Peter the Great in the Memoirs of Marquis de Dangeau and Duc de Saint-Simon.pdf К началу XVIII в. Петр I воспринимался на Западе как «карнавальный персонаж» [1. P. 15]. Иностранцев удивляли манеры русского царя, его костюм, многочисленная свита и даже внешность. Один из первых портретов молодого Петра содержится в записках Фуа де ла Невилля «Любопытные и новые известия о Московии» (1698): Петр «очень красив и строен собою, и острота ума его дает большие надежды на славное царствование, если только будут руководить им умные советники» [2. С. 437]. Вместе с тем у Петра блуждающий взгляд, его развлечения жестоки. «Кто бы мог разглядеть в этом портрете одного из героев века?» - задавался риторическим вопросом французский исследователь Альбер Лортолари [1. P. 15]. На рубеже XVII-XVIII вв. о Петре I и России писал еще один французский литератор, маркиз де Данжо (1638-1720), придворный Людовика, государственный советник, член Французской академии, бывший с 1680 г. воспитателем Дофина. На протяжении многих лет В.П. Трыков 106 Данжо вел дневник, который лег в основу его «Мемуаров». Маркиз, в России никогда не бывавший, поведал немногое. Кое-что было основано на его личных впечатлениях придворного: так, например, Данжо составил лестное представление о могуществе Московии, видя, с каким почетом Людовик XIV принимал послов Великого Князя Московского, сделав им богатые подарки. Он имел возможность наблюдать некоторых московитов в Версале и был восхищен их умелой игрой в шахматы. Однако большая часть сведений, которые сообщает Данжо, получена из дипломатических источников или является пересказом слухов, распространявшихся при дворе. В нескольких строчках упоминается о драматических событиях дворцового заговора и бунта стрельцов: «Королю докладывали сегодня новости о том, что произошло в Московии. Князь Голицын и принцесса Софья составили заговор против царевичей. Заговор был раскрыт. Князь Г алицын был сослан в Сибирь, по дороге куда был убит. Принцесса Софья была заточена в монастырь. Было казнено много бояр, более 600 человек, участвовавших в заговоре» [3. Vol. 2. P. 128]. Самые обычные детали протокола в глазах придворного маркиза приобретают сугубый интерес и особую значимость. Вот как он сообщает о визите Петра I в Германию: «Мадам1 получила точные сведения из Германии, что царь Московии прибыл ко двору курфюрста Бранденбургского в сопровождении своего посла господина Лефорта и еще 600 человек. Это известие, каким бы смешным оно ни казалось, не становится оттого менее правдивым» [3. Vol. 6. P. 138]. Что так рассмешило маркиза? Очевидно, огромная свита русского царя, численность которой нарушала нормы дипломатического этикета. Для Данжо российский царь - не более, чем курьез, достойный разве что беглого упоминания в рамках придворной и дипломатической хроники. В 1717 г. Данжо получил возможность наблюдать Петра I во время его визита во Францию, однако это ничего не изменило в его нарративе. Он, как и прежде, коротко, сухо и скрупулезно, буквально по дням фиксирует события, связанные с пребыванием российского императора в стране. И в этой части «Мемуаров» Данжо Петру I по- 1 Так называли при дворе морганатическую жену Людовика XIV маркизