The Clash of the Public Spheres: Modes of Discusson on the EU-Russia Relations..pdf Политические отношения Европейского союзас Россией являются предметом политических дис-куссий с момента заключения учредительного до-говора ЕС в Маастрихте. Обе стороны играютважную роль в формировании идентичности другдруга. Как справедливо заметил норвежский ис-следователь Ивэр Нойманн, «…если человеческийколлектив стремится репрезентировать «западное»или «европейское» «Я», ему обязательно нужна«восточная» или «азиатская» тень...» [1. C. 266].Присоединение в Европейскому союзу стран Вос-точной Европы и запуск программы ВосточногоПартнерства до предела расширили географиче-ские границы Европы. Россия в этой перспективеостается важным источником европейской иден-тичности, оставаясь, с одной стороны, мифом о«Большом Друге», экзотической страной с отлич-ными от европейских традициями и нормами, сдругой - частью западного мира. Европа (и Евро-пейский союз как вершина процесса консолида-ции европейских наций-государств), европейскиеидеи и ценности, институты и процессы, в своюочередь, на протяжении последних двух веков яв-лялись отправной точкой для самых крупных по-литических дискуссий России: между славянофи-лами и западниками XIX в., между либералами исоциалистами начала ХХ в., между демократами исторонниками «особого пути» в 1990-х гг. [2, 3].Таким образом, политические дискуссии о местеРоссии в сообществе европейских наций являлисьважной составляющей политических процессов пообе стороны российской границы.Создание Европейского союза поставило но-вые вопросы в повестке дня российской политиче-ской элиты, среди которых ― стратегия взаимо-действия с ЕС (конфронтация, сотрудничество,стратегическое партнерство, интеграция), форматвзаимодействия (какие площадки и на какой осно-ве, каким образом выстраивать отношения с инымевропейскими структурами ― ОБСЕ, Совет Евро-пы, НАТО), а также реакция на отдельные шагиЕС. В свою очередь, период президентства В. Пу-тина (2000-2008 гг.) поставил серьезные внешне-политические задачи перед ЕС: Россия стала про-водить более жесткую, если не агрессивную поли-тику на постсоветском пространстве, в том числевыстраивая преференциальные двухсторонние от-ношения с наиболее сильными членами Евросою-за (Франция, Германия, Италия), тем самым лишаяЕС возможности выступать единым фронтом. Од-нако если действия политической элиты Москвы иБрюсселя часто становятся предметом исследова-ний и экспертных оценок, гораздо меньшее вни-мание уделяется процессу обсуждения политиче-ских отношений Россия - ЕС. В сфере внешнейполитики у лиц, принимающих решения, несколь-ко больше свободы действий, нежели по внутри-политическим вопросам, в то же время им прихо-дится так или иначе ориентироваться на общест-венное мнение (или формировать его), тем более,что транснационализация отношений размываетграницы между внутренней и внешней политикой.В этой связи представляется актуальным изу-чение публичных дискуссий о политическом из-мерении отношений Россия - ЕС. В задачу даннойстатьи входило выяснение особенностей публич-ных сфер России и Евросоюза, а также попыткапредварительного анализа режима обсуждениявопросов взаимодействия двух сторон на примередискуссий вокруг программы «Партнерство длямодернизации». Основная гипотеза заключалась втом, что траектории развития публичной сферы вЕС и России обусловливают разные «режимы об-суждения» общих вопросов (повестку дня и зна-чимость различных вопросов в ней, степень от-крытости, уровень рациональности дискуссий),более того, особенности публичной сферы ЕС иРоссии предполагают различные способы инстру-ментализации политической элитой результатовдискуссий. В первой части статьи мы проанализи-руем различия в траекториях развития публичныхсфер России и ЕС, во второй - протестируем ос-новную гипотезу.