To question about periodization of Russian abroads historiography.pdf Заглавие статьи, как хорошо понимает автор,может вызвать справедливый вопрос: зачем обра-щаться к периодизации русского зарубежья, еслиона и так общеизвестна? Это действительно так, инадо признать, что в историографии достаточнопрочно утвердились позиции тех исследователей,которые периодизацию истории русского зарубе-жья традиционно начинают с 1917 г. и увязываютс послеоктябрьской эмиграцией [1]. Зачем же воз-вращаться к тому, что, казалось бы, и без тогоочевидно и незыблемо? На то есть довольно серь-езная причина. В научной литературе в послед-ние десятилетия наметилась тенденция слишкомрасширительно, если не парадоксально, толко-вать и само понятие «русское зарубежье», и егопериодизацию. В результате активизации исто-риографического интереса к проблеме какие-товопросы прояснились и получили дальнейшееразвитие и предметное освещение, какие-то не-ожиданно приобрели новые смысловые поля, ак-центы, и как следствие в трактовке русского за-рубежья произошли не только определенное раз-мывание самого понятия, но и смещение устояв-шейся хронологии [2; 3. С. 14-25; 4; 5. С. 16-24; 6.С. 5-6; 7; 8].Обозначилось также (зачастую имплицитно)отождествление русского зарубежья с эмиграцией,тем более что рассмотрение последнего явлениясопряжено в современной науке с некоторымирасхождениями и обусловлено разными подхода-ми. Никто не оспаривает, что эмиграция - это вы-нужденное или добровольное переселение из сво-его отечества в другую страну по политическим,экономическим или иным причинам. Не вызываетнесогласия и распространение этого термина напребывание за рубежом после такого переселения,а также употребление слова в собирательномсмысле, когда под эмиграцией подразумеваютсяпокинувшие родину и нашедшие пристанище заграницей лица. Но вот далее единодушие заканчи-вается, и начинаются несовпадения взглядов и по-лемика.Один из тезисов, восходящих еще к советскойисториографии, сводится к тому, что до началаXX в. в России не существовало права на эмигра-цию. Оно было даровано только царским манифе-стом в 1905 году [9. С. 31-62]. Однако отсутствиеэтого права вовсе не означало отсутствие самогоявления. Пусть не было официальной эмиграции,зато существовала неофициальная, и, как убеди-тельно показал в своей монографии «Русское за-рубежье в первой половине XIX века» В.Я. Гро-сул, за рубежом проживали представители раз-личных слоев и прослоек русского общества [10.С. 9]. В названной работе В.Я. Гросул уже в пер-вой половине XIX в. усматривает наличие русско-го зарубежья и предлагает понимать под ним по-стоянные колонии выходцев из России - их круж-ки, организации, салоны, землячества, духовныемиссии Русской церкви, устойчивые объединениястудентов и стажеров в заграничных университе-тах и институтах, творческие сообщества и союзыписателей, художников, актеров, ученых, т.е. це-лый русский мир, тесно связанный со странамипребывания, но живущий своей особой, самостоя-тельной жизнью, и, в отличие от послеоктябрьско-го зарубежья, не порывавший связи с родиной [10.С. 9]. Исходя из этого, историк пишет: «В даннойкниге мы не только учитываем тех русских людей,которые навсегда осели за границей, но и тех, ктопроживал там относительно продолжительноевремя, во всяком случае, хотя бы несколько лет.Таким образом, к русскому зарубежью можетбыть отнесен и адмирал П.В. Чичагов, и писательИ.С. Тургенев, и художник А.А. Иванов и ряд дру-гих русских общественных и политических деяте-лей. Отрывать их от русского населения, постоян-но проживавшего за границей, нет никакого резо-на, тем более что между ними сохранялись опре-деленные связи. Что касается представителей дру-гих национальностей России, покинувших ее, тоопять-таки все зависит от того, поддерживают лиони связи с русской средой как за рубежом, так и всамой России. Если эта связь сохранялась и они,тем более, являлись носителями русской культу-ры, думается, мы не идем против истины, когдапричисляем их к представителям именно русскогозарубежья» [10. С. 9]. Позиция В.