The Scythians and central Europe - a historical interpretation of the archaeological reality.pdf Расселение скифов на рубеже VIII-VII вв. до н. э. в лесостепных и степных зонах Восточной Европы существенным образом изменило этническую, геополитическую и культурную ситуацию в этом регионе, a к западу от него - в центральной части континента стало тем важным фактором, который повлиял на характер исторического процесса. Именно в этот период происходит эскалация явлений, появившихся здесь еще в начале раннежелезного века как эффект политической активизации и военного давления кочевников Великой степи, особенно сообществ, связанных с понтийскими и кавказскими территориями. Первым их признаком было появление в IX в. до н. э. на территории Средней Европы, и прежде всего в Карпатской котловине, оружия и предметов конского снаряжения восточного происхождения, стилистически близких образцам из черногоров-ской и новочеркасской (кавказской) культурной среды. Вместе с тем в период HaB3 = конец IX в. до н.э. / 900 - 810 гг. до н.э. [1. С. 316], в восточной части Карпатской котловины поселенческие структуры позднебронзовых культур Гава (Gava) и Кыятице (Kyjatice) переживают внезапный кризис, особенно глубоко проявившийся на равнинных территориях Большой Венгерской низменности. Заметным становится перемещение поселенческих структур на возвышенности и в высотные ландшафтные зоны, а основываемые здесь поселения (в том числе фортификационные сооружения) имели иногда характер временных убежищ. Вследствие этих процессов на обезлюдевших квазистепных территориях Большой Венгерской низменности (венгерская «пуста») оседают небольшие группы населения, практикующие в погребальном обряде обычай ингумации (могильники типа Мезечат/Mezocsdt) и размещение в могилах больших туш животных (преимущественно крупного рогатого скота и бараньих огузков). Обычаи этого рода совершенно чужды местной среде, которая в погребальном обряде придерживалась традиций, свойственных среднеевропейским культурам урновых полей. Эти явления можно интерпретировать как результат проникновения мигрирующих с востока на территорию Карпатской котловины7 небольших групп населения степного происхождения, движущей силой которых были конные воины, использовавшие вооружение и технику верховой езды (в том числе способы взнуздывания коней), типичные для пастушеских сообществ Восточной Европы [2. C. 267-272]. Зоной активности групп степняков, искавших благоприятную для жизнедеятельности экологическую нишу, были, прежде всего, подходящие для выпаса квазистепные территории - «пусты». Естественно, это привело к вытеснению местного населения либо частичной ассимиляции автохтонов8. Сопутствовали данному процессу, конечно же, эпизоды военного характера, а в дальнейшей перспективе кризис местных поселенческих структур и отступление населения в менее доступные высотные ландшафтные зоны. Поселение номадов способствовало открытию на равнинах в бассейне Тисы коневодства и распространению роли коня (как военной, так и хозяйст-венной)3, а в итоге - способов взнуздывания и форм удил, применяемых пришельцами. Рис. 1. Комплексы с колчанными наборами семиградской (трансильванской) группы: А - Кристешти (Criste§ti), погребение 9 (по A. Zrinyi); B - Меришельу (Mari^elu), погребение 1 (по G. Marinescu) Рис. 2. Инвентарь кургана 2 у села Перебыковцы. Западноподольская группа памятников (по Г.И. Смирновой) V^-vOiV'lJi'x? (IWUTVUI'V'WV ШУОДГРДО^Ш^ЦГР' HJ-^liUVWv 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Д 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 Рис. 3. Комплексы с колчанными наборами из захоронений с ингумацией культуры Векерзуг (Vekerzug): A - Матраселье (Matraszele) погребение 1/1928 г. (по B. Dornyay); B - Хотин (Chotin), могильник I-A, погребение 120 (по M. Dusek) Рис. 4. Ареал распространения скифоидных культурных объединений (группировок ?) и находок скифских наконечников стрел позднего пласта (фазы ?) 3-го этапа раннескифской культуры на территории Средней Европы 1 - территория семиградской (трансильванской) группы; 2 - территория западноподольской группы; 3 - территория культуры Ве-керзуг (альфельдской); 4 - находки скифских наконечников на территории оборонительных поселений; 5 - находки скифских наконечников на территории оборонительных поселений, разрушенных полностью агрессорами (захватчиками ?). пользующихся вооружением скифского типа; 6 - пещерные убежища, у которых были обнаружены наконечники стрел скифского типа; 7 - скальные убежища, у которых были обнаружены наконечники стрел скифского типа; 8 - Виташково (Witaszkowo). Список стоянок: 1 - Биксентльасльо-Нодьшанц (BUkkszentlaszlo-Nagysanc); 