Socio-Сultural Context of the Archaeographic Research in Tomsk Region (on the materials of archaeographic expeditions from 1895 to 2010).pdf Археографические исследования Томского го-сударственного университета, насчитывающиеболее четверти века, позволяют и обязывают кри-тически оценить пройденный путь и подумать онаучных перспективах. Начавшееся силами сту-дентов и преподавателей гуманитарных факульте-тов и сотрудников Научной библиотеки в 1985 г.обследование районов компактного проживаниястарообрядцев заставило обратиться к опыту ар-хеографических центров Москвы, Ленинграда,Новосибирска, Свердловска. В частности, сфор-мулированное ими требование изучать кирилли-ческую старопечатную и рукописную книгу в ес-тественной среде бытования [1, 2] выступило ме-тодической основой археографической работы и втомском регионе. Вместе с тем приступая к поис-ковой работе в 80-е гг. ХХ в., томские исследова-тели понимали, что наступает в чем-то новый этапв развитии полевой археографии. С одной сторо-ны, на глазах уменьшалась угроза физической ги-бели книг, имеющих научную и культурную цен-ность от рук чиновников «от идеологии» и слу-чайных хранителей. Кириллические книги все ча-ще становились предметом меркантильного инте-реса, их стали сдавать в букинистические магази-ны, приносить в отделы редких книг вузовских иакадемических библиотек. С другой стороны, ста-новилось все более очевидным, что запас уни-кальных книжных памятников даже в старообряд-ческой среде не безграничен и многие уже полу-чили «прописку» в государственных хранилищах,следовательно, этап «собирания» заканчивался.Возникал вопрос о многообразных связях старо-обрядческих сообществ, существовавших и ещесуществующих в разных районах страны, и тер-риториальных книжных собраниях, сложившихсяв ходе экспедиционных работ и закупок у населе-ния [3. С. 5−19; 4. С. 17−32]. Установление и пра-вильное понимание этих связей должно былостать в дальнейшем основанием для созданияфункциональной модели, объясняющей взаимо-действие Книги и Человека определенной, в дан-ном случае старообрядческой, культуры.Как известно, при изучении любого явлениясначала мы пользуемся средствами и уже вырабо-танными методами до тех пор, пока они «даютзнания, хорошо согласующиеся между собой иотвечающие поставленным задачам… Иное поло-жение складывается, когда встают задачи, не раз-решимые старыми средствами и методами, иликогда появляются новые объекты, к которым ста-рые средства не могут быть приложены» [5. С. 5].Изменившаяся в научном и социальном планеситуация естественным образом поставила передтогда еще молодой томской археографией вопросо разработке собственной методики сбора и ин-терпретации полевых материалов, отвечающейособенностям данного конкретного региона -пусть во фрагментарном виде, но все же сохра-няющем достаточно разнообразную палитру ста-рообрядческих согласий и толков. Акцент былсделан на изучение социокультурного контекста, вкотором бытует древний и создается новый ки-риллический текст, что позволило бы увидеть егороль в среде русских переселенцев в Сибири. Осо-бую важность в данном случае приобретала «ар-хеографическая легенда» (термин С.Н. Валка [6.С. 298-312]) - сумма сведений о создателях тек-ста, его владельцах. Это позволяло, во-первых,локализовать памятник, определить его место -«физическое» и «культурное»; во-вторых, зафик-сировать информацию о хранителях и пользовате-лях кириллической книжности в регионе как зри-мом проявлении взаимодействия Человека с Кни-гой. Уже первые археографические экспедициизасвидетельствовали эту глубокую внутреннююнеразрывную связь древней кириллической Книгис Человеком, ее читающим, переписывающим,хранящим, и таким человеком был, прежде всего,человек, близкий старообрядческой культуре, ли-бо по происхождению и воспитанию, либо по ре-лигиозным убеждениям. Таким образом, акцентделался на реконструкции системы взаимообу-словленных отношений: Книга - Человек - Среда,что потребовало системного подхода к сбору ар-хеографического материала и его осмыслению.Системный подход стал в равной мере и методомрешения организационных задач по выявлениюкнижных памятников в регионе, и способом ихправильной постановки.