The political regime of Paul I in the estimates of modern Russian historical science.pdf В последние два десятилетия в отечественнойисторической науке наблюдается настоящий исто-риографический бум в части изучения политиче-ского режима императора Павла I, особенностейсозданной им политической системы, основныхнаправлений его реформаторской деятельности,наконец, социально значимых качеств его лично-сти. Число специальных работ по этим вопросам,изданных и переизданных в наши дни - моногра-фий, брошюр, статей, - все время возрастает ипочти не поддается подсчетам. Наличествует мас-са публикаций в системе Internet. В этом потокелитературы мы вправе выделить два направления.Одно, с известными оговорками, мы можем пози-ционировать как популярное. Как правило, средиавторов мы не находим профессиональных исто-риков, на худой конец, исследователей, специали-зирующихся на изучении русской истории по-следней трети XVIII - начала XIX в. Проблемати-ка подобных работ отражена в их названиях: бро-ских, хлестких, крикливых. Примером могут слу-жить книги П. Мурузи «Павел I. Бессмертное мо-гущество и леденящий страх» (М., 2005) иА.Л. Александрова «Павел I и его сумасбродства:черты, свидетельства, случаи, выходки, анекдоты»(М., 2004). При этом первая из названных публи-каций насчитывает 384 страницы, а вторая - 352.Право, брошюра Н.З. Соломко «Павел Первый»(М., 2005) объемом 48 страниц смотрится явнымисключением из общего правила для всех работданного направления.Одновременно и, так сказать, параллельнопрофессиональные историки, специализирующие-ся на изучении российской истории эпохи Екате-рины II и Павла I, продолжают собственно науч-ные традиции осмысления этого сложного и про-тиворечивого периода русской истории. В частно-сти, ими подготовлены и защищены ряд диссерта-ций на соискание ученой степени кандидата идоктора исторических наук. Проблематика этихсочинений может быть также весьма неожиданнойи смотреться диковинной.В рамках незначительной по объему статьи ра-зобрать и оценить все эти многочисленные публи-кации не представляется возможным. Я намеренсосредоточиться на положениях и выводах авто-ритетного современного специалиста по историиXVIII в., доктора исторических наук, профессораЕ.В. Анисимова. Данный выбор обусловлен, по-мимо его высокого статуса и серьезного научногоавторитета, качеством его публикаций. Укажемеще на одно обстоятельство. Е.В. Анисимов вы-полняет сегодня очень значимую функцию. В рядесвоих сочинений он выступает популяризаторомот науки и делает это настолько ярко и талантли-во, что его положения и выводы формируют и вомногом определяют мнение читающей публики,совсем не обязательно связанной с профессио-нальным изучением русской истории. В концеконцов, они определяют уровень обыденного соз-нания в этой части. У маститого петербургскогоавтора есть и сугубо научные публикации о поли-тическом режиме Павла I, но я намерен сосредо-точиться на его последней крупной книге «Импе-раторская Россия» (СПб., 2011), и на следующихоснованиях. Работа носит популярный характер,ее текст - квинтэссенция подобного рода сочине-ний, она подводит своеобразный итог первому на-правлению, выделенному нами в современной ис-ториографии. Текст книги адресован непрофес-сиональному читателю и создает тот обществен-ный фонд, который не может быть ни изменен, ниотменен, ни даже поставлен под сомнение в спе-циальных, сугубо научных публикациях. Наконец,крупный ученый с весомыми научными регалияминикуда не делся, когда Е.В. Анисимов готовилтекст популярного издания. В данной публикациидва выделенных нами направления фактическисмыкаются.Итак, безусловно отдавая должное качествупубликации, сосредоточимся на некоторых прин-ципиальных для нас положениях данного издания,именно на тех, которые вызывают наши реши-тельные возражения, вплоть до полного непри-ятия. По традиции Е.В. Анисимов сравнивает по-литические режимы Екатерины II и Павла I и, по-добно многим и многим, решительно отдает при-оритет Екатерине, почитая ее «крупнейшим ре-форматором новой русской истории» [1. С. 343].