The problem of «Perspectivism» in historical-religiousinvestigation: F.A. Stepun about Soviet Russia ..pdf Фёдор Августович Степун, философ, социолог, театральный и литературный критик, принадлежит к числу выдающихся представителей русскойкультуры. Значительная часть его религиозно-философских построений связана с осмыслением Русской революции и пореволюционного строительствав Советской России. Объективному их анализу призвано способствоватьвнимание к основным теоретическим предпосылкам его философии истории, в своих ключевых положениях соответствующей христианской парадигмеистории, непременно включающей эмпирическую историю в метафизический контекст. «Метафизика, - писал в этой связи Ф.А. Степун, - не противоположна истории. И Вечное становится на земле через временное. Весьсмысл исторического процесса в осуществлении на земле сверхисторичного - Абсолютного» [1. С. 16]. Как полагал религиозный мыслитель, лишьлегитимация связи «абсолютного» и «исторического», осложнённой множеством опосредований, позволяет выявить тот онтологический смысл исторического процесса, без признания которого история как реальность особогопорядка утрачивает своё значение.Историко-религиозному познанию истории способствовала продуманнаяисследовательская стратегия, важное место в структуре которой занималметод типологического моделирования М. Вебера. Своеобразие подходаФ.А. Степуна определялось его стремлением синтезировать этот метод с основными постулатами религиозного символизма, что, по его убеждению, расширяло возможности более емкого отражения структурной сложностисоциально-исторических процессов и феноменов.Существенным компонентом методологии Ф.А. Степуна также являлосьпризнание «закона перспективизма» в историческом исследовании, без которого, по его мысли, деятельность историка неизбежно сужается до обычноголетописания. «Закон такого перспективизма, - развивал свою мысль ученый, - совершенно непреложен. Всякое историческое событие как явлениедуха доступно всякому изучающему его только в определённом перспективном преломлении», которое сам он связывал с метаисторическими горизонтами [1. С. 100]. Ф.А. Степун признавал очевидную зависимость подобногопреломления от субъективного опыта исследователя, от его нравственногоуровня и от особенностей той эпохи, в которой исследуется историческоесобытие, что вызывало его опасения относительно беспристрастности поПроблема «перспективизма» в историко-религиозном исследовании51знающего субъекта. Оправданные опасения тем не менее не мешали ему настаивать на необходимости широкого синтеза собственно научного познанияс метафизическим знанием, как важного условия не только расширения эвристических возможностей исследователя, но и его приближения к научнойистине. Обосновывая свою позицию, Ф.А. Степун подчёркивал: «...включение исторического исследования в сверхтеоретическое сознаниеведёт... не к субъективизму, а всего только - к усложнению структуры объективности» [1. С. 101]. Целостное восприятие истории служило, кроме того, теоретическим основанием для констатации пророческой функции историикак «особой науки», которую он не отождествлял с функцией прогностической [2. С. 202].В соответствии с такими теоретическими установками Ф.А. Степун, например, замечал: «Все высказывания о том, куда пойдет Россия, должны исходить, во-первых, из анализа того, куда она пришла за годы революции, а, во-вторых, из рассмотрения вопроса, куда идёт весь мир, и, в частности, Европа, к которой даже в качестве Евразии, бесспорно, принадлежит Россия»[1. С. 227]. Он не сомневался в том, что единственно верной перспективой, в свете которой возможно было бы положительное осмысление Русской революции и советской истории, является признание возможности осуществления религиозной общественностью в духе социального христианства в эмпирическом измерении истории. Лишь в этом случае, полагал ученый, моглабыть оправдана попытка «связать настоящую социалистическую эпоху с вопросами религии» [1. С. 91]. Столь радикальный вывод определялся убеждением Ф.А. Степуна в том, что на смену исчерпавшей себя капиталистической системе шла новая органическая эпоха, настоятельно требовавшая переформатирования сложившейся в мире системы отношений. Одним из главных - и неожиданных сегодня - обвинений российской монархии со стороны Ф.А. Степуна являлось указание на ее неспособность обеспечитьмирную эволюцию России в направлении социалистического, т.е. религиозного по своей сущности, общества [1. С. 95].Рассматривая подобную перспективу в качестве провиденциальной задачи России, он отмечал: «Вступление на этот путь требуется от России не во имя верности стилистическим особенностям православной духовности, а ради спасения мира вселенскою правдою православия» [1. С. 199]. Подобным фундаментальным выводом, связанным с религиозной темой служенияРоссии миру, задавался основной контекст версии советской историиФ.А. Степуна, в рамках которой наряду с аргументированной критикой негативных сторон советского строительства, например, репрессивной -------политикисоветского государства или советского конформизма, содержится позитивная оценка многих пореволюционных достижений русского народа. Например, сложившейся в Советской России хозяйственной этики. В противоположность дехристианизированной капиталистической трудовой этике, лишённой «подлинной общности» [1. С. 61], основанной на конкуренции и стремлении к систематической прибыли, в советском обществе в результатеневиданных в истории страданий, вызванных деструкцией прежней социальной структуры, ведущую роль начал играть «пафос труда, трудового соЛ.