Political surveillance under professors of russian universities in end XIX - beginning XX centuries.pdf Рубеж XIX-XX вв. - время бурных обществен-но-политических процессов в России, время быст-рой политизации общества. В условиях политиче-ской нестабильности власти пытались контроли-ровать общественное мнение, называемое в ту по-ру умонастроением.Университеты, будучи местом концентрацииинтеллектуальных сил страны, безусловно, оказы-вали влияние на формировали мировоззрения сту-дентов. Впрочем, идейное влияние профессурывыходило за пределы университетских аудиторий.Занимаясь издательской и просветительской дея-тельностью, принимая участие в работе органовместного самоуправления, представители препо-давательской корпорации транслировали свои об-щественно-политические взгляды в достаточноширокие слои городского общества. В этих усло-виях «благонадежность» профессора была чрез-вычайно важна для власти. Она была важнее, чемлояльность иных представителей интеллигенции,ведь, казалось, невозможно было допустить воль-нодумство в университетах, которые, согласнопервой главе первого раздела Устава 1884 г., «со-стояли под особым покровительством Его Импе-раторского Величества и именовались Император-скими» [1. С. 9.]. Каждый преподаватель, посту-павший на службу в университет, давал «Подпис-ку» следующего содержания: «Я, нижеподписав-шийся, даю настоящую подписку в том, что непринадлежу ни к каким масонским ложам и дру-гим тайным обществам, под каким бы они назва-нием ни существовали, и впредь к оным принад-лежать не буду» [2. Л. 3]. Под «другими тайнымиобществами» подразумевались в первую очередьполитические организации.Между тем политические убеждения универси-тетских преподавателей были различными, и, еслиеще в последние десятилетия XIX в. можно былосохранять политическую нейтральность, то в ус-ловиях затянувшейся на два с половиной годапервой русской революции произошла зримаяидейная поляризация профессорско-преподава-тельского корпуса. Анализ архивных источниковприводит к выводу о расколе Советов университе-тов на группировки «правых» и «левых». Взглядыи действия последних становились предметомособого контроля со стороны соответствующихорганов.Органы надзора за общественными умона-строениями существовали в Российском государ-стве издревле. Если в XVII-XVIII вв. в основе ихдеятельности лежал принцип «Слова и дела госу-даревых», то с начала XIX в. система политиче-ского сыска начинает приобретать более инсти-туализированные черты. Принципиальным новше-ством в деле организации политического сыскабыло создание корпуса жандармов и III отделенияСобственной Его Императорского Величестваканцелярии, существовавшего в 1826-1880 гг.Следующим шагом по реформированию полити-ческой полиции было создание отделений по ох-ранению порядка и общественной безопасности(охранные отделения, «охранка»); такие органыначали действовать с 1866 г. В конце XIX - началеXX в. политическая полиция организационно со-стояла из Отдельного корпуса жандармов, основ-ным звеном структуры которого были губернскиеуправления, и охранных отделений.Циркуляр Департамента полиции № 5200, из-данный 13 августа 1902 г., разграничил компетен-цию жандармерии и охранных отделений, закре-пив за первой производство дознаний по полити-ческим преступлениям, а за вторыми - оператив-но-розыскные мероприятия по преступлениямэтого же рода [3. С. 124]. Таким образом, охран-ные отделения были обязаны снабжать агентурнойинформацией жандармов, производящих дозна-ние. Впрочем, несмотря на законодательное раз-граничение, на практике функции двух основныхорганов политического розыска продолжали дуб-лироваться, а между чинами жандармерии и ох-ранки нередко складывались неприязненные от-ношения в силу известной конкуренции и нежела-ния сужать круг своих полномочий. Схожие от-ношения нередко выстраивались между политиче-ской и общей полицией [4. С. 29].