The Image of the Moscow Appanage Prince of the 15th Century in National Historiography and Sources.Comparison Experience.pdf Современная историческая наука в России, ко-гда речь идет о времени образования единого рус-ского государства, оказывается в весьма сложномположении. Данный период и связанные с нимпроблемы относятся к числу наиболее мифологи-зированных. Еще в 1918 г. А.Е. Пресняков указы-вал на то, что история Руси XIV-XV вв. «сталажертвой теоретического подхода к матерьялу, ко-торый обратил данныя источников в ряд иллюст-раций готовой, не из них выведенной схемы» [1.С. V]. Исследователь констатировал, что значи-тельная часть материала по этой причине выпалаиз поля зрения историков, оказались разорванны-ми связи между событиями, а их хронологическаяпоследовательность нарушена. А.Е. Пресняковпоказывал на конкретных примерах явление, ко-торое М.Д. Присёлков в 1940 г. обозначил как«потребительское отношение к источникам» [2]. Вчастности, он попытался обратить внимание на то,что большинство историков к тому моменту ис-пользовало в основном Никоновскую летопись(время создания 1520-1560-е гг.), «нарочитую пе-ределку», по определению историка, а также зави-симый от неё текст В.Н. Татищева. О последнемот себя можем добавить - и недостоверный. Упо-мянутые произведения лучше всего подходят дляиллюстрирования заранее заготовленных схемрусской истории XIV-XVI вв. И если выдающий-ся исследователь средневековой Руси, работавшийв начале XX в., критиковал представителей такназываемой государственной исторической шко-лы, то М.Д. Присёлков также касался и проблемсоветской исторической науки.Интересно, что даже в марксистский периодотечественной историографии схема государст-венной исторической школы при изучении поли-тической истории Руси указанного периода оказы-вала большее влияние на историописание, чеммарксистская концепция. Ярким примером явля-ется ситуация вокруг монографии А.А. Зимина«Витязь на распутье» [3]. Работа была издана в1991 г., только через 11 лет после смерти автора.Приходится констатировать тот факт, что позити-визм в российской исторической науке так нико-гда и не возобладал, по этой причине большойпласт информации, содержащейся в источниках,по-прежнему остается невостребованным. Приме-ров исследований, более или менее повторяющихсудьбу «Витязя на распутье», достаточно для того,чтобы обратить внимание на странности в отече-ственной историографии. Многие попытки изу-чать русскую историю упомянутого периода,предпринятые в 1990-2000-х гг., в значительнойстепени следуют традиции иллюстрирования за-ранее заданных концепций.В наибольшей степени нежизнеспособностьсохраняющихся схем видна при анализе отдель-ных эпизодов или деятельности историческихперсонажей, особенно - второстепенных. Однойиз таких показательных фигур оказался князьИван Андреевич Можайский. Он - внук ДмитрияДонского, двоюродный брат более известных мос-ковских князей, Василия II Васильевича, прозван-ного историками XIX в., «Тёмным» и ДмитрияШемяки. Мало каким героям второго плана уделя-лось столько же внимания, сколько его досталосьэтому удельному князю. Вместе с тем можно го-ворить о большом количестве вопросов, вызывае-мых оценками, которыми были удостоены в исто-риографии и сам правитель и его деятельность.Прежде чем коснуться историографии вопро-са, хотелось бы обозначить общую канву полити-ческой биографии князя, известную по поздним(наиболее богатым фактами и популярным средиисследователей) летописям. Правление его нача-лось в 1432 г., когда его отец перед смертью наде-лил Ивана Андреевича Можайском «с волостьми».