Siberian city of end XVI - beginning XVIII in historian-archeologicalreflecting (historiography aspect).pdf Тема статьи имеет прямое отношение к имени З.Я. Бояршиновой. Прежде всего потому, что своим творчеством Зоя Яковлевна, несомненно, обогатила сибиреведение. Её наследие не ушло в почётный, но почти позабытыйисториографический архив, а сохраняет актуальность и востребованность.Существует и личная подоплёка. Так вышло, что на 5-м курсе я резко сменила тему: от археологии сибирских аборигенов - к русской археологии Сибири. Профессор З.Я. Бояршинова стала руководителем моего дипломного сочинения «Облик городов и острогов Сибири конца XVI-XVII в.». Эти первые шаги на новом для меня поприще развернулись в многолетнюю масштабную деятельность. С благодарностью посвящаю эту статью памятикрупного исследователя, принципиального и строгого учителя - Зои Яковлевны Бояршиновой.Сложившиеся в современном сибиреведении основные научные направления - историческое и примыкающее к нему историко-этнографическое, археологическое - в той или иной степени занимаются городоведческойпроблематикой. Специфика источников, составляющих информационнуюбазу конкретного направления, определяет объёмы и аспекты исследованиярусского средневекового города Сибири.Пионерами в изучении сибирского города являются историки, фактологический багаж которых формируют письменные данные. Поскольку обстоятельный анализ и обобщающая оценка вклада в становление и развитие сибирского городоведения досоветского периода даны Д.Я. Резуном [1. С. 143-163; 2; 3. С. 142-158; 4. С. 222-247], здесь отметим только тех учёныхпутешественников и участников экспедиций XVIII в., исследования которыхнаиболее значимы для познания края и сибирского города: Д.Г. Мессершмидта, Г.Ф. Миллера, И.Г. Гмелина, П.С. Палласа, И.П. Фалька, И.И. Георги и др.Научное наследие академических экспедиций XVIII в. формировалось при непосредственном внимательном наблюдении учёных-путешественников, что отличает его от более поздних исследований. Вклад этих учёных в изучениегородов Сибири по полноте и обоснованности анализа различен, но описание ими как очевидцами того, что давно утрачено, имеет непреходящее значение. «Величайшим усердием» (Г.Ф. Миллер) участников академических- Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 07-01-00103а).М.П. Черная96экспедиций XVIII в. к новым изысканиям и открытиям была заложена научная база дальнейших исследований, в том числе и сибирского городоведения. Первостепенное значение имеет «История Сибирского царства»Г.Ф. Миллера, достойное место в которой заняли основанные русскими города. Изложенная им концепция 2,5 столетия подпитывает отечественнуюисториографию.С 90-х гг. XIX в. начинается новый этап в изучении сибирского города, отличительными особенностями которого были постановка программныхзадач по исследованию городов Сибири XVII в., расширение источниковойбазы, оформление научно-исследовательского и краеведческого направлений[1. С. 148].Н.Н. Оглоблин видел главную свою задачу во введении в научный оборот широкого круга источников, их систематизацию и углублённый анализ[5]. П.Н. Буцинский написал очерки по истории ряда городов, которые и через 100 с лишним лет остаются востребованными [6; 7; 8]. П.М. Головачёврешительно высказался за необходимость выработки программы по исследованию городов «для общего уразумения сибирской жизни в XVII в.», так как в городе, «как в фокусе, лучше всего сконцентрировались элементы сибирского общества XVII в.» [9. C. 169].Создание источниковой базы, исторических очерков городов, постановкапрограммных задач, нацеливающих исследователей на углубленное изучение проблем городской жизни, были серьезным теоретическим и практическим вкладом учёных XVIII-XIX вв., обозначивших перспективу развитиясибирского городоведения.Советская историография подняла разработку городоведческой тематикина качественно новый уровень. Правда, историки запоздало обратились к проблеме возникновения и развития городов Сибири конца XVI - начала XVIII в.Следствием отставания и недостаточной изученности темы, как справедливоотмечал О.Н. Вилков [10. C. 15], явилось её отсутствие во втором томе «Истории Сибири» [11]. Кстати, уже в 1953 г. вышла в свет образцовая по глубинеанализа и аргументированности статья З.