Разумеется, мысль сама по себе не нова, даже ук-рашена благородной патиной старины. Нам любо-пытны основания и аргументы ученого в пользуданного вывода. Они тоже традиционны и не но-вы, как и полагается в рамках жанра популярнойлитературы, но вот что любопытно. Е. В. Аниси-мов вновь сравнивает законопроекты Екатерины IIс законодательством Павла I, т.е. пытается сопос-тавить совершенно разные аспекты их деятельно-сти. Нам представляется вполне плодотворнымсравнительное изучение, к примеру, «Наказа» ма-тери и сына, их конкретных законодательных ак-тов в отношении, скажем, личных свобод дворян.Но из сопоставления намерений, пусть и публичнодекларируемых, оформленных в виде законченно-го текста, пусть и компилятивного по своей при-роде, с конкретной юридической нормой, любыевыводы будут некорректны, если употреблять ихдля характеристики политических режимов двухмонархов. И еще: мы не можем принять излиш-нюю увлеченность нашего автора изучениемименно проектов (над многими из них смеялисьеще современники, например М.М. Щербатов) вущерб изучению конкретной законодательной и,шире, нормативной базы данных политическихрежимов. С горечью приходится констатировать,что традиции, так ярко представленные в творче-стве проф. М. Белявского, сегодня отходят на вто-рой план. Для историка оказывается проще и це-лесообразнее опираться на законопроект, пусть ихорошо изученный в литературе, тем паче еслиесть возможность дополнить его текст собствен-ными архивными находками, чем пытаться ос-мыслить всю совокупность павловского и екате-рининского законодательства из многих и многихтомов Полного собрания законов Российской им-перии. Такое сознательное усечение источниковойбазы даже в популярном издании сужает возмож-ности исторического исследования, делает его вы-воды совсем уже легковесными. Особенно удиви-тельными смотрятся рассуждения Е.В. Анисимо-ва, когда он заговаривает о правовой модели, вы-работанной Екатериной для решения крестьянско-го вопроса [1. C. 341-342]. По его мнению, гло-бальность правовой реформы Екатерины «осозна-на», но «не изучена» [1. C. 343]. Конечный выводисторика, неоднократно им повторяемый: «Екате-рина ненавидит крепостничество» [1. C. 322, 341].После таких сентенций даже и неприлично ста-вить вопрос о том, укрепилось или пошатнулоськрепостничество в век Екатерины, имела ли местопугачевщина и т. д. Историк считал, что проектыПавла покрывались пылью, забывались, в отличие,надо думать, от грандиозных проектов Екатерины.К сожалению, Е.В. Анисимов не уточняет, о какихименно проектах Павла идет речь, но к этой мыс-ли мы еще вернемся.Представляется, что в книге Е.В. Анисимовакак-то незаметно стерлись грани между понятия-ми «деятельность» и «поведение». Поведение Ека-терины II, и великой княгини, и императрицы, вы-зывает у историка чувство, близкое, как нам пока-залось, к восхищению - я готов понять и принятьего как данность, даже как истину. Но почему наэтом основании должно и деятельность государы-ни оценивать в превосходных тонах, решительноне понимаю. Одно просто не вытекает из другогони с позиций формально-логических, ни с позицийсугубо исторических. Достойное поведение неможет свидетельствовать о достойной деятельно-сти. Соответственно, поведение Павла и, добавим,его характер толкуются историком как скверные ичудесным образом также начинает оцениватьсявся его деятельность. Извинить такую логику не-возможно. Скверный характер Павла (что полно-стью, на наш взгляд, соответствует действитель-ности) не может определять оценки, которыепредлагает историк для его деятельности. В луч-шем случае этот тезис может быть рассмотрен ивключен в общий контекст исторического иссле-дования, прежде всего, тогда, когда историк зай-мется поисками причин и предпосылок формиро-вания негативного образа Павла I у его современ-ников, у последующих поколений историков, на-конец. Между прочим, признавая, что сквернымхарактером среди русских монархов XVIII в. об-ладал не только Павел, но, например, и Петр I,Е. В. Анисимов отзывается о деятельности ПетраАлексеевича в совершенно иных тонах и выра-жениях.Такой подход нередко играет с Е.