Problems in coal-mining industry and their role in the protest movement of miners in Kuzbass during transitionto a market economy (1992-1999).pdf Начиная со второй половины 1980-х гг. ивплоть до нынешних дней вопрос политическойстабильности в жизни нашего государства являет-ся весьма актуальным. В отличие от 1980-х и2000-х гг., в 1990-е гг. спокойствие в обществен-но-политическом развитии было напрямую связа-но с решением проблемы защиты трудовых правграждан. В это время страну охватило мощноепротестное движение, главной причиной которогоявлялась несвоевременная выплата заработнойплаты и пенсий. Большинство населения разоча-ровалось в либеральных идеях, хотело «порядка»и государственной заботы. Одной из главных дей-ствующих сил в протестном движении России яв-лялись шахтёры, в том числе и Кузбасса. Высокаястепень активности горняков ведущего угледобы-вающего региона стала следствием значительногоосложнения социально-экономической обстановкив шахтёрских городах. Системная нестабильность,прежде всего, была порождена проблемами вугольной промышленности, которые нарастали ссередины 1980-х гг. и к началу рассматриваемогопериода существенно обострились [1. Л. 5]. С на-чалом рыночных преобразований отрасль демон-стрировала низкие производственные показатели,её поддержание требовало значительных государ-ственных дотаций. Поэтому в условиях неодно-родного перехода промышленных предприятий нарыночные рельсы развития угледобывающая от-расль оказалась в числе «экспериментальных». Сэтой целью горнякам предоставлялась широкаяэкономическая свобода, утверждалась рыночнаяконкуренция, в отрасль активно привлекался част-ный капитал и т. д. Большинство угольных объе-динений стали акционерными обществами и при-нялись самостоятельно строить свою внутреннююи внешнюю стратегию экономического развития.При этом либеральный подход в экономиче-ской политике Правительства РФ в первые годырыночных преобразований широко поддерживалсяшахтёрами Кузбасса. Ещё в ходе забастовок 1989-1991 гг. требование экономической самостоятель-ности у них являлось центральным. Проведённыесреди горняков в 1992 г. социологические опросытакже показали, что идея приватизации предпри-ятий находила поддержку большинства из них.Вместе с тем автор исследований П. Бизюков под-чёркивал, что горняки не имели представления оеё форме и сути [2]. Вскоре кузбасские шахтёрыпоняли, что собственниками они стали «формаль-но, на бумаге» [3. Л. 42]. «Народная приватиза-ция» дала лишь иллюзию участия трудовых кол-лективов в управлении предприятиями, а на самомделе сосредоточила реальные рычаги власти в ру-ках небольшого числа высших управленцев. Не-удивительно, что решения по таким ключевымвопросам, как, например, ликвидация шахты, фак-тически принимали директора, но не акционеры,как должно было быть по закону. В конце 1997 г.на высшем государственном уровне было принятоважное решение о прямой конкурсной продажеугольных предприятий. Однако к этому временидолги государства и потребителей угля (большаячасть которых имела государственную принад-лежность) выросли до гигантских размеров, и из-бежать широкомасштабных протестов горняков неудалось.Либеральные реформы пробуксовывали, таккак идея приватизации угледобывающих предпри-ятий серьёзно деформировалась в сознании шах-тёров. В середине 1990-х гг. многие из них ужевыступали за национализацию угольной промыш-ленности, что дополнительно провоцировало со-циальную конфронтацию. Первое время противболее глубокой приватизации выступало и обла-стное руководство [4. С. 68-70]. Отношение кприватизации на уровне региональной власти, атакже шахтёрских коллективов стало менятьсяосенью 1998 г., когда параллельно с либеральны-ми реформами появились признаки конструктив-ного вмешательства государства в экономическуюжизнь. С 1999 г. частный угольный сектор сталдемонстрировать лучшую динамику развития всравнении с государственным [5. С. 135], одно-временно наблюдался и спад протестной активно-сти горняков.