Я. Гросула яснаи в комментариях не нуждается.Не менее авторитетный историк Е.И. Пивовароперирует применительно как к XIX, так и кXX столетиям, определением «российское зару-бежье». Соотнося это понятие с эмиграцией, онполагает: «Российское зарубежье - явление значи-тельно шире и сложнее, чем понятие эмиграции,которая тем не менее лежит в его основе. Приэтом российская эмиграция представляет собой неединый поток, имеющий лишь хронологическоеделение - «первая волна», послевоенная эмигра-ция и т.д., а комплекс различных миграционныхпотоков (социокультурных, политико-экономи-ческих и национальных), каждый из которых имелсвою специфику, собственный вектор развития икачественные характеристики, а также самостоя-тельную динамику формирования и внутреннийгенезис, т.е. российское зарубежье представляло(и представляет) собой совокупность множествадиаспор и социально-культурных групп… В рам-ках общественно-политических, социальных, на-циональных составляющих российской эмиграцииXIX-XX вв. действовали различные внутренниеимпульсы, определяющие категории эмиграции ипоявление различных типов диаспор» [11. С. 445;12. С. 237-253].Оба процитированных историка не видят пре-пятствий в том, чтобы свободно распространятьтермин «русское зарубежье» не только на первуюполовину XX в., но и на XIX столетие. ОднакоВ.Я. Гросул несколько усомнился в том, насколь-ко уместно объединять послеоктябрьское русскоезарубежье с ему предшествующим, и задался во-просом: «существовало ли оно в то (в первой по-ловине XIX в. - В.С.) время? Не модернизируемли мы это явление, которое в настоящее времябольше воспринимается применительно к XX сто-летию?» И далее, отвечая на свой же вопрос, он,не приводя, правда, ожидаемых доводов, почему-то признает: «Тут, собственно, предмета для осо-бой дискуссии нет» [10. С. 9]. На самом деле вы-сказанная В.Я. Гросулом точка зрения, напротив,носит спорный характер, нацеливает на дискуссиюи стимулирует ее хотя бы потому, что послеок-тябрьское русское зарубежье, в отличие от преды-дущего, явление поистине уникальное и вряд ли сним сопоставимое.Принципиальная разница между даже такимсистемным эмигрантским сообществом, какоеимело место в XIX в., и русским зарубежьем ви-дится в том, что последнее обладало способно-стью не только к самосохранению, но как бы и крегенерации и не ассимилировалось, не растворя-лось в окружающей его среде. Отсутствие соци-ально-исторической почвы не лишало его идейно-го стержня и морально-политического единства.Да, частично оно рассыпалось, дробилось, но вцелом не разваливалось, не терялось в многоликойинокультуре и жизни страны пребывания. Совет-ское политическое руководство отнюдь не слу-чайно рассматривало русскую послереволюцион-ную эмиграцию как реальную силу и угрозу ком-мунистическому режиму. Русское зарубежье1920-1930-х гг. сумело так себя поставить, таксоорганизоваться и консолидироваться, как несмогла эмиграция из России ни предшествующих,ни последующих лет. Это было без преувеличенияочень креативное, жизне- и дееспособное образо-вание, объединившее соотечественников на чуж-бине, перенесшее на заграничную почву демокра-тические традиции, институты, установления, вос-ходящие к крестьянской общине, земствам, к ве-ками складывавшейся системе самоуправления.Соотечественники в русском зарубежье, особен-но бывшие военные, не бездействовали, копили си-лы, готовились использовать любую возможность,чтобы приблизить падение советской власти. Но исоветские спецслужбы не сидели сложа руки, созда-вали на Западе свою агентурную сеть и отслеживалиситуацию и настроения в эмигрантских кругах. Фак-тически русское послеоктябрьское зарубежье проти-вопоставило СССР и господствующей в нем идеоло-гии огромный контркультурный потенциал, которыйне идет ни в какое сравнение с революционной оп-позицией царской власти со стороны живущих заграницей представителей политической эмиграциииз России в XIX в.По разумению автора настоящей статьи, былобы неоправданно приравнивать как эмиграциювообще, так и всякое представительное и длитель-ное пребывание наших соотечественников в дру-гих странах к понятию «русское зарубежье». Вы-зывает сомнение и безоговорочное распростране-ние этого определения не только на XX в., но и наXIX и XXI столетия, хотя современная наука, по-мимо названного труда В.Я. Гросула, располагаети другими исследованиями, в которых термин«русское зарубежье» употребляется применитель-но к комплексу русских диаспор в разных странахна протяжении XIX в. В то же время есть серьез-ные работы, авторы которых не спешат объявитьрусским зарубежьем землячества и колонии со-отечественников за границей [13-15].Признавая, что никто не обладает эксклюзив-ным или монопольным правом на какую-либо пе-риодизацию, в том числе и периодизацию русско-го зарубежья, все-таки необходимо отметить, чтоодна и та же дефиниция в разных историческихконтекстах означает далеко не одно и то же, по-скольку разница между дооктябрьским, послеок-тябрьским и современным русским зарубежьемстоль очевидна и априорна, что не требует доказа-тельств.По-видимому, универсальное и семантическиоптимальное словосочетание «русское зарубежье»уже утратило привязку исключительно к трагиче-скому исходу из России миллионов соотечествен-ников, превращенных в изгнанников октябрьскимпереворотом. Устойчивое сообщество россиян,проживавших за границей за столетие до револю-ционных потрясений на родине в начале XX в.,вероятно, тоже допустимо называть русским зару-бежьем, но при условии, что имеется в виду каче-ственная разница между этими одноименнымипонятиями. Ведь в одном случае политическиеэмигранты искали убежище в той или иной стране,зная, что им грозит тюрьма или максимум каторга,в другом - люди спасали свою жизнь, потому чтопри всей своей горечи эмигрантская доля все жебыла лучше виселицы или расстрела. Что же каса-ется соответствия статусу русского зарубежья се-годняшних диаспор соотечественников за грани-цей, насчитывающих более 1 млн 200 тыс. чело-век, то здесь, конечно, всё обстоит достаточно ус-ловно, и дает о себе знать дань традиции. Гораздоточнее и функциональнее для обозначения и пере-дачи сути этого явления представляется термин«постсоветское зарубежье».Еще одна проблема, заслуживающая историо-графического внимания, уже отмеченные выше не-оправданная синхронизация понятий «русская эмиг-рация» и «русское зарубежье» и тенденция отожде-ствлять оба этих понятия. Конечно, как это ни аб-сурдно, при большом желании можно без должныхаргументов и, не затрудняясь доказательствами, ут-верждать, что зачастую одно автоматически перете-кало в другое. Но если так рассуждать, то ничто немешает сдвигать хронологическую границу обоихявлений, пренебрегая и здравым смыслом, и фор-мальной логикой, все ниже и ниже, вплоть до эпохиКиевской Руси или даже Праруси.С определенными оговорками вводить в науч-ный оборот термины типа «русское предзарубе-жье» или «раннее русское зарубежье» приходитсяхотя бы по той простой причине, что эти страницыистории русского присутствия за границей надокак-то обозначать. Вместе с тем историю россий-ской эмиграции и проживание за границей дажеколичественно и качественно (с социально-сословной точки зрения и др.) впечатляющей час-ти русского населения - это еще не повод для за-явления о наличии Русского зарубежья со временимассового скопления выходцев из России в техили иных странах. Такая постановка вопроса пре-дусматривает проведение грани между историейрусской эмиграции и начальной историей Русско-го зарубежья. Какую дату, какое столетие брать заточку отсчета? С чего начинать так называемоеэмигрантоведение - новое направление в отечест-венной гуманитаристике, право на существованиекоторого отстаивает уральский историк А.