В. Анисимо-вым злые шутки, когда он все-таки начинает гово-рить о деяниях Екатерины. Так, по его мнению,весь пафос реформаторства Екатерины - укрепитьсамодержавие законом, в том числе и порядокпрестолонаследия. Действительно, государыняоставила черновые наброски проекта закона опрестолонаследии в империи, но закон-то на этотсчет дал в день своей коронации Павел [2. Т. XII;3. Т. XXIV. № 17906]. Скороговоркой признаваядефицит бюджета при матери, историк тут же ут-верждает, что он ловко погашался «умелой фи-нансовой политикой», как то: порчей монеты, уве-личением налогов и пошлин, эмиссией бумажныхденег, иностранными займами [1. С. 334]. Общийдефицит государственного бюджета (цифры в ли-тературе никогда не оспаривались) превысил200 млн руб. при доходах в 73 млн руб. в год. Чтоже здесь «ловкого», спросим мы, если вести речь огосударственной политике, т. е. деятельности. Нозато, когда государыня эффектно покупала биб-лиотеку Дидро, подкармливала французскихпринцев или отказывалась от контрибуции с Тур-цией за мир, это и в самом деле становилось пред-метом всеобщего обсуждения и в России, и в Ев-ропе. Ее поступки находили царственными, бли-стательными. О подлости таких оценок язвительнописал молодой Пушкин, готовый оправдать Воль-тера, но не современных ему отечественных авто-ров. Тем удивительнее реанимация восторгов вадрес поведения Екатерины у современного ис-следователя.Отношения между императрицей и наследни-ком характеризуются Е. В. Анисимовым в полномсоответствии с могучей историографической тра-дицией, т.е. как «холодные, отчужденные и недо-верчивые» [1. С. 402]. Надо бы добавить: со сто-роны матери. Поводов для такого отношения Па-вел как наследник, по крайней мере в части своегоповедения, не подавал. Холодность Екатериныпонятна и давно объяснена в литературе: полити-ческое соперничество, осложнявшееся тем, что всемыслимые права у Павла. Дискредитировать сво-его политического соперника надлежало любойценой. Именно в этом контексте Е.В. Анисимовтолкует проблему завещания Екатерины II [1.С. 398-399]. На фоне трагической судьбы еще од-ного наследника еще одного великого государя -Алексея Петровича - судьба Павла смотрится чутьли не благословенной. Между тем коллизии с за-вещанием (т.е. вопросу о легитимности воцаренияПавла) можно предложить и иное объяснение. Це-саревич самим фактом своего существования,земного бытия должен был угрожать режиму Ека-терины. Но эта угроза осталась потенциальной. Вконце концов это великолепно осознала сама го-сударыня. Слухи о ее завещании оправдывали всеее предыдущие деяния, но есть же и реалии, кото-рые необходимо принимать в расчет. С 1762 г. Па-вел законный наследник, ему присягнули как на-следнику, 34 года во всех церквях молились о егоздоровье. На фоне гатчинского затворничества этиреалии могли заставить Екатерину маневрировать.Е. В. Анисимов оставляет открытым вопрос о том,почему екатерининские орлы (Екатерина окруже-на «героями и талантами», по мнению историка [1.С. 327]) не смогли воспользоваться завещанием,чтобы не допустить Павла к престолу, но им хва-тило дерзости совершить цареубийство в марте1801 г. Гипотетическая ситуация, что было бы,если бы завещание Екатерины не уничтожили, аобнародовали, на наш взгляд, иллюстрируетмысль о том, что из неверной посылки можно де-лать любое количество неверных выводов. Фактсуществования завещания Екатерины в пользувнука все еще принят на веру, это политическаяспекуляция, но не твердо установленный факт.Текст завещания, во всяком случае историческойнауке, неизвестен. Априори мы готовы высказатьследующее соображение. Признавая несомненныеталанты Екатерины, ее непревзойденное умениеплести интриги и знание человеческой природы,нельзя исключать возможность, что завещаниебыло подготовлено и даже подписано, но тольколишь для того, чтобы его уничтожили.Главная слабость русского самодержавия в це-лом и политического режима Екатерины в частно-сти, доказывает Е. В. Анисимов, состоит в его«страшной зависимости» от случайностей, «к чис-лу которых относились личные взгляды и при-страстия наследника» [1. С. 345]. Историк вновь ивновь возвращается к мысли о том, что императ-рица «не любила сына, считала его непригодным куправлению, держала его далеко от дел» [1.