Приватизация рассматривалась Правительст-вом РФ как базовый элемент повышения эффек-тивности промышленности [6. Л. 46]. Поэтомувплоть до осени 1998 г. оно всё больше уходило отрешения шахтёрских проблем, считая снижениеугледобычи вполне закономерным явлением, иобъясняло это «перепроизводством угля». Рефор-мирование угольной промышленности проводи-лось без какой-либо комплексной и долгосрочнойфедеральной программы. Неудивительно, что по-добная программа отсутствовала и на региональ-ном уровне [7. Л. 7]. Всё же на фоне ежегодногоухудшения положения в угольной промышленно-сти и социальной сфере миллионов горняков рос-сийское Правительство было вынуждено пред-принимать более решительные шаги по выходу изкризиса. С 1994 г. решение «шахтёрского вопро-са» Кремль напрямую связал с реструктуризациейугольной промышленности - переходом на рента-бельную работу угледобывающих компаний и от-расли в целом. Между тем процесс реструктуриза-ции с первых дней осуществлялся без какой-либоопоры на научную мысль, представлял собой по-очерёдную реализацию запоздалых нормативно-правовых актов (в основном указов ПрезидентаРФ) и не поддерживался достаточным уровнембюджетного финансирования. На региональномуровне программа реструктуризации появилась в1995 г., когда отрасль уже серьёзно сотрясали эко-номические и социальные катаклизмы. Но даже вэто время она была больше похожа на «программувыживания», так как финансовые средства, перво-начально заложенные в ней, многократно уреза-лись [7. Л. 15; 8. Л. 4].Важно отметить, что при разработке програм-мы реструктуризации угледобывающих предпри-ятий не всегда привлекались главные участникипроцесса реформирования угольной отрасли -шахтёры и представляющие их профсоюзы [9].Это изначально имело негативные последствия ввосприятии рыночных преобразований со сторонырабочих шахт и разрезов. В таких условиях нару-шалась обратная связь между Правительством РФи работниками угледобывающих предприятий,создавались условия для коррупции, воровства иместничества. Отсутствие планомерной работыприводило к тому, что все важные решения поугольной отрасли и социальным вопросам прини-мались в кризисные моменты, когда горняки ужевыдвигали радикальные экономические и полити-ческие требования.Отсутствие целенаправленной политикиКремля по выводу отрасли из кризиса выразилосьв нарушении её системы управления. В течение1990-х гг. в структуре Правительства России от-сутствовал какой-либо специальный орган, зани-мавшийся всеми вопросами развития угольнойпромышленности. Существование подобной си-туации во многом стало следствием давления ме-ждународных экономических организаций, задей-ствованных в реформировании угольной отрасли,на Правительство РФ. По вполне обоснованномумнению международных наблюдателей, госструк-туры тормозили процесс приватизации, создавалиусловия для коррупции и т. д. [10. С. 192]. Вместес тем не вызывает сомнения и то, что отсутствиеспециального органа не позволяло мобильно ре-шать конкретные вопросы угольщиков, а такжесковывало переговорный процесс между предста-вителями Правительства и шахтёрами во времямассовых акций протеста. Не показали достаточ-ной эффективности в решении шахтёрских вопро-сов межведомственная комиссия по угольнойпромышленности, а также рабочие комитеты Куз-басса, которые в середине 1990-х гг. утратилисвои представительные позиции.