Автор термина «публичная сфера», немецкийисследователь Юрген Хабермас в своей работе«Структурная трансформация публичной сферы»связывает само появление данного феномена с пе-риодом раннего европейского Модерна когда про-исходит разрыв с традиционным разделением ча-стное/публичное. Феодальная власть (церковь,феодалы, монарх) дезинтегрируется: Реформацияи религиозные войны приводят к появлению пер-вых свобод - свободы выбора религии в первуюочередь, которая становится основой приватнойавтономии. Религия становится «частным делом»каждого индивида и отделяется от государства. Всвязи с новыми экономическими отношениямипод давлением «налогоплательщиков» публичныйбюджет монархий отделяется от доходов от зе-мель правителя. Нобилитет трансформируется в«публичную власть» - парламенты и легислатуры,суды. Наконец, городские жители - наемные ра-бочие, профессионалы, иные сословия - образуют«буржуазное общество», которое в качестве об-ласти приватного противопоставляет себя госу-дарству [4].Это приводит к появлению большого количе-ства самоуправляемых автономных сообществ вАнглии и Шотландии, Франции и германских ми-ни-государствах, которые организуются в клубы,масонские ложи, литературные собрания и т.д.,выступают медиаторами между частными интере-сами индивидов и требованиями общественной,публичной жизни. Такого рода «виртуальное со-общество» конституируется в «республики писа-телей/ученых» с соответствующей инфраструкту-рой газет, журналов, книг, индустрии издательско-го дела, кроме того, развиваются институты поли-тической публичной сферы (помимо парламен-тов) - политические клубы, публичные собрания,кофе-хаусы и другие общественные места, гдеможно было разговаривать на общественно-политические темы. Конституируется также но-вый субъект публичной сферы - буржуазная пуб-лика: «частные лица, собранные вместе как пуб-лика» перед лицом общих интересов и текстов.Буржуазия становится родоначальником и носите-лем «общественного мнения» - новой социальнойи политической силы, наряду с экономикой и го-сударственной властью, кроме того, буржуазияявляется социальным фундаментом возникающего«гражданского общества», гражданство в которомосновано совсем на иных принципах, нежели вдревнегреческом полисе. Таким образом, «буржу-азная публичная сфера» осуществляла формиро-вание сферы общественного мнения, противопос-тавленного государственной власти и интересаммогущественных групп, которые оформляли бур-жуазное общество», а сам концепт публичнойсферы описывал пространство институтов и прак-тик между частными интересами повседневнойжизни гражданского общества и сферой государ-ственной власти.В XIX в. с публичной сферой западноевропей-ских государств происходят структурные преобра-зования. Изначально интегрированная за счетединства своего субъекта - буржуазного общест-ва - в результате последовательного развитияидей либерализма, публичная сфера начиная с се-редины XIX в. переживает период своего распада.Это связано со следующими процессами: буржуа-зия превращается в правящий класс, потому ейбольше нет необходимости постоянно поддержи-вать критическое общественное мнение; «публич-ное тело» буржуазии как класса дезинтегрируетсяпо причине потери стандартов высокого образова-ния; государство «социализуется», интересы гра-ждан отождествляются с интересами государства;общество, в свою очередь, огосударствляется, ибомногие проблемы оказались неразрешимыми врамках частной сферы, что потребовало интервен-ции со стороны государственного аппарата. Вме-сте с расширением государственных полномочийиз частной сферы в публичную (которая до тогобыла сферой консенсуса) привносятся конфликты,таким образом, она перестает быть ареной разум-ного обсуждения, но - ареной столкновения груп-повых интересов, вплоть до насилия. Государст-венная интервенция в частную жизнь заключаетсяв регулировании рынка труда, заботе об общест-венной безопасности, схематизации и стандарти-зации контрактов. Появление новых экономиче-ских агентов - больших предприятий, в том числес государственным капиталом, приводит к появ-лению новых, невидимых «публике» центров вла-сти. Отныне «публичной сфере отводятся «рек-ламные» функции. Чем больше она используетсякак машина для политической и экономическойпропаганды, тем более она деполитизируется вцелом и становится псевдо-приватной» [5. C. 175].