2 - Цельдемельк-Шагхедь (Celldomolk-Saghegy); 3 -Велем-Сентвидхедь (Velem-Szentvidhegy); 4 - Штитаре-Жибрица (Stitare-Zibrica); 5 - Велькы Льысек (Velky Lysek); 6 - Тльста хора (Tlsta hora); 7 - Смоленице-Мольпир (Smolenice-Molpir) 8 - Кженовице (Krenovice); 9 - Штрамберк-Котоуч (Straberk-Kotouc); 10 -Штрамберк-Котоуч-Чертова дира (Stramberk-Kotouc-Certova dira); 11 - Собутка-Гура Сьленжа (Sobotka-Gora Sl^za); 12 - Счегом-Браитенберг (Strzegom-Breitenberg); 13 - Каргова (Kargowa); 14 - Вицина (Wicina); 15 - Польановице (Polanowice); 16 - Герлиц-Льандескроне (Gorlitz-Landeskrone); 17 - Ойцув-Гура Коронна (Ojcow-Gora Koronna); 18 - Ойцув-Замек (Ojcow-Zamek); 19 - Подзамче-Гура Бирув (Podzamcze-Gora Birow); 20 - Счегова-Бисьник (Strzegowa-Bisnik); 21 - Пиасечно-Окенник (Piaseczno-Okiennik); 22 - Женд-ковисе-Окенник (Rz^dkowice-Okiennik); 23 - Крушвица-Острув Жемповски (Kruszwica-Ostrow Rz^powski); 24 - Чарнув-Каменец (Czarnow-Kamieniec). Рис. 5. Находки скифского типа из территории разрушенных захватчиками оборонительных поселений: A - Цельдемельк-Шагхедь (Celldomolk-Saghegy); B - Смоленице-Мольпир (Smolenice-Molpir), ворота III; C - Счегом-Браитенберг (Strzegom-Breitenberg); D - Вицина (Wicina) С точки зрения общей оценки исторического процесса обсуждаемые явления определяют один из ключевых моментов в цивилизационном развитии оседлых сообществ Средней Европы. Приход степняков-номадов открыл продолжительный, восходящий к историческому времени, период их конфронтации со сформировавшимися на территории Великой степи пастушьими сообществами, с их специфическим образом жизни и ведением хозяйства (отличающимся от строго стационарной земледельческо-скотоводческой системы), а также иной моделью социокультурного поведения. В силу географического соседства и его особенных экологических условий (выдвинутый глубоко на запад анклав степи в Карпатской котловине; удобные пути сообщения вдоль Дуная и вдоль Днестра и через карпатские перевалы; обширные пространства с богатым травяным покровом, относящиеся к Понтийско-Паннонской геоботанической провинции и т. д.) эта конфронтация зачастую принимала драматический характер, что ярко проявилось в историческое время в череде экспансивных действий таких народов, как монголы, мадьяры, авары, гунны, сарматы/языги, для которых целью была Карпатская котловина. По отношению к протоисторическому периоду, с которым связаны обсуждаемые вопросы, ввиду недостатка исторических источников, касающихся этого региона и его истории, оценка этих процессов вызывает глубокие разногласия и порождает методологические дилеммы. Одним словом, дискуссия касается тезиса, объясняющего характер проникновения культурных элементов восточного происхождения на территорию Средней Европы. Часть исследователей усматривает в них признаки миграции населения и физического присутствия кочевников, другие же - проявление культурного трансфера, вписывающегося в диалог культур с иной моделью цивилизационного поведения. Очевидная анонимность археологических источников в этой области не может стать, однако, препятствием в поисках диагноза, содержащего историческую (не значит фактографическую) оценку этих процессов. Может, стоит задуматься, в чем суть перехода от археологических фактов к истолкованию роли инокультурных элементов в том потоке событий и социокультурных поведений, которые отображают специфику исторического процесса на пограничье Средней и Восточной Европы. Существенный этап включения Средней Европы, и особенно Карпатской котловины, в орбиту явлений, первоисточником которых является активность кочевников Великой степи, наступает в момент притока на лесостепные и степные территории Восточной Европы сообществ скифской культуры. Продолжительный и сложный процесс образования «Европейской Скифии» является, несомненно, отправной точкой для культурных явлений, простирающихся далеко на запад, вплоть до бассейна р. Одры/Odry. Уже в начале VII, возможно, на рубеже VIII-VII вв. до н.э. [5. C. 479480] или немного позже - около середины VII в. до н.э. [6. C. 243-256]9 - на территории Трансиль- 1 К древнейшим комплексам трансильванской группы относится инвентарь могилы № 2 из Теюш/Teiui} [8. c. 28-32, рис. 4/ 7] с железны-вании появляются могильники с захоронениями с ингумацией (в вытянутом положении), как правило, в простых ямах [7. Табл. 2-3], оснащенные набором вооружения, типичным для скифских воинов: колчанами со стрелами с характерными формами наконечников, кинжалами типа акинак, копьями с железными наконечниками, железными топорами и, реже, с металлическими частями конской узды. Характерным атрибутом женских погребений являются зеркала, как с центральной ручкой («сибирского» типа), так и с боковой (в том числе зооморфной), типичной для греко-скифского «ольвийского» стиля. Специфической чертой инвентаря новой культурной группировки (называемой трансильванской группой) являются также бронзовые украшения колчанов в форме креста и бронзовые шумящие навершия, увенчанные фигурками животных. Появление трансильванской группы, скорее всего, было связано со временем прихода скифов на Северный Кавказ и с формированием в первой половине VII в. до н.