Я. Бояршиновой об основании Томска, в приложении к которой она опубликовала серию документов XVII в., проработанных её самым скрупулёзным образом [12. С. 2-48].Историческое городоведение формируется с 60-х и особенно активно в 70-х гг. XX в. Идёт интенсивное накопление и осмысление источников, публикуются тематические сборники, в которых рассматриваются различныеаспекты жизнедеятельности города. По инициативе и под редакторствомО.Н. Вилкова выходит серия сборников «Города Сибири» (1974-1987 гг.)[13; 14; 15; 16; 17; 18; 19; 20; 21; 22; 23]. Научной базой и центром сибирского городоведения становится Институт истории, филологии и философии СО РАН СССР (г. Новосибирск).В советском сибиреведении городская тематика существенно расширилась, глубоко стали прорабатываться вопросы причин возникновения, этаповразвития сибирских городов, их типологии, социально-экономического содержания, административной, политической и культурной жизни, градоСибирский ------------город конца XVI - начала XVIII в. в историко-археологическом отражении97строительства, источниковедения и историографии, а также методологические и методические подходы к изучению города.Считаю необходимым подчеркнуть, что при всех расхождениях дворянско-буржуазной и марксистской методологий советские историки фактически продолжили дореволюционную историографическую традицию изучения сибирского города. Было развернуто и углублено положение первостепенной значимости русских городов в исторической судьбе Сибири как опорных и регулирующих центров «заселения новых уездов русскими», высказанное зачинателями сибирского городоведения Г.Ф. Миллером [24; 25], П.Н. Буцинским [6; 7; 8], П.М. Головачёвым [26; 27; 28].Советская историография постепенно пересмотрела прямолинейныйвзгляд своих предшественников на эволюцию сибирского города, в том числе упрощенную трёхступенчатую схему развития от военноадминистративного города-острога к торговому центру и затем к развитомугороду как административно-экономическому центру [29; 30]. В исторической действительности русские города Сибири в своем становлении и развитии подчинялись общим закономерностям и с момента возникновения былиполифункциональны, одновременно выполняя обязанности военных, административных, хозяйственных, финансовых, культовых, культурных центров. В определенный отрезок времени какие-то функции или функция становились главными и определяли облик конкретного города [31. С. 39-42; 32. С. 132-137; 33. С. 61-68; 34. С. 154].В силу различных географических, природно-климатических и конкретно-исторических условий русские города Сибири не могли быть одинаковыми в административно-политическом, социально-экономическом смысле.Наоборот, влияние указанных факторов объективно обусловило типологическую вариативность городов.Около 20 крупных городов Сибири дополняли остроги - историческаяформа малых городов, которые и в прошлом и сейчас составляют большинство поселений городского типа почти во всех европейских странах. Каждыйкрупный город возглавлял взаимосвязанную систему более мелких острогов, которые, в свою очередь, окружала сеть земледельческих, торговых, ремесленных, ямщицких слобод, а к ним тяготели заимки, погосты, деревни, села.Все вместе они составляли устойчивый территориально-демографический, социально-хозяйственный и этнокультурный комплекс поселений, воспроизводящий целостную структуру общества [4. С. 230, 231; 35. С. 11-26; 36.С. 172-176; 37. С. 3-5].Все русские поселения Сибири - временные и постоянные, малые, средние и большие, затерянные в глуши и расположенные на главных дорогах, малозаметные с ограниченными функциями и ведущие центры с флагманскими полномочиями - на макроуровне представляли своего рода симбиоз.Города и остроги множеством нитей были связаны друг с другом, своимиокругами и породившей их метрополией. Посредством их взаимообусловленного сосуществования воплощался в жизнь колонизационный процессосвоения русскими Сибири.М.