Problems and consequences of soviet-xinjiang talks on a temporary trade agreement in Urumqi.pdf Вопроса о подписании Временного торговогосоглашения с китайской провинцией Синьцзянкасались в своих работах многие видные и начи-нающие ученые. В большинстве работ по этомуповоду сложилось довольно устойчивое мнение обольшей заинтересованности в переговорном про-цессе именно Синьцзяна и его значительных по-ложительных последствиях на дальнейшее разви-тие советско-синьцзянских торгово-экономи-ческих отношений. При этом, как правило, указы-валось, опираясь на дореволюционные данные, означительной зависимости провинции в экономи-ческом плане от СССР. Якобы в Западном Китае«скопились огромные залежи сырья и скота», чтотребовало выхода на внешние рынки, и, преждевсего, имелся в виду Советский Союз, исходя изблагоприятного географического фактора. Второеутверждение следовало из первого. Если Синьцзянзависим от поставок сырья и скота. В СССР однимиз основных рычагов давления на партнера в ходепереговоров нужно использовать экономическийфактор. Третье общепринятое положение касалосьитогов и последствий переговоров в Урумчи. Ука-зывалось, что результаты переговоров «оказализначительное влияние в плане более глубокоговзаимопонимания между СССР и провинциейСиньцзян», и отказ уполномоченного СоветскогоСоюза подписать практически готовое соглашениене оказал негативного влияния на дальнейшееформирование советско-синьцзянских отношений.И, наконец, практически все исследователи, такили иначе сталкивающиеся с данным сюжетом,именовали направленную со стороны СССР вУрумчи для ведения переговоров во главе сЭ.К. Озорниным группу делегацией, хотя таковойона не являлась. В документах четко указывается,что Э.К. Озорнин был назначен уполномоченнымдля проведения переговоров, и никто членам егогруппы не делегировал каких-либо других полно-мочий. Об этом было договорено на предвари-тельных с китайцами консультациях. Например,когда Э.К. Озорнину понадобился специалист посиньцзянской экономике, то в Москве и Ташкентебыло принято принципиальное решение, что пред-ставитель Внешторга поедет на переговоры вУрумчи только как сотрудник Озорнина.Однако вскоре Э.К. Озорнин получил теле-грамму о назначении в Урумчи Палюкайтиса«членом делегации», что привело его в «недоуме-ние и уныние». «Ведь совершенно же ясно былоусловлено, что никакой делегации нет и нам невыгодно ее иметь, и теперь, когда работа уже на-чалась, когда юридическая физиономия обеихсторон обследована и определилась, может со-вершенно неожиданно выплыть вопрос, мешав-ший работе …характеризующий нас в глазах ки-тайцев весьма мало организованными в нашихвнутренних взаимоотношениях», - с возмущениемписал он Л.М. Карахану [1. Л. 129а]. Незнание не-которыми представителями советских властейспециальной терминологии создало немало труд-ностей в ходе переговоров в Урумчи. То же не-корректное название встречается и у ряда иссле-дователей. Мы не согласны со сложившимся мне-нием по указанным моментам и на основании до-кументов попытаемся их опровергнуть.Большую роль в развитии торгово-эконо-мических отношений между государствами играетналичие торгового соглашения, которое регулиру-ет правовой порядок торговли. Именно отсутствиеподобного рода договора мешало советским вла-стям расширить свое экономическое и политиче-ское влияние в китайской провинции Синьцзян вначале 20-х гг. ХХ в. Подписанный в мае 1920 г.«Илийский протокол», регулировавший торговлюс Кульджинским округом, не отвечал новым тре-бованиям. Последующие делегации, направленныесоветским правительством в Урумчи в 1921 и1922 гг., завершились неудачей.Очередной раунд переговоров начался в авгу-сте 1923 г. и продолжался до мая 1924 г. Нужнопризнать, что китайцы при встрече советскихпредставителей постоянно подчеркивали своюбольшую заинтересованность в заключении со-глашения и, как отмечал в своем посланииЛ.М. Карахану уполномоченный в УрумчиЭ.К. Озорнин, «…боятся лишь, что мы опять к со-глашению отнесемся недостаточно серьезно; этотвопрос является основной темой, при всяком иминас прощупывании» [1. Л. 125]. Советская сторонабыла не менее заинтересована в подписании ново-го торгового соглашения с Синьцзяном. Политиканэпа дала положительные результаты, и разви-вавшаяся промышленность стала остро испыты-вать нехватку сырья, поставки которого в дорево-люционный период осуществлялись из Синьцзяза.