Децентрализация управления угольной про-мышленностью и её стремительное реформирова-ние привели к усилению проблем менеджменташахт и разрезов. Руководители и инженерно-технические работники оказались не готовы к пе-реходу на рыночные рельсы развития. Подавляю-щее большинство из них умело добывать уголь,но, в силу отсутствия необходимых экономиче-ских знаний, слабо представляло особенностифункционирования рыночного хозяйства. Главныйисполнительный орган страны явно недооценилсуществование кадровой проблемы. Наиболее за-метным шагом в решении данного вопроса сталУказ Президента РФ № 774 «О подготовке управ-ленческих кадров для организаций народного хо-зяйства Российской Федерации», который появил-ся 23 июля 1997 г. [11. С. 16], то есть был явнозапоздалым. Неадекватной для индустриальногорегиона с численностью населения 3 млн человекстала в 1998 г. квота по данной программе (104человека) [11. С. 17]. Таким образом, подготовкаэффективных управленческих кадров для отраслибыла провалена.Отсутствие эффективного управления вырази-лось в снижении фактически всех показателейпроизводственной деятельности, утрате стимуловк труду, распространении воровства и коррупции,падении трудовой дисциплины и т. д. [12. Л. 19;13. Л. 152-155; 14. Л. 89; 15. Л. 9]. Значительныйурон угледобывающим предприятиям и непосред-ственно горнякам наносило нецелевое использо-вание финансовых средств шахт, хищение госу-дарственных денег, мошенничество, превышениедолжностных полномочий отдельными директо-рами и другими должностными лицами [16. Л.118; 17. Л. 125, 140, 173]. Многие факты указыва-ют на тесную связь руководителей шахт и разре-зов с представителями криминальных структур,построенную на общих коммерческих интересах иобыкновенном разворовывании бюджетныхсредств. Механизмы увода денег из отрасли былиотработаны до мелочей: невозврат выручки из за-граничных банков, неоплата уже отгруженногоугля, продажа через своего посредника и другие.Наиболее изворотливые руководители «прокручи-вали» деньги и умышленно банкротили предпри-ятия. В этом им помогали «дыры» в законодатель-стве и слабая реакция прокуратуры. Попытки от-дельных работников предприятий и организацийобратить внимание на злоупотребления руководи-телей часто для них заканчивались увольнениями[18].В результате большинство угледобывающихпредприятий Кузбасса уже весной 1992 г. имелоразваленную систему управления [19. Л. 3]. Об-становка осложнялась отсутствием конкретныхпредставителей кузбасских шахтёров на уровнеПравительства, которое в это время не отказыва-лось от господдержки угольщиков. Сложившуюсяв отрасли ситуацию ярко характеризуют словаН. П. Трояна, заместителя технического директораассоциации «Прокопьевскгидроуголь», высказан-ные 11 ноября 1992 г. на пленуме Прокопьевскоготеркома «Росуглепрофсоюза»: «В данное времямы переживаем безвластие. Угольной промыш-ленностью не управляет никто. Нам нужныугольные генералы. Нужно пробивать вопрос фи-нансирования, работать над программой» [20.Л. 4]. Между тем время «угольных генералов» без-возвратно прошло, они мало что могли решить вновых рыночных условиях. Потеря их авторитетавыразилась в неярком участии в разрешении соци-ально-трудовых конфликтов. Мало того, исследо-вание показало и определённое инициирование состороны «угольных генералов» протестных вы-ступлений шахтёров, благодаря которым предпри-ятия надеялись получить дополнительные дотациииз госбюджета. В целом, проблема низкой эффек-тивности менеджмента сохраняла свою актуаль-ность до конца рассматриваемого периода.Как и любая другая реформа, реструктуриза-ция требовала времени и значительных денежныхсредств, и они, действительно, закреплялись гос-бюджетом. Однако федеральная программа рест-руктуризации ни дня не финансировалась в пол-ной мере с момента начала её реализации, несмот-ря на огромную финансовую поддержку угольныхреформ в России со стороны международных эко-номических организаций, в первую очередь МБРРи МВФ. С каждым годом объём материальнойгосподдержки стабильно снижался без какого-либо экономического обоснования. По даннымугольных компаний Кузбасса, в 1997 г. на закры-тие шахт требовалось 3149,9 млн (деноминиро-ванных) рублей. Фактически было выделено543,7 млн рублей, то есть в пределах 15 % [21].