Из методов работы политической полиции,широко применявшихся при осуществлении кон-троля над подозрительными лицами, в том числе -над профессорами и преподавателями университе-тов - особое место занимал негласный надзор, ор-ганизация и осуществление которого регламенти-ровались «Положением о негласном полицейскомнадзоре» от 1 марта 1882 г. [3. С. 89]. Негласныйнадзор был мерой превентивной, и § 1 «Положе-ния...» определял его как способ предупреждениягосударственных преступлений посредством на-блюдения за лицами сомнительной благонадежно-сти. Такой надзор учреждался исключительно Де-партаментом полиции. Способы ведения неглас-ного полицейского надзора определялись по со-глашению губернатора или градоначальника с на-чальником жандармерии. Сведения о поднадзор-ных доставлялись чинами общей полиции, пунк-товыми унтер-офицерами (полицейскими, разме-щавшимися в специальных наблюдательных пунк-тах), а также агентами наружного и внутреннегонаблюдения и стекались в жандармское управле-ние, где велся учет лиц, подчиненных негласномунадзору.Однако надзор над профессорами и преподава-телями российских университетов осуществлялсяне только по линии политической полиции. Еслипроанализировать переписку, отложившуюся вцентральных и местных архивах, которая касаласьполитического надзора над профессорами и пре-подавателями, то выяснится, что в переписке поданному вопросу состояли самые разные ведомст-ва. Перечень адресатов укладывается в следую-щую схему: начальник одного охранного отделе-ния - начальник другого охранного отделения;начальник жандармского управления одной гу-бернии - начальник жандармского управлениядругой губернии; начальник губернского жан-дармского управления - Департамент полицииМВД; Департамент полиции МВД - губернатор;полицеймейстер - губернатор; министр внутрен-них дел - министр народного просвещения; ми-нистр народного просвещения - попечитель учеб-ного округа; попечитель учебного округа - ректор(и, соответственно, в обратном порядке при ответ-ных посланиях).Как видно из перечня адресатов, переписку, за-трагивавшую вопросы политической благонадеж-ности университетских преподавательских кадров,вели как силовые, так и гражданские ведомства,такая переписка носила как горизонтальный (на-чальник жандармского управления - начальникжандармского управления), так и вертикальныйхарактер (министр - попечитель).Нередко министерское (МНП) начальствоспускало вниз по управленческой вертикали за-прос о том или ином представителе преподава-тельской корпорации, требуя при этом от подчи-ненных выполнения чуть ли ни полицейскихфункций. Так, министр народного просвещенияИ. Д. Делянов писал в ноябре 1897 г. попечителюКиевского учебного округа В.В. Вельяминову -Зернову: «До сведения моего дошло, что профес-сор вверенного Вашему Превосходительству уни-верситета Орлов будто бы дозволил себе на обеде8 ноября отзываться в неприличных выраженияхоб университетском уставе 1884 г., который естьне что иное, как закон, утвержденный Высочай-шей властью. Имею честь покорнейше проситьВаше Превосходительство собрать негласно све-дения о том, что именно и в каких выраженияхговорил проф[ессор] Орлов, и сообщить мне этисведения в возможно непродолжительном време-ни» [5. Л. 12].Большинство посланий, по какой бы линии онини проходили, содержли просьбу сообщить сведе-ния о политической благонадежности того илииного лица. Такие запросы, как правило, начина-лись с указания на уже известные автору письмакомпрометирующие сведения, а завершалисьпросьбой уточнить, подтвердить или опровергнутьих и привести новые данные. Контроль осуществ-лялся, с одной стороны, над профессорами и пре-подавателями, заведомо (в силу ранее имевшихсясведений) подозреваемыми в «вольнодумстве», а сдругой, в отношении лиц, поступавших на службупо учебному ведомству по прибытии их из другойгубернии.Приведем несколько примеров.Начальник Харьковского губернского жандар-мского управления генерал-майор А.Н. Рыковскийписал 18 мая 1912 г. письмо начальнику Томскогогубернского жандармского управления: «Ввидуизбрания юридическим факультетом Харьковско-го университета на вакантную кафедру финансо-вого права профессора Томского университетадоктора политической экономии М.