«People's movement» members and Polish question 40-80 years of XIX century.pdf Русско-польские отношения - один из наиболее острых и постоянно обсуждаемых вопросов второй половины XIX в. Причиной, прежде всего, была«неуспокоенность» Польши, не смирившейся с утратой государственности и активно сопротивлявшейся русификаторской политике царского правительства. Интерес русских социалистов к «польскому вопросу» был значительным. Чаще других к событиям в Польше обращались А.И. Герцен и М.А. Бакунин. Оба считали взаимоотношения двух славянских народов сложными и неоднозначными как в прошлом, так и в настоящем. М.А. Бакунин связывалПольшу и Россию единой судьбой, фатально драматичной, неизбежной, долгой и печальной историей, «последствия которой приходится терпеть обеимстранам, и, в силу этого, взаимно ненавидеть друг друга» [1. C. 46]. А.И. Герцен пытался разобраться в исторических корнях длительного противостоянияРоссии и Польши: «Откуда взялось непреодолимое чувство неприязни, которое влекло сначала Польшу на Русь, потом Русь в Польшу» [2. C. 89].Корни эти он видел в противостоянии двух начал: «Русь сохранила общину, развила государство, образовала войско, но не развила вольного человека. Против нее равной своим гнетом стояла Польша, неравная в своей свободе» [2. C. 89].Но главное, что трагически объединяет судьбы России и Польши и одновременно противопоставляет два народа - участие России в разделах Польши: «Кровь и слезы, отчаянная борьба и страшная победа соединила Польшус Россией … Из-за Польши Россия приняла первый черный грех на душу.Раздел ее останется на ее совести. Менее преступно было бы взять сразу всю Польшу за себя, чем делиться ею с немцами» [2. C. 87]. С данной оценкойсолидарен М.А. Бакунин: «…русское сердце обливается кровью от боли и стыда, что немецкие обладатели русского скипетра жестоко предали братский славянский народ германским тиранам» [3. C. 58]. В то же времяМ.А. Бакунин указывал на историческую ответственность русского народаза деяния Российской империи. Отношение к России в Европе было оченьнепростым и противоречивым: «…имя русского является синонимом грубого угнетения и позорного рабства», и этот русский, по мнению той же ЕвроВ.Н. Кудряшев128пы, «есть не что иное, как гнусное орудие завоевания в руках ненавистнейшего и опаснейшего деспотизма» [4. C. 39].На русский народ смотрят как на врага цивилизации и человечества, он ненавидим, страшен и почти презираем, ибо он является пассивным исполнителем чужой воли, воли, которая противна интересам его чести. Россия, «…поднявшись до чина первостепенного государства, стала поощрением и преступлению, и угрозою всем святым интересам человечества, и «русский»в официальном смысле значит раб и палач» [1. C. 40].Но, говоря, пусть даже о косвенной, вине русских за агрессию царизма, империи, ни Бакунин, ни Герцен не ставили знак равенства между понятиями «государство-------» и «народ». В речи 29 ноября 1847 г. М.А. Бакунин говорилпро подавление польского восстания 1831 г.: «Эта война была начата в интересах деспотизма, а никак не в интересах русской нации, ибо эти две категории совершенно противоположны друг другу» [1. C. 40]. М.А.Бакунин четкоразграничивал их будущее. Даже если у русского народа сейчас нет свободы, а, следовательно, нет «ничего, что составляет достоинство и гордость» [1.C. 40], то все равно это «народ, который не избавлен ни от какой муки» [1.C. 43]. Такой судьбы, которую уготовила ему царская власть, русский народне заслужил. Будущее его в революционном освобождении, и он еще воспрянет в своей свободе. Что же касается империи: «Этот принцип абсолютистской власти, который бежал в Россию и окопался в этой стране, как в своем последнем оплоте, дабы отсюда по мере возможности снова распространиться по всей Европе, еще мрачнее и ужаснее, чем прежде» [4. C. 47]. Российская империя (как и другие империи) достойна гибели быстрой и бесславной.В работах М.А. Бакунина и А.И. Герцена неоднократно повторяласьмысль о том, что русский народ тоже угнетен, причем той же силой, что поработила Польшу, - самодержавием. Только этот гнет по отношению к русским носит социальный характер. Следовательно, у польского и русскогонародов один враг, и революционный союз двух народов возможен и необходим. М.А. Бакунин подчеркивал, что, держа Польшу в рабстве, русскийнарод сам становится рабом и этим убивает себя окончательно, «…ибо уродливо, нелепо, преступно, смешно и практически невозможно в одно и то же время восстать во имя свободы и притеснять соседние народы» [5. C. 1026].