С. 398-399]. Объяснять эту совокупность фактовтолько политическим соперничеством матери исына кажется нам явно недостаточным, во всякомслучае с началом гатчинского периода в жизниПавла, когда все его иллюзии об участии в управ-лении империей канули в Лету. Е. В. Анисимовочень точно подметил, что Екатерину не устраи-вали именно личные взгляды наследника на соз-данный ею политический режим, его проекты бу-дущих преобразований, которые, и здесь явноепротиворечие в построениях уважаемого истори-ка, «пылились и забывались». Если это действи-тельно так, откуда тогда проистекает «разительноеотличие преобразований» Павла I от екатеринин-ских, наличие которых Е.В. Анисимов безусловнопризнает [1. С. 405]. Ведь свои преобразованияПавел осмыслил и оформил письменно в виде го-тового текста в бытность наследником. Эта серь-езная проблема - отличия в преобразованиях ма-тери и сына - на наш взгляд, распадается на двесоставляющие. Противопоставляя политическиережимы Екатерины II и Павла I, историки, подоб-но Е.В. Анисимову, концентрируются на их раз-личиях. Их логика понятна, соответствует духу иприроде исторического познания, но явно недос-таточна. Гипертрофируя различия, исследователивольно или невольно опускают то общее, что быломежду ними. Стоит только поставить вопрос вэтой плоскости, чтобы убедиться, что общего ме-жду двумя политическими режимами многобольше, чем различий. Мы не будем сейчас гово-рить о форме государственного устройства, поли-тической системе, русском самодержавии, россий-ском варианте абсолютизма, социокультурных ирелигиозных традициях и т.п., как не будем при-водить данные, характеризующие состояние об-щества, государства, экономики, идеологии ипроч. Сосредоточимся, подобно Е.В. Анисимову,на государственном управлении.В литературе вполне признан тот факт, чтоЕкатерина не только вполне усвоила, но и реали-зовала в своей деятельности принцип европейско-го просвещения, согласно которому государь обя-зан принципиально не доверять общественнымструктурам, государственным органам, политиче-ским объединениям и проч., ибо они руково-дствуются частными интересами, что препятству-ет достижению общего блага. Но, поскольку абсо-лютная власть монарха есть юридическая фикцияи на практике не может быть реализована как та-ковая, государь вынужден иметь дело с лично-стью, каковой и делегирует властные полномочия.Екатерина и создала политический режим, в выс-шей степени проникнутый личностным началом.Личность с экстраординарными властными пол-номочиями, подминающая государственныеструктуры, - вот символ екатерининского царст-вования. Когда в литературе они называются фа-воритами, временщиками, куртизанами, то иоценка им дается преимущественно негативная.Когда же их позиционируют как «екатерининскихорлов», как «героев и талантов» (так и поступаетЕ.В. Анисимов), их деяния оценивают весьма вы-соко. Отвлекаясь от эмоциональных оценок, при-знаем, что правительственная система, основаннаяна личностном начале, только тогда и может рабо-тать эффективно, когда: 1) личности соответству-ют предъявляемым им требованиям - отсюда ижелание императрицы образовать новую породулюдей посредством воспитания и просвещения,2) когда сама императрица трудится неустанно,контролируя всю властную пирамиду. Но Екате-рина старела. Созданная ею система управлениявыходила из-под контроля государя. И именно сэтим не мог согласиться наследник. «Государюсмотреть!» - квинтэссенция его политическихпроектов гатчинского периода. Чем более дряхле-ла Екатерина, тем более неэффективен был госу-дарственный механизм, основанный на личност-ном начале, при всем его внешнем блеске. Управ-лять империей по-екатеринински становилось не-возможным. «С Екатериною прошла екатеринин-ская слава», - замечал А.С. Пушкин. Отсюда ипроистекают, на наш взгляд, те разительные отли-чия преобразований Павла от екатерининских, окоторых и толкует Е.В, Анисимов. В построенияхмаститого автора нам как раз и не хватило при-знания того факта, что екатерининский политиче-ский режим зашел в тупик, выходить из которогопредстояло уже Павлу. Эти наши построения под-тверждает александровское правительственноеначало: декларировав свое стремление царство-вать, как бабушка, он очень скоро начал управлять«по-гатчински», и именно так империя управля-лась более полувека.При этом мы вполне солидарны с мнением,что закон в империи на протяжении XVIII в. недоминировал никогда, имел место «разгул стра-стей» [1. С. 406]. Вот только при Павле имел ме-сто разгул страстей самого Павла, при Екатерине -кого угодно; гнев фаворита более грозен, чем гневгосударыни. И еще: умная Екатерина, никогда недекларируя это публично, ставила себя выше за-кона, но блюла внешние приличия в тех случаях,когда их можно было соблюсти. Павел выстраивалсвои отношения с законом сложнее: в отправлениимилости он не чувствовал себя скованным норма-ми закона, в части наказания свои распоряженияон почитал законами, например приказы. Прили-чия и даже мнения его не интересовали вовсе.Неприятие екатерининского правительствен-ного начала, основанного на личностном факторе,присущее Павлу, трактуется Е.В. Анисимовым какего ненависть к либеральным порядкам Екатериныв целом [1. С. 407]. Остановимся на этом утвер-ждении историка подробнее. Одно из проявлениймодернизации прошлого, к которому в науке все-гда относились негативно, реализуется в ситуации,когда понятны и термины, имеющие устойчивоесодержание применительно к одной эпохе, начи-нают механически использоваться для характери-стики другой. В самом деле, какие могут быть ос-нования у историка для того, чтобы рассуждать о«либеральных» порядках при Екатерине? О чемвообще идет речь? Если о так называемых личныхсвободах дворянства, то, во-первых, ничего новогов этой части императрица не дала, и ее «Жалован-ная грамота» 1785 г. лишь суммировала и гаран-тировала права, привилегии и вольности россий-ского благородного сословия, существовавшие доее воцарения. Во-вторых, они никуда не делись ипри Павле, разве что были уточнены и приноров-лены к действительности. Формальное нарушениебуквы «Жалованной грамоты» при Павле, конечноже, имело место. Эти сюжеты были мастерскиизучены и прокомментированы в 1916 г.М.В. Клочковым [4]. Последний склонялся к мыс-ли о развитии норм «Жалованной грамоты» (вэтом и состоит их нарушение), а не об их отменеили принципиальных изменениях. Почему тогдаЕкатерина претворяет в жизнь «либеральные» на-чала, а Павел с ними борется, как полагает Е.В.Анисимов. На наш взгляд, Екатерина и Павел немогут трактоваться ни как либералы, ни как кон-серваторы, если употреблять эти термины строго.Сами понятия, скажем еще раз, из другой истори-ческой эпохи. И еще: императрица смогла реали-зовывать в России вполне консервативные начала(мысль не нова), например, в части нового адми-нистративно-территориального деления империина губернии и их управления в 1775 г. Павла со-вершенно не интересует приватная жизнь дворя-нина, если он не находится на его службе и не жи-вет в столице. Павел регламентирует службу, ноне частную жизнь. Где же здесь отказ от либе-ральных начал в том смысле, который вкладываетв это понятие Е.В. Анисимов.Ненависть к екатерининским либеральным по-рядкам под пером Е. В. Анисимова у Павла прояв-ляется в следующем: он хотел ужесточения дис-циплины, строгой регламентации; он хотел поряд-ка, желал заставить работать екатерининские за-конодательные нормы, которые декларировались,но не выполнялись на практике [1. С. 407]. Павлу,с точки зрения Е.В. Анисимова, ненавистна самасословная свобода дворян, а равно и «екатеринин-ская схема развития гражданского сознательногообщества через сословные привилегии, свободы иправа» [1. С. 408]. Е.В. Анисимов даже полагает,что Павел ликвидировал органы дворянского са-моуправления, восстановил телесные наказания,его стремление покончить с распущенностью шлапутем ущемления прав дворянства. Даже борьбаПавла с трехлетними сержантами и пожизненны-ми отпусками кажется Е. В. Анисимову наступле-нием Павла на сословные привилегии. В итоге, помнению историка, права и привилегии, данныеЕкатериной, показались современникам не вечны-ми, а «пустым звуком», «листами бумаги» [1.