П. Черная98Вместе с более полным и точным раскрытием многообразного и сложного генезиса сибирского города советская историческая наука преодолела узкое понимание города как сугубо промышленно-торгового центра с посадской общиной. Сколько ни спорили историки о деформации понятия «город», конкретно-историческая действительность оказывается куда богачепредложенных для неё формул. «Обязательному» критерию наличия посадской общины в городе не вполне соответствовал даже самый большой городРоссии XVII в. - Москва, поскольку единой посадской организации столицане имела. К разряду городских поселений причисляли и те населенные пункты, в которых были неразвиты или слабо развиты ремесло и торговля и где не было посадского населения. И для средневекового и для современногогорода путь индустриализации хотя и был главным, но не единственным и даже не основным как для ряда конкретных городов, так и для определенного типа городов в целом [38. С. 29, 42, 43; 39. С. 66-83; 40. С. 22; 41. С. 5].Точную методологическую посылку, звучащую в унисон с историческимконтекстом, дал М.Г. Рабинович: «Вопрос не в том, являлся ли тот или инойуказанный источниками город «настоящим», а в том, что представляло собой городское поселение в данную эпоху в данной стране, почему современники считали его городом, каковы были его основные функции, особенностиразделения труда, степень развития ремесел и торговли, соотношение основных и подсобных занятий, планировка и застройка, городское хозяйство, тип жилища и одежды его жителей, каков был городской образ жизни» [42.С. 17; 43. С. 19-24]. Особенно важно для постижения города выяснить, как он осознавался самими горожанами [44. С. 15]. Без учёта этого обстоятельства велик риск модернизации исторического города, навязывания не свойственных ему критериев и, как следствие, непонимание его истинной природы.Применительно к сибирским городам невыраженность их посадов объясняется высокой экономической активностью служилого населения, занимавшегося ремеслом, торговлей, промыслами. Развитию предпринимательства служилых людей способствовало и то обстоятельство, что утвержденная Соборным уложением 1649 г. монополия посада на торговоремесленную деятельность не распространялась на города Сибири. Значительный размах торгово-промышленной деятельности служилых людей даетоснование для вывода о фактическом замещении служилым населением посада сибирского города. Среди сибирских служилых исследователи выделяют ремесленников, мелких товаропроизводителей и торговцев, крупныхкупцов, т.е. те же социальные группы, что и среди посадского населенияроссийских городов XVII в. [45. С. 8; 46. С. 76-86; 47. С. 76-94; 48. С. 100-119; 49. С. 65-76; 50. С. 115-118, 126-131; 51].Серьёзно продвинулись советские историки и в вопросе об аграрной стадии развития сибирского города, расширив ограниченную трактовку связигорода с хлебопашеством как свидетельство необеспеченности горожан продуктами и неразвитости сибирского города вследствие слабого отделенияпромышленности и торговли от земледелия [11. С. 66; 52. С. 86, 87]. Существование городского хлебопашества не вело к уклонению города от развития в торгово-промышленный центр. Сельское хозяйство было первичным и Сибирский город конца XVI - начала XVIII в. в историко-археологическом отражении99необходимым элементом социально-экономической структуры города и носило с самого начала не потребительский, а товарный характер, находилось в сфере предпринимательства. Аграрный тип города представлял многофункциональный город, доминирующей функций которого было производствохлеба на продажу. Товарное земледелие становилось промышленностью, т.е.производством товара - хлеба. В Сибири сложилось пять крупных земледельческих районов - Верхотурско-Тобольский, Томско-Кузнецкий, Енисейский, Ленский, Забайкальско-Амурский. В течение XVII в. трудом русскихземледельцев Сибирь была превращена в край, обеспечивающий себя натуральной и товарной хлебной продукцией. Сельское хозяйство служило определенной гарантией существования горожан, придавало устойчивость «пашенным» сибирским городам и острогам, обеспечивая постоянный и довольно значительный приток средств в город, в том числе денежных, которые становились основой торговых капиталов и вкладывались в промышленное производство. Земледелие заложило базу для последующего роста не только торговли, но и промышленности: кожевенная, пимокатная отрасли, мыловарение, свечной промысел, мукомольное, пекарское дело, кваснойпромысел, винокурение [31. С. 39-42; 10. С. 16-18, 223-273; 53. С. 68-85; 54.