Как заключает один из современных исследовате-лей публичной сферы Пол Разерфорд, «публичнаясфера остается местом производства обществен-ного мнения, которое уже оформлено в исследо-ваниях и опросах, до определенной степени пред-полагаюших это мнение путем постановки однихвопросов и игнорирования других. В ситуацииисключения благ и рисков, конкурирующих завнимание публики, эта сфера остается противоре-чивой» [6. C. 247].В то же время динамика развития публичнойсферы в Европе отличалась наличием контртен-денций: инновации в политической организации(расширение демократии участия, появление со-циальных движений, дифференциации в рамкахтретьего сектора), развитие новых медиа и незави-симых дискуссионных площадок, которые позво-ляли публичной сфере отдельных европейскихгосударств достигать новых стандартов в обсуж-дении общественно значимых проблем, вовлекатьширокую публику в дискуссии. С созданием Ев-ропейского союза возникла новая проблема ―создание общеевропейской публичной сферы. Ссередины 1990-х идут оживленные дискуссии вконтексте институционального «демократическогодефицита» в Европейском союзе. Этой проблемепосвящен значительный объем литературы, в томчисле межуниверситетский проект «Евросфера:разнообразие и Европейская публичная сфера»(Eurosphere. Diversity and the European publicSphere). В центре внимания исследователей ―возможность создания единой публичной сферы вотсутствие единого «демоса», являющегося ис-точником общих смыслов. Так как ЕС не являетсянацией-государством, но пост-/ наднациональнымобразованием, встает вопрос о том, как можетбыть обеспечено единство коммуникативного про-странства. В большинстве случаев речь идет о«становлении» такового [7, 8, 9], пока же в пуб-личных дебатах наблюдается участие «сегменти-рованной публики, возникающей вокруг полити-ческих сетей» и «институционализированной пуб-лики, специализирующейся на формировании по-литического курса» [10. C. 358]. В частности, этоподтверждается на примере исследований повест-ки дня элитных европейских масс-медиа (DerSpiegel, The Economist, The Financial Times, LeMonde) [11].В то же время исследователиидеологических платформ. С 1993 по 1999 г. присохранении идеологического плюрализма проис-ходит активное освоение публичной сферы, в томчисле с помощью технологий «связей с общест-венностью». Наконец, приход В. Путина знамену-ет собой трансформацию полицентричной пуб-личной сферы в моноцентричную, «официаль-ную», где альтернативные точки зрения и идеоло-гии вытесняются на периферию [15]. Как заклю-чает ведущий российский специалист по исследо-ваниям публичной сферы, «…в силу ряда причинв 1990-х гг. в России не удалось создать эффек-тивные арены для обсуждения общественно зна-чимых проблем и способов их решения. Воспри-нимая отсутствие ценностного консенсуса какпроблему, в начале 2000-х гг. правящая элита взя-ла курс на установление «согласия сверху» путемчастичного ограничения плюрализма в «ядре»публичной сферы...» [16. C. 20]Таким образом, будучи изначально сходными,траектории развития публичных сфер России истран Западной Европы, ставших впоследствииядром Евросоюза, в ХХ в. кардинально разошлись.Перед ЕС стоит задача решения «демократическо-го дефицита», в том числе за счет вовлечения вдискуссии широкой публики, и эта задача посте-пенно решается путем активизации деятельностисоциальных движений и неправительственныхорганизаций, расширения полномочий Европей-ского парламента и общеевропейских политиче-ских партий, интеграции национальных и надна-циональных медийных систем. Публичная сфера встранах ядра Евросоюза характеризуется наличи-ем разнонаправленных тенденций: демократиза-ции, с одной стороны, развитием корпоративногосектора и замещением активного общественногомнения пассивным, с другой. На уровне