При этом почти половина средств господдержкишла на закрытие предприятий, оставшиеся деньги(по убыванию) направлялись на покрытие убыт-ков, тарифное соглашение и социальную сферу[22. Л. 64]. Таким образом, забывалась не менееважная составляющая реструктуризации - техни-ческое перевооружение.Шахтерские деньги, несмотря на жёсткий кон-троль их использования со стороны МВФ и МБРР,растворялись из-за их нецелевого применения,существования всевозможных посредническихструктур, неэффективной организации управленияотраслью, отсутствия прозрачности в финансовойдеятельности предприятий и многого другого. От-сутствие чётких и жёстких норм хозяйственногоправа порождало массовое воровство и корруп-цию. В кризисный 1998 г. из 400 действовавших вКузбассе посреднических фирм 121 не заплатилаза отгруженный уголь, за посредниками числилсядолг в 26 млн рублей. Невозврат валютной выруч-ки из-за рубежа составлял более 320 млн долларов[23].Угольная промышленность являлась слабопроверяемой, поэтому оказалась в центре внима-ния преступников. Добычу, переработку и реали-зацию угля во многом контролировала организо-ванная преступность. В Кузбассе, по данным опе-ративников, в 1998 г. около половины всего сбытаугля контролировали 14 преступных группировок.Криминальные лидеры оказывали реальное влия-ние на выбор экспортеров, формирование отпуск-ных цен, распределение полученных средств и т. д.В результате выручка за уголь прокручивалась вкоммерческих структурах, вносилась в виде ус-тавного капитала в частные предприятия или про-сто расхищалась. Руководители шахт боялись за-ключать прямые договоры, так как это угрожалоих жизни. Правоохранительные органы не моглиобеспечить им безопасность от постоянных пося-гательств членов организованной преступности.За несколько лет в регионе было совершено почтиполтора десятка заказных покушений на убийство(удавшихся и неудавшихся) первых лиц угольныхпредприятий [24].Результатом недостатка средств на техниче-ское перевооружение и слабой производственнойдисциплины стало повышение количества случаевпроизводственного травматизма и аварийности.Многие архивные документы указывают на высо-кий уровень аварийности оборудования и меха-низмов на шахтах Кузнецкого края. Причём если всреднем по угледобывающим регионам Россиисвой проектный ресурс работы исчерпали 80 %предприятий [25], то в Кузбассе данный показа-тель доходил до 90 % [26]. Шахтёры рисковалижизнью, работая на оборудовании отслужившемдва-три гарантийных срока. На шахтах Прокопь-евска только в 1995 г. погиб 21 человек, 240 былитравмированы [7. Л. 10]. Кроме недофинансирова-ния на высокие показатели аварийности влиялоотставание отечественного горно-шахтного обо-рудования от зарубежных аналогов. В рассматри-ваемое время значительно ухудшилось качествопоставляемого на угледобывающие предприятияКузбасса машин и механизмов (конструктивныепросчёты, брак изготовления) со стороны «Куз-бассуглемаша» и «Анжеромаша» [27. Л. 17]. Вы-сокий уровень аварийности осложнял процесс вы-полнения плана добычи угля.К причинам, способствовавшим дестабилиза-ции угольной отрасли в 1990-е гг., относится непродуманная ценовая политика. До июля 1993 г.цена на уголь регулировалась государством. Меж-ду тем в мае 1992 г. цена на уголь поднялась впять раз, что заметно снизило его потребление навнутреннем рынке [19. Л. 33]. С июля 1993 г. былосуществлен переход на свободные цены на угольи продукты его переработки. Несомненно, это былсмелый и необходимый первый шаг на пути к пе-рестройке угольной промышленности. Однако кэтому времени резко возросли расходы на добычуи транспортировку угля вследствие роста цен наматериально-технические ресурсы и железнодо-рожных тарифов. Надежды угольщиков на осво-бождение цен не оправдались: реальная выручкаво втором полугодии 1993 г. оказалась даже ниже,чем в первом полугодии, когда цены еще регули-ровались. Падение спроса в электроэнергетике иметаллургии России и стран СНГ сдерживало воз-можности угледобывающих предприятий по по-вышению цен на свою продукцию [4. С. 31]. ВКузбассе с вводом свободных цен на уголь поло-жение шахт и разрезов катастрофически ухудши-лось. К 1996 г. почти все предприятия оказалисьбанкротами. Шахты и разрезы имели громаднуюкредиторскую задолженность, на отдельных изних зарплата не выплачивалась по несколько ме-сяцев [7. Л. 3]. В сложном положении оказалисьдаже те предприятия, где производственные пока-затели имели положительную динамику. Работатаких предприятий по-прежнему была невозможнабез государственных дотаций, которых катастро-фически не хватало. В сентябре 1996 г. ШахурдинС.