э. скифских группировок в лесостепной зоне Среднего Поднепровья как результат устремленного на запад поиска скифскими кочевниками экологических ниш в окружении степного пояса. Трансильвания с её специфичной естественной средой и сравнительно небольшим потенциалом местного населения представляла, несомненно, благоприятное для мигрирующих вдоль степной полосы пастушьих сообществ («орд») место. Анализ хронологии находок трансильванской группы указывает на то, что центр тяжести ее развития приходится на VII и первую половину VI в. до н. э. На протяжении второй половины названного века ее потенциал определенно уменьшается, под воздействием окружения усиливаются процессы аккультурации, вплоть до «беспотомственного» исчезновения группы в конце VI в. до н. э. До появления кельтов в IV в. до н. э. на территории Трансильвании образуется поселенческая пустота. Может быть, чуть позже трансильванской группы, но также на протяжении VII в. до н. э.10 на пограничье Средней и Восточной Европы в среднем и верхнем течении Днестра формируется очередная группировка с чертами скифской культуры, так называемая западноподольская группа [9; 10. C. 454-465]. С точки зрения особенностей материальной культуры она проявляет большое сходство с трансильванской группой, но отличается наличием поселений с жилищами полуземляночного типа [11. Рис. 2], особенными формами обряда погребения, в котором наряду с ингумаци-ей (захоронениями как в вытянутом, так и в скорченном положении) применялось трупосожжение. Отличается также могильная архитектура, характерным элементом которой - наряду с каменно-земляными курганами - являются деревянные погребальные камеры, возведенные в неглубоких ямах либо на уровне материка. В погребальном инвентаре отчётливо выделяются комплексы с вооружением скифского типа. Эта группировка имеет определенно синкретический характер. В ее становлении сыграли роль как местный субстрат (позднеголиградский и позднечернолесский) [10. C. 451. Рис. 1], подвергшийся аккультурации, так и сформировавшиеся в лесостепной зоне группы скифской культуры. Скифы были, несомненно, доминирующей стратой в обществе [9. C. 29], причем, согласно Г.И. Смирновой [10. C. 460], пришельцами были, как правило, мужчины-воины. Западноподольская группа исчезает в первой половине VI в. до н. э., тоже не оставив на занимаемых территориях никакого «цивилизацион-ного наследства». Завершением процессов формирования в Карпатской котловине культурных группировок с участием скифского фактора является развитие на Венгерской низменности культуры Векер-зуг/Vekerzug. Её древнейшие комплексы появляются в северо-восточной части этого региона примерно на рубеже VII-VI в. до н. э., со временем охватывают весь Альфёльд (Alfold), а также территорию Дунайской низменности у слияния рек Нитра/Nitra, Грон/Hran, Ваг/Vag вплоть до Дуная. Группировка представлена большими биритуаль-ными могильниками (насчитывают до 500 могил) с преобладанием захоронений по обряду ингума-ции (чаще всего в вытянутом положении) над тру-посожжением [13. Карта 6]. Особенностью является присутствие отдельных конских погребений, а также в исключительных случаях могил коней с телегами (Сентеш-Векерзуг / Szentes-Vekerzug) [14]. Они отражают такую существенную черту хозяйства, как развитое коневодство - разведение пород, происходящих от тарпана [15]. Состав элементов скифского типа схож с тем, который наблюдается в трансильванской группе, и особенно западноподольской. Тем не менее встречается немало подражаний, отличающихся от скифских прототипов как по форме, так и по стилистике отделки (например, однолезвийные кинжалы, формой рукояти схожие с типом «акинак»; украшения колчанов в форме креста с деградированным зооморфным орнаментом и т.