ЕС, без-условно, ведущую роль играют Европейская ко-миссия и Европейский совет, что зачастую позво-ляет говорить о «репрезентативном», «бюрократи-ческом» характере обсуждений, но эти институты,хотя и являются наиболее сильными в плане уста-новления повестки дня, отнюдь не обладают мо-нополией на таковую. В России публичная сферанесколько раз кардинально трансформироваласьна протяжении последних 100 лет. Последниепреобразования в годы правления В. Путина при-вели к исчезновению плюрализма и вытеснениюальтернативных дискурсов на периферию. Этокасается не только вопросов внутренней, но ивнешней политики, где органы государственнойвласти обладают фактически неограниченной мо-нополией на формирование повестки дня правилведения дискуссии. Далее мы рассмотрим, какимобразом различные фундаментальные характери-стики публичной сферы ЕС и России влияют на«режим обсуждения» отношений между сторона-ми на примере дискуссий вокруг проекта «Парт-нерство для модернизации» и шире - результатоввзаимодействия ЕС и России за последние четырегода.Дискуссии об отношениях России и Евросоюзаидут в сложном контексте переплетения междуна-родного и внутриполитических контекстов. Всимволическом плане ЕС для российских полити-ческих деятелей - часть «Запада», а также одно измножества проявлений идеи Европы, где ЕС -лишь один из европейских/западных институтов,наряду с НАТО, ОБСЕ, Советом Европы, ОЭСР,Группой 8 и др. Зачастую повестки дня отноше-ний ЕС-Россия пересекаются: права человека иверховенство права - одна из ключевых сфер дея-тельности Совета Европы, демократическоеуправление, соблюдение стандартов избиратель-ного процесса, решение этнических конфликтов -в сфере компетенции ОБСЕ. На уровне саммитовG8 (а с недавнего времени - и G20) российскиеполитические лидеры встречаются с лидерами ве-дущих европейских стран. С одной стороны, на-личие большого количества переговорных площа-док облегчает обсуждение общих проблем, делаетэтот процесс более прозрачным для наблюдателей,с другой - существует опасность своеобразного«цепного паралича», когда решение проблемы водной сфере (например, в вопросе размещенияЕвроПРО по линии НАТО или соблюдения стан-дартов избирательного процесса по линии ОБСЕ)становится условием для прогресса в других. Вцелом, диалог между Россией и ЕС можно назватьинституционализированным: существует базовоеСоглашение о партнерстве и сотрудничестве, раз-работаны «общие пространства», регулярно про-водятся саммиты, действуют парламентские и ве-домственные рабочие группы. Вместе с тем нельзяне отметить существенные сложности, возникаю-щие как на уровне диалога между политиками ибюрократами, так и на уровне участия широкойпублики.На уровне высших должностных лиц отмеча-ется существенное несовпадение во взглядах, ми-нимизировать публичную значимость которойудается исключительно дипломатичной фигуройумолчания. Так, практически в каждом заявлениинакануне саммита официальными лицами подчер-кивается, что Россия и ЕС являются «стратегиче-скими партнерами», в то же время на неофициаль-ном уровне со стороны ЕС подчеркивается, чтоэто, скорее, риторическая фигура: «у ЕС нет чет-кого представления о том, что такое стратегиче-ское партнерство и в каком смысле оно примени-мо к отношениям с Россией», - заявил на кругломстоле «Россия - ЕС» руководитель рабочей груп-пы Европарламента по взаимодействию с Россией[17]. На одной из встреч, посвященной треуголь-нику отношений Россия - ЕС - НАТО, посол стра-ны-члена ЕС подчеркнул, что «…пока у нас раз-ные ценности, нам будет трудно договориться», сроссийской стороны прозвучал ответ высокопо-ставленного чиновника МИД: «Пока мы споримтут о ценностях, Аль-Каида убивает людей [пото-му стоит прекратить эти споры]». Функционерпартии «Единая Россия», присутствовавший навстрече, добавил: «Европа поймет с кем дружитьпосле событий в Алжире и Египте» [18].