А., и. о. генерального директора АО «УК Про-копьевскуголь» отмечал: «Сегодня рыночная ценаугля 130 тыс. рублей за тонну, а себестоимость200-210 тыс., разница составляет 70 тыс., государ-ство погашает только 14 тыс. В результате этойразницы вырос дефицит» [28. Л. 4]. Соответствен-но, увеличивая добычу, угольные предприятияставили себя в ещё худшее положение, так какубытки с каждой тонны увеличивались.Отсутствие единой политики в области про-дажи угля привело к положению, в котором ценына высококачественный кузнецкий уголь снижа-лись на мировом рынке. Эффективность экспортаугля, прежде всего, снизилась за счёт увеличенияиздержек на услуги транспортных организаций[29]. В начале 1990-х гг. угольные компании Куз-басса экспортировали свою продукцию, как пра-вило, ниже себестоимости [30. С. 187]. С 1992 по1998 г. уровень тарифов динамично поднимался,увеличивалась ценовая диспропорция. К февралю1997 г. железнодорожный тариф возрос в 22 тыс.раз, а уголь всего в 5 тыс. 400 раз [8. Л. 10]. Сни-жение экспорта угля являлось также результатомнесоответствия качества угольной продукции тре-бованиям зарубежных потребителей. До августа1998 г. дополнительную прибыль от экспорта угляне позволял иметь «валютный коридор». В итоге,отсутствие единой политики в области продажиугля привело не только к потере рынков сбытасвоей продукции за рубежом, но и к укреплениюпозиций иностранных конкурентов на внутреннемрынке [31. Л. 11]. «Гармония» интересов различ-ных угледобывающих регионов и компаний неподдерживалась. Создание регулируемого рынкасбыта угля произошло только осенью 1998 г., бла-годаря организации угольного комитета при Пра-вительстве Е. М. Примакова.Социально-экономический коллапс, охватив-ший страну во время «шоковой терапии», в пер-вую очередь ударил по индустриальным регионамРоссии. Вполне закономерно, что в 1990-е гг. поэкономическим показателям Кемеровская областьуступала многим, в том числе соседним, регионам.В области наблюдалось существенное падениеплатежеспособного спроса населения. Кризис не-платежей заметно ухудшил финансовое положе-ние угледобывающих предприятий. Наиболее не-гативным последствием для шахтёрской отраслиявилось падение производства в потребляющихуголь отраслях промышленности - металлургиче-ской и химической, которые для Кузбасса счита-лись базовыми. В условиях кризиса неплатежейданные отрасли позволяли горнякам получать«живые» деньги. В то же время проблемы в ме-таллургической и химической отраслях во многомстали следствием отсутствия крепких хозяйствен-ных связей с предприятиями угольной промыш-ленности [12. Л. 19]. Только в конце 1990-х гг.,когда приватизация приобрела более глубокийхарактер, интеграционные процессы стали реаль-ностью.Финансовое положение угольных предприятийКузбасса отягощали социальная сфера и убыточ-ные подсобные хозяйства. Если нерентабельныеподсобные хозяйства были ликвидированы быст-ро, то процесс передачи объектов социально-культурной сферы в собственность шахтёрскихгородов приобрёл затяжной характер, так как фи-нансовые возможности последних были ограниче-ны. Тем более бюджеты шахтёрских городов вомногом формировались за счёт налоговых поступ-лений с предприятий угольной промышленности,которые теряли свою рентабельность и, соответст-венно, сокращали свои бюджетные отчисления. Витоге большинство объектов социально-куль-турной сферы оказались заброшены. Физическое инравственное воспитание молодых шахтёрскихкадров стало занимать последнее место в перечнезадач администрации угледобывающих предпри-ятий и органов местного самоуправления. Базовыешахты и разрезы уменьшали финансово-мате-риальную помощь профессиональным училищам,что снизило качество подготовки молодых рабо-чих. Вместе с ростом задолженности по заработ-ной плате проблемы профессиональной подготов-ки шахтёров определили высокую текучесть кад-ров в отрасли.