д.). В общем, количественный состав элементов скифского типа здесь относительно невелик, причем в большинстве они являются атрибутами богаче оснащенных могильных комплексов (знати?). Особенностью является, как и в западноподольской группе, наличие серой кружальной керамики, выполненной по технологии, применяемой в Ольвии, причем ее доля составляла приблизительно 1/3 всего керамического инвентаря. Процесс складывания культуры Векерзуг проходил, кажется, без участия импульсов, исходящих непосредственно из причерноморской зоны. Отправной точкой была в этом случае активность населения западноподольской группы, миграция которого в Карпатскую котловину привела в движение механизмы формирования нового синкретического явления. Существенную роль сыграло, несомненно, и население трансильванской группы, чуть дольше удержавшее своё культурное самосознание, на что указывают его структуры, сохранившиеся до второй половины VI в. до н. э. Важную роль в формировании демографического потенциала культуры Векерзуг сыграла также местная этническая основа, связанная с посткыятиц-кими и постгавскими группировками из северовосточной части окраин Большой Венгерской низменности, и с могильниками типа Мезе-чат/Mezocsdt из Альфёльда. По всей вероятности, интенсивными были связи со средой «изготовителей» кружальной керамики из Ольвии или ее окрестностей. Высокий уровень золотого ювелирного искусства, наличие большого количества бус из стекла и стеклянной пасты, многочисленные ракушки каури в ожерельях [13. C. 51-56] свидетельствуют о постоянных экономических связях между этими сообществами. С группировками, заселяющими территорию Альфёльда, в особенности его южную часть, можно отождествлять упоминаемых Геродотом в «Истории» (V; 9) в «области за Истром», т.е. к северу от Дуная, сигиннов. Их этнографическая характеристика, изложенная в упоминаемом повествовании, поразительно схожа с картиной культуры Векерзуг из этого региона, основанной на археологических источниках [4. C. 182-197]. Сообщества культуры Векерзуг, имевшие с окружением (особенно с юго-восточными гальштатскими группировками) интенсивные экономические и общественно-политические связи, стали существенным фактором динамики культурных процессов в Средней Европе в период HaD3 и LtA (VI-V в. до н.э.) [16. C. 247-254; 17. C. 511-560]. Их независимое развитие было прервано на рубеже V-IV вв. до н. э. экспансией кельтов на восток. Наиболее выразительным аккордом скифской экспансии в Среднюю Европу является, однако, волна военного проникновения кочевников, называемая в литературе «скифскими набегами» [18. C. 49-64]. Оценка именно этого явления порождает среди исследователей наибольшие разногласия и дискуссии, вызывая крайние мнения от трактовки их в качестве реального исторического эпизода до признания «научным мифом» и процессом, который можно объяснить в категориях «культурного трансфера». На мой взгляд, проблема находится не в фактографической, а именно интерпретационной сфере. Находки, легшие в основу концепции о военном проникновении скифов на северо-запад от Карпатской котловины, обнаружены в зоне, простирающейся от Трансданубии (Задуна-вья) через Малые Карпаты, Моравию, Моравские Ворота и далее вдоль Одры через левобережную часть Силезии вплоть до Нижних Лужиц, а также к северу - вдоль Краковско-Ченстоховской возвышенности до Куявии и Хелминской земли [18. C. 49-51. Рис. 1]. Это, прежде всего, предметы вооружения скифского типа (преимущественно наконечники стрел)1, обнаруженные на территории городищ, а также пещерных убежищ, используемых местным населением в периоды военной опасности. Эти наконечники торчали иногда во внешних склонах валов (например, Стже-гом/Strzegom) [19. C. 19] или же в оборонительных стенах городищ (например, в щелях между камнями) со следами завоевания и разрушения (сожжения) (Смоленице/Smolemce) [20. C. 42]. В случае сильно укрепленного, в частности каменными стенами, так называемого «акрополя» галь-штатского городища в Смоленицах, концентрация наконечников наблюдалась вблизи ворот и среди реликтов боевой площадки для защитников, в зоне удобного доступа к линии оборонительных укреплений [20. C. 42. Рис. 11]. Это были места, подверженные особенно интенсивному обстрелу нападающих, которые стремились нейтрализовать и прорвать наиболее горячие точки оборонительной системы. Наконечники стрел встречаются также на площади городищ и в развалинах сожженных домов (Смоленице) [21. Табл. 9, 10 и след.]; (Ка- 1 В некоторых случаях это многочисленные серии находок, например, в Смоленицах почти 400 экземпляров [20. C. 41], а в Вицине почти 150 экземпляров [27. C. 280], исключающие маловажный в познавательном смысле характер утверждаемых в их контексте тезисов. менец/Kamieniec) [22. C. 124; 23. C. 158]11. Наконечники, обнаруженные в пещерных убежищах (например, Жендковице/Rz^dkowice) [24. C. 88. Рис. 9/ a-b] и в разрушенных поселениях на скалистых возвышенностях (например, Шаг-хедь/Saghegy) [16. Рис. 3/ 4, 9, 11, 21], а также в руинах каменных сооружений (Смоленице) [25, Табл. 5/ 20; 6/ 15 и др.] часто согнуты от ударов в скалу. Иногда на территории городищ обнаруживаются скелеты людей (например, Смоленице) [21. C. 35, 59; 20, C. 43]; (Вицина/Wicina) [25. C. 6-7] в контексте, указывающем на то, что застигнутые врасплох жители стали жертвами разыгравшейся трагедии. Их останки найдены близ домашней печи либо очага (Смоленице) [20. C. 42-43], (Каменец) [22. C. 124], где смерть настигла людей во время повседневных дел. В одном из городищ в местности Каменец на Висле [23. C. 158] под остатками сожженных ворот, в которых застряли наконечники стрел скифского типа, найдены скелеты людей и коней. Два человеческих скелета обнаружены также в воротах III, ведущих к «акрополю» городища в Смоленицах [21. C. 69; 20. C. 42, прим. 3]. Примером объекта, подвергшегося нападению и разрушенного агрессорами со скифским вооружением, является городище в Вицине в Нижних Лужицах, расположенное, кстати, недалеко от знаменитого Виташкова/Witaszkowo (раньше Vettersfelde) [28]. О значении этой находки говорит выразительный характер зафиксированных на памятнике археологических фактов [26. C. 5-10]. Это дает возможность довольно точного воссоздания драматической картины захвата и разрушения городища нападающими. Остатки пожарищ, обнаруженные по всей исследуемой площади, свидетельствуют о том, что укрепления и постройки городища полностью сгорели и впоследствии уже не восстанавливались. В слое пожарищ открыты порою сильно обожжённые скелеты жителей. В одном случае скелет 25-30-летней женщины прикрывал скелет ребенка 6-7 лет. Судя по положению останков, женщина старалась заслонить ребенка или укрыть его в яме для хранения припасов, которая была чем-то вроде погреба12. На небольшом расстоянии от этого места найден скелет женщины 25-30 лет, также, вероятно, пытавшейся укрыться в погребе. Останки других погибших людей разного возраста обнаружены еще в нескольких местах. Состояние останков указывает на то, что люди, по всей вероятности, стали жертвами жестокой резни. В одном из домов, в зерновой яме, заполненной желудями, был открыт клад из бронзовых и железных предметов (главным образом браслетов). Они были второпях зарыты среди желудей и прикрыты посудой. Поблизости найдены еще два браслета, потерянные, по-видимому, в спешке. Атмосферу этих событий прекрасно характеризует также находка, обнаруженная на оборонительном валу, - скифский железный боевой топор, в проухе которого рядом с остатками древесины торчали два бронзовых скифских наконечника. Вероятнее всего, в пылу боя они использовались в качестве клиньев для фиксации расшатанного топорища13. Нападение, видимо, было внезапным, хотя полный состав украшений и металлические средства крепления наряда, найденные при скелетах (в частности, булавки и фибулы, застегивающие верхнюю одежду), свидетельствуют, что атака состоялась днем. Нападающие продвигались очень быстро, судя по тому, что жители не успели организовать оборону или скрыться в безопасном месте, хотя из городища прекрасно просматривалась просторная равнинная местность. Наполненные до краев хлебом и желудями зерновые ямы домов указывают, что трагедия разыгралась ранней осенью после уборки хлебов и сразу после сбора желудей - корма домашних животных. Городище после этих событий уже не отстраивалось, а традиция поселения в этой местности прервалась. По всей вероятности, немногим жителям удалось спастись, тех же, кто не был убит, наверное, увели в плен14. Во всяком случае, никто не вернулся захоронить лежащих среди пожарищ убитых земляков. Густая сеть связанных с городищем поселений (в его непосредственном окружении обнаружено около 20 одновременных памятников), на обширной территории между реками Бубр/Bobr и Ныса Лужицка/Nysa Luzycka, прекращает свое существование. Симптомы поселенческого и, по-видимому, демографического кризиса заметны, впрочем, и на территории, расположенной в зоне миграций вдоль левобережья Одры. Лучшим примером является резкое падение в фазе HaD2-HaD3 поселенческого потенциала на урожайных землях Верхней Силезии, расположенных непосредственно к северу от Моравских Ворот, где в более ранний период существовали развитые поселенческие структуры [29. Рис. 16; 30. Карты 6, 7]. С этого момента, определенно, снижается интенсивность сверхдальних торговых контактов на так называемом янтарном пути, идущем через Моравские Ворота и соединяющем юг Европы (восточно-альпийские территории, Италию) с «янтаронос-ными» берегами Балтийского моря [31]. Хронологию обсуждаемых событий определяет, с одной стороны, датировка комплексов наконечников скифского типа из разрушенных городищ и пещерных убежищ. В их состав входят втульчатые наконечники с четким перевесом трехлопастных форм над двулопастными при наличии немногочисленных наконечников с трехгранной головкой. В преобладающем большинстве это наконечники без шипов. Встречаются также четырехгранные костяные наконечники. Типологический состав отдельных комплексов похож, но не однороден. В целом анализируемые комплексы относятся к I хронологической группе, по А. И. Мелюковой, хотя немало и тех, которые относятся ко II группе [32. Табл. 6-7]. По составу колчанные наборы находят ближайшие аналоги в комплексах, обнаруженных в гробнице № 2 кургана Репяховатая Могила с правобережной части Среднего Поднепровья [33. C. 43-45. Рис. 14], которые причисляются С.