Более того, через освобождение Польши придет освобождение России: «Польша это стрела в русском теле, через унижение Польши истекает кровью русская деспотия, крест, на котором она распинает мученика, будет ее собственным позорным столбом, у которого она окончит свою мирскуюжизнь» [3. C. 58].Еще в ноябре 1847 г. на торжестве, посвященном восстанию в Варшаве1831 г., М.А. Бакунин высказал мысль, которая легла в основу всей его дальнейшей революционной деятельности: освобождение славянских народоввозможно только через свободную Польшу и возмущенную и восставшуюдля свободы Россию.По мнению М.А. Бакунина, революционный -------союз между поляками и русскими зародился еще в 1824 г., когда русские заговорщики - декабриНародники и «польский вопрос» (40-80-е гг. XIX в.)129сты - первыми переступили через пропасть, которая разделяла народы двухстран. Это произошло в силу того, что «декабристы слушались только своегопатриотизма, не обращая внимания на предубеждения, которые для поляковбыли сильнее по отношению ко всему, что носило имя «русское». Русскиеобратились к полякам без недоверия, без задней мысли, они предложили им общее действие против общего врага, против единого врага» [1. C. 45]. Эти страницы прошлого - гордость каждого русского, который любит свое Отечество. И это прошлое, эти люди, по мнению М.А. Бакунина: «Наши доказательства перед вами (поляками. - В.К.) и перед миром, что Россия содержитв себе элементы свободы и истинного величия. Стыд, стыд тому из нас, кто не признает этого» [1. C. 45].«Мы дети одной природы, наши судьбы нераздельны, наше дело должнобыть общим», - говорил М.А. Бакунин, и то, что это так «хорошо понялисами поляки, написав на своих революционных знаменах русские слова «занашу и за вашу вольность». В самый критический момент Варшава собралась в один день под влиянием великой братской мысли отдать честь публично и торжественно, как в этом убежден М.А. Бакунин, «героям мученикам 1825 года Пестелю, Рылееву, Муравьеву-Апостолу, Бестужеву-Рюмину, Каховскому, повешенным в Петербурге за то, что они были первые гражданеРоссии» [1. C. 41].А.И. Герцен трактовал польский вопрос как вопрос по преимуществурусский, так как освобождение Польши нужно России не меньше, чем полякам. Борьба поляков за независимость предстает как борьба свободных личностей против силы бесправия. Но в таком случае все, кто выступает противбесправия и произвола, являются естественными союзниками поляков и должны их поддержать. Обращаясь к русским, А.И. Герцен говорил: «Соединитесь с поляками на общую борьбу за нашу и их вольность, и грех России искупится, и мы с гордостью и умилением скажем когда-нибудь миру: Польша не сгинула бы и без нас, - но мы облегчили ей тяжкую борьбу» [2.C. 93].Указывая на царизм как на общего врага польских и русских революционеров, А.И. Герцен отмечал, что методы, используемые самодержавием в борьбе с революционным движением в Польше и России, не различаются.Давая оценку действиям русской армии при подавлении польского восстания1863 г., он писал: «Это полицейское усмирение войсками, это те же ружья, которые стреляли в Бездне, это те же приклады, которые били петербургскихстудентов, это те же штыки, которые будут колоть крестьянина русского…зато, что он хочет с волею землю» [6. C. 26].А.И. Герцен, очевидно, преклонялся перед участниками польского национально-освободительного движения. Польских революционеров 1830 и 1848 гг. А.И. Герцен представлял как романтических героев, которые под давлением превосходящих сил русского самодержавия вынуждены былиотступить, эмигрировать, но, перейдя границу, они взяли с собой свою Родину и, не склоняя головы, гордо и угрюмо пронесли ее по свету» [2. C. 88].При этом он подчеркивал в поляках их готовность сражаться за свободу не только Польши, но любого народа, который позовет их. Не единожды возВ.Н. Кудряшев130вращается А.И. Герцен в своих статьях к словам Станислава Ворцеля, сказанным Ламартину: «На всякой перекличке народов в годину боя, на всякийпризыв к оружию за свободу Польша отвечает: «здесь». Она готова по первому зову идти на помощь народам утесненным, она видит в каждом освобождении - освобождение Польши» [7. C. 437].В польских повстанцах 1863 г. А.И. Герцен видел героев, в которых«изящно сочетались два великих наследства двух великих покойников: все чистое, восторженное и преданное рыцаря, со всем доблестным и могучимдревнего римского гражданина» [6. C. 26]. В то же время, при очевиднойсолидарности А.И. Герцена и М.А. Бакунина с польским национальноосвободительным движением, между ними существовали значительныеидейные и доктринальные разногласия. А.