А. Про-нин [16]? В научной литературе этот вопрос оста-ется спорным. Согласно мнению А.С. Федотова,об эмиграции из России как таковой можно гово-рить лишь с XVIII в., ибо именно на это времяприходится массовый отъезд подданных Россий-ской империи из страны, а ранее известны лишьединичные случаи, когда русские покидали преде-лы своего отечества [17. С. 5-6]. Если обратитьсяк трудам признанного специалиста по историче-ской демографии В.М. Кабузана, легко устано-вить, что в XVIII в. имела место не столько рус-ская, сколько калмыцкая (ок. 200 тыс. чел. ушли вКитай) и крымско-татарская (из Крыма в Турцию)эмиграция. Доля же собственно русских быласравнительно невелика [18, 19] и вполне сопоста-вима с количеством тех, кто в предшествующиеXVI и XVII столетия самовольно бежал по разнымпричинам за границу.В царствование Ивана Грозного спасительноеубежище за рубежом нашли не только князья Ан-дрей Курбский, Дмитрий Вишневецкий, Алексей иГаврила Черкасские, боярин Т. Пухов-Тетерин,дворянин Б. Хлызнев-Колычев или печатникиИван Федоров с Петром Мстиславцем. На самомделе, добровольная эмиграция тогда - не такое ужредкое явление, и список беглецов насчитывает,по меньшей мере, несколько десятков [20, 21].Однако историки обычно не уточняли количествои обходили этот щекотливый вопрос по следую-щей причине. Каждый бежавший стереотипноприравнивался к изменникам родины, а за тем,чтобы в исторических публикациях не фигуриро-вало слишком много предателей, даже если речьшла о России «при старом режиме», зорко следилацензура. В действительности же ярлык предателяприклеивался к подавшемуся в Литву или куда-тоеще в заграничье человеку порой без всякого ос-нования. Например, новгородец Петр Розладинбежал в начале 1570-х гг. в Швецию, так как кто-то из его родни был казнен, кто-то подвергся на-силию и гонениям. Понимая, что ему тоже не-сдобровать и вот-вот настанет и его черед, Петррешил действовать на опережение и тем спас своюжизнь [22. С. 45-46].В сегодняшней историографии достаточносильна позиция тех исследователей, которые пола-гают, что историю российской эмиграции необхо-димо вести с конца XVII в. Так считают С.И. Брук,В.М. Кабузан, Е. Рихтер, А.А. Пронин [16; 23.С. 53-65; 24, 25]. В самом деле, на последнюючетверть XVII столетия приходится такое мас-штабное явление, как исход из России старооб-рядцев. Они покидали родину в одиночку, груп-пами, и их большие коллективы становилисьядром целых русских поселений в разных странах.Со вниманием и уважением относясь к точке зре-ния тех авторов, исчисляющих историю россий-ской эмиграции с конца XVII в., нельзя не заме-тить, что, придерживаясь их логики, есть неменьшие основания передвинуть временную рис-ку, по крайней мере, на столетие назад.Однако еще правильнее было бы, дабы не вы-ходить за предметное поле науки, пока воздер-жаться от обозначения нижнего рубежа периоди-зации российской эмиграции. Конкретизация егохронологических рамок станет возможна, когдабудет осуществлено фундаментальное исследова-ние, отражающее сплошную и сквозную историюрусской диаспоры как исторического явления.«Эту историческую линию, − как отметил извест-ный исследователь в области истории российскойинтеллигенции и эмиграции А.В. Квакин, − необ-ходимо проследить неразрывно до настоящеговремени. Практически все предыдущие исследо-вания… ограничивались отдельными этапами или«волнами эмиграции», и не предпринимались по-пытки проследить данное явление в качестве еди-ного исторического процесса от его зарождения донаших дней» [26. С. 26]. Сегодня было бы преж-девременно останавливаться на какой-то опреде-ленной нижней границе, которая послужила быусловной хронологической отметкой, отмеряющейи знаменующей начало устойчивого пребываниярусских за рубежом. Тем не менее уже сейчас нау-ка располагает убедительными фактами, подтвер-ждающими такое стабильное, длительное или да-же постоянное присутствие. Это относится, на-пример, к монастырской братии на Афоне [27.P. 57-85; 28. P. 32-60; 29. C. 407-418; 30. C. 431-432; 31], к иностранным подворьям Русской пра-вославной церкви, к торговым дворам новгород-цев в ганзейских городах [32].Опрометчиво безоговорочно относить назван-ные объекты к изначальным точкам отсчета исто-рии русских зарубежных поселений и расцениватьих не как зачаточно-эфемерные, а как сколько-нибудь системные образования, располагающиересурсами реального влияния. Ни для XIII, ни да-же для XIV-XV столетий подобное утверждениене будет корректным по той простой причине, чтопредставляет собой типичный анахронизм, т.е. ненечто спорное, а серьезную ошибку против хроно-логии, выражающуюся в отнесении фактов и яв-лений одного порядка и строго конкретного вре-мени к другой эпохе. Однако нет сомнения, чтооазисы русского мира как отдельные пункты при-тяжения и поселения соотечественников действи-тельно имели место в иноязычном окружении го-раздо раньше, чем это принято считать, и игралинемалую роль. Здесь важно вовсе не установитьрекордно низкую планку хронологического пре-дела и искусственно состарить русскую эмигра-цию как явление. Речь о другом, а именно о дав-ней, берущей начало еще в Древней Руси тенден-ции делегировать за границу своих представите-лей, создавать землячества, вступать в диалог синоязычной средой, осуществлять межкультур-ную коммуникацию, вписываться в мировое ду-ховно-культурное пространство [33. C. 224-227;34, 35, 36, 37. C. 3]. Объективное, без гиперболи-зации, догматизма и преувеличений из добрых иискренних патриотических побуждений изучениетого, когда, где и как это происходило и склады-валось, приоткроет неизвестные пока страницыистории русского присутствия за рубежом, помо-жет выделить его новые этапы и линии преемст-венности.Приходится констатировать, что нынешняя ис-ториография так или иначе вписала термин «русскоезарубежье» не только в контекст послеоктябрьскогоисхода, но и в предшествующий и последующие пе-риоды нашей истории. Конечно, сама практикаэмиграции стара как мир, и на Руси она тоже про-сматривается уже в самые стародавние времена иедва ли не восходит к славянской архаике. Только изэтого не вытекает, что на основании разрозненныхфактов и полулегендарных эпизодов, известных излетописей, пристало строить какую-то новую, пустьи не претендующую на сенсационность, подобнофолиантам А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского, перио-дизацию истории международных отношений, ди-пломатии и эмиграции Древней Руси. То, что поня-тие «русское зарубежье» не ограничивается в сего-дняшней науке послеоктябрьскими десятилетиями,это историографическая реальность, которуюможно принимать или не принимать. Если какие-то термины вошли в научный оборот, закрепилисьи постоянно повторяются, думается, оспариватьих столь же бессмысленно и безнадежно, как изапрещать [22. C. 5-10].Автор придерживается мнения, что историюсобственно русского зарубежья (т.е. феномена,приходящегося на период с 1917 г. по начало Вто-рой мировой войны) все-таки следует отделять отего предыстории, ранней истории, а также постсо-ветского и современного российского зарубежья.И, поскольку термины «русское» и «российское»не равнозначны, необходимо в зависимости отконтекста не смешивать их, не употреблять каксинонимы, а различать и дифференцировать. Ав-тор отдает себе отчет в том, что публикацией на-стоящей статьи не отменяет иные взгляды на рус-ское зарубежье. Тем не менее, выражая общеемнение коллектива ученых Дома русского зарубе-жья, считал бы правильным и логичным сохранитьприоритет термина «русское зарубежье» как исто-рически выстраданного, апробированного и науч-но оправданного за тем миром соотечественников-эмигрантов, который сложился вне границ после-октябрьской России в первой трети XX века.

Скачать электронную версию публикации