По-прежнему советские приграничные территорииощущали недостаток продовольствия. Докумен-тальные источники также позволяют сделать вы-вод о том, что, кроме экономических причин, уСоветского Союза имелись и политические моти-вы. В письме своему заместителю Л.М. Караханународный комиссар по иностранным деламГ.В. Чичерин указывал, что на «…сепаратные пе-реговоры мы пошли в момент, когда не было поч-ти никакой надежды на скорое общее соглашениес Китаем и только этим путем нам казалось воз-можным, так или иначе, обеспечить наши полити-ческие и экономические интересы в Синьцзяне»[1. Л. 147]. Иначе обстояло дело с мотивацией во-зобновления переговоров со стороны властей про-винции. С точки зрения Э.К. Озорнина, с которойможно согласиться, основная причина согласия напереговоры со стороны китайцев являлась исклю-чительно политической. По его мнению,«…истинный побудитель китайцев к соглашениюс нами выяснился, конечно, не сейчас, и я уже вцелом ряде различных докладов утверждал, чтопричины вовсе не экономического характера за-ставляют китайцев вестиличены объемы посевов риса, что привело к сни-жению производства экспортного хлопка. На ко-личество экспортируемого хлопка повлияло и тообстоятельство, что население Синьцзяна стало вбольшей степени одеваться не в российский сатин,как традиционно сложилось, а в материю (мату)собственного производства. За годы революции иГражданской войны в России местное населениепровинции привыкло к этой материи, а ее деше-визна, в сравнении с российским ситцем, «даетнам полную уверенность встретить громадныезатруднения, кои нам придется побороть, при вво-зе и распределении здесь нашей мануфактуры» [1.Л. 87]. Часть оставшегося после производства ма-ты хлопка шла на экспорт в советское государст-во, которое, несмотря на отсутствие договора,продолжало торговлю с Западным Китаем. В сло-жившейся ситуации Советский Союз был на-столько заинтересован в этой торговле, что дажево время переговоров в Урумчи, когда в целяхдавления на китайских представителей была пред-принята попытка закрыть границу до подписаниясоглашения, сделать этого советская сторона несмогла.Другая часть экспортного хлопка шла на Вос-ток, чаще всего в адрес одной из иностранныхфирм. Дешевизна сырья в Синьцзяне давала воз-можность его экспорта через Дальний Восток.Желающих купить сырье было немало и в самойпровинции, где ранее, кроме купцов из царскойРоссии не было ни одного иностранца, а в указан-ный период времени было открыто большое коли-чество английских, американских, немецких идругих торговых фирм. В отношении экспорташерсти, особенно высших сортов, вопрос обстоялеще более благоприятно для китайских торговцев.На этот вид сырья существовал громадный спроссо стороны иностранных фирм, в том числе Со-ветский Союз закупал его в больших количествахдля нужд промышленности. Сложившееся поло-жение дел на рынке Синьцзяна в большей степениустраивало власти провинции, они не считали егоболее выгодным, чем прежде, но, по мнениюЭ.К. Озорнина. «во всяком случае, принимают ша-ги к упрочению такового положения, чем к изме-нению его» [1. Л. 87].Если до Октябрьской революции в Россиииностранная торговля в этой китайской провинциивсегда сталкивалась с массой препятствий, то вначале 1920-х гг. для нее были открыты почти всегорода Синьцзяна, а в конце 1923 г. Пекинскоеправительство открыло даже Урумчи. Такая поли-тика китайских властей вполне объяснима. Дуц-зюну была необходима валюта, а иностранцы, ко-торые производили закупки в Синьцзяне, ее дава-ли. Советский Союз позволить себе этого не мог.В случае восстановления прежнего положенияторговли Синьцзяна исключительно с СССР дуц-зюн поставил бы провинцию в условия полнойзависимости от Внешторга, что привело бы к во-зобновлению ввоза в Синьцзян фабрикатов совет-ского производства в обмен на сырье, что уже неустраивало синьцзянские власти. Это обстоятель-ство являлось одной из причин ожесточеннойборьбы, которую проводили власти Синьцзяна вотношении Внешторга. Это объясняло их стрем-ление при подписании соглашения не допуститьВнешторг на территорию Восточного Туркестана.