И. Герцен осознавал, что самаидея свободы трактуется по-разному. Поляки боролись прежде всего за свободу национальную, в то время как народники своей целью ставили борьбуза свободу социальную. О сложностях, возникавших в связи с этим, А.И. Герцен вспоминал позже в книге «Былое и думы». Расхождение взглядов было существенным и мешало стратегическому союзу русских и польских революционеров, основой которого должно было стать не только наличие единого врага, но и единство целей [8. C. 135-136].На данное обстоятельство указывал М.А. Бакунин в письме А.И. Герценуи Н.П. Огареву от 1 августа 1863 г.: «Да, с поляками нам трудно. Знаете ли, что Демонтович (один из руководителей польского восстания 1863 г. - В.К.)мне напоследок сказал- Что он не только не желает, но боится, как страшного зла, русской революции, и что если бы ему пришлось выбирать междуновой победой императорства и перед спасением Польши через русскую революцию, то он хотел бы скорее временной диктаторской победы, потомучто от императорства будет еще возможность рано или поздно освободиться, в то время как революция социальная, русская, вызвав наружу польское варварство, окончательно затопит русскую цивилизацию» [9. C. 234-235]. Но противоречия с аристократической верхушкой польского освободительногодвижения не лишали М.А. Бакунина надежды на «хлопскую Польшу» и «хлопскую», т.е. крестьянскую, революцию, которая, начавшись в Польше, неминуемо должна была распространиться дальше на восток и, охватив Украину, Литву и Белоруссию, перекинуться в Великороссию [8. C. 368].Необходимость радикализации польского национально-освободительногодвижения и сочетания в его требованиях национальных и социальных задачкрасной линией проходит через работы А.И. Герцена и М.А. Бакунина. Понастоящему союзнические отношения польских и русских революционеровбудут возможны только на почве социальной борьбы, равно как союз и дружба Польши и России будут действительно прочными после социальныхреволюций и преобразований.М.А. Бакунин и А.И. Герцен были сторонниками компромисса с польским освободительным движением. Его достижение по программным вопросам было воспринято А.И. Герценом как общая победа [8. C. 369]. А.И. Герцен писал, что ему легко идти с поляками после признания теми «прав крестьян на землю, обрабатываемую ими» [10. C. 249]. Поэтому он желалНародники и «польский вопрос» (40-80-е гг. XIX в.)131Польше добиться независимости, чтобы та явилась «славянским поюневшим атлетом, подавшим одну руку бедному хлопу, а другую равноправномусоседу» [10. C. 250]. В то же время нельзя считать, что народники добивались включения социальных требований как условия поддержки национально-освободительной борьбы поляков. Эта поддержка была постоянной и безусловной.В исторической литературе достаточно часто указывается на больший, чем у А.И. Герцена, радикализм в воззрениях М.А. Бакунина по национальному и, в частности, польскому вопросу. Представляется, что такое впечатление может сложиться из-за разной частоты обращения к польским событиям, различий в причинах, проблематике данных обращений, в свою очередь, вытекающих из специфики общественной и революционной деятельности М.А. Бакунина и А.И. Герцена. М.А. Бакунин, занимавшийся преимущественно практически-организационной деятельностью, акцентировалвнимание на странах и регионах, находившихся в кризисной либо в революционной ситуации. Его внимание к Польше всегда усиливалось в периодывосстаний и иных социальных катаклизмов. Проблематика речей и публицистики М.А. Бакунина о событиях в Польше поэтому всегда связана с революционной темой, и выдвигаемые задачи носят радикальный характер.А.И. Герцен, особенно в период деятельности в «Колоколе», к польскойтеме обращался постоянно в периоды всплеска национальной и социальнойборьбы и в периоды затишья. Главной своей задачей А.И. Герцен считал необходимость постоянно будировать русскую общественность, напоминая об ответственности за происходящее в Польше, за ее угнетение. Например, в 1857-1858 гг. в «Колоколе» нет специальных программных публикаций на эту тему, но А.И. Герцен старался обратить внимание читателей на польскиедела. Он писал о жесткости царской цензуры, запрещавшей не только печатать статьи о крепостном праве, но даже перепечатывать статьи, опубликованные в петербургских и московских журналах; требовал ускорения восстановления Варшавского университета; введения в школах преподаванияпольского языка [11; 12. C. 345]. В статьях этого периода, безусловно, прослеживается надежда А.И. Герцена на то, что реформаторский потенциалАлександра II реализуется и в решении польских проблем. В то же время это не снижало накала критики действий русской администрации в Польше, как и критического отношения к самому русскому царю [12. C. 345].С обострением ситуации в начале 60-х гг. XIX в. резко изменилась тональность материалов «Колокола» о Польше. Усилилась агрессия по отношению -------к царскому правительству и обострялся призыв к русской общественности поддержать поляков в их борьбе: «В Варшаве сейчас кровь безоружная…Петербург не признает никаких прав за Польшей, и тот час большая часть мыслящей России признала правоту польского дела и наперерывстремится заявить свое сочувствие народу польскому, в то самое время, когда поляки с большим доверием, чем когда-нибудь, протягивают руку нам, русским, разрывающим всякую солидарность с царскими опричниками и писарями» [13. C. 125]. А.И. Герцен подчеркивал, что правительство не В.Н. Кудряшев132только само провоцирует радикальные выступления в Польше, но и расширяет границы будущего восстания [13. C. 125].«Колокол» активно формировал у читателей представление, что в Россииесть силы, способные поддержать поляков в борьбе. А.И. Герцен писал, что меняются настроения даже в армии. Если во время польских событий 1831 и 1849 гг. русские офицеры и солдаты были верны самодержавию, то в 1861 г.солдаты отказались стрелять в демонстрантов в Варшаве [14. C. 44-45]. Появились известия о русских офицерах, готовых перейти на сторону поляков.А.И. Герцен оценивал их как героев и «будущих мучеников русского земства» [15. C. 104]. Начавшееся 15 января 1863 г. восстание в Варшаве вызывало у А.И. Герцена противоречивые чувства. Он обвинил царское правительство и польскую аристократию, ничего не сделавших для предотвращениякровопролития. Их близорукая политика вызвала братоубийственную войну.Он писал, что вновь руками русских солдат пытаются задушить польскуюсвободу. А.И. Герцен подчеркивал трагизм положения русских воинов, вынужденных либо быть палачами людей, вызванных на восстание, либо идтипротив своих [6. C. 25-26]. Но если отношение А.И. Герцена к восстаниюнеоднозначно, то поддержка восставших очевидна: «Мы с Польшей потому, что мы за Россию, мы со стороны поляков потому, что мы русские. Мы хотим независимости Польши потому, что мы хотим свободы России. Мы с поляками потому, что одна цепь сковывает нас обоих. Да, мы против империи потому, что мы за народ» [11. C. 9].Оптимальным решением национального вопроса, в том числе польского, М.А. Бакунин и А.И. Герцен считали создание славянской федерации.М.А. Бакунин еще в 1848 г. призывал славян к революции, которая -------уничтожит поработившие их империи. Ликвидацию империй, в том числе российской, и обретение суверенитета народами он полагал необходимым начальным условием строительства общеславянского союза. М.А. Бакунин не скрывал ненависти к «поганой всероссийской империи»: «Хотим, чтобыПольше и Литве, Украине, финнам и латышам, прибалтийским, а также кавказскому краю была возвращена полная свобода и право распорядиться собою, и устроиться по своему произволу без всякого с нашей стороны вмешательства, прямого или косвенного» [3. C. 60]. Рассуждая о политических основах всеславянской федерации, М.А. Бакунин одним из важнейших принципов считал принцип независимости и самоопределения народов. Несмотряна общие черты характера и общежития, у каждого славянского народа естьсвои особенности, и «поэтому каждый народ может себе по своей воле датьтакое правление, какое соответствует его обычаям, потребностям и его условиям» [16. C. 89].Хотя дело революционного освобождения славян, по мнению М.А. Бакунина, начнется не в России, а в других славянских странах, и только потомреволюция произойдет в России, именно она (Россия) возглавит славянскиймир в федерации, ибо у русского народа есть будущность, «которая, наверно, будет опорой и силой славянства» [1. C. 41]. Эта будущность кроется в скрытом, подавленном пока, демократизме русского народа. Говоря о потенциальном лидерстве России в будущей федерации, М.А. Бакунин подчеркиНародники и «польский вопрос» (40-80-е гг. XIX в.)133вал, что оно возможно, только если Россия сохранит и укрепит доверие со стороны славянских народов. Он категорически исключал любую русификацию славянской федерации. Солидарность и братство России со славянскими или другими народами не должны породить того, чтобы «великороссийская национальность» стала «национальностью целого мира». Безнравственно требовать от народов такой платы за их освобождение. Принцип солидарности в отношении независимости и абсолютной свободы народов связан с принципом самоопределения; ведь федерация основывается на понятии народа как единого целого. Каждый народ имеет право быть самим собой, независимо от обитаемой им территории, национальных задач, культуры -------языка. Но как конкретно будет реализовываться самоопределение, М.А. Бакунинрешать не брался. Все будет зависеть, говорил он, «…от степени самостоятельности стран и народов, от их способности или неспособности жить между собой… чье духовное обаяние возьмет верх, где народам будет жить привольнее, туда они и пойдут» [5. C. 1027].М.А. Бакунин высказывал убеждение, что без польского «великославянского народа…славянский мир был бы неполон, ощутил бы ничемневместимую пустоту, был бы лишен своего венца» [5. C. 1027]. М.А. Бакунин помнил о сложности и неоднозначности польско-русских отношений, но считал, что революция может изменить и очистить их. В процессе освобождения русский и польский народы смогут стать «братьями, потому что братство…необходимо для общеславянского дела» [5. C.1027]. Идеал демократической свободы объединит эти народы. Более того, учитывая революционный потенциал, великую историю Польши, М.А. Бакунин не исключал, что она станет одним из центров влияния в будущей федерации: «Всякому народу, всякому малому и великому племени» будут «вполне предоставленывозможности права поступать по воле»; быть ли ему в «польской ли, русскойли или общеславянской федерации» [5. C. 1027].А.И. Герцен также полагал, что будущее русско-польских отношений зависит от того, смогут ли русские стать союзниками поляков в борьбе за освобождение. Во время Крымской войны в Письме к Русскому воинству в Польше он писал: «Чего хочет Польша- Польша хочет быть свободным государством, она готова быть соединенной с Русью, но с Русью свободной.Для того, чтобы объединиться с Русью, ей необходима полная воля… Еслирусские не поймут необходимости восстановления Польши, Польша при развязывании войны все-таки отделится, или хуже, ее отделят. Она сделаетсяне независимой, а чужой» [17. C. 204]. А.И. Герцен выступал с идеей добровольного объединения, свободной федерации России и Польши, котораяприобрела новое звучание в тот момент, когда Россия, оставленная своимитрадиционными союзниками, вела тяжелейшую войну. А.И. Герцен предлагал превратить независимую Польшу в союзника России. Это изменило бы характер войны. Из борьбы европейцев с «жандармом Европы» она превратилась бы в национально-освободительное движение всех славян против поработителей.А.И. Герцен неоднократно подчеркивал, что обретение Польшей суверенитета должно стать исходным пунктом построения последующих отношеВ.Н. Кудряшев134ний: «Польша, как и Италия, как и Венгрия, имеет неотъемлемое, полноеправо на государственное существование, независимое от России. Желаемли мы, чтоб свободная Польша отторглась от свободной России, - это другойвопрос. Нет, мы этого не желаем…» [18. C. 18]. Будущее русско-польскихотношений представлялось А.И. Герцену в виде федерации свободных национальных государств: «Федеральное соединение должно быть вольнымдаром, Россия не имеет прав на Польшу, она должна заслужить то, что взяланасильно; она должна загладить то, что сделали ее руками, и если Польша не хочет этого союза, мы может об этом скорбеть, можем не соглашаться с ней, но не предоставить ей воли мы не можем, не отрекаясь от всех основныхубеждений наших» [18. C. 18].Народники понимали, что в русско-польских отношениях накопилосьмножество проблем, которые потребуют разрешения и в новых, послереволюционных условиях. В польском национально-освободительном движениигосподствовала идея восстановления Речи Посполитой «от моря до моря».Зная это, М.А. Бакунин в своем воззвании «Русским, польским и всем славянским друзьям» предположил, что поляки потребуют, может быть, слишком многого, они не удовольствуются одним Царством Польским, изъявятполитические притязания на Литву, Белоруссию, даже включая Смоленск, на Лифляндию, Курляндию и на всю Украину, включая Киев. Одним словом, они захотят восстановить все Польское Королевство в прежних пределах.М.А. Бакунин был уверен, что поляки сделают огромную ошибку, ставя вопрос таким образом. Но он полагал, что их ошибка понятна и простительна: поляки лишены своей национальности, страдают под страшным и унизительным гнетом, со страстной грустью смотрят на свое прошедшее [5.C. 1026].История Польши показывает много примеров величия и благородства.Но, по мнению М.А. Бакунина, народ, живущий воспоминаниями о прошломвеличии, может утратить будущее. Кроме того, возврат к старым границамПольши нарушит права народов Литвы, Белоруссии, Украины. Ведь национальное угнетение существовало и в Польше, где все считались поляками, а мнение «черного люда» никого не интересовало. Свобода, о которой ностальгирует польская аристократия, была свободой для панов, шляхты. Как с иронией писал М.А. Бакунин, «свобода в античном смысле», когда свободанемногих избранных сочеталась с рабством большинства. Он сомневался, что крестьяне украинские, курляндские, да и польские захотят возврата к «старым добрым временам» сословности и феодализма. Поэтому, повторялМ.А. Бакунин, «я думаю, поляки ошибаются, когда, не спрашивая украинский народ, они вперед присваивают себе Украину лишь на основании исторического права» [5. C. 1026]. Он не брался определять будущие границы, делегируя подобное право самим народам. Для М.А. Бакунина принципиальна свобода выбора «всякого малого и великого племени», это категорическое требование он повторял неоднократно [5. C. 1026]. М.А. Бакунин отвергал вероятные обвинения со стороны «николаевских патриотов» в стремлении развалить Россию, отторгнув в пользу Польши Литву, Украину, БелоНародники и «польский вопрос» (40-80-е гг. XIX в.)135руссию: «Я говорю только, что для меня и для всех единомышленников моих, а нас много, верховный закон - это воля самих народов» [5. C. 1027].Логика М.А. Бакунина выглядела следующим образом. Распад Российской империи зреет в её недрах. Само самодержавие жестоким угнетениемнародов готовит освободительные революции. Перспектива утраты западных земель России в результате этих революций реальна, если ничего не менять. Польша вольна делать, что захочет, но «патриоты» кричат об опасности восстановления сильного польского государства как монархии, подобноРечи Посполитой XVI-XVII вв., враждебной Русскому государству. Такуювероятность Бакунин отрицал: «Неужели вы не видите, что возможна толькоодна хлопская Польша. Ведь панскими программами ни одного хлопа не расшевелишь» [5. C. 1026].Другое дело, если Польша раньше России встанет на путь социальныхпреобразований. Тогда она станет притягательным примером для других народов, центром славянской федерации. Тогда для России возможна реальнаяугроза быть отброшенной к границам Азии: «Итак, весь вопрос о границахвозвращается к тому, что прежде осуществится: Хлопская Польша или крестьянская Россия» [5. C. 1027]. В любом случае М.А. Бакунин считал приоритетной задачу создания союза для совместной борьбы с царским правительством: «…нужны дела, и к делу мы готовимся. Не мы одни, вся Россия с нами готовится. Вопрос в том: подаст ли нам Польша руку на дело- Чтобыдействовать сильно против общих врагов, надо действовать вместе. А для того, чтобы действовать дружно, надо сговориться» [5. C. 1026].А.И. Герцен также осознавал сложность и запутанность ситуации с определением будущих государственных границ между Польшей и Россией, стремился найти такие варианты решения данной проблемы, чтобы они не стали поводом к вражде между двумя народами. В отличие от М.А. Бакунина, неоднократно повторявшего о необходимости уничтожения всех европейских империй (и Российской в том числе), А.И. Герцен противопоставлялбудущее Австрийской империи и России: «Империя австрийская не имеетникакой будущности; когда ее отменят, тогда только люди удивятся, как могла существовать такая нелепость, сшитая из лоскутков конгрессами и упроченная глубокими дипломатическими соображениями» [18. C. 19]. Россия, напротив, «такая же живая личность, как Англия, как Франция». Болеетого, по мнению А.И. Герцена, эти страны уже сходят с исторической арены, а Россия «только вступает на плац, на народное место в истории» [18. C. 19].Он полагал, что в России сформировалось национальное единство, «сходноепо крови, по языку, по духу». Такой результат достигнут в ходе длительнойисторической эволюции, поэтому: «…каждый русский осознает себя частьювсей державы, сознает родство свое со всем народонаселением, воспитаннымв том же сельском быту со своим общинным порядком и разделением полей» [18. C. 19].По Герцену, важным элементом чувства самоидентификации русскогонарода являлось ощущение единого пространства, им занимаемого, и необходимость защиты границ от внешней агрессии: «Оттого-то, где бы русскийни жил в огромных пространствах между Балтикой и Тихим океаном, он В.Н. Кудряшев136прислушивается, когда враги переходят русскую границу, и готов идти на помощь Москве так, как шел в 1612 году и в 1812 годах» [18. C. 20].А.