Еще только начиная археографическое обсле-дование территории, сотрудники ТГУ предполага-ли создание на основе ГИС-технологий археогра-фического атласа Томского региона [7. С. 54-62],который обеспечивал бы современный (в том чис-ле системный) уровень научной обработки архео-графического материала и делал его доступнымдля исследователей-аналитиков и ученых-прак-тиков, популяризаторов науки, помогал бы нала-дить учет книжных ценностей, хранящихся у на-селения, в том числе отслеживать их незаконнуюпродажу. Учитывая описательный характер доку-ментации полевых экспедиций, необходимо былорешать вопрос о систематизации и формализацииполученных материалов. Например, нас интересо-вала система расселения старообрядцев в архео-графически «ценном» районе по типам: города,села, заимки, скиты. Эти объекты могли быть жи-лыми, нежилыми, полностью исчезнувшими. Нотакой материал обязательно фиксировался в днев-никах, брались данные из архивов районных зем-леустроительных отделов, использовались соци-альные паспорта районов, составлялись таблицыстарожилов, списки голосовавших и неголосовав-ших, таким образом, возникала характеристикасостава населения по вероисповеданию, по соци-альному статусу, по времени проживания в даннойместности, записывались топонимические легендыи устные истории населенных пунктов и таежныхпоселений, очень важными оказывались свиде-тельства не-старообрядцев, живших по соседствуи наблюдавших жизнь общин со стороны, и т.д.Все это расширяло понятие среды бытования ки-риллических книг, возникал социокультурныйконтекст существования кириллического текста впрошлом и настоящем, формировался социальныйзаказ современного общества на археографическиеизыскания.Так, еще в 1985 г., после первых разведочныхэкспедиций в районы Томской области, осуществ-ленных по инициативе и при поддержке ректораТГУ того времени Ю.С. Макушкина, был органи-зован Научный координационный совет по архео-графической работе на территории Томской об-ласти, в который входили: Ю.С. Макушкин (пред-седатель), О.Н. Бахтина, Г.И. Колосова, А.Н. Же-равина, Т.И. Кудинова, Н.А. Вышлова, Ф.И. Лит-виненко, З.И. Салопова. Протокол № 1, сохранив-шийся в архиве ОРК НБ ТГУ, датирован 4 ноября1985 г. Совет разработал Положение, проводилсовещания, рассылал письма, привлекая вниманиек книжному культурному наследию руководителей,казалось бы, сторонних организаций, таких, напри-мер, как объединение Томлеспром, Управлениеохотничьего хозяйства, Управление лесного хозяй-ства. Археографы работали в тесном контакте сУправлением культуры, с уполномоченным по де-лам религии Томского облисполкома Г.П. Добры-ниным, с заместителями председателей райиспол-комов, с секретарями по идеологии райкомов пар-тии, зам. начальника УВД по территории Томскойобласти. Сохранившиеся протоколы заседаний сви-детельствуют о заинтересованном отношении лю-дей к сохранению книжных памятников, бытовав-ших и бытующих на томской земле.Создание археографического атласа было на-прямую связано с направлением «гуманитарнойгеографии», которое сегодня позиционируется какмеждисциплинарная область и объединяет в себекультурное ландшафтоведение, образную геогра-фию, когнитивную географию, мифогеографию,сакральную географию. Картографирование со-циокультурной истории региона (в том числе иналичие археографических ценностей), на нашвзгляд, позволяет донести до потомков знание ду-ховного культурного наследия России и родногокрая, малой родины, и дает возможность правиль-но строить воспитательный процесс укоренениячеловека в родной культуре, формирования егорегиональной идентичности. То есть оказалосьособенно важно зафиксировать факт бытованиякириллической Книги в жизни человека нашеговремени и попытаться объяснить стабильностьстарообрядческой культуры, ее поразительнуюспособность к выживанию, адаптации к любым ис-торическим условиям. Сегодня очевидно, что ста-роверие смогло сохранять и сохранить смысловое,бытийное ядро национальной культуры только приусловии продолжения активной традиции чтения ипереписывания кириллической книжности.Материал полевых исследований 1985−1886 гг.подтвердил имеющиеся сведения о двух миграцион-ных потоках русского старообрядческого населенияв Томскую область: «пермско-уральском» и «алтай-ском». Наши полевые дневники отразили не толькодобровольные и вынужденные переселения собст-венно семейных кланов староверов, но и вывоз сюдакниг - ситуацию, описанную еще Д.С. Лихачевым визвестной статье об археографическом открытииСибири [8. С. 3-7].Первые экспедиции проходили в Бакчарскомрайоне области. Следующими районами обсле-дования стали Парабельский район, куда по ре-кам двигались старообрядцы в поисках уеди-ненного места проживания и куда, соответст-венно, мигрировали книги, и Асиновско-Кривошеинский «куст». Так возник некоторыйпространственный «треугольник», внутри кото-рого продолжалась активная жизнь кирилличе-ской книги и в ХХ в.