А. Гаман52лидаризма» [1. С. 241]. Ф.А. Степун полагал, что трансформирование Россиив «типично капиталистическую страну было бы величайшим преступлением, как пред идеей социального христианства, так и перед всеми пережитымиРоссией муками» [1. С. 242].Следование «закону перспективизма», в понимании Ф.А. Степуна, отнюдь не предполагало исследование лишь макроисторических процессов, как отражающих направленность исторического развития. Напротив, примечательным образом им заострялся интерес к локальным процессам, к индивидуальным историко-культурным проявлениям, к уникальным феноменам.Не случайно ученый отстаивал высокую ценность методологического принципа, сформулированного им следующим образом: «Принцип бесконечнобольшого значения бесконечно малых величин» [3. С. 17].Эта исследовательская установка нашла свое яркое отражение в размышлениях Ф.А. Степуна об особенностях российского менталитета, сохраняющих свою актуальность до настоящего времени. Так, среди качеств, сыгравших неоднозначную роль в отечественной истории, он выделял неспособность русского народа к освоению столь значимых для западной культуры принципов «формы, меры и дифференциации» [1. С. 24], в том числе слабость его формального правосознания [1. С. 376]. Констатация этого обстоятельства отнюдь не означала отрицания за русским народом способности к созданию совершенных форм в обыденной жизни и в сфере искусства [3.С. 150]. Негативные последствия имела слабая выраженность в русскомкоммуникативном пространстве «законопослушной деловитости (курсивФ.А. Степуна. - Л.Г.)» в западном понимании этого понятия. Отчасти именно с этим ученый связывал широкое распространение дилетантизма во всехсферах взаимодействия в России. Размытость представлений о прагматической деловитости в значительной степени, полагал Ф.А. Степун, обусловила«грандиозный размах русской революции» [1. С. 8].Структурные особенности многих социальных явлений в советский период истории он также связывал именно со специфическим восприятиемрусским общественным сознанием делового прагматизма. По мысли учёного, «пафос практицизма и техницизма», охвативший, например, СоветскуюРоссию в период индустриализации, структурно не соответствовал «простойкарьеристической деловитости», характерной для западного человека. Глубинный смысл этого пафоса он усматривал в бессознательном стремлении к «хозяйствованию на весь мир». Специфическую структуру имела и проявившаяся в советское время «страшная жажда знания и учения», которая, по убеждению Ф.А. Степуна, не могла быть сведена к простой «жажде профессиональных сведений» [1. С. 85]. Он расценивал такую жажду как проявление «миросозерцательных исканий русского духа» [1. С. 163].Избранная Ф.А. Степуном исследовательская стратегия усложнялась успешными попытками методологического синтеза. Будучи не только философом, социологом, но и блестящим литературным критиком, он считал возможным, а в случае с историей России и необходимым, интегрирование филологического метода в историческое исследование. Так, пристальное внимание к советской литературе рассматривалось им в качестве необходимогоПроблема «перспективизма» в историко-религиозном исследовании53условия для постижения трансформаций, происходивших в Советской России, в том числе позитивных по своему характеру, особенно в послевоенноевремя. Вопреки преобладавшему в кругах российской эмиграции мнению об отсутствии в Советской России подлинной литературы [4. С. 307-370], Ф.А. Степун настаивал на недопустимости сведения ее к «пролеткультнойагитмакулатуре», несмотря на многие свойственные ей негативные черты.О подлинности советской литературы, полагал он, свидетельствовала как значительность ее магистральной темы («творческое безумие революции» [5.С. 211]), так и ее интегрированность в «широкое русло национальной жизни» [5. С. 207].Уже в 1920-е гг., опираясь на анализ советской литературы, он подчеркивал значительность ее как национально-культурного феномена, обладающего самостоятельной ценностью, существующего вопреки начавшему набирать обороты идеологическому диктату советского государства [5. С. 204-217]. В более поздних своих работах он рассматривал творчество А. Солженицына, Л. Леонова, Е. Евтушенко, О. Бергольц и некоторых других авторовкак свидетельство духовного протеста и связанного с ним начавшегося духовного возрождения в Советском Союзе [1. С. 420]. Произведения некоторых советских же писателей, например Б.Л. Пастернака, изучению которогоФ.А. Степун посвятил ряд специальных работ, служили для него и красноречивым свидетельством неискоренимости духовно усложнённых личностей в самых жёстких условиях тоталитарной системы [2. С. 331-351].Таким образом, историко-философская версия советской истории, предложенная Ф.А. Степуном, отличается семантической сложностью, что связано с глубокой её обусловленностью религиозно-философскими представлениями мыслителя, в частности, с его интерпретацией проблемы перспективизма, которая по существу смыкается с проблемой преемственности и разрывов исторического развития.

Скачать электронную версию публикации