German Vernunft, Verstand and Russian 'um': Aleksandr Griboedov's loose translation of Goethe's "Vorspiel auf dem T.pdf Зрелое творчество Грибоедова охватывает период меньше де-сятилетия: с начала 1820 г. по 30 января 1829 г., когда его жизнь трагически оборвалась в Тегеране. За это время были написаны самая известная комедия Грибоедова «Горе от ума» (18221824 гг.), опера-водевиль в одном действии «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом» (1823-1824 гг.), несколько стихотворений, эпиграмм и статей, десятки писем, многие из которых потом назовут шедеврами эпистолярной прозы, переведен «Пролог в театре» (другое название - «Отрывок из Гете», 1824-1825 гг.). Большинство драматических произведений этого периода сохранились лишь в набросках. Среди них «Юность Вещего» - фрагменты плана пролога исторической пьесы о Ломоносове (около 1824 г.), отрывок из неоконченной драмы о борьбе русских с половцами «Серчак и Итляр» (1825 г.), план трагедии «Родамист и Зенобия» (предположительно 1822-1828 гг.), отрывок и план драмы «1812 год» (1822-1828 гг.), трагедия «Грузинская ночь» (1826-1827 гг.). В 1824-1825 гг. Грибоедов продолжает напряжено работать над завершением и отделкой комедии «Горе от ума», параллельно обдумывая планы новых произведений: драматического пролога о юности Ломоносова, трагедии на темы средневековой русской истории, в соавторстве с П.А. Вяземским начинает сочинять оперу-водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», также пишет стихотворения, очерки. В это время переводы уже не играют такой роли, как в период ученичества, когда он переводил-переделывал для театра французских авторов второго ряда. Теперь Грибоедов переводит лишь тех авторов, которые представляют для него интерес и высоко им ценятся. Так, А.А. Бестужев в воспоминаниях приводит слова Грибоедова, сравнивавшего И.В. Гете с Байроном: «Между ними всё превосходство должно отдать Гете: он объясняет своею идеею все человечество едва ли творения Шекспира выдержат сравнение с гетевскими» [1. С. 99]. Близкий друг Грибоедова С.Н. Бегичев также указывал, что Грибоедов знал Гете почти наизусть [1. С. 26]24. На этом фоне обращение к «Фаусту» выглядит отнюдь не случайным. Примечательно, что в это время Гете еще был мало известен русскому читателю. Переводы его лирики и сведения о нем, которые появляются на страницах русских журналов 1820-х гг., немногочисленны и случайны. По словам В.М. Жирмунского, В.А. Жуковский, переводя лирику Гете в 1816-1818 гг., исходил из целостного, хотя и односторонне-субъективного восприятия его творчества, а большинство поэтов 1810-1820-х гг. (А.А. Дельвиг, А. Ме-щевский, А. Глебов, А. Бистром, П. Ободовский и мн. др.) ограничивались формальным усвоением и использованием тех или иных аспектов его лирики, перекликающихся с их собственными творческими установками [3. С. 72-86]. Таким образом, Грибоедов, обратившийся в 1824 г. к «Фаусту», выступил одним из первых переводчиков драматургии Гете. Характерно, что внимание Грибоедова привлек не один из фи-лософско-лирических монологов Фауста, которые вскоре станут известны в переводах романтиков «немецкой» школы Д.М. Веневитинова, Ф.И. Тютчева и др., а «Пролог в театре» - творческий манифест, связанный именно с драмой. Думается, выбор «Пролога в театре» не был обусловлен интересом Грибоедова к сатире на театральную публику, заключенную в репликах Директора, как полагал В.Л. Жирмунский [3. С. 79-80], потому в своем переводе Грибоедов отбросил четыре заключительные реплики «Пролога», завершив свой вариант монологом Поэта, восхваляющим богоравное величие творческой личности. Тем самым перевод приобрел совершенно иное концептуальное звучание и практическую автономность от сюжета «Фауста», став выражением собственного драматургического кредо Грибоедова. В.М. Жирмунский отмечал, что Грибоедов «широко развертывает сатирическое обозрение Директора, превращая его в сатиру на современное общество, каким оно является в театральных креслах, переосмысленную в духе обличительных монологов Чацкого» [3. С. 79-80]. Действительно, переводя спор персонажей «Пролога» -Директора, Комического актера (Весельчака) и Поэта - о театре и толпе, Грибоедов стремится вложить в их диспут собственное понимание целей искусства и роли поэта, во многом продиктованное современной ему действительностью. Намеки на николаевскую цензуру, не пропускавшую в печать и на сцену новаторские пьесы Грибоедова и его товарищей: Здесь озираются во мраке подлецы, Чтоб слово подстеречь и погубить доносом [4. Т. 2. С. 228], ирония по отношению к тем, кто уступает цензуре и печатается в известных журналах: Иной небрежный ловит стих - Сотрудник глупых он