И. Герцен подчеркивал важность вопроса о границах, поскольку это одиниз существенных элементов российского менталитета. При этом любовь к своей Родине, своему народу не должна перерастать в национальный эгоизм, а патриотизм - в шовинизм. В будущем социализм уничтожит национальныеграницы, но пока вопрос весьма актуален [18. C. 20].По мнению А.И. Герцена, в народном сознании русских идентичностьполяков как отличной, отдельной нации безусловна, но «…где черта, за которой оканчивается Русь и начинается Польша-» [18. C. 20]. Историческиграница постоянно «блуждала», перемещаясь то на Восток, то на Запад в результате агрессивных войн, переменно удачных для России, либо Польши, но Герцен - категорический противник разделения государства «по правузавоевателя», так как «завоевание - факт, а не право» [18. C. 21]. Он размышлял о возможности выбора в качестве разграничительного критерияязыка, религии: «Там, где народ исповедует православие, говорит языком, близким более к русскому, чем к польскому, там, где он сохранил русскийкрестьянский быт, сходку, общинное владение землей, - там он, вероятно, захочет быть русским. Там, где народ исповедует католицизм или унию, там, где он утратил общину и общинное владение землей, - там, вероятно, сочувствие Польше сильнее, и он пойдет с ней» [18. C. 21].А.И. Герцен призывал не уподобляться участникам Венского конгресса и других вершителей судеб народов, проводивших границы без согласия и участия самих народов. Главное слово должно оставаться за украинским народом. Он, испытавший и польский и русский гнет, вправе сам решать своебудущее: «По-моему, вопрос разрешается очень просто. Украину следует в таком случае признать свободной и независимой страной. У нас, людей изгнания, - печальных свидетелей стольких неудачных сочетаний и распадений не может и не должно быть речи о том, кому должна принадлежать та или иная часть населения» [18. C. 21-22]. А.И. Герцен был уверен, что украинцы не потеряли чувства народности, напротив, родовое сознание у них очень развито [18. C. 22]. Поэтому не надо решать за народ и перетягиватьего насильно в чье-либо государство. Право на самоопределение должнобыть универсальным. Как русские не могут быть свободными, угнетая поляков, так и поляки, освободившись, должны признать право украинцев на государственность: «…что же это будет за шаг к их освобождению, когда, снимая московские цепи, им скажут, что они должны принадлежать Польше» [18. C. 22]. А.И. Герцен призывал дать свободу развития украинскомуязыку, культуре, и тогда станет реальной перспектива равноправного союзабратских, славянских народов [18. C. 22]. Он подчеркивал преимуществафедерализма; ведь при условии реального равноправия не будет необходимости разрывать сложившиеся исторические связи. Но без решения социальных задач привлекательность такого союза ничтожна. Поэтому то государство (Россия или Польша), которое станет лидером в деле освобождениякрестьян, строительства нового общества, сможет претендовать на роль центра славянской федерации [18. C. 23].Народники и «польский вопрос» (40-80-е гг. XIX в.)137Таким образом, русско-польские отношения народники рассматриваликак частную (хотя и важную) проблему в деле глобального освобожденияславянских народов. Все славянские народы, в том числе русский, испытывали имперский гнет, национальный или социальный. Освобождение возможно через всеобщую революцию. Поэтому польское национальноосвободительное движение - естественный союзник русских революционеров-социалистов. Идея национального освобождения Польши бесспорна, но должна дополняться социальными требованиями. Вместе с тем, еслиМ.А. Бакунин предполагал полное уничтожение имперской государственности и создание федерации «снизу» путем добровольного объединения наций, то А.И. Герцен допускал сохранение российского многонационального государства с переходом от унитаризма к федеративным отношениям. При этомобретение Польшей суверенитета и исключительно добровольное присоединение к России являются безусловными и обязательными.Данный подход заметно преобладал в народнической литературе и периодике 1870-1880-х гг. В первом номере журнала «Вперед», вышедшем1 августа 1873 г., содержатся доктринальные установки революционногонародничества. Здесь четко определялась приоритетность задач социальнойреволюции: «Социальный вопрос есть для нас вопрос первостепенный… Вопрос национальный, по нашему мнению, должен совершенно исчезнуть передважнейшими задачами социальной борьбы» [19. C. 23, 26]. В программе отмечался прогрессивный и справедливый характер национально-освободительнойборьбы славян против османской и германской империй. Но союзникамисвоими русские народники видели только те «социальные» партии, которыене ограничиваются борьбой за национальную независимость, а «пишут на своем знамени рядом с девизом независимой национальности девиз социальнойборьбы против монополии частных собственников и капиталистов, научнойборьбы против религиозного элемента» [19. C. 26-27].