В. Полиным [34. С. 26] к самым молодым комплексам так называемого «келермесского типа» (старшежуровской группы) и датируются второй половиной VII - началом VI в. до н. э. Некоторые формы относятся к экземплярам, известным из захоронений ольвийского некрополя, датированным первой половиной VI в. до н.э. [34. Рис. 8]. В контексте причерноморских находок их датировка позднее первой четверти VI в. до н.э. кажется мало вероятной [34. C. 31]. В Карпатской котловине и ее ближайшем окружении наборы наконечников с такими формами известны, прежде всего, из оснащения могил трансильванской и западноподольской групп [18. C. 58; 25. C. 29-134]. С другой стороны, основой датировки скифского проникновения является хронология местных (среднеевропейских) материалов, открытых на территории разрушенных и больше никогда не отстраиваемых городищ. На городище в Смолени-цах эти находки включают, главным образом, материалы типа HaC2 (например, лодкообразные фибулы) и формы, характерные для фазы HaDi (например, змееобразные фибулы) [35. C. 164-169]. Это означает, что городище в Смоленицах прекратило свое существование в конце VII либо приблизительно на рубеже VII-VI вв. до н.э. [1. C. 317-318; 25. C. 154]. Вторым относительно хорошо исследованным объектом с количественно важной и характерной коллекцией среднеевропейских материалов является Вицина, расположенная у противоположной Смоленицам точки в рамках зоны скифских набегов. В этом случае окончание существования городища определяется наличием фибул из так называемой группы «Fusszierfibeln», то есть формы с «фигурной ножкой». По нынешней датировке фазы HaD3 (570/560-520/510 до н.э.) [1. C. 318-319] хронологическое положение фибул группы «Fusszierfibeln», относящихся к «типу Вицина», определяется второй половиной VI в. до н.э., без его последних десятилетий [36. C. 51]. Появились они в составе двух кладов, зарытых, вероятно, в связи с нападением скифских агрессоров, а также возле скелета женщины, заслонившей своим телом ребенка, которая, без сомнения, погибла от руки захватчика либо в результате устроенного захватчиками пожара. Непосредственную связь этих находок с моментом захвата и разрушения городища воинами с оружием скифского типа отрицать невозможно. Однако это означало бы, что характерные для поздней фазы ранне-скифской культуры комплексы наконечников стрел «келермесского типа», которые в Причерноморье не следует датировать позднее первой четверти VI в. до н.э. [34. C. 31. Рис. 1/ 5], на самом деле были в употреблении, может быть, почти до конца этого столетия - 520/510 гг. до н.э. (?). Такая датировка эпизода, результатом которого было уничтожение населения в районе Вицины, подтверждается также хронологией комплекса из Виташкова, традиционно устанавливаемая на «около 500 г. до н.э.» [37. C. 197-198; 38. C. 133], порой даже на первую четверть V в. до н.э. [39. C. 46-47]. Следует добавить, что трактовка комплекса из Виташкова как захваченной у убитого наездника и спрятанной в районе военной разрухи добычи (на территории поселения местных жителей) [40. C. 210] с точки зрения состояния входящих в его состав предметов (небрежно оторванных от основания щита (?) и с боевого кафтана) [37. C. 203-204] является довольно убедительной. Таким образом, диапазон датирования хорошо документированных случаев уничтожения среднеевропейских оборонительных поселений захватчиками, использовавшими скифское вооружение, охватывает около ста лет: конец VII, рубеж VII-VI, - конец VI в. до н.э. Это было время, когда после фазы сосуществования в первой половине VI в. до н.