Применение системного подхода к изучениюстарообрядческой культуры вообще и отдельныхнаправлений староверия давало возможность рас-сматривать ее как «определенный тип кодирова-ния культурно значимой информации». Как спра-ведливо писала Е.Е. Дутчак, «именно реконструк-ция культурных кодов каждого из направленийстароверия позволит представить историю согла-сия как некоторую культурную систему» [9], чтодает возможность проследить и понять способысохранения и трансляции этой культуры во време-ни и пространстве. Это, в свою очередь, потребо-вало изучения: 1) повседневной жизни старооб-рядческих общин, осознающих себя как «избран-ных и призванных», «остальцев» истинной веры;2) реконструкцию их богословских и эсхатологи-ческих концепций через созданную ими «идеаль-ную историю» своего согласия, интерпретации Св.Писания и Св. Предания; 3) социальных взаимо-действий: обрядов и таинств, обучения и воспита-ния молодого поколения, полемических диспутов,санкционирование допустимых нарушений в оде-жде, пище, использовании технических средств ит.д. Все это в той или иной форме присутствовалов опросниках, по которым работали «в поле» уча-стники экспедиций [10. С. 293-298].Рис. 1. Повседневный костюм и одежда для моления старообрядки-скитницыТаким образом, в ходе систематизации и ос-мысления конкретного археографического мате-риала томского региона, кроме общей системыжизни сибирского старообрядчества, была пред-ложена работа с целым рядом подсистем, позво-ляющих детальнее проработать связи кирилличе-ской книги с другими элементами, составляющи-ми культуру староверия в целом.Принципиальным моментом в работе Томскойархеографической экспедиции было продолжениеустановившихся контактов и после того, как экс-педиции завершались. Была переписка, встречи вгороде, взаимные подарки, а главное, в результатевозникшего доверительного общения, появляласьвозможность получать книги «на подержание» и,таким образом, тщательнее проработать получен-ный археографический материал. Мы могли ско-пировать рукопись на фотопленку или сделатьксерокс, изучить записи на полях и форзацах и пр.,что экспедиционные условия сделать не позволя-ли. Так возникала ситуация «непрерывной экспе-диции».При этом оказалось необходимым учесть ещеодин важный момент: во время экспедиций про-исходит своего рода «встреча двух разных куль-тур» [11]. Студенты и сотрудники университетабыли представителями светской, подчас глубокоатеистической познавательной культуры, воспи-танные в иной книжной традиции. (Для справки:за период проведения археографических экспеди-ций в«поле» побывало более 50 человек студен-тов исторического и филологического факульте-тов, многие ездили несколько раз, некоторыепрактически весь период обучения в ТГУ в каче-стве студентов, а затем и аспирантов). Полевыедневники с их подчас подробным описаниемвстречи со старообрядцами, с религиозной Книгойдают интересный материал о том, как современ-ный молодой человек воспринимает и понимаетэту культуру. Приведем пример записи из полево-го дневника: студент-историк отмечает свое впе-чатление о знакомстве со старообрядкой: «Не по-нравилась, очень скрытная, быстро выставила задверь» [12. Л. 29]. Другой пример: «Когда приеха-ли, Василиса Антоновна спросила бабу Тасю:«Свои?» На что баба Тася ответила: «Нет, из Том-ска, студенты» [13. Л. 6]. А вот следующий приездописан иначе: «Прибыли в Пчелку. Бабушкивстретили хорошо, были рады…принимали какродных …когда приезжал старец Варфаломей, тобаба Тася рассказала ему о нас. Но он сказал, чтонечего с нами разговаривать и (не надо) рассказы-вать нам что-либо…. Баба Аня против этого: «Мыумрем, но другие люди хоть продолжат веру».Этот старец… ненормальный какой-то, навер-ное», - делает вывод студентка [13. Л. 15]. Приме-ры можно продолжить. Показательно стремлениестудентов проникнуть в другую культуру, «почув-ствовать себя в ней». Об этом свидетельствуют ипримерка старообрядческого традиционного кос-тюма (рис. 1), и внимательное вслушивание вчтение и толкование конфессионального текста,отраженного фотоархивом экспедиции (рис. 2). Нопри анализе полевых записей оказалось важнымучитывать степень погрешности в представленииинформации об изучаемом факте и объекте в це-лом, которая возникает из-за «вмешательства вэксперимент» исследователя [14. С. 5-6; 15. С. 7-9; 16. С. 298-320]. В целом в ходе экспедицион-ных работ в регионе была сделана установка надиалогическую ситуацию понимания, а не проти-востояние («свой» − «чужой» или «респондент» −«исследователь»), которое во многом обесценива-ет полученные материалы.