И. Соболевапрошу Ваше Высокоблагородие сообщить мнесведения, как о его политическом направлении,так и другие, могущие быть в Вашем распоряже-нии» [6. Л. 9]. Отвечая на этот запрос, начальникТомского губернского жандармского управлениявменил в вину профессору Соболеву участие впредвыборных агитациях в Государственную Ду-му (М.И. Соболев, действительно избирался вы-борщиком в 1-ю и 3-ю Государственную Думы [7.С. 241]), то, что он являлся членом редакционногокомитета газеты «Сибирская жизнь», «пропус-тившим к печатанию противоправительственногохарактера статью по поводу смерти покойногоПредседателя Совета Министров, Статс-секретаряСтолыпина» и то, что адреса Соболева неодно-кратно находились у лиц неблагонадежных в по-литическом отношении [6. Л. 11 - 11 об.].Порой архивные данные позволяют проследитьцелую цепочку переписки между разными ведом-ствами и должностными лицами по поводу одногоуниверситетского профессора. Так, 2 августа1907 г. Департамент полиции МВД писал казан-скому губернатору: «По дошедшим до Министер-ства внутренних дел сведениям, избранный нынедеканом физико-математического факультетапрофессор Казанского университета Д.Н. Зейли-гер, еврей, принявший православие, принадлежитпартии социал-демократов, состоит агентом тай-ного еврейского общества «Бунда» и являетсявдохновителем и руководителем всех бойкотов итеррора в Казани. Вследствие сего, ДепартаментПолиции [. ] покорнейше просит Ваше Превос-ходительство уведомить, насколько вышеприве-денные указания о Зейлигере представляютсясправедливыми, и сообщить имеющиеся о назван-ном профессоре сведения» [8. Л. 1]. С аналогич-ным запросом казанский губернатор обратился кполицеймейстеру, и тот уже 10 августа отвечалгубернатору М.В. Стрижевскому: «Профессор ка-занского университета Д. Н. Зейлигер, человекочень тонкий, выдержанный, всегда и со всемилюбезный. Старается каждого расположить к себе,но хитрый и скрытный. Принадлежит ли он к со-обществу «Бунда», неизвестно и трудно в этомудостовериться, но, что он принадлежит к партиилевых, то в этом убеждают все его приемы с уча-щеюся молодежью студентов Казанского универ-ситета за все время с 1905 года. По словам неко-торых студентов, не сочувствующих ему, Зейли-гер направлял студентов к беспорядкам первона-чально открыто на лекциях, потом, с осени 1906года, более сдержанно, но всегда в такое время и втаких лекциях, где вывод был вызывающим про-тив Правительства. В среде студентов он числитсяярым социалистом и умелым вдохновителем» [8.Л. 3-3 об.]. На основании этой информации 19 сен-тября казанский вице-губернатор (и.о. губернатора)писал в Департамент полиции МВД: «ПрофессорИмператорского Казанского университета Д.Н. Зей-лигер известен мне за человека, принадлежащего ккрайне левым партиям. Деятельность свою в на-правлении левых политических партий он особеннозаметно обнаружил в 1905 году, когда он открытопри чтении лекций в университете направлял сту-дентов к различным беспорядкам и допускал всвоем присутствии сбор денег на явно революци-онные цели. В настоящее время ввиду изменяю-щегося настроения в обществе в сторону болееумеренных г. Зейлигер стал более осторожным исдержанным в проведении в среду учащихся своихкрайне левых политических воззрений, на самихвоззрений нисколько не изменил и по-прежнемупринадлежит к крайним элементам, поддерживаяскрытно все революционные партии» [8. Л. 5-5 об.].Любопытным представляется перечень тех об-личающих университетских профессоров и препо-давателей данных, которые встречаются в секрет-ной переписке. Весьма часто встречаются указа-ния на принадлежность к «Академическому сою-зу», возникшему в годы первой русской револю-ции и объединявшему уже осенью 1905 г. порядка1800 преподавателей высшей школы [9. С. 66],издание печатной продукции «противоправитель-ственного характера», участие в собраниях, где«говорились революционные речи и разбрасыва-лись прокламации», произнесение подобных ре-чей, сочувствие студенческому движению, обна-ружение адресов преподавателей у арестованныхза революционную деятельность лиц. Порой в ви-ну преподавателям ставилось содержание их лек-ций. «В одной из своих лекций профессор Фир-сов, - говорилось в донесении начальника Казан-ского губернского жандармского управления вДепартамент полиции МВД, - характеризуя царяФедора Иоанновича как слабоумного, проводилпараллель между ними благополучно Царствую-щим ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ, отождеств-ляя ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО с Царем Федором» [10.