э. [34. C. 31] наборы стрел с наконечниками «келермесского типа» на территории Восточной Европы в принципе вышли из обихода, на смену им пришли наборы с массивными «базистыми» опорновтульчатыми наконечниками. Предположение, что причерноморские территории могли быть исходным пунктом для военных набегов захватчиков со скифским оружием, следует, пожалуй, почти исключить. Здесь главным образом принимаются во внимание популяции трансильванской группы [41. C. 90-91]15, относительно изолированные от окружения (взять хоть бы отсутствие кружальной керамики) и проявляющие более сильный консерватизм. Вероятно, в этой среде дольше сохранялись старые типы наконечников в колчанных наборах, не поддаваясь новым, свойственным восточноевропейским кочевникам, тенденциям изменений наступательного оружия, вызванных, в частности, введением более эффективного защитного вооружения - доспехов и т. д. Нельзя исключить также участия в этих событиях «воинских контингентов», рекрутировавшихся из среды западноподольской группы, исчезновение которой можно объяснить только и исключительно миграцией ее населения в Карпатскую котловину. Более поздняя датировка эпизода уничтожения городища в Вицине, в сравнении со Смолени-цами, расположенными по соседству с возможным исходным пунктом экспансии кочевников, может быть связана с постепенным расширением зоны их военных действий [18. C. 58-61]. Движущей силой грабительских набегов была, несомненно, активность знати с ментальностью, типичной для скифской кочевнической модели культурного поведения. В этом контексте стоит обратить внимание на существование прямых связей между военной знатью западноподольской группы и средой культуры Векерзуг. Фиксируются связи, например, находками из кургана 2 в Пе-ребыковцах, где среди богатого набора оснащения воина, наряду с остатками двух скифских колчанов (со 133 и 80 наконечниками стрел), был обнаружен также трензель типа Векерзуг [42. C. 41-51. Рис. 5, 10]. Датировка этого комплекса концом III этапа раннескифской культуры (первая четверть VI в. до н.э.) [12. C. 116] внушает мысль, что он может восприниматься как своеобразный временной репер активности военной знати западно-подольской группы, устремлявшейся в сторону Венгерской низменности. Присутствие знати в среде культуры Векерзуг с чертами субкультуры, несущей сильный отпечаток скифской модели культурного поведения, демонстрирует хотя бы «княжеский» могильный комплекс из Ар-танд/Artdnd [46]. Наряду с железным боевым топором и трензелем типа Векерзуг он содержит фрагменты чешуйчатого доспеха - распространённой у скифов формы, но неизвестной в Средней Европе1. Хронологически он также связан с периодом заметного появления в среде со скифскими культурными чертами в Карпатской котловине знати, подчеркивающей своим поведением высокий престиж архетипа воина. Существование знати подтверждают находки украшений щита (?) из золота и электрона в виде стилизованных изображений оленей из Тапиосентмартон/ Tapioszentmarton [47. C. 312-318] и Мезекерстеш-Зельдхальомпуста/Mezбkeresztes-Zбldhalompuszta [48], представляющих символику, тесно связанную с основными знаками («тотемами»?) скифского культурного самосознания [49. C. 84]. Комплекс из Виташкова, вписывающийся по территориальным признакам в горизонт скифских находок из Нижних Лужиц, также подчеркивает существенную роль этой знати в военных действиях подобного масштаба. Даже если стимулом для так называемых «скифских набегов» на территорию Средней Европы не были импульсы, порождаемые непосредственно динамикой общественно-политических процессов в причерноморской зоне, то вполне возможно, что они вызваны активностью знати с менталитетом, берущим начало в скифских (кочевнических) нормах культурного поведения. Знать, по всей вероятности, была движущей силой в организации «орд» воинов, то и дело совершавших на протяжении, по крайней мере, нескольких десятилетий VI в. до н. э. грабительские походы всё дальше вглубь Средней Ев- 1 Интересно, что фрагменты чешуйчатого доспеха были обнаружены также на территории разрушенного городища в Смоленицах [50. C. 47-56]. ропы. Характер археологической картины этих событий однозначно указывает, что целью был не захват территорий, а именно добыча, приносившая экономическую выгоду. В данном контексте впечатляют прекрасные знания информаторов Геродота (вероятнее всего, жителей Ольвии) о куль- 2 турных чертах сигиннов , единственной так хорошо описанной в «Истории» (V; 9) народности из «области за Истром», т.е. к северу от Дуная. Население культуры Векерзуг, занимавшее территорию бассейна Тисы, было единственной этнической средой в этом регионе Европы, которую можно считать потенциальным партнером в возможных «торговых» связях, поддерживаемых в VI-V вв. до н.