Несмотря на это, китайцы шли на соглашениес СССР, фактически уступая по целому ряду во-просов, предоставлявших Советскому Союзу од-носторонние выгоды. Сознательно жертвуя ча-стью своих экономических интересов, китайцысчитали, по мнению Озорнина, что «для них дажеи при этих условиях выгодно иметь с нами, со-глашение, наличие которого гарантирует им безо-пасность Синьцзяна от наших агрессивных наме-рений, в наличии которых они не сомневаются ниодной минуты. Вот это, пожалуй, и является однойиз главных причин, заставляющих китайцев идтина переговоры с нами» [1. Л. 86]. Опасность, кото-рую китайцы ожидали от СССР, по мнению тогоже Э.К. Озорнина, имелась со стороны соседней сЗападным Китаем Монголии. Факт полученияМонголией автономии очень сильно влиял на на-строение порабощенных китайцами западныхмонгол, населявших северные районы Синьцзяна.Эта часть населения провинции являлась прекрас-ным материалом для агитации за восстание впользу освобождения от китайцев и соединения савтономной Монголией. Сложившееся положениедел беспокоило китайские власти. Они боялись,что при скрытой поддержке Советского Союзамонгольские войска могли появиться на террито-рии Синьцзянской провинции, а это грозило ки-тайцам потерей Джунгарии, богатой полезнымиископаемыми и являвшейся объектом для колони-зации. Как писал по этому поводу в своем письмеГ.В. Чичерину Э.К. Озорнин: «Боязнь китайцев вданном случае совершенно понятна … в случаедвижения монгольских войск Синьцзян никакойпомощи из центра не получит, да если бы и былипосланы на подмогу войска, они пришли быслишком поздно. Рассчитывать же на собственныесиньцзянские силы было бы смешно. Между темрасстояние от Кобдо до синьцзянской границыочень небольшое, что даже из Урумчи это рас-стояние больше» [1. Л. 86]. Действительно, во-оруженные силы Синьцзяна были незначительны-ми. По сведениям, полученным из донесения од-ного из членов Монгольской народной партии в1922 г., они состояли из 4040 солдат и офицеров[12. Д. 27. Л. 8-9], на вооружении которых нахо-дилось около 25 пушек, в большинстве своем (посведениям того же агента) испорченных, до 10 пу-леметов, и очень небольшого количества к нимснарядов и патронов. Китайские солдаты быливооружены японскими и русскими винтовками…кремневками и берданками, к которым не имелосьни одного патрона [13. Д. 27. Л. 9]. По данным,полученным Исполкомом Коминтерна от агентаС. Нацова из Кульджи, к началу 1924 г. общаячисленность войск Западного Китая «всех родов игруппировок составляет 17391 человек» [14. Д. 48.Л. 31]. Также агент в своем донесении указывал нанизкий уровень подготовки солдат синьцзянскойармии, на некомпетентность командующего со-става. В итоге им был сделан вывод о том, что«вооруженные силы Синьцзяна не способны нетолько на наступление, но и на оборону своей гра-ницы» [15. Д. 48. Л. 38]. Существовавшие в китай-ской провинции вооруженные силы были не в со-стоянии отразить наступление монгольской ар-мии, в случае если последняя начала бы вторже-ние на территорию синьцзянской провинции. Ки-тайцы не могли рассчитывать в этой ситуации и навмешательство иностранцев, которые не могли из-за дальности расстояний быстро перебросить своивойска в провинцию.Во-вторых, китайцы боялись возможности ак-тивных выступлений Советского Союза противСиньцзяна. Наконец, китайцы были не уверены втом, что СССР будет вообще воздерживаться отпроведения революционной работы по организа-ции отдельных групп и народов Синьцзяна, с це-лью помочь последним восстать против китайскихвластей. Это предположение властей провинциитакже было не лишено оснований. Еще в 1922 г.некоторыми представителями Коминтерна рас-сматривалась «своевременность и целесообраз-ность постановки революционной работы в на-стоящий момент в Или-Тарбагатайском крае», вкоторую, «несомненно, будет втянута и вся Синь-цзянская провинция, а возможно и Ганьсуйская,лежащая между Тибетом и Монголией» [16. Д. 20.Л. 4]. С позиции революционной Монголии и IIИнтернационала, эта работа признавалась нужнойи своевременной, так как монгольские военныевласти и политические круги, в свою очередь, неисключали возможности наступления китайскихвойск, в том числе и со стороны провинции Синь-цзян, с целью захвата Кобдо и Урянхайского края.