Л. 26-26 об.].Редко, но случались ситуации, когда на запроспо ведомству политической полиции ответ не со-держал компрометирующей информации. Напри-мер, в 1912 г. уже упоминаемый генерал-майорРыковский отвечал своему коллеге из Харьковско-го губернского жандармского управления на егозапрос об Н.К. Кульчитском: «Заслуженный про-фессор доктор медицины статский советник Ни-колай Константинович КУЛЬЧИТСКИЙ принад-лежит к числу представителей правой профессурыи является крупной научной силой; в ХарьковеКульчитский состоял членом «Русского собрания»и числе других правых профессоров участвовал наих совещаниях, бывших в Петербурге в 1910 годуи 16-19 декабря 1911 года и тогда же представ-лялся ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ» [5. Л. 10].Особый интерес представляют конфиденци-альные документы, в которых концентрированнодается информация по профессорско-препода-вательскому корпусу того или иного университетав целом. Так, в июле 1899 г. министр внутреннихдел И. Л. Горемыкин направил министру народно-го просвещения Н.П. Боголепову «список чиновадминистрации, профессоров и доцентов С.-Пе-тербургского университета с указанием сведений,имеющихся в Министерстве внутренних дел одеятельности названных лиц». В обшивном 30-страничным (с оборотами) списке приведены име-на 182 человек, на 144 из них порочащих сведенийв МВД не нашлось, а 38 профессоров и приват-доцентов проходили по полицейским документам.Среди приводимых данных были как сравнитель-но безобидные, такие как: «принимал участие ввсеподданнейшей петиции некоторых литераторовоб изменении действующих правил о печати» (за-служенный ординарный профессор В.А. Лебедев,профессора П.П. Фан-дер-Флит, Н.П. Вагнер,А.Н. Бекетов, В.Н. Латкин, приват-доцентыП.И.Вейнберг, С.К. Булич, В.Г. Яроцкий,М.И. Свешников), «издает с 1898 г. газету «Пра-во»» (приват-доцент В.М. Гессен), «присутствовалв Казанском Соборе на панихиде по окончившейжизнь самоубийством [...] слушательнице Выс-ших женских курсов» (заслуженный ординарныйпрофессор В.И. Ламанский, ординарный профес-сор Н.И. Кареев, экстраординарные профессораС.Ф. Платонов, Г.В. Форстен и другие), так и го-раздо более серьезные. Десятки профессоров иприват-доцентов были уличены политической по-лицией в связях с арестованными и осужденнымиреволюционерами (экстраординарный профессорС.Ф. Ольденбург, приват-доценты Н.М. Книпович,Д.Н. Кудрявский, И.М. Гревс, Д.Д. Гримм,С.А. Венгеров, М.И. Свешников и другие).В «Списке.» приводятся сведения, начиная состуденческих лет. Так, напротив фамилии приват-доцента А.А. Жижиленко указано: «В бытностьстудентом находился в сношениях с лицами не-благонадежными и привлекавшимися к дознаниюза распространение революционных изданий».Самые обширные тексты характеризуют орди-нарного профессора Н.И. Кареева, экстраординар-ного профессора С.Ф. Ольденбурга, приват-до-цента А.А. Исаева. Помимо фактов участия этихлиц в тех или иных сомнительных, с точки зрениявласти, мероприятиях и перечисления подозри-тельных знакомств, в документе изложены когда-то высказанные ими мысли [11. Л. 2-31 об.].Итак, по упомянутому «Списку.» можно сде-лать вывод о том, что пятая часть всего профес-сорско-преподавательского корпуса столичногоуниверситета в конце XIX в. находилась в полезрения политической полиции и причислялась ккатегории неблагонадежных (в разной степени).В дополнение к первому списку в декабре тогоже года И. Л. Горемыкин предоставил Н. П. Бого-лепову аналогичные сведения по Московскомууниверситету, снабдив их примечанием о том, что«в означенный список включены сведения нетолько официального, но и совершенно довери-тельного характера».