Младшему брату Михаилу достались Верея и Бе-лоозеро. Их отец выступал в качестве гаранта со-хранения великокняжеской власти Василия II, ко-торому ее передал отец в нарушение духовнойграмоты (завещания) Дмитрия Ивановича (Дон-ского) и традиций передачи великого княжения по«старейшинству». Сам Иван также был союзни-ком великого князя Василия II Васильевича. В1434 г. можайский князь в битве при Николинойгоре бился на стороне великого князя против пре-тендента, их родного дяди, князя Юрия Дмитрие-вича Звенигородского. Потерпев поражение, обакнязя бежали в Тверь. Оттуда великий князь от-правился в Нижний Новгород (поздние летописиприписывают ему намерение поехать в Орду заподдержкой у хана Улуг-Мухаммеда).В это время Иван Можайский заключил дого-вор с Юрием Звенигородским и Галицким, при-знав его великим князем. После смерти Юрия мыснова видим этого удельного правителя в числесоюзников Василия II. В 1434-1436 гг. он участ-вует в борьбе великого князя с двоюродным бра-том (старшим сыном Юрия Дмитриевича), Васи-лием Косым. Впоследствии можайский князь ис-чезает со страниц летописей на несколько лет.Впервые после ослепления Василия ЮрьевичаКосого он упомянут в 1442 г. В 1437 г. под г. Бе-левым появился хан Улуг-Мухаммед. Василий IIВасильевич отправил против хана войска. Во гла-ве московской рати стояли младшие братья Васи-лия Косого, Дмитрий Шемяка и Дмитрий Крас-ный, но нет ни одного из «можайских князей»(этим титулом современники называли не толькоИвана, но и его брата Михаила). В 1442 г. ИванАндреевич вновь появляется на исторической сце-не в конфликтной ситуации. Годом ранее скончал-ся, не оставив наследников, углицкий князь Дмит-рий Красный. По традиции княжество мог забратьего родной брат Дмитрий Шемяка. С другой сто-роны, Углич можно было рассматривать как «вы-морочное» княжество, тогда на него имел основа-ние претендовать великий князь. В споре ДмитрияШемяки и Василия II за этот удел Иван Андреевичподдержал первого. Великий князь вынужден былуступить.В 1444-1445 гг. мы видим удельного можай-ского князя союзником Василия Васильевича. Вэто время русские земли переживают энергичноевторжение Улуг-Мухаммеда и его старших сыно-вей Махмуда и Якуба. Что интересно, при полномбездействии галицкого князя Дмитрия Шемяки.Летом 1445 г. Иван Андреевич поддержал велико-го князя в походе против вторгшегося в восточныеземли Московского княжества Махмуда. В про-изошедшей битве русские князья потерпели пора-жение. Иван бежал, а Василий II, как известно,попал в плен. В ноябре 1445 г. великий князь вер-нулся в Москву. А в феврале 1446 г. против негобыл организован заговор, в котором участвовал иправитель Можайска. В 1447-1449 гг. он с пере-рывами воевал с Василием II Васильевичем, послечего заключил по инициативе последнего мир.Дальнейшие четыре года войны Иван Андреевичподдерживал выгодный великому князю нейтра-литет. Но уже через год после окончания войны, в1454 г., был изгнан им из своего княжества иобосновался на территории великого княжестваЛитовского. На основании перечисленных фактовисследователи в XIX-XX вв. оценили и деятель-ность этого удельного князя, и даже его самогокак человека (по поводу чего необходимо заме-тить, что информацией для выводов такого родаисторическая наука не располагает). Чаще всегозвучали очень эмоциональные негативные оцен-ки. Если источники отрицательного отношения кдеяниям нашего героя более или менее понятны,то эмоциональность заставляет задуматься о ееистоках.Первым из историков описал деятельностьИвана Можайского В.Н. Татищев [4]. Автор пер-вого обобщающего труда по русской истории про-сто следовал основной для него Никоновской ле-тописи. Все, что касалось можайского князя, былоне более чем констатацией фактов. Исследователи,работавшие в более позднее время, уже предлага-ли свое видение событий. Так, Н.