С. 410]. В этих построениях много справедливого,хотя после работ М. В. Клочкова, скажем еще раз,рассуждения о ликвидации дворянского само-управления смотрятся нелепо. Павел для наведе-ния порядка в самом высоком смысле этого поня-тия не нашел иных путей, кроме ужесточениядисциплины на службе и мелочной регламентациив государственных делах. Но это ведь не единст-венный путь, по которому он шел. Простой пере-чень новаций Павла в области государственногостроительства занимает три десятка страниц убо-ристого текста. В отличие от матери, Павел вер-нулся к государственному началу, презрев лично-стный. Кредо Павла - преодолеть правовой ниги-лизм, заставить уважать закон. Акты Павла дейст-вительно не столько создают новое, сколько за-ставляют уважать старое, необязательно екатери-нинское, но чаще всего екатерининское. И тут-тосовременники, а вслед за ними и историки, в томчисле и Е.В. Анисимов, это старое, екатеринин-ское, отказываются узнавать в деятельности Пав-ла. Тот факт, что Павел регламентировал, иначеоформил дворянскую службу, не может быть ос-нованием для вывода о том, что ему ненавистнасословная свобода. Напротив, Павел Петровичубежденный сторонник сословного деления обще-ства, с правами и обязанностями, жестко закреп-ленными за каждым из них. При этом всегда над-лежит помнить (Е. В. Анисимов этот аспект как-тоопускает), что Павел регламентирует именнослужбу, военную, статскую, даже придворную, ноего вмешательства в частную жизнь, скажем обэтом еще раз, хоть и имеют место, но никто не до-казал, что масштабы их больше, чем при Екатери-не. Существует, наконец, дистанция огромногоразмера между петербургским дворянством и со-словием в целом. Ее невозможно не учитывать висследовательской практике. «Ревю» Павла поРоссии, а он до Казани доехал, вовсе не дает осно-ваний исследователям для тех выводов, которыеподдержал Е. В. Анисимов в части нарушенийдворянских прав. Да и сама эта регламентация на-чалась, прежде всего, с правового сознания дворя-нина, но не реального положения дел.Известные гонения на вольности и свободыпри Павле были во многом спровоцированы рево-люционными событиями во Франции. Начала ихЕкатерина, Павел лишь продолжил; но победыреволюционной Франции предопределили ихбольшую суровость. Вместе с тем Павел Петровичборолся именно с революцией, но не с Францией.Его мальтийская эпопея вполне подтверждает по-добный вывод. С точки зрения Е. В. Анисимова,гроссмейстерство Павла незаконно, не получилоодобрения римского папы, но зато отвечало юно-шеским идеалом Павла Петровича о рыцарскомповедении. «Павел I, со свойственным ему жароми интересом к игре в рыцари, так увлекся судьбойМальты и Ордена, что ... неожиданно для всехпринял титул его главы, хотя ни римский папа, ниевропейские державы не поддержали его претен-зий». Павел был в плену «фантастической идеи»удушения французской революции путем объеди-нения дворян всей Европы в Мальтийский орденпод его водительством [1. С. 414-415]. Е.В. Ани-симов отказывает Павлу именно в практическом,утилитарном начале, считая подобную акцию го-сударя сугубой утопией. Но огромное количествопубликаций на этот счет, появившихся в послед-нее десятилетие, должно убедить в обратном.«Политическая любовь» Павла I к мальтийцам -факт, как нам представляется, твердо установлен-ный. Если опираться на свидетельства аббатаЖоржеля, сам механизм Мальтийского ордена,создаваемый в Петербурге, был не шутейным, непустяшным, создавался с серьезными политиче-скими целями, главнейшая из которых не приду-манная современниками и подхваченная затем ис-ториками мысль о мифическом стремлении объе-динить европейское дворянство на основе рыцар-ской идеологии, а вполне прагматичная цель -принудить германские государства следовать вкильватере русской внешней политики по отно-шению к французской революции. В значительнойстепени цель была достигнута. Назревающий кон-фликт с Англией, сближение с Наполеоном, кото-рые Е.