С. 109-119; 50. С. 112-119].Сельское хозяйство являлось важным элементом городской экономики и способствовало социально-экономическому прогрессу сибирского региона.Формирование пашенных городов, прохождение ими аграрной стадиинапрямую связаны с земледельческой колонизацией Сибири, которая зачастую ассоциируется только с крестьянством и сельскими поселениями. Однако инициаторами и организаторами пашен первоначально выступали именногорода, следуя объективной необходимости и неизменным правительственным наказам. По мере появления и роста пригородной округи ей передавалась сельскохозяйственная функция. Развивалась сельская округа не сама по себе, но под постоянным «береженьем» города, его административным, экономическим, торговым протекторатом.Сельское хозяйство городов Сибири не было ни их исключительным качеством, ни их изобретением. Сельскохозяйственные занятия присутствовали на всех стадиях развития русского феодального города. Хлебопашество, огородничество, садоводство, бахчеводство развивались в городах непрерывно, по восходящей линии, приобретая высокотоварный характер, они являлись не подсобными занятиями, а важнейшими промыслами наряду с ремеслом и торговлей [42. С. 53-64; 55. С. 129-132; 56. С. 17; 57. С. 70]. Занятия земледелием и скотоводством присущи как русским, так и западноевропейским городам, что обнаруживает значение сельского хозяйства в генезисе средневекового города.Важным положением советского городоведения, получившим развернутое обоснование, стал тезис о первичности сибирского города по отношениюк сибирской деревне. Не деревня была «матерью городов», а сибирский город порождал её. Несомненная особенность городов Сибири конца XVI -XVII в. как исходных, пионерных пунктов освоения края вместе с тем не являлась их уникальной чертой, как считали В.И. Кочедамов [58. С. 10] и разМ.П. Черная100деливший его мнение Д.Я. Резун [4. С. 261]. Недавно Д.Я. Резун выделил«сибирский» путь вырастания городов из сёл и слобод. В Сибири этот путь, по его мнению, более рельефен и значим, чем в европейской части России[59. С. 71-92]. Однако путь формирования ряда городских поселений из слобод не отменяет тезиса о принципиальной первичности сибирского города, развитие которого и вызвало появление слобод, сёл, деревень.Достаточно посмотреть на этот вопрос в ретроспективе [60. С. 7; 61.С. 91-92]. Если рассматривать присоединение Сибири в общем контекстемноговековой российской колонизации, становится очевидным, что здесьнашел приложение весь накопленный опыт. Путь формирования городов, опережавших возникновение сельских поселений, был пройден в разных регионах России неоднократно. В Сибири этот путь стал магистральным, и процесс проходил в наиболее зрелой форме.Не может считаться сугубо сибирской и практика строительства городови острогов в местах проживания местного населения, на месте или рядом с туземными городками. Уже в древности некоторые города возникали как опорные пункты Руси в землях с нерусским, неславянским населением. Такими городами были, например, Белая Вежа, построенная на развалинах хазарского Саркела после взятия его Святославом в 965 г., Тмутаракань на месте хазарской Таматархи. В XVI-XVII вв. много таких городов появилосьна Русском Севере, в Среднем и Нижнем Поволжье, на Урале и, наконец, в Сибири.В целом процесс городообразования развивался не по единой «социологической формуле», но был многовариантным. Конкретные пути происхождения русских городов были разнообразны: из сельского поселения, погоста, феодального замка, пограничной крепости, промысловой слободы, торговоремесленного ряда, религиозного центра, слияния нескольких, различных по типу поселений, чем не отличались сколько-нибудь существенно от генезисагородов Европы и Востока [62. С. 9-13; 63. С. 32-69; 64. С. 266; 65. С. 119-126; 42. С. 19; 66. С. 23, 231]. Почти все эти пути свойственны городам Сибири конца XVI - XVIII вв.Важнейшим по своей историко-культурной значимости и глубоко аргументированным стал вывод историков о национальном характере сибирскогогорода. По облику и по сути города Сибири были русскими, непосредственными наследниками городов Руси. В этом первостепенном вопросе советская историография выступила преемницей дореволюционной науки.