М. Карамзинохарактеризовал князя Ивана как легкомысленно-го, слабого и жестокого [5. С. 173]. Данная харак-теристика имеет в качестве основания факты уча-стия удельного князя в различных конфликтах, наразличных сторонах, а также участие Ивана Анд-реевича (обманутого Дмитрием Шемякой, есливерить поздним летописям) в поимке и ослепле-нии Василия II. Историк-рационалист, монархистпо своим убеждениям, разумеется, не мог излагатьсобытия в ином ключе. Кроме того, «История го-сударства Российского» изначально создаваласькак верноподданническое по своему настроениюсочинение.Один из основателей государственной истори-ческой школы С.М. Соловьев отбирал источникидля работы и давал оценку фактам в соответствиис принятой им за основу «теорией родового быта».Значительная часть событий, связанных с ИваномМожайским, для него не представляла интереса и,соответственно, не была даже упомянута в труде,посвященном межкняжеским отношениям. Первоеупоминание этого правителя связано с событиями1445 и 1446 гг. [6. С. 454]. Иван Андреевич пока-зан здесь как удельный князь, находящийся с ве-ликим князем в сложных отношениях и имеющий,таким образом, личные причины для участия взаговоре. Но для С.М. Соловьева все эти фактыимели второстепенное значение, поскольку былилишь частным выражением борьбы государствен-ного и родового начал. В отличие от Н.М. Карам-зина он не считал можайского князя марионеткойв руках Дмитрия Шемяки. С точки зрения автора,Иван Андреевич был не только равноправным со-юзником галицкого князя, но и во многом повлиялна исход заговора [6. С. 461]. Изгнание этого пра-вителя из его удела С.М. Соловьев объяснял тем,что тот дважды не оказал помощи великому князюпротив татар. Такая трактовка обеляет Василия II,но не подкрепляется ни летописным, ни актовымматериалом.В.О. Ключевского можайский удельный князьне интересовал, как и московские князья вообще.Даже самых заметных из них историк считал без-ликими персонажами, недостойными особоговнимания. Помимо этого, внимание к ним для не-го было невозможно по причине восприятия исто-рии как процесса, как изменения в «человеческомобщежитии». Объектом исследования в данномслучае мог стать только социальный институт,класс или отношения между социальными инсти-тутами, классами. Переход власти от Василия II кего дяде Юрию ничего не менял бы [7. С. 42], сле-довательно, судьба отдельных персонажей неимела значения. В начале XX в. к персоне ИванаАндреевича Можайского обратился А.Е. Пресня-ков. Исследователь подозревал князя в изменахради сиюминутных выгод (получение новых вла-дений) [1. С. 400]. Данная точка зрения повлияла вдальнейшем и на советскую историографию.Л.В. Черепнин, так же как и С.М. Соловьев,обратил внимание только на эпизод с заговоромпротив великого князя. При этом оценка интере-сующего нас князя не отличается в данном случаеот предыдущих. «Князь Иван Андреевич уже не впервый раз изменял Василию II. Последний весь-ма настороженно относился к можайскому князю.Не случайно по возвращении из татарского плена17 ноября 1445 г. московский великий князьоформил докончание как с ним, так и с его братом,князем Михаилом Андреевичем Верейским и Бе-лозерским» [8. С. 791]. Данный пассаж не толькоподдерживает устоявшуюся оценку историческогоперсонажа, но и указывает на одно из ее слабыхмест. Великий князь, вернувшийся из плена и рас-терявший свой авторитет [8. С. 788], заключаетдоговор с двумя князьями, следующими по родо-вому старшинству за ним и его соперником Дмит-рием Шемякой. Если старший из них считаетсяперебежчиком, то младший таковым не является.Здесь возникают два вопроса в отношении поста-новки проблемы, предложенной не Л.