Процесс реформирования угольной промыш-ленности могли поддержать инвестиции. Однакона российском уровне ни государство, ни частныепредприниматели не обладали серьёзными воз-можностями для капиталовложений. Несмотря навысокую оценку со стороны иностранцев отдель-ным месторождениям угля в Кузбассе (например,в Ерунаково), средствами рисковать они не хоте-ли, так как были не уверены в политической иэкономической стабильности в России [7. Л. 6].Многие потенциальные инвесторы в это времяпереориентировались на более успешно разви-вающиеся отрасли топливно-энергетического ком-плекса - нефтяную и газовую промышленность.Дефицит инвестиций способствовал разрушениюшахтостроительного комплекса, остановке строи-тельства объектов отрасли, массовой ликвидациикоксовых шахт и т. д.Анализ источников и литературы показал, что,кроме вышеуказанных, причинами кризисной си-туации в угольной промышленности Кузбасса вовремя перехода к рынку являлись: разрушениегеологической службы; сокращение оборотныхсредств; устаревшие технологии; отсутствие пе-ремещения угледобывающих мощностей на новыеместа угольного бассейна; длительный монтажлав; низкая эффективность транспортной системы,не позволявшая успешно связывать угледобы-вающие предприятия и потребителей угля; инже-нерные просчёты, допущенные при подготовке иэксплуатации очистного фронта; невыполнениеразработанных мероприятий по организации ус-тойчивой работы шахт; высокий уровень бартер-ного расчёта, определявший значительные заку-почные цены на материалы, покупные и комплек-тующие изделия; высокие показатели временнойнетрудоспособности; инфляция; неполное выпол-нение Правительством РФ взятых на себя соци-альных обязательств; забастовки и другие.Таким образом, с 1992 по 1999 г. так и не быладостигнута одна из главных целей реструктуриза-ции - переход на рентабельную работу угледобы-вающих компаний и отрасли в целом. «Шоковаятерапия» усугубила ситуацию в угольной про-мышленности. В рассматриваемый период добычаугля в Кузбассе снизилась со 120 до 109 млн тонн.При этом наибольший спад пришёлся на 1997 г.(94 млн тонн) [32. С. 513], который стал пиковымпо количеству шахтёрских забастовок. В концетого года по числу убыточных предприятийугольная промышленность с показателем 66 %уступала только чёрной металлургии края [33.Л. 184]. В следующем году на шахтах регионапроизошло особо заметное падение всех технико-экономических показателей. «В связи с нищен-ской зарплатой резко упал жизненный уровеньшахтёров, а отсюда и всего населения города.Угольные предприятия поставлены на грань вы-живания», - отмечалось в «Постановлении чрез-вычайного президиума Прокопьевского теркомаУглепрофсоюза» (20 мая 1999 г.), посвящённом ана-лизу ситуации отрасли в 1998 г. [34. Л. 32]. Всё женаиболее убыточными в регионе оказались угольныепредприятия г. Анжеро-Судженска [35. Л. 15; 36.Л. 1; 37. Л. 1; 38. Л. 1, 4], так как имели более дли-тельный срок эксплуатации. Вполне закономерно,что в 1990-е гг. Анжеро-Судженск стал «столицей»бастующего Кузбасса. Наибольшую протестнуюмощь анжеро-судженские горняки показали в 1998 г.во время «рельсовых войн», когда в городе былизакрыты три шахты из четырёх и одна из двух горно-обогатительных фабрик [39. С. 167].