э. с Ольви-ей или ее окрестностями на наиболее близко расположенном к ней отрезке побережья Черного моря, 3 заселенном греческими колонистами . Одной из важнейших предпосылок дискуссии об «исторической» интерпретации находок скифского вооружения в Средней Европе является их наличие в поселенческих комплексах, а именно, в остатках пожарищ и горизонтах пользования домов на городище в Смоленицах [51. С. 148; 35. C. 175, 178; 52. C. 217; 53. C. 110; 54. C. 47-48]. Особенно это касается наконечников стрел, которые в данном контексте рассматриваются как элемент вооружения жителей и защитников поселения, а не только - возможных захватчиков. Этот аргумент может быть подкреплен находкой на городище в Смоленицах кадлуба для литья наконечников скифского типа, что могло бы свидетельствовать не только об их использовании, но и их изготовлении автохтонами [56. Рис. 1; 53. C. 110]. Это чрезвычайно важная предпосылка в оценке обсуждаемых процессов, так как популярность вооружения кочевников (преимущественно скифов), особенно лука и стрел, достигла в древнем мире широких масштабов. Это вооружение стало даже синонимом кочевников и, несомненно, перенималось поддерживающими с ними связь сообществами. Однако следует помнить, что существенным моментом дискуссии является не просто заимствование самих стрел, но заимствование сложного лука сигмообразной формы в комплексе со стрелами, а также техники изготовления и искусства стрельбы из лука этого рода. Указанные заимствования, несомненно, ограничивали местные традиции применения определенных категорий вооружения и способов ведения боя. Для Средней Европы позднебронзовой и раннежелез-ной эпох (как в сообществах культур урновых полей, так и гальштатского круга) это были копье (может, два, например, в гальштатских группировках) и длинный меч, хотя сведения о том, что они знали и применяли лук (скорее всего, простой), также подтверждаются1. Преодоление всех этих препятствий и традиций, конечно, не было процессом простым и автоматическим и происходило, главным образом, там, где перенимались вышеперечисленные умения целиком, преимущественно на окраинах занимаемой кочевниками зоны, в результате продолжительных связей и «обучения новому», т.е. присвоения чужих культурных образцов. Не представляется возможным, чтобы в ту пору эти процессы имели место в Средней Европе за пределами Карпатской котловины, во всяком случае, на охваченной предполагаемыми скифскими набегами территории. Таким образом, как в Смоленицах, так и в других, подвергшихся нападению захватчиков объектах, наконечники стрел оказались, по-видимому, в пожарищах домов в результате их обстрела и разрушения, может быть, поджога и в результате происходящих впоследствии постдепозиционных процессов. Находка кадлуба для литья наконечников именно в Смо-леницах, где были найдены их многочисленные экземпляры, является, прежде всего, доказательством интенсивности боевых действий и приложенных для захвата сильно укреплённой крепости усилий. Число находок наконечников стрел, потерянных захватчиками, указывает на то, что, возможно, они были вынуждены пополнить запас стрел в колчанах (обычно около 60-100 стрел) сразу после прекращения битвы16. В поисках историко-археологического контекста в свете анализируемых событий [52. C. 203237; 53. C. 114] из множества информации стоит привести стратиграфическую ситуацию, обнаруженную во время недавних археологических исследований на территории Кракова. При раскопках в 2012 г. на территории возведенного в 4050-е гг. XIII в. доминиканского монастыря обнаружен горизонт пожарищ (точно датированный при помощи археологических определителей вто- 1 Лук и стрелы (равно как и соответствующие формы древкового оружия типа короткого копья) могли иметь большее значение в технике охотничьего промысла, нежели в технике и тактике ведения боя. 2 Возможно, кадлуб для стрел входил в состав снаряжения кого-либо из захватчиков и был просто потерян в пылу боя или после него. рой четвертью XIII в.) с тремя монгольскими наконечниками стрел [57]. Анализ наслоений и стратиграфический контекст показывает, что внезапному разрушению (сожжению) подверглось предместье - поселок немецких колонистов, расположенное к северу от краковского городища, называемого Окул/Okol. Трудно вообразить себе факт, чтоб его жители могли пользоваться луком и стрелами с монгольскими наконечниками. Несомненно, здесь мы имеем дело с археологической «записью» трагического эпизода разрушения Кракова монголами во время нашествия в 1241 г. [58. C. 19]17. Археологические следы этого эпизода, равно как и других монгольских/татарских нашествий, затронувших польские земли в XIII в. (например, в 1259/60 и 1287/88 гг.), чрезвычайно скромные. Они ограничиваются горизонтами пожарищ на разрушенных монголами территориях городов и городищ, а также находками немногочисленных военных принадлежностей, особенно характерных для захватчиков наконечников стрел [58. C. 74-89, 112]18. Военные и политичес

Скачать электронную версию публикации