В. Черепни-ным, а еще историками XIX столетия. Во-первых,если со старшим договор заключен по причиненедоверия к нему, то по какой причине заключендоговор с младшим? Во-вторых, почему в ситуа-ции, когда оба сына Андрея Дмитриевича в 1434 г.заключили договор со своим дядей Юрием Звени-городским после бегства Василия II, старший счи-тается «изменником», а младший - нет? Такогорода логические несообразности являются доста-точной причиной для того, чтобы обратить при-стальное внимание на источники, находящиеся враспоряжении исследователей, и на то, какие изних реально используются. Далее Л.В. Черепнинупоминает договор, который в 1447 г. заключили свеликим князем удельные князья Михаил Андрее-вич Верейско-Белозерский, Василий ЯрославичСерпуховской и Боровский, а также великий ря-занский князь Иван Федорович.Данное докончание было составлено вскорепосле возвращения слепого Василия II на велико-княжеский стол. Следуя логике исследователя,можно было бы предположить, что это признакнедоверия московского князя к контрагентам. Ноизвестно, что белозерский князь в 1449 г. развалилсоюз Ивана Можайского и Дмитрия Шемяки, аВасилий Ярославич, шурин великого князя, всегдавыступал только на его стороне и в 1446 г. пред-почел бегство в Литву договору с Дмитрием Юрь-евичем Шемякой. В завершение следует отметить,что в силу неочевидных причин Л.В. Черепнинотделил последний шаг Василия II Васильевича вотношении можайского правителя от предшест-вующих событий. Поход на Можайск, совершен-ный в 1454 г., помещен в главу, следующую заповествованием о «феодальной войне». Впрочем,и это не столько идея самого автора, сколько ис-ториографическая традиция, согласно которойокончание ее связано со смертью Дмитрия Шемя-ки в июле 1453 г. Особое внимание среди исследо-вателей привлекает к себе автор, наверное, самойосновательной монографии посвященной «фео-дальной войне» в Московском княжестве, А. А. Зи-мин. Созданный на широком круге историческихисточников и предлагавший довольно оригиналь-ную трактовку событий войны труд тем не менее вомногом следовал стереотипам, сложившимся безмалого за 200 лет. Они заметны, в частности, приописании деятельности можайского князя.Прежде всего, обращает на себя внимание не-логичное противопоставление московского и мо-жайского княжеств, хотя, как известно, второе бы-ло частью первого. Правитель Можайска охарак-теризован как «коварный, жестокий и честолюби-вый»: «Он был озабочен в первую очередь расши-рением территории своего небольшого княжестваи усилением своего влияния на ход борьбы за ве-ликое княжение. Поэтому из распри Василия II спротивником Иван Андреевич стремился извлечьдля себя максимальные выгоды» [3. С. 64]. Здесьобращает на себя внимание тот факт, что автор неутруждал себя аргументацией, видимо, потому,что уже сложившийся образ аргументировать небыло необходимости. Показательно и то, что зна-чительная часть «обвинений» в равной степениможет касаться любого московского, и вообщерусского князя. Между тем территориальные при-обретения, о которых говорил А.А. Зимин, пред-ставляются достаточно эфемерными. Утверждениео передаче великим князем Суздаля от ДмитрияШемяки Ивану Андреевичу Можайскому не под-тверждено ссылкой на источник [3. С. 95]. Городдействительно был к 1445 г. в руках последнего,но в этом же году его возвратили себе суздальскиевладетели, получившие от Дмитрия Галицкогогарантии того, что их княжество не достанетсяснова можайскому князю [9. № 40. С. 119]. Иванпри этом сохранял союз с Шемякой. Значит, тер-ритории - это не все, что беспокоило Ивана Анд-реевича в ситуации заговора против Василия II.Кроме того, по наблюдениям самого автора моно-графии, «князь-перелет», как назвал его А.А. Зи-мин, в 1444 г. воевал на восточных границах с та-тарами в общих интересах, оставив свой удел беззащиты, в результате чего Можайск был сожженлитовцами [3. С. 102-103].