В 1990-е гг. угледобывающие предприятияКузбасса теряли свои конкурентные преимущест-ва. Во-первых, экономико-географическое поло-жение региона (прежде всего, более отдалённоерасположение от европейской части России, гдеимелись важные потребители угля и морские пор-ты) вынуждало нести дополнительные транспорт-ные расходы, что отражалось на себестоимостипродукции. Наиболее сложно угледобывающимпредприятиям Кузбасса было конкурировать сшахтами Печорского угольного бассейна, которыегеографически и исторически находились в болеевыгодных условиях. Во-вторых, менеджментглавных потребителей угля, прежде всего метал-лургических предприятий европейской части Рос-сии, сдержанно относился к шахтёрам Кузбасса,памятуя о забастовках 1989-1991 гг. В-третьих, врассматриваемое время по основным экономиче-ским показателям (особенно росту производи-тельности труда) шахты Кузбасса заметно уступа-ли предприятиям Печорского угольного бассейна[40]. Таким образом, на фоне позиции Правитель-ства РФ о «перепроизводстве угля» и увеличениичисленности убыточных предприятий в угольнойпромышленности, кузбасские шахты оказались вчисле первых в очереди на закрытие.Проблемы в угледобыче закономерно обост-рили ситуацию в социальной сфере шахтёрскихпредприятий, городов и региона в целом. Много-численные ошибки и просчёты, допущенные в хо-де «шоковой терапии» и, непосредственно, ре-формирования угольной промышленности, приве-ли к существенному ухудшению материальногоположения шахтёров, падению их социальногопрестижа и статуса. Центральное место среди дру-гих важных проблем горняков занимали вопросынизкой заработной платы и её несвоевременнойвыплаты. Голод и лишения озлобляли рабочих,снижали уровень производительности труда.«Дожили до того, что на тормозок в шахту берутхлеб мажут вареньем. Сколько даст угля послеэтого забойщик», - отмечали рабочие шахты «Но-градская» в феврале 1994 г. на профсоюзной кон-ференции предприятий угольной промышленно-сти г. Прокопьевска [41. Л. 16]. Если к маленькойзарплате шахтёры постепенно привыкли и какого-либо активного сопротивления с их стороны дан-ная ситуация не вызывала, то несвоевременнаявыплата «кровно заработанных» стала основнойпричиной забастовок и других протестных акций.В начале 1998 г. из-за дефицита бюджета сущест-венно увеличились объёмы задержки зарплатывсем работникам угольной промышленности. За-долженность по заработной плате на некоторыхпредприятиях угольной отрасли Кузбасса в этомгоду составляла более одного года [42. Л. 15]. В1998 г. горняки неоднократно и открыто подчёр-кивали своё желание взяться за оружие в случаедальнейших промедлений выплаты «кровно зара-ботанных» [43].Низкий уровень зарплаты, её нерегулярнаявыплата, а также отсутствие серьёзных форм со-циальной поддержки населения привели к резкомуобеднению «рабочей элиты». Выход из сложивше-гося положения шахтёры Кузбасса видели в уси-лении забастовочного движения, радикализацииего форм и требований. Наиболее мощным проте-стное движение шахтёров Кузбасса было в 1997-1998 гг., то есть в годы наибольшего обостренияпроблем в угольной промышленности. Всероссий-ские «рельсовые войны» 1998 г., в которых приня-ли активное участие шахтёры многих угольныхрегионов, в том числе и Кузбасса, поставили подугрозу экономическую и национальную безопас-ность страны [44. С. 99]. Кремль был вынужденпризнать провалы политики реструктуризацииугольной промышленности и провести корректи-ровку социально-экономического курса.Вместе с тем нельзя и преувеличивать влияниепроблем угольной промышленности на разраста-ние протестного движения шахтёров Кузбасса вовремя перехода к рынку. Исследование показало,что ситуация в угольной отрасли рассматриваемо-го региона была хуже, чем, например, в Печор-ском угольном бассейне. В то же время до июля1998 г. по уровню протестной активности шахтё-ры Кузнецкого края уступали своим коллегам изВоркуты и Инты [44. С. 108]. Следовательно, про-тестное движение горняков Кузбасса в 1990-е гг.сдерживалось влиянием других, малоизученныхфакторов.

Скачать электронную версию публикации