Второй список в два раза меньше первого, онсодержит 96 персоналий профессоров и приват-доцентов Московского университета, но процентлиц, о которых у Департамента полиции имелисьнеблагоприятные сведения, здесь был вдвое боль-шим, чем по Санкт-Петербургскому университе-ту, - около 44% (42 человека из 96). Самым рас-пространенным сведением о московских препода-вателях было следующее: «Подписался под пети-цией на имя ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСО-ЧЕСТВА Московского Генерал-Губернатора осмягчении участи студентов, удаленных изгор [ода] Москвы за принадлежность к земляче-ским организациям». В «московском» списке наи-более подробная информация содержалась о за-служенном ординарном профессоре В.И. Герье,ординарных профессорах П.Г. Виноградове,И.А. Чупрове, экстраординарных профессорахВ.И. Вернадском, Ю.С. Гамбарове.О профессоре В. О. Ключевском в этом доку-менте было сказано следующее: «В 1887 г. заме-чен в сношениях с лицами заведомой политиче-ской неблагонадежности [. ] В ноябре того же(1894. - М.Г.) года ввиду произнесенной им в Ис-торическом Обществе речи в память в Бозе почи-вающего ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕК-САНДРА III Ключевский подвергся нападкам не-которой части Московского студенчества и былими освистан на лекции 30 ноября. Независимо отизложенного названный профессор пользуетсязначительной популярностью среди неблагона-дежных элементов ввиду появившихся в обраще-нии и изданных нелегальным путем лекций его порусской истории тенденциозного характера» [11.Л. 33-50].Два проанализированных «Списка.» позво-ляют судить о том, насколько внимательно отно-сились власти к общественно-политической пози-ции преподавателей высшей школы.Вместе с тем необходимо отметить, что далеконе всегда даже весьма неблагоприятная информа-ция приводила к непременным карам в отношениискомпрометированного профессора или доцента.Так, в марте 1901 г. профессор Томского универси-тета М.А. Рейснер открыто поддержал студенче-скую забастовку, после чего ему была предоставле-на годичная заграничная командировка, что можнообъяснить желанием начальства ослабить его влия-ние на студенчество, избавившись от беспокойногопрофессора (впрочем, спустя два года М.А. Рейснербыл все-таки уволен из университета без правапреподавания в России) [7. С. 205-206]. Профессортого же университета И. А. Малиновский послеосуждения в 1912 г. по 3 и 4 пунктам 129-й статьиУголовного уложения (возбуждение к неисполне-нию законов) и амнистии по случаю 300-летияДома Романовых продолжил академическую карь-еру, защитил диссертацию на степень доктора го-сударственного права, стал профессором Варшав-ского университета [7. С. 162].В заключение можно сделать следующие выво-ды: несмотря на то, что полицейские наблюдения,добытые путем негласного надзора, порой выгляде-ли не слишком убедительно, власти, вероятно, несильно ошибались насчет политических убежденийзаметной части университетской преподавательскойкорпорации. Действительно, на протяжении рас-сматриваемого периода все большая часть профес-соров и преподавателей начинала скептически отно-ситься к существовавшему политическому строю исимпатизировать идее перемен.Политическая полиция и министерское началь-ство, фиксируя в бесчисленных донесениях и ра-портах эти настроения, не готово было идти на«решительные меры»: даже уличенные в произне-сении «противоправительственных речей» и свя-зях с революционерами профессора и приват-доценты, как правило, сохраняли университет-скую службу. Сказанное не означает, что властивовсе не удаляли из высшей школы оппозиционнонастроенных ее представителей, имели место итакие примеры. По политическим мотивам былиуволены профессор Московского университетаМ.М. Ковалевский в 1887 г., профессор Томскогоуниверситета М.А. Рейснер в 1903 г., профессорКазанского университета Н.Н. Фирсов в1914 г.; однако назвать правительственную поли-тику в отношении нелояльно настроенных к вла-стям преподавателям жестко репрессивной тоженельзя. Известную мягкость и выжидательнуютактику полиции можно объяснить, пожалуй, не-желанием будоражить и без того неспокойнуювысшую школу и в первую очередь - студенчест-во, которое с большим трудом (и далеко не всегда)получалось удерживать от участия в антиправи-тельственных выступлениях.

Скачать электронную версию публикации