Оценивая ситуацию в историографии в целом,можно говорить об излишней эмоциональности,стереотипности и противоречивости характери-стик князя Ивана Андреевича, предлагавшихсяисследователями в течение почти 200 лет. В дан-ной ситуации естественно возникает вопрос о том,какого рода информацию об этом князе предос-тавляют источники. При чтении летописей, преж-де всего, бросается в глаза отсутствие единой точ-ки зрения их составителей на деятельность этогоудельного князя. Оценка его деятельности зависе-ла от времени, места и целей создания источника.Летописцы создали три образа можайского прави-теля. Чтобы выяснить, есть ли в них известия,дающие основания для формирования негативногообраза интересующего нас героя, остановимся накаждой из них.Самое раннее по хронологии описание нахо-дим в Новгородской IV летописи, восходящей кгипотетическому Новгородско-Софийскому сводувторой четверти XV в., то есть летописи, совре-менной описываемым в ней событиям. Летописецсовершенно очевидно воспринимал интересующе-го нас удельного князя как второстепенную поли-тическую фигуру. В тексте ни слова не сказано обего участии в войне на стороне Василия II противВасилия Юрьевича Косого в 1434 и 1435-1436 гг.,хотя называет среди союзников Великого князяДмитрия Юрьевича Красного (Меньшого), равно-го по статусу можайскому князю, и даже ИванаБабу Друцкого, служилого князя, то есть находя-щегося, по меньшей мере, на ступеньку ниже. Ко-ротко упоминается Иван по случаю войн с казан-скими татарами в 1444-1445 гг. Причём, описываяпоражение русского войска, Новгородская IV ле-топись говорит, что Иван Андреевич и ВасилийЯрославич «в малой дружине утече» [10. С. 442].В заговоре против Василия II этот можайскийудельный князь представлен летописцем-совре-менником как равный соучастник Дмитрия Шемя-ки и великого князя тверского Бориса Александ-ровича. Составитель летописи не видит причиндля возмущения заговором. Напротив, он обстоя-тельно излагает вины Василия Васильевича:«...ослепиша его про сию вину: «чему еси татарпривел на русскую землю, и городы дал еси им, иволости подавал еси в кормление? А татар лю-бишь и речь их паче меры, а крестьян томишь па-че меры без милости, а злато и серебро и имениедаешь татарам»» [10. С. 443]. В данном пассажескорее одобрение современником деяния заго-ворщиков, чем осуждение. Летописец упоминает инепосредственную причину ослепления великогокнязя. Дмитрий Шемяка мстил за ослепление род-ного брата. В этом современники конфликта невидели вообще ничего необычного. Что касаетсятерриториальных приобретений правителя Мо-жайска, то, как уже сказано выше, говорить о нихможно с некоторыми оговорками. Договорныеграмоты говорят об этих приобретениях косвеннои свидетельствуют об их временном нахождении вего руках. Договор же 1447 г., фиксирующий пе-редачу Василием II можайскому князю БежицкогоВерха, свидетельствует и о потере удельным вла-детелем достаточно большой территории (Ко-зельск, Серенеск, Людимеск, Алексин и ряд дру-гих) несколько ранее [9. № 48. С. 146-147]. Посути, речь идет об обмене пограничных с Литвойземель на земли, удаленные от границ. Великийкнязь не покупает верность, а скорее нейтрализуетудельного правителя, лишая его возможностивнешних контактов. Такие обмены территориямии великокняжеские «пожалования» «в отчину»удельным родственникам были нормой, и в этомплане Иван Андреевич Можайский предстает пе-ред нами как обычный удельный князь. Спокой-ное отношение к нему летописца вполне соотно-сится со стандартным содержанием договоров Ва-силия II Васильевича с можайским князем.