Наиболее яркой особенностью сибирских городов был опережающий, пионерный характер их появления в крае, а также ускоренные темпы развития или, по меткому определению Н.Я. Новомбергского, «скороспелость»[67. С. 20-21]. В отведенные историей сжатые сроки города должны быливрасти в сибирскую землю и как можно шире раскинуть сеть подначальныхпоселений.Когда бы и где, при каких обстоятельствах и в каких условиях ни возникали и существовали города, они нерасторжимо были связаны с процессомразвития Русского государства, играя в нем роль экономических, социальных, политических, культурных лидеров, в чем проявилась общность их исСибирский город конца XVI - начала XVIII в. в историко-археологическом отражении101торических судеб. В свое время сибирские города в полной мере выполнилисвое предназначение созидающих и объединяющих Сибирь и Россию центров.В постсоветской историографии на волне критического отношения к советскому научному наследию возродилась концепция о Сибири как отсталойколонии, эксплуатируемой Россией, в которой города упоминаются в качестве военно-административных пунктов и не рассматриваются как очаги и факторы цивилизации. Понятно почему: серьёзное, глубокое изучение сибирского города неизбежно приводит к выводу о его определяющей роли в обустройстве и перспективном развитии Сибири, что рушит теорию о невозможности цивилизовать этот необъятный запредельно далёкий край [68. С. 30-36; 69. С. 37-40; 70. С. 28-32; 71. С. 4-7; 72. С. 86-88; 73. С. 6-16; и др.].Неправильная оценка социально-экономического и культурного уровняразвития русских городов Сибири ведёт к обесцениванию созидательногопотенциала колонизационного процесса в целом. Давно устаревшие стереотипы, втискивающие сибирский город в тесные рамки военной крепости с административно-ясачными функциями, которые всё ещё встречаются в литературе [см., например, 74. С. 355], должны быть пересмотрены.Основные положения по сибирской колонизации были высказаны дореволюционной наукой и получили дальнейшее развитие и огромную доказательную базу в советской и постсоветской историографии [75; 76; 77; 78.С. 95-140; 79. С. 85-91; 80. С. 147-156; 81; 82; 83. С. 85-91; 84; 85; 86. 137-151; 87; 88. С. 39-58; 89. С. 4-13; 90. С. 3-93; 91. С. 376-384; 92; 93. С. 57-73; 94; 95. С. 37-47; 96; 97. С. 44-47; 98. С. 150-186; 99. С. 206-208; 100.С. 129-143; 101. С. 45-53; 34. С. 152-158; 102. С. 24-30; 103. С. 54-59; 104.С. 5, 32-53, 61; 105. С. 15-37; 106. С. 158; и др.].В истории России колонизация имела (имеет) громадное значение и является постоянно действующим фактором. Русское государство росло и развивалось при непрерывном колонизационном процессе, самое непосредственное и активное участие в котором принимал русский народ, по определению Т.Б. Щепанской, «движущийся этнос с самосознанием оседлого» [107.С. 103]. Государственные и народные интересы в освоении новых земельсовпадали. Государство стратегически было нацелено на интеграцию края в экономическую и культурную жизнь страны и ее политическую систему, что увеличивало его геополитический потенциал. Народ шел в Сибирь за землейи волей.Государственная и стихийная (вольнонародная) составляющие колонизации, дополняя и взаимодействуя друг с другом, сливались в единый деятельный поток. Главным в вольнонародном переселении, при всей значимости и яркости промысловой колонизации, был земледельческий интерес. Исследователи, обобщившие огромный аграрный переселенческий опыт, пришли к выводу о том, что основой колонизации было земледельческое освоение, которому не помешала нерешенность Россией главного, по мнениюШ.Ф. Мухамедьярова, вопроса - частной собственности на землю, что давносделано в Западной Европе [72. С. 87]. Не восприняв чужих стандартов, РосМ.П. Черная102сия пошла своим путем и весьма преуспела, освоив в феноменально короткие сроки почти 10 млн кв. км земли.