В. Анисимов толкует как «непредсказуемыерешения» и повороты в политике, но которые темне менее полностью соответствуют интересамРоссийской империи, стали возможны именно по-тому, что Павел I во главу угла ставил не юноше-скую идеологию, а вполне осознанные и достижи-мые интересы империи.Е. В. Анисимов не смог обойти вниманием имасонство Павла, в котором его «не без основа-ний» подозревала Екатерина. Историк констатируетфакт масонства Павла Петровича, но воздерживаетсяот каких бы то ни было обобщений на этот счет. Какпредполагаемое масонство повлияло на деятель-ность государя, историк умалчивает; но он не можетне понимать, что данная характеристика в глазахсовременного читателя будет воспринята как нега-тивная, и дополняет этим штрихом и без того неза-видный портрет императора.Наконец, сам заговор и цареубийство 11-12 марта 1801 г. выводится Е.В. Анисимовым изсоциально значимых качеств его личности. Помнению современного автора, Павел утратил чув-ство реальности, бросался из одной крайности вдругую, стал маниакально подозрительным, уда-лил от себя истинно преданных ему людей. Заго-ворщики не приняли политического стиля импера-тора, его грубые приемы, непредсказуемые реше-ния, т.е. именно поведение Павла Петровича.Трактовка заговора как акта, спровоцированногонезавидными личными качествами и поведениемгосударя, предложенная Е.В. Анисимовым, не но-ва, как не ново и объяснение сущности и направ-ленности заговора особенностями павловскойвнутренней и внешней политики. Право Е. В. Ани-симова согласиться с такой трактовкой кровавыхсобытий марта 1801 г. не может быть поставленопод сомнение. Наши возражения вызывают дваследующих обстоятельства.Напрасно Евгений Викторович игнорирует хо-рошо аргументированное в литературе мнение, смаксимальной категоричностью высказанное ещеФ.Ф. Вигелем: «Англия без угроз губит Павла».Предотвратить действительно угрожающее Анг-лии русско-французское сближение можно было,лишь физически устранив Павла, во-первых; иимея уверенность в проанглийских симпатиях це-саревича Александра Павловича, во-вторых. Заго-вор и цареубийство - акт, осуществленный на анг-лийские деньги и в английских интересах. К сожа-лению, своего мнения на этот счет Е.В. Анисимовникак не выразил - и это не случайность: англий-ский след в заговоре разрушает все традиционныепредставления о подготовке к цареубийству, дела-ет невозможным прежнее отношение к его поли-тическому режиму в целом.Просто забавными на этом фоне смотрятсясентенции историка о том, знал ли Александр озаговоре (по мнению исследователя, это «остаетсянеясным» [1. С. 416]), или о том, что Александрявно не хотел смерти отца, точнее, старался недумать о его судьбе [1. С. 421]. Совершенно немогу представить источник, который позволил быисторику ответить на вопрос, о чем думал наслед-ник. Спекуляции на этот счет не в состоянии про-яснить дело. Гораздо важнее другое: заговорщи-кам важно именно цареубийство, что прекрасноподтверждается всем ходом событий в ночь на 11-12 марта. Не мог этого не понимать и Александр,преследовавший собственный весьма прозаиче-ский интерес. Его скорая и суровая расправа с за-говорщиками лишь свидетельствует, что он созрелне только для того, чтобы царствовать, но и длятого, чтобы править. Английские интересы и ин-тересы цесаревича совпали, и это стоило Павлу нетолько короны, но и жизни. Хорошо отрежессиро-ванный «праздник похорон» Павла Петровича,ярко описанный Е. В. Анисимовым, довершаетрассказ о павловской эпохе.К трехсотлетнему юбилею дома Романовыхвышел ряд роскошных изданий. На фоне стара-тельно облагороженной истории династии царст-вование Павла описывалось по пословице «в се-мье не без урода». Построения Е.В. Анисимова доизвестных пределов возвращают современногочитателя к традиции начала XX в. В аннотации кизданию труда Е.В. Анисимова заявлено: «Книгасодержит полную и всестороннюю информациюпо истории императорской России». Представля-ется, что, по крайней мере, в части павловскогоцарствования в аннотации имеет место быть явноерекламное преувеличение.

Скачать электронную версию публикации