журналов [4. Т. 2. С. 228], презрительное отношение к театральной публике, которая без разбору «валит» в театр, «как будто их рождает преисподня» [4. Т. 2. С. 226] -все это привнесено в «Пролог» Грибоедовым. Примечательно, что при переводе Грибоедов соблюдает кольцевую рифмовку стиха Гете, но перекрестную чаще заменяет на парную, что делает речь Директора более естественной для русского чи-тателя, приближает по звучанию к разговорной - такой способ рифмовки широко используется им и в «Горе от ума». В целом перевод Грибоедова довольно близок к оригиналу, тем не менее в нем есть симптоматичные модификации, связанные с мотивом ума, который возникает независимо от наличия соответствий в тексте Гете. Так, Грибоедов вводит мотив ума в реплики Директора. Ср.: Гете Ich wunschte sehr der Menge zu behagen, Besonders weil sie lebt und leben laBt. Die Pfosten sind, die Bretter aufgeschlagen, Und jedermann erwartet sich ein Fest [5. S. 10]. - Я бы хотел толпе нравиться, Особенно потому, что она живет и позволяет жить. Столбы и доски сколочены, И каждый ждет праздника25. Wir machen wir's, daB alles frisch und neu Und mit Bedeutung auch gefallig sei [5. S. 6]. - Мы делаем все так, чтобы было свежо и ново, И смысл тоже привлекал. Директор у Грибоедова говорит о том, что в публике много знатоков, и, чтобы угодить им, нужно приспособиться к их запросам; ум в данном случае - прагматический расчет, рассудочность, которая необходима Поэту, дабы угодить публике. Потому Директор, убеждая Поэта, заключает: Что? гордости порыв утих? Рассудок превозмог... [4. Т. 2. С. 228]. Грибоедов Чтоб большинство людей осталось мной довольно, Которое живет и жить дает. Дом зрелища устроен пребогатый, И бревяной накат, и пол дощатый, И все по зву: один свисток -Храм взыдет до небес, раскинется лесок. Лишь то беда: ума нам где добиться? [4. Т. 2. С. 226] Чтоб были вещи им новы, И складно для ума, и для души отрадно [4. Т. 2. С. 226] Грибоедов по-своему видит и спор участников «Пролога» о театре. Позиция Директора у Гете достаточно проста: он жаждет успеха, стремится привлечь постановкой как можно больше зрителей, его очень радует толпа перед театром. Он сторонник прагматического подхода, ничего творческого в этом ремесле он не видит. Театр для него лишь средство развеять скучающую толпу. В своем переводе Грибоедов добавляет Директору явно выраженное ироническое отношение к толпе. Он замечает, что публика ждет и требует чего-нибудь нового, «складного для ума» и «для души отрадного», так как о многих драматургических произведениях уже знает, хотя и понаслышке: Не то, чтобы у нас к хорошему привыкли, Да начитались столько книг! [4. Т. 2. С. 226]. Зрители склонны долго рассуждать о театре, но опять же лишь от скуки. По мнению грибоедовского Директора, толпа глупа и неразборчива, она жаждет лишь развлечений, а подлинное искусство и высокие идеи ей неинтересны. Оппонентом Директора в споре выступает Поэт, изображенный Гете в романтических тонах. По контрасту с Директором Поэт говорит возвышенно и высокопарно, толпу он ассоциирует с затягивающей трясиной, суетой, пошлостью, в то время как творцу нужны покой, уединение. Для Поэта театр представляет прежде всего высокое искусство. У Грибоедова образ Поэта-романтика иронически заострен. Он критично относится к толпе: толпа, по его словам, клюет на блеск, который изменчив, в то время как искусство вечно. Промежуточную позицию между Директором и Поэтом у Гете занимает Комический актер (Весельчак). Он высказывает примирительную мысль: любому талантливому актеру толпа необходима: восхищение, восторг толпы должны его вдохновлять. Грибоедов точно передает эту реплику, но опускает фразу, вводящую тему ума у Гете. И в этом снова видна ирония: актер, желающий славы, признания, должен лишь удовлетворять нехитрым запросам публики - ум при этом не нужен. Спор о театре, поэте и толпе Грибоедов прерывает на последней реплике Поэта, суть которой в том, что поэт не должен писать в угоду толпе. В поэте, по его мнению, сосредоточены божественная сила, творческое начало, и рассудочность, которую Директор понимает под умом, абсолютна неприемлема: Ты постигаешь ли умом Создавшего миры и лета? [4. Т. 2. С. 229]. Очевидно, позиция Поэта близка самому Грибоедову, который противопоставлял ум и рассудок, т.е. совершенно «трезвый, здравый ум», отдавая явное предпочтение первому26. Это в большей мере видно на материале комедии «Горе от ума» и также может быть соотнесено с высказыванием И.Н. Розанова, который комментировал использование Грибоедовым эпитета умный следующим образом: « если же он (Грибоедов. - Е.