Второй образ нашего героя представлен лето-писанием конца XV-XVI вв. К числу списков дан-ного периода можно отнести Ермолинскую [11],Львовскую [12] летописи и Сокращенные своды1493 и 1495 гг. [13]. Здесь мы не увидим ни одно-го упоминания Ивана Андреевича в положитель-ном контексте. Он появляется в 1446 г. сразу каксоратник злодея Дмитрия Шемяки. Все деяния,которые могли бы трактоваться в положительномключе, умалчиваются. Единственное отличие на-ходим только в Ермолинской летописи, где под1449 г. летописец говорит о примирении великогои удельного можайского князей по инициативепервого из них и при посредничестве родного бра-та второго [11. С. 154]. Это по меньшей мере оз-начает, что Иван Андреевич оставил ДмитрияШемяку без поддержки не потому, что тот сталему бесполезен, и образ «князя-перелета» не соот-ветствует действительности.Третий образ, наиболее парадоксальный, пред-ставили нам летописцы Ивана III. Этот великийкнязь московский в детстве посидел в тюрьме, былв бегах с ближними людьми своего ослеплённогоотца, допустил создание положительного и, к сло-ву сказать, самого полного образа можайскогокнязя. Многие его действия нам известны именноиз великокняжеских летописей второй половиныXV века. Здесь основными будут Вологодско-Пермская [13], Никаноровская [14], Симеоновская[15] летописи и Московский летописный сводконца XV века [16]. Данные летописные спискивосходят к великокняжеским сводам 1472 и1479 гг. Образ можайского князя был исправлен,по-видимому, из конъюнктурных соображений.Дело в том, что потомки Дмитрия Шемяки и сынИвана Можайского после поражения бежали вЛитву и получили в удел Стародуб, Чернигов, Го-мель, Брянск, то есть города, находившиеся у гра-ниц Руси и Литвы. Иван III, намеревавшийся от-воевать у Великого княжества Литовского запад-но-русские земли, стремился к союзу с беглымимосковскими князьями. Союз был заключён в1499 г. и реализован в 1500-1501 гг. В результатеупомянутые города с прилегающими землямипрактически без военных действий вошли в составМосковского княжества. Возможно, именно этообстоятельство было причиной создания положи-тельного образа Ивана Андреевича.В упомянутых летописных сводах Иван впер-вые упоминается под 1434 г. как союзник ВасилияВасильевича в борьбе против дяди, звенигород-ского князя Юрия Дмитриевича [13. С. 190; 15.С. 174]. Удельный князь терпит с великим княземпоражение и бежит в Тверь, куда была выдана за-муж его сестра. Туда же первоначально бежал исам Василий Васильевич. Вскоре Иван Андрее-вич заключает договор с Юрием, оставляя сво-его бывшего союзника. Что говорит по этомуповоду летописец, работавший по заказу ИванаIII? Логично, казалось бы, услышать обвинения,но такому шагу находится приемлемое дляXV в. оправдание. «Господине, государь, где нибуду, а всегда есмь твои человек, но чтобы нынеотчины не потеряти, да матка бы не скиталасяпо чюжои отчине, а всегда есмь твои» - именнотакое послание неудачливому великому князюприводится в великокняжеском летописании[13. С. 190; 15, С. 174]. Ни с точки зрения лето-писца, ни с точки зрения сына великого князя,здесь, кажется, нет измены. По всей вероятно-сти, в том же году Иван Можайский восстанав-ливает союз с Василием Васильевичем и до1436 г. воюет против Василия Юрьевича Косого,ещё одного претендента на великокняжескийстол [13. С. 190; 15. С. 176].