Право верховной собственности на свободные земли, в том числе сибирские, в России принадлежало государству. Однако это не препятствовалопереселению и заселению, на государевых землях было где развернуться, осуществляя трудовое право владения по заимочно-захватной и общиннозахватной форме землепользования. Наличие в крае огромного фонда земель, не освоенных под аграрное производство, отсутствие помещичьегохозяйства и крепостного права создавали мощный стимул к земледельческойколонизации и обусловили массовый приток переселенцев. Правительствоиспользовало свой ресурс, не ограничиваясь наказами о заведении пашен, широко практиковало закрепление за служилыми людьми земельных участков, оказывало организационную и денежную помощь переселенцам, практиковало насильственный перевод крестьян в Сибирь и ссылку на пашнюпреступников. Уже с конца XVI в. - начала XVII в. земледельческие оазисыстали возникать вокруг основанных городов, которые, как говорилось, былипервыми проводниками аграрной политики. Очаговое земледельческое расселение, группировавшееся около городов, с ростом сельских округ постепенно сливалось в полосу сплошного расселения.Российское правительство, ни в коей мере не отказываясь от своей верховной власти над сибирскими землями и от права распоряжения ими, что гарантировало интересы казны, будучи заинтересованным в сельскохозяйственном освоении края, проводило гибкую и дальновидную политику. До конца XVII в. отработочная рента оставалась господствующей формой рентыв Сибири, а десятинная пашня - основной формой тягла, но на протяжениистолетия происходило снижение объема тягловых поземельных обязательств, практически не было препятствий к частичной или полной передачетягла другому лицу, отсутствовало личное прикрепление к наделу и сохранялось право передвижения, что позволяло сибирскому крестьянину изменить свое социальное положение - перейти в захребетники или в гулящиелюди, стать служилым или посадским. Возможность смены статуса существовала и у других социальных слоев: гулящий человек, перемогавшийся случайными заработками, переходил в казаки, пленный рядовой «литвин» при наличии военных способностей занимал командную должность и вливался в ряды местной аристократии - боярских детей, встречались случаи, когда казаки просили о переводе их в крестьяне. Подобная практика способствоваласнижению социальных напряжений, реализуя до известной степени стремление к воле.Народный вариант православия в среде русских сибиряков, в которомобнаруживалась живучесть глубинного политеистического пласта, и двоеверия среди нерусских сибиряков с очевидным доминированием языческихпредставлений, был, по сути, признаком свободы, права выбора веры, обрядов. Право выбора и пользования распространялось также на ношение иностранного и языческого имени, причём не только в быту, но и в официальнойобстановке. Противодействия со стороны воеводских властей и церкви это не вызывало, тем более, что на Руси с давних времён существовала устойчиСибирский город конца XVI - начала XVIII в. в историко-археологическом отражении103вая традиция наличия двух имён - православного и языческого, с чем приходилось мириться [108. С. 16, 17]. Подобная демонстрация своей национальной принадлежности в преобладающем иноэтничном окружении возможна, когда это последнее отличается национальной и религиозной терпимостью и уживчивостью.Полиэтническая и поликультурная среда способствовала формированиюопределенной терпимости, уважению к иной культуре при том, что русскийэтнос оставался доминирующим. Это принципиально отличает сибирскуюколонизацию от американского фронтира, понимаемого не просто как «движущаяся граница», но как «встреча дикости и цивилизации». Эта формулапредполагает неизбежное столкновение двух миров, в котором для «диких»индейцев не оставалось положительной исторической перспективы. Отношение к «краснокожим» как к дикарям снимало с носителей «цивилизации», считавших себя избранниками Бога, нравственные запреты и породило определенный алгоритм поведения - физического, экономического, культурного уничтожения индейцев.В свете определения колонизации, данного во французской энциклопедии Ларусса, как прежде всего «качества международных отношений», которые наполняют своим содержанием «все области человеческой деятельности: экономику, общественную жизнь, культуру и политику» [цит. по: 109.С. 173], Россия выглядит весьма достойно.