Инициатива «Партнерство для модернизации»,озвученная на саммите Россия - Европейский со-юз в Ростове-на-Дону в мае 2010 г., имеет схожуюисторию: она хотя и получила однозначное одоб-рение на официальном уровне, в экспертной средебыла воспринята не столь однозначно. Последниеотмечают, что под одними и теми же словами всовместных заявлениях подразумевают разныевещи: Л. Делкур из Института международныхотношений и стратегии (Франция) справедливоуказывает на разное видение феномена модерни-зации ― основы новой программы. «В то времякак Россия предпочитает узкое видение модерни-зации в партнерстве с ЕС, последний без сомненияпродвигает более широкое понимание, подразуме-вая помощь в процессе реформ, которые должныбыть осуществлены Россией, а также стимулиро-вание реформ посредством поддержки источниковперемен, таких как малый бизнес и гражданскоеобщество», - пишет исследователь [19]. Действи-тельно, если под «модернизацией» подразумеватьне просто технологические обновление производ-ства, но - в широком смысле ― осовременивание,значение, утвердившееся в современной социоло-гии, то партнерство в данной сфере требует новогокачества взаимодействия и общего видения, в ча-стности, определенного качества «режима обсуж-дения» общих проблем и задач. Режим обсужде-ния включает в себя набор принципов, институтови правил, регулирующих формирование повесткидня, включение/исключение участников и обменмнениями. Вопрос состоит в том, является ли ре-жим обсуждения вопросов модернизации общимдля обеих сторон.Еще до предъявления программы широкойпублике российские официальные представителивыражали сдержанное недовольство содержав-шимся в проекте утверждением о том, что модер-низация невозможна без построения в России пра-вового государства и достижения верховенствазакона. Деловая газета «Коммерсант» цитируетслова постоянного представителя России при ЕСВладимира Чижова о том, что в программе недолжно быть «пространных рассуждений о пре-имуществах европейских ценностей», а отноше-ния между Россией и ЕС в рамках сотрудничествапо вопросу о модернизации - «это не отношенияблагодетеля и облагодетельствованного» [20].РИА «Новости» приводят слова другого чиновни-ка, председателя комитета Совета Федерации помеждународным делам Михаила Маргелова, кото-рый отметил, что в инициативе упор сделан не наценностные аспекты взаимоотношений России иЕС, а на отраслевые диалоги, что особенно важнос точки зрения задач модернизации, в то же времясенатор отметил, что «между Россией и ЕС нетидеологической стены, Россия - европейскаястрана, член Совета Европы» [21]. Наконец, главароссийской делегации в ПАСЕ, председатель ко-митета Государственной думы по международнымделам, комментируя выступление Сергея Лавровав ПАСЕ в апреле 2010 г., характеризует модерни-зацию как «термин, более широкий, нежели про-сто получение новых технологий», но процесс,включающий такие сферы, как социальная поли-тика, функционирование политической системы,образовательные и научные аспекты развития ит.д. Он же подчеркнул, что «Партнерство для мо-дернизации» - не обучение, но обмен опытом ивзаимопомощь во имя общего прогресса [22]. Од-нако несмотря на общий тон заявлений (програм-ма должна быть двусторонней и по возможностисвободной от оценок внутриполитической ситуа-ции в России), очевидно, что накануне принятиядокумента общего представления о смысле терми-на «модернизация» в российской политическомистеблишменте не существовало.Российские наблюдатели также воспринялиновую инициативу неоднозначно. Так, автор ли-берального издания «Ежедневный Журнал» Арка-дий Мошес пишет: «Новость о разработке Евро-комиссией документа под названием «Партнерст-во для модернизации» и ее не слишком теплыйприем в Москве сами по себе вряд ли заслужива-ют особых комментариев. Они интересны каксимптом, как иллюстрация того, что отношениямежду Россией и ЕС по-прежнему находятся в ту-пике и никакого движения в сторону «перезагруз-ки» реально не происходит», более того, происхо-дит движение в обратную сторону, и «в перспек-тиву совместной работы по решению реальностоящих перед Россией проблем верится с тру-дом» [23]. М. Ларионова и В. Нагорный из Выс-шей школы экономики, с другой стороны, отме-чают важность программы для технологическогоразвития России и сотрудничества с ЕС в сферахэнергетики, атомной энергии, медицины и фарма-цевтики и т.