую оче-редь и требует сохранения особого уровня «теоретичности» истории. ЭтотС.В. Фоменко36аспект Т. Зелдин определил так: «Экономисты имеют дело с закономерно-стями и формулируют политику на будущее «при прочих равных условиях».Историки понимают, что прочие условия никогда не бывают равными: онизнают, как редко законы достигают желаемой цели. Поэтому они - антагони-сты обществоведов, они говорят, чего делать нельзя, и не говорят, что де-лать». И поскольку нельзя «свести факты к простой формуле, а людей раз-делить на несколько крупных категорий», «задача историка - показать, чтожизнь тем сложнее, чем пристальнее в неё вглядываешься, а то объяснениеявления, которое уже найдено, почти всегда лишь порождает новые пробле-мы и неясности. В этом смысле историк сродни философу, который показы-вает, что простой взгляд на вещи редко бывает разумным» [1. C. 162, 161].В своё время Макс Вебер мечтал об объединении усилий социологии иистории, поскольку, с его точки зрения, это всего лишь два направления на-учного интереса, а не две разные дисциплины, которые должны игнориро-вать друг друга. Но и сегодня задача преодоления дисциплинарной дихото-мии, не имеющей логического или методологического смысла, столь же ак-туальна, как и сто лет назад.

Скачать электронную версию публикации