Археологические исследования русских поселений Сибири, точкой отсчёта которых можно считать раскопки промысловых стоянок на о. Фаддея и в заливе Симса [110; 111], продолжаются свыше 60 лет. Сейчас можно говорить о формировании нового направления сибиреведения - археологического городоведения [112. C. 482-515]. Совокупные результаты более чем полувековых исследований создали историко-источниковедческую базу для важных выводов.В археологическом отражении русские города Сибири раскрывают своёвнутреннее содержание, предъявляя разнообразные свидетельства своеймногоплановой деятельности. Практически на всех раскопанных поселенияхпредставлены многочисленные остатки сельскохозяйственных, ремесленных, промысловых занятий.Археологи пришли к важным историческим выводам относительно русской гончарной керамики, о её местном, а не только привозном характере, о городах как ремесленных центрах со сравнительно высокой технологиейкерамического производства, продолжающей традиции Европейской России, откуда продукция распространялась в сельскую округу; о домашнем изготовлении глиняной посуды в сёлах, отличающейся -------техническими характеристиками и орнаментацией; о производстве русскими мастерами сосудов на заказ для аборигенного населения [113. C. 138-154; 114. C. 165-170; 115.C. 124-131; 116. C. 37-39; 117. C. 393-395; 118. C. 20-221; 119. C. 101; 120.C. 102-114; 121. C. 394-399; 122. C. 166-168; 123. C. 117-120; 124. C. 175-181; 125. C. 269-272; 126. C. 100-102; 127; 128. C. 208-209; 129. C. 17-34].Возможности современного анализа керамики с помощью спектрального, бинокулярного методов, указывающих на использование местного сырья, М.П. Черная104позволяют говорить о местном характере гончарства не предположительно, а утвердительно как о научно доказанном факте.Вместе с остатками керамического производства, раскопки городов и острогов дали массовые материальные свидетельства о налаживании и развитии железоделательного, кузнечного, литейного, сапожно-кожевенного, косторезного ремёсел. Несколько менее представлено стеклодувное, ювелирное дело, деревообработка, изготовление простых саржевых и полотняных тканей, плетёных, вязаных, берестяных изделий. Степень развития последних производств, возможно, была меньшей и не везде поднималась до уровня ремесла, что отразилось в объёме ископаемых источников [130.C. 33-37; 116. C. 24-37; 131; 119. C. 102-103; 132; 133. C. 117-131].Массив остеологических, ихтиологических данных, находки промыслового снаряжения свидетельствуют о занятиях скотоводством, птицеводством, охотой, рыболовством, роль которых была большей или меньшей в разных широтах, но они обязательно присутствовали в хозяйственной деятельности горожан. Разводили свиней, крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, собак использовали на охоте, в качестве тягловой силы и, видимо, для охраны дома и имущества. Мангазейские материалы зафиксировали даже фактсодержания кошек. Из домашней птицы разводили кур, гусей и уток. По двору верхотурского воеводы расхаживал павлин, поддерживая авторитет и престиж местной власти. Охота была отнюдь не только пушной, но и в определённой степени мясной. Обилен был и рыбный стол сибирского горожанина, на котором присутствовали разные породы рыб, в том числе ценные(осётр, нельма, стерлядь, муксун, сырок) [130. C. 41-45, 55-58; 113. C. 128-137; 134. C. 29-33; 116. C. 74-78, 83-87; 135. C. 105-112; 136. 73-75; 137.C. 81-91; 138. C. 488-492; 139. C. 118-123; 140. C. 113-124; 141. C. 418-420; 142. 102-103; 143. C. 66-67].Археологический материал заставляет исследователей отказаться от прямолинейного суждения о хозяйственном окультуривании русских сибирскими инородцами в области охоты и рыболовства. На первых порах знанияо путях миграции животных, основных мест нереста русские получали от аборигенов, но способы добычи зверя и рыбы были принесены «с Руси».Часть этих приёмов и орудий, например, давящие ловушки типа пасти, сложносоставные луки, капканы, невод и др., настолько давно и прочно заимствовали инородцы, что им стали приписывать происхождение ловчихприёмов и предметов снаряжения, авторство которых на самом деле принадлежит русским. Охота и рыболовство у русских занимали другое, чем у аборигенного населения, положение в общей структуре хозяйственной деятельности, удовлетворяя не только собственные потребности, но имея товарныйхарактер. Безусловно, взаимодействия присутствовали, в частности, активное внедрение русскими вялено-сушёной заготовки рыбы, дополняющейтрадиционные для русской кухни термические способы обработки [116.C. 74; 144. C. 40, 41, 134, 135; 145. 