А.) употребляет выражение "трезвый ум", то это у него звучит обыкновенно синонимом пошлости» [7. С. 119-120]. Промежуточную позицию между Директором и Поэтом у Гете за -нимает Комический актер (Весельчак), который призывает Поэта творить не во имя абстрактных идеалов, самовыражения или во благо потомков, но живо и динамично писать для современной публики. Грибоедов отвергает и эту позицию, предполагающую ум как рассудочное начало в творчестве, потому в реплике Весельчака Грибоедов не передает имеющиеся у Гете die Vernunft - «разум, рассудок» и der Verstand - «ум, рассудок». Ср.: Гете LaBt Phantasie mit allen ihren Choren, Vernunft, Verstand, Empfindung, Leidenschaft, Doch, merkt euch wohl! nicht ohne Narrheit horen! [5. S. 11]. - Дайте услышать фантазию со всеми ее хорами, Разумом, умом, Чувством, страстью, Но, запомнитехорошенько! не без дурачества! Можно также предположить, что Грибоедов, переводя «Пролог» Гете, вступает в диалог с А.С. Пушкиным, который в 1824 г. написал «Разговор книгопродавца с поэтом» и годом позже опубликовал его как вступление к первой части «Евгения Онегина». Стихотворение Пушкина также представляло собой столкновение представлений о целях поэтического искусства, его назначении27. Поэт у Пушкина высказывал мысль, что поэзия самоценна, она не должна ориентироваться на толпу, тем более действовать ей в угоду: Грибоедов Скорей Фантазию, глас скорби безотрадной, Движенье, пыл страстей, весь хор ее нарядный К себе зовите на чердак, Дурачеству оставьте дверцу, Не настежь, вполовину, так, Чтоб всякому пришло по сердцу [4. Т. 2. С. 227]. Делиться не был я готов С толпою пламенным восторгом, И музы сладостных даров Не унижал постыдным торгом [9. С. 291]. Книготорговец, напротив, придерживается мнения, что труд поэта должен приносить ему славу и деньги: Не продается вдохновенье, Но можно рукопись продать [9. С. 294]. Так необходимость заставляет пушкинского Поэта продать рукопись Книготорговцу. Очевидно, что позиции Грибоедова и Пушкина схожи: оба понимают, что искусство творится высокой поэтической личностью, оно высоко по своему устремлению, противоположному толпе, но при этом вынуждено считаться с реальностью, т.е. с той толпой, которая дает средства для существования поэта. Оба ставят сложнейший вопрос деонтологии творчества - вопрос о свободе творческой личности - и решают его в направлении определенного компромисса. А.А. Дубровин по этому поводу отмечает: Из его (Грибоедова. - Е.А.) слов следует, что, рассматривая зрительскую толпу как невежественную и неспособную воспринять высшую поэзию, театральное искусство не должно тем не менее нисходить до простой забавы, стремясь к угождению неразвитым вкусам. Драматический поэт не должен забывать, что его пьеса - зрелище, и обязан приложить все свое искусство, чтобы понравиться зрителям, но при этом заботиться о правдоподобии так, как будто зрителя не существует [10. С. 33]. То, что Грибоедов завершает перевод словами Поэта, придает позиции этого персонажа особую весомость: если Гете обобщает, синтезирует все три точки зрения, то Грибоедов отдает предпочтение позиции Поэта. На этом основании Л.А. Степанов заключает, что Грибоедов «был свободен от особого противоречия, жившего в душе Гете, -противоречия между позициями директора театра и автора. Он целиком принимает позицию Поэта и выражает ее с еще большей эмоциональностью и глубиной» [11]. Думается, позиция Грибоедова несколько сложнее, отношение к доводам оппонентов Поэта не столь однозначно. К такому выводу приходит М.А. Александрова: «.внутренний конфликт автора воплощается в "Отрывке из Гете" несколько иначе, нежели в первоисточнике: вместо диалогического столкновения разных позиций - почти независимое, хотя и не вполне равноправное звучание голосов. Замкнутое монологическое сознание в итоге торжествует, за Поэтом-мессией остается последнее слово. Однако это "торжество" объективно корректируется самоочевидной правотой других персонажей» [12. С. 117]. Такая оценка перевода из Гете сообразна наблюдению В.М. Марковича, отмечавшего принцип компромисса, синтеза, свойственный эстетике Грибоедова: «.принцип компромисса пронизывает весь художественный строй "Горя от ума" Компромисс превращается в плодотворный синтез тради-цийи новаторства» [13. С. 75]. Осуществляя перевод отрывка из «Фауста», Грибоедов делает «Пролог в театре» своеобразным манифестом своей драматургии -Л.А. Степанов справедливо называет перевод из Гете «центральным и наиболее полным эстетическим высказыванием Грибоедова» [11. С. 10]. Поэтому данный перевод Грибоедова представляет интерес не столько как пример обращения русского автора к произведению Гете, сколько в плане осмысления зрелого творчества Грибоедова.

Скачать электронную версию публикации