Наиболее удачный вариант археографиче-ской работы, на наш взгляд, - постепенное вхо-ждение исследователя в изучаемую среду, кото-рое ставит своей целью не изъятие книги, а ееизучение в «живом» пользовании. Примерамиреализации этой исследовательской стратегиистали успешные защиты докторских диссерта-ций О.Н. Бахтиной [17], Е.Е. Дутчак [18],А.П. Веселовой [19], а также более 50 диплом-ных и курсовых работ.Они показали, что принцип археографическойработы, изначально сложившийся в томской экс-педиции, - изучать кириллическую книгу в «есте-ственной среде обитания» как можно дольше, даетсерьезные научные результаты, поскольку позво-ляет увидеть за судьбой кириллической книги -судьбу ее читателя, хранителя или создателя. Та-ким образом, археография как описание древнихпамятников становится социальной или, инымисловами, очеловеченной.Исследования староверия в регионе продол-жаются. В целом современную исследовательскуюситуацию образно отразила одна из фотографий,сделанная в ходе экспедиции, на которой изобра-жены девушка-студентка и старообрядка, они сто-ят на фоне скитских построек и иномарки. Знако-вым становятся не только присутствие машины вскитах, но и белые платочки на головах беседую-щих (рис. 3). Видимо, можно считать, что в дан-ном случае платочек выступает как уважение крусской традиции.Ярким примером проявления механизма«культурной памяти» является сегодняшний объ-ект изучения археографов ТГУ - Томская коллек-ция берестяных рукописей, входящая в состав ещеодной скитской библиотеки, которой владела об-щина-изолят, сформировавшаяся в 1920−1930-е гг.в ходе крестьянских миграций в Нарымский край.[20. С. 110-121]. По имеющимся к настоящемувремени данным, в бассейне р. Кеть проживалоболее 10 семейных кланов: Бочкаревых, Конова-ловых, Хохловых, Воробьевых, Пастуховых, Тиу-новых. В условиях тайги поселенцы сумели со-хранить крестьянский образ жизни и свою кон-фессиональную принадлежность. «Крестились всемье двумя перстами, денег не брали, жили безпаспортов, вели свое летоисчисление», - свиде-тельствует запись в полевых дневниках [21. Л. 15-16]. Томская коллекция рукописей на бересте де-лится на группы и по внешним признакам, и пофункциям: к первой можно отнести тетради избересты, сшитые нитками, некоторые имеют об-ложку из более плотной бересты. В этой группе -четьи тексты: выписки из Пролога, «Житие Ав-раамия Ростовского» в первой редакции, «ЖитиеИоанна Златоуста и др. Вторая группа представ-лена отдельными листками из бересты. Здесьвстречаются тексты малого формата: отрывки изЕвангелий, канона, устава, рождественского бого-служения, месяцеслова, лунный календарь и др.Небольшие размеры текстов этой группы делаютобоснованным предположение Л.Н. Приль о том,что они использовались в то время, когда жители«поместий» оказывались вне дома: ловили рыбу,собирали ягоду и т.д. [22] Третья группа представ-лена хозяйственными записями, рисунками, пись-мами и записками личного характера. Особый ин-терес представляют дневниковые записи таежныхнасельников. События 1923−1929 гг. отражены в«Островном летописце». Своего рода продолже-нием «местной летописи» является «Книга Пас-халная», написанная на бересте Натальей Конова-ловой в 1956−1975 гг. Важно подчеркнуть, что вэтих бытовых по характеру текстах просматрива-ется сохранение не только древнерусского лето-писного повествовательного канона, но и принци-пов оформления кириллического текста. Так,«Книга Пасхалная» содержит заставки и концов-ки, а сама пишется по правилам церковнославян-ской орфографии и каллиграфии и, как установле-но Г.Н. Стариковой, с четким разделением сфер:конфессиональное содержание в ней оформляетсяполууставом, а личное, интимное - гражданскойскорописью [23].Этот факт становится особо значимым в ситуа-ции обостренного интереса к пониманию азбуки каккультурного кода той или иной культуры. Вновьпоявившиеся в последнее время разного достоинстваработы о сакральной природе кириллицы, о ее тай-нописи по аналогии с исследованиями образнойприроды китайской иероглифической письменностипозволяют поставить вопрос о том, почему старооб-рядцы и в XXI веке остаются верны полууставу принаписании священного текста.