334-342; 146. 41, 45; 147. C. 155, 156; и др.]. В целом, русская охота и рыболовство вполне традиционны и самостоятельны. Изучение русских археологических памятников в Сибири и в Европейской России создаёт в этом отношении надёжную доказательную базу в Сибирский город конца XVI - начала XVIII в. в историко-археологическом отражении105широком пространственно-временном диапазоне. Анализ этнографическихматериалов также позволяет сделать обобщающий вывод об устойчивостирусской этнической культуры в новых для неё условиях, приспособление к которым происходило, главным образом, на базе культурного потенциала, наработанного на исторической родине [148. C. 73-82].В разнообразном множестве археологических источников сибирские города предстают именно как русские города. Изучая материальную культурурусских XVII-XVIII вв. в Сибири, мы изучаем общерусскую культуру не потому, что подавляющее большинство бытовых предметов тогда были привозными, как считал А.Р. Артемьев [149. C. 12]. Ведь значительное присутствие русского импорта в аборигенных памятниках не изменило их этнического облика и содержания. Русские несли навыки своей социальной, хозяйственной, бытовой, духовной, досуговой культуры, укоренение и адаптациякоторой в сибирском крае совершались на своей этнической культурной основе. Среди переселенцев были представители других славянских и не славянских народов, о чём имеется немало письменных свидетельств. Но в археологическом материале их присутствие практически не отражено, поскольку иноэтничные и инокультурные элементы поглощались русской средой и культурой. Важные и нужные для воссоздания исторической картиныпрошлого частности в археологическом контексте сглаживаются, растворяются, зато предметно и выпукло выступает суть процессов и явлений. Археология объективно и конкретно выявляет русскую природу сибирскогогорода и его созидательную роль в преображении громадного региона.Успехи русской археологии внесли важный вклад в изменение отношения к русским, как к этносу, давно ставшему коренным не менее, чем малыеаборигенные народы, и который, по выражению С.В. Бахрушина, «трудом и культурой» осваивал Сибирь.Исследуя ископаемый русский город Сибири, который являлся двигателем исконных культурных традиций и фактором цивилизационного преображения края, поздняя археология обнаруживает два важнейших своих качества. Во-первых, погружая нас в подлинный материальный мир эпохи освоения нашими предками Сибири, выступает как «национальная археология», помогая в процессе самопознания и самоидентификации, что делает «наукуо древности» остросовременной. Во-вторых, раскрывая историческую подоплёку событий и процессов, скрытую в овеществлённых остатках прошлого, археология обнажает свою историческую сущность.Русское заселение Сибири стало особым, ярчайшим этапом расширениярусской этнической территории и распространения русской этническойкультуры. Ни русская народность, ни ее культура отнюдь не потерялись в Сибири. Вливание в общий поток колонизации культурных традиций и особенностей, присущих различным регионам России, а также иноэтничных и инокультурных элементов, действие природно-географического фактораобусловили своеобразие сибирской культуры, придали ей характер локального (а точнее регионального. - М.Ч.) варианта единого целого - общерусской культуры [150. C. 3-7; 89. C. 6, 8]. В этом процессе не потерялись и малые народы, вовлеченные в орбиту русского государства через администраМ.П. Черная106тивно-политические, экономические, культурно-идеологические, бытовыесвязи и сохранившие свою культуру.Россия не стала «цивилизацией в европейском смысле слова», она создала свою цивилизацию. Присоединив Сибирский суперрегион, Россия расширила свою территорию до евразийских масштабов и приумножила своё могущество. В становлении, развитии, укреплении русско-сибирской цивилизации ключевую роль сыграли города - своего рода локомотивы колонизации, посредством которых была открыта новая эпоха в истории Сибири и России.

Скачать электронную версию публикации