В конфликте между великим князем и Дмит-рием Юрьевичем Шемякой о судьбе выморочногоУглича (1442 г.) Иван Андреевич принимает сто-рону последнего в полном соответствии с тради-ционными представлениями о наследовании уде-лов. Права Василия II на спорные земли были импроигнорированы, надо полагать, из нежеланиясоздавать прецедент изъятия земель великим кня-зем из владений удельных. Под 1444 г. упомянутыстолкновения можайских служилых людей с «лит-вой». Сам князь помогал Василию II в борьбе сУлуг-Мухаммедом и его сыновьями. При описа-нии великокняжескими летописями Суздальскойбитвы, завершившейся поражением русских кня-зей, можно увидеть два интересных момента. Во-первых, именно здесь впервые говорится о том,что князь Дмитрий Шемяка «и не пришол, ни пол-ковъ своихъ не прислал» [13. С. 197; 15. С. 194], влетописях середины XV в. подобной ремарки нет,летописцы не считали нужным акцентировать наэтом внимание; во-вторых, если в НовгородскойIV летописи утверждается, что Иван едва успелбежать, то в великокняжеских летописях видимутверждение что его «ранившее много и с конязбивше» [13. С. 198; 15, С. 194]. Таким образом,два будущих заговорщика, один из которых оп-равдывается, а второй - очерняется, в великокня-жеских летописях явно противопоставляются другдругу. Повествуя о заговоре 1446 г., летописцывновь как бы оправдывают можайского князя. Поих версии, Дмитрий Шемяка подговорил его, ис-пользуя измышления о том, что Василий Василье-вич якобы желает княжить в Твери, а остальнуюРусь отдать сыновьям Улуг-Мухаммеда. Оправда-ние очень слабое, поскольку в такой слух вряд лимог кто-то поверить. Это тем более свидетельст-вует о стремлении летописцев Ивана III обелитьдвоих из троих заговорщиков.Даже при исполнении той части заговора, гдеИван Андреевич Можайский выполнял основнуюфункцию - поимку в Троицком монастыре вели-кого князя, он изображён как исполнитель, по-сланный Дмитрием Шемякой. В образе злодея (сприменением данного эпитета) представлен, при-шедший с можайским князем человек ДмитрияЮрьевича, боярин Никита Константинович Доб-рынский [13. С. 201-202; 15. С. 197-198]. Под1449 г. упоминается примирение Ивана с Васили-ем II Васильевичем, по просьбе первого (хотя со-хранившиеся в более поздних летописях фрагмен-ты так называемого независимого (то есть не ве-ликокняжеского) летописания свидетельствуют обинициативе именно великого московского князя)[11. С. 154]. В последний раз удельный князь,ставший объектом исследования, появляется настраницах большинства летописей в 1454 г., когдаВасилий II пошёл в поход на Можайск, заставивместного князя с семьёй бежать в Литву. Велико-княжеские летописцы в качестве причины упоми-нают «неисправление» Ивана Андреевича [13.С. 213; 15. С. 208-209]. Такое объяснение чащевсего давалось в ситуациях, когда заказчик лето-писи бывал неправ. Следовательно, все летописиуказывают на то, что в данной ситуации за можай-ским князем не было никакой вины. По крайнеймере, по меркам этого времени.В результате можно сделать вывод о том,что великокняжеские летописи рисуют образИвана Андреевича Можайского как обычногоудельного князя XV в., который едва ли привлекбы к себе внимание летописцев, если бы он неоказался важной фигурой в заговоре 1446 г. (вкотором, кроме него, участвовали два другихкнязя, московское население и старцы Троицко-го монастыря), а также если бы он и его сын неоказались значимыми политическими фигурамив московско-литовских отношениях 1470-1500-х гг. Исходя из всего вышесказанного,можно сделать вывод о недостаточной обосно-ванности существующих в отечественной исто-риографии оценок событий и персонажей, покрайней мере периода династических войн вто-рой четверти XV в. Существующие оценки по-прежнему основаны на избирательном отноше-нии к источникам и их выборочном использова-нии. Соответственно, сохраняется необходи-мость сдержанно относиться ко многим «общимместам» истории данного периода. Сами же этиоценки, с учетом сведений источников, очевид-но, подлежат пересмотру, как и взгляд на исто-рию Руси XV в. в целом, на что более 15 лет на-зад обратил внимание выдающийся исследова-тель русского летописания Я.С. Лурье [17].

Скачать электронную версию публикации