С этой точки зрения «создание революционноговзрыва в глубоком тылу западнокитайской армииявляется не только революционной, но и военно-стратегической необходимостью, как и постановкареволюционной работы в юго-восточной Монго-лии» [17. Д. 20. Л. 4]. Тем более, что данные воен-но-политической разведки, проведенной партией иправительством МНР, а также данные особой де-легации, побывавшей в Синьцзянской провинциии заручившейся там официальными документамио «готовности воссоздать 11 сеймов киттуркестан-ских монгол» и установившей связь с революци-онными организациями синьцзянских мусульман,свидетельствовали о наличии сильного революци-онного движения в провинции [18. Д. 27. Л. 4].Поэтому разработка проекта о заключении сСССР торгового, а не политического соглашенияфактически не удовлетворяла китайцев. Дуцзюнне раз заводил разговоры с Э.К. Озорниным о том,что «после подписания соглашения недурно былобы нам подписать еще несколько соглашений, ужесекретного характера» [19. Д. 27. Л. 85]. Попыткисоветских властей «надавить» на китайские властипутем «ущемления» торговли с провинцией с це-лью ускорить подписание соглашения производи-ли на дуцзюна впечатление, как писал Э.К. Озор-нин, «до обидности малое, а наши обещания гро-мадных торговых операций в Синьцзяне по окон-чании переговоров, производят на него впечатле-ние еще меньшее» [1. Л. 85]. Но как только про-изошли «недоразумения» в Афганистане, в ре-зультате которых советские войска были выдви-нуты к Кашгарской границе, как дуцзюн пошел наряд значительных уступок по целому ряду серьез-ных вопросов. По твердому убеждению уполно-моченного, «…один слух о возможности движе-ния монгольских войск в Синьцзян, сразу дал бынам возможность подписать соглашение, имеяспорные статьи в нашей редакции» [1. Л. 85].Таким образом, китайцы были заинтересованыв урегулировании отношений с СССР и преследо-вали не столько экономические интересы, как доначала переговоров предполагали в аналитиче-ском отделе Ближнего Востока МИД СССР ибольшинство исследователей, но в большей степе-ни политические. В ходе переговорного процессабыли сделаны верные выводы о том, что влиять надуцзюна можно посредством мероприятий нетолько экономического или узкоторгового харак-тера, но и, как выражался Э.К. Озорнин,«…оставляя его всегда с уверенностью возможнойдля него с нашей стороны угрозы… и использо-вать ее в качестве неплохого дипломатическогоманевра» [1. Л. 64об]. Окончательного подписаниясоветско-синьцзянского Временного торговогосоглашения в рассматриваемый период так и непроизошло. Его проект был изъят уполномоченнымСССР из законодательной комиссии. После того какбыло получено сообщение о подписании 31 мая1924 г. соглашения «об общих принципах для урегу-лирования вопросов между СССР и Китайской Рес-публикой» [3. Т. 7. С. 331-345], которое в некоторойстепени урегулировало правовые отношения междудвумя государствами и легализовало часть статей,заложенных в договор с Синьцзяном.Отказ от подписания Временного торговогосоглашения вызвал неоднозначную реакцию ввысших кругах советской власти. Ряд известныхполитических деятелей, таких как Г.В. Чичерин,настаивали на разрыве соглашения с провинциейСиньцзян, объясняя свою позицию тем, что послеобщего договора с Китаем продолжение перегово-ров в Урумчи не только не целесообразно, но иявлялось бы актом проявления нелояльности в от-ношении Пекина. Другая группа советских поли-тических деятелей, связывала отказ подписыватьпрактически готовое соглашение вследствие усту-пок, полученных Советским Союзом в Пекине, аСиньцзянскую провинцию предполагалось ис-пользовать в качестве разменной монеты в перего-ворах с Центральным китайским правительством.Такая позиция была основана на еще доминирую-щем убеждении о полном контроле над Синьцзя-ном со стороны Пекина, включая и торгово-экономическую деятельность, а также бытующеммнении о полной экономической зависимостипровинции от Советского Союза.Между тем ряд известных советских полити-ческих деятелей, реально владеющих ситуацией вСиньцзянской провинции, в их числе уполномо-ченный по ведению переговоров в УрумчиЭ.К. Озорнин, предупреждали Москву о том, что«не вполне точно понята (Москвой) синьцзянскаяобстановка и в силу этого заинтересованность внас переоценена» [1. Л. 144]. По его прогнозам, вСиньцзяне после разрыва переговоров могла сло-житься ситуация, при которой торгорганам Внеш-торга в ряде округов

Скачать электронную версию публикации