д [24]. О конкретных результатах реа-лизации программы пока ничего не говорится.Европейский взгляд на собственную инициа-тиву отличается консолидированным пониманиемзначения при отсутствие консенсуса по поводуперспектив реализации «Партнерства для модер-низации». Большинство наблюдателей сходятся вомнении, что эта программа ― один из инструмен-тов, позволяющих ЕС оставить в стороне вопросыполитического развития в России, делая акцент наэкономико-технологической составляющей отно-шений, предполагая, что экономическое развитиенеизбежно приведет к политическим изменениям.В тексте совместного заявления по поводу «Парт-нерства для модернизации» политические вопросыникак не обозначены: указывается, что общиепроблемы будут решаться на базе приверженностидемократическим принципам и верховенству пра-ва, а из семи направлений в рамках программылишь два можно отнести к «политическим»: обес-печение эффективности судебной системы и анти-коррупционных мер, а также усиление диалога сгражданским обществом [25]. В то же время всвоих заявлениях на последнем саммите Россия -ЕС в Нижнем Новгороде президент ЕврокомиссииЖозе Мануэль Баррозу и президент Европейскогосовета Херманн Ван Ромпей осторожно указываютна важность политического измерения программы.Первый в самом начале своего заявления говорит:«Модернизация должна быть широкой, чтобыбыть успешной», и далее: «Верховенство права,защита прав граждан и выравнивание правил игрыдля бизнес неизбежны» [26]. Х. Ван Ромпей такжеуказывает, что «модернизация предполагает ши-рокую и разнообразную повестку дня», в том чис-ле вопрос о соблюдении прав человека в России, вотношении чего «у стран-членов и европейскойпублики до сих пор существует настороженность»[27].Однако позитивные и осторожные заявлениялидеров ЕС не совпадают с мнениями европей-ских экспертов. Так, заместитель директора Цен-тра Европейских реформ Катинка Бариш (KatinkaBarysch) приводит несколько причин, почему дан-ная инициатива может оказаться плохой идеей.Во-первых, разное понимание смысла модерниза-ции как процесса сведет на нет все вложения. В-вторых, понимание российской политической эли-той России модернизации как процесса, управляе-мого государством, помимо того, что оно ошибоч-но, даже в таком виде обречено на провал по при-чине «плохого» функционирования государствен-ных институтов. «Даже в случае успеха отдельныхпрограмм их воздействие на экономику в целомбудет ограниченным до тех пор, пока конкуренцияограничена, а успешные компании вынужденыбояться коррумпированных чиновников. Рос-сийская модернизация требует не вертикальнойинтервенции государства, но горизонтальногоулучшения бизнес-среды», - заключает эксперт[28]. Европейскому союзу придется либо поддер-жать такое узкое понимание, либо привязать под-держку к имплементации Россией хотя бы некото-рых реформ в части верховенства права и улучше-ния экономики. Британское издание «The Economist» вообще назвало проект «обманчивым»(«phoney»), а перспективы развития отношенийЕС - Россия мрачными [29].Последний саммит 15 декабря 2011 г. Россия -ЕС в Брюсселе лишь подчеркнул имеющиеся усторон разногласия не только на официальномуровне, но и на уровне широкой общественности.