Это, по мнению «впередовцев», позволило бы решить и «самый трудный», по-видимому, для русского вопрос - польский». Ликвидация Российской империи, эксплуататорского государства, снимет проблему государственных границ между Польшей и Россией. Общины сами будут выбирать, «независимо от предыдущей истории, к какой национальности, к какому государству или социальному центру страна потянется» [19. C. 26-27]. Здесьже однозначно определялось отношение к аристократическому крылу польского освободительного движения: «Защитники преобладания шляхты и союзники католицизма - наши враги, потому что они, прежде всего, враги народа польского» [19. C. 27].В открытом «Письме исполнительного комитета «Народной Воли» заграничным товарищам», подготовленном в конце 1881 г. Л.А. Тихомировым, заметен отход от федералистских принципов, свойственных А.И. Герцену и М.А. Бакунину. Здесь прямо заявлялось: «Мы, собственно говоря, не федералисты…». Народовольцы исходили из того, что государственное устройство после революционного мира будет определять экономическая целесообразность: «Нам кажется, что большие государственные союзы выгоднеемалых… Область, составляющая один экономический район, поступила бы В.Н. Кудряшев138очень глупо, разделившись на несколько государств по национальностям. Со временем весь земной шар составит один экономический район, и поэтомунаши идеи вовсе не рисуют нам раздробление, например, России» [20.C. 320]. Но Л.А. Тихомиров одновременно подчеркивал, что ряд национальностей, прежде всего Польша, которую «историческое прошлое заставляетстремиться к независимости», имеют право на национальное самоопределение. Уникальность Польши и возможность реализации ее национальногосамоопределения выделялись в документе дважды. Для остальных народовсамоопределение представлялось «неразрешимым», а сама проблема «сочиненной».Здесь уместно говорить о некоторой трансформации взглядов народничества на национально-освободительное движение (в т.ч. польское). Социалисты 1840-1850 гг. рассматривали национально-освободительную борьбуславянских народов как силу, способную потрясти государственные устоитогдашней Европы. На волне освободительных революций они рассчитывали решить задачи и социального обновления путем радикализации национальных движений, и внесения в них социально-политических целей. Поэтому в целом отношение русских социалистов к польскому освободительному движению было позитивным. В Европе данный период характеризовался крайней нестабильностью: социальная борьба, как и национальныедвижения, была на подъеме. Все это вызывало энтузиазм у русских революционеров, не ограничивавшихся в своих социалистических устремленияхтолько Российской империей.Особенно ожидание глобальных масштабов социальных катаклизмовбыло свойственно М.А. Бакунину, который ждал в скором будущем гибели в пламени революций не только российской, но и всех других империй. Постоянно «полыхавшая» и неуспокоенная Польша виделась передовым отрядом этого будущего революционного очищения Европы от национального и социального гнета. Однако в 1870-1880-е гг. ситуация существенно изменилась. Идея освобождения балканских славян стала заложницей межимперских столкновений, и ее активно использовала царская внешняя политика.Освободительная борьба в Польше трансформировалась в менее активные и радикальные формы. Это обстоятельство можно рассматривать как одну из причин ослабления интереса народнических организаций к идее всеславянской федерации. При сохранении в целом позитивного отношения к идеефедерального устройства послереволюционной России социалисты радикального крыла в системе идеологических приоритетов низводили национальный вопрос до уровня второстепенного, решаемого в ходе социальнойреволюции.Существенно отличаются от представлений революционных народниковидеи реформистского крыла народнического движения, сформировавшегосяв 1880-е гг. Не принимая революционных методов борьбы, они выступалипротив разрушения многонационального Российского государства.Народники-реформисты всех оттенков считали, что Россия - страна многонациональная, но единая и неделимая. Так, И.И. Каблиц обращал внимание на то, что политическое тело России состоит из множества этнографичеНародники и «польский вопр

Скачать электронную версию публикации