Всестороннее исследование Томской коллек-ции рукописей на бересте позволило приблизитьсяк пониманию форм и механизмов существованиякультурной памяти православия в условиях доб-ровольной или вынужденной изоляции социаль-ной группы от православного мира. Русский чело-век, перечитывая и переписывая кириллическиекниги, в том числе и на бересте, сохранял конфес-сиональный текст, где были зафиксированы жиз-ненно важные для него смыслы, а затем, апелли-руя к этому тексту, он пытался упорядочить своюжизнь в любых условиях. Именно конфессиональ-ный текст позволял провести границу с иновер-ным миром и выстроить собственную этноконфес-сиональную идентичность. В специальной статьеоб идентичности и самоидентификации С.Е. Ни-китина пишет о двух основных видах идентифика-торов: внешние (видимые, слышимые, осязаемые)знаки и внутренние ментальные образования,обычно скрытые от «чужих» [24. С. 69]. Пред-ставляется, что наличие в доме у старообрядцакириллических книг, объемных кодексов всегда ивсем позволяло идентифицировать его со сторон-никами «старой веры». Таким образом, Книга ста-новилась внешним знаком этой культуры, как и«платье, язык, жилище». Можно привести запись извоспоминаний охотника Рассомахина, побывавшегов доме Ф.И. Коновалова: «Пятистенный срубленныйдом «покраской». В доме была русская печь и своегорода камин, служивший для освещения комнаты.Дом состоял из прихожей, большой комнаты и мо-лельни… Обычай у них был, как у всех кержаков,для гостей отдельная посуда. Гостям варили отдель-но с солью, которую давали промысловики. Себе жеготовили без нее, пекли хлеб, варили кашу, заправ-ляли ее кедровым маслом, из овощей делали пато-ку…». Охотника поразило большое количество книги крестов: «все было в крестах» [21. Л. 16]. Но с дру-гой стороны, как пишет С.Е. Никитина, со ссылкойна Р. Барта, «внутренние ментальные образования,представляющие «фундаментальные ценностныеориентации», для того, чтобы стать понятными вобщении со «своими», а также для объяснения «чу-жим» или «другим», должны быть выражены слова-ми» [24. С. 69]. Эти слова для старообрядца, конеч-но, прежде всего зафиксированы в кириллическомтексте. Несомненно, кириллический конфессиональ-ный текст является главным идентификатором встарообрядческой культуре, особенно если речь идетоб адаптации и выживании в чужой природно-культурной среде.Соответствующий ракурс исследования позво-ляет вывести изучение кириллической (конфес-сиональной) книжности (рукописной и старопе-чатной) за материальные рамки отдельно взятогораритета и увидеть в ней специфическую онтоло-гическую традицию, объединяющую жизнь Кни-ги, Социума и конкретного Человека [25, 26].Таким человеком может быть не только верую-щий старообрядец, но и ученый-археограф, храни-тель отдела редких книг, продавец антиквариата,человек, обладающий культурной памятью, и т.д.На наш взгляд, сегодня стоит задача изучать соци-альные и дискурсивные практики и создателей, ихранителей, и читателей, и исследователей кирилли-ческих текстов, и таким образом определять их не-посредственное участие в формировании жизненной«среды обитания» книжного памятника (в том числе«среды» музеев и библиотек).Такой подход, на наш взгляд, позволит присту-пить к достижению главной цели − реконструкциисоциальной «книжной» практики - выяснению сис-темы ценностей и институтов, определяющих по-вседневные поведенческие модели человека и груп-пы, что в перспективе позволит говорить о много-факторной модели анализа процессов, происходя-щих сегодня в сообществе носителей старообрядче-ской культуры.Рассмотрение жизненного уклада, поведенче-ских стратегий староверов в контексте разрабаты-ваемого в настоящее время при непосредственномучастии томских археографов направления «соци-альной археографии» через выявление нормативно-институционального образца (фиксируемого авто-ритетным книжным текстом) задаст основания дляописания (синхронного и диахронного) и анализа(функционального, структурно-типологического)устойчивых и подвижных форм этой конфессио-нальной культуры [27]. Важно отметить, что сего-дня эта исследовательская установка уже нашлаподдержку в среде отечественных и зарубежныхисследователей старообрядческой книжности [28.С. 611; 29. C. 27-28; 30. С. 47-46].Представляется, что в настоящее время изуче-ние старообрядчества и как феномена русскойкультуры, и как специфической социальной ре-альности, исследование отдельных согласий и тол-ков необходимо дополнить системным анализом.Изучение староверия как особой системы, имею-щей свою «историю» событий, идей, социальныхпрактик, в динамической структуре современногосоциокультурного пространства позволит выявитьзначительный духовный потенциал русской на-циональной культуры в целом.

Скачать электронную версию публикации