В ответ на резолюцию Европейского парламента,призывающую провести перевыборы в России всвязи с массовыми нарушениями, президентДмитрий Медведев заявил на пресс-конференции:«Мне комментировать нечего, потому что это на-ши выборы. Европарламент к ним никакого отно-шения не имеет. Собственно, они могут коммен-тировать всё, что угодно. Я их решения коммен-тировать не буду, для меня они ничего не значат. Европарламент должен заниматься европей-скими делами. Посмотрите, сколько у вас про-блем!» [30]. Со стороны председателя Европей-ской комиссии на пресс-конференции темы выбо-ров и прав человека не были подняты вообще,президент Европейского совета лишь выразилобеспокоенность в связи с «нарушениями и отсут-ствием честности, о которых сообщали как на-блюдатели, так и сами избиратели» [31]. Основ-ным итогом саммита стало подписание докумен-та «Совместные шаги и практические меры по пе-реходу к безвизовому режиму краткосрочных по-ездок граждан России и ЕС», однако сроки пере-хода не были обозначены. В результате Европей-ским Советом по Международным Делам саммитбыл назван «хромающим» («hobbled») [32], а самСовет выпустил доклад, в котором Евросоюз кри-тикуется за отсутствие четкой стратегии взаимо-действия с Россией [33]. Польская «GazetaWyborcza» в статье «Лицемерия Европы» такжекритикует власти ЕС за медлительность и отсутст-вие инициативы [34], а австрийская «Die Presse» вредакционной статье утверждает, что «слабостьЕС укрепляет позиции Кремля», саммит же «яснопоказал, насколько сильно кризис в еврозоне ог-раничивает внешнеполитическую дееспособностьевропейцев» [35]. Впрочем, практически анало-гичные мнения звучат в российской прессе и экс-пертном сообществе: на экспертном канале Slon.ruпо итогам саммита вышла статья со знаковым за-головком «В отношениях сегодняшней России иЕС изменения невозможны», автор которой за-ключает: «Поэтому Кремль, по-видимому, неслишком расстраивается из-за того, что отноше-ния с Европейским союзом подменены саммитамии парадными ужинами. ЕС выдает российскимлидерам карт-бланш на внутреннюю политику, срадостью принимает уходящее из страны матери-альное и интеллектуальное богатство, но парал-лельно теряет интерес к будущему самой России,ее развитию» [36]. Но по большему счету, в евро-пейской и в российской публичной сферах инте-рес к отношениям Россия - ЕС и к событиям, сними связанным, на фоне других процессов прак-тически не проявляется. Гораздо большее внима-ние в повестке дня российских СМИ после самми-та 15 декабря вызвала прямая линия В. Путина снаселением, а европейские СМИ больше вниманияуделили изменению позиции России по Сирии.Таким образом, существующий «режим обсу-ждения» развития отношений Россия - ЕС можноназвать общим только в плане отсутствия серьез-ного интереса у широкой публики и даже у офи-циальных лиц к этому вопросу. Скептицизм суще-ствует с обеих сторон, а в совместных заявленияхпод одними словами подразумеваются разные фе-номены, различаются повестка дня и состав уча-стников (так, в ЕС эксперты слышны громче, ихмнения часто цитируются, в России в основномтон задают официальные лица). Ситуация остаетсянеопределенной: с одной стороны, кризис еврозо-ны и мировая экономическая нестабильность де-лают Россию и Европейский Союз взаимозависи-мыми как никогда ранее в плане торговли, финан-сов и поставок/спроса на энергоносители. С дру-гой стороны, электоральный цикл 2011/12 не при-нес улучшения во внутриполитической ситуации вРоссии, более того, сопровождался очереднымусилением антизападной риторики.Это может быть объяснено в том числе несов-падением («столкновением») различных традицийобсуждения: В ЕС до сих пор ощущается дефицитразвитиых общественно-политических дискуссийна наднациональном уровне, а в России публичнаясфера стала напоминать советскую в плане уча-стия лишь официальной (назначенной) общест-венности, что фактически означает концентрациюобсуждений в руках узкой группы бюрократов изпрофильных правительственных учреждений. В тоже время наметилось сближение стран-членов ЕСпо отношению к России, происходит выработкастратегий на уровне экспертов, пресса, несмотря на«технический» характер саммитов, все-таки уделяетим внимание. Тем не менее в России серьезныхсдвигов в плане вовлечения широкой публики и экс-пертов в дискуссии не наблюдается, а без этого от-ношения между Европейским Союзом и Россией вближайшей перспективе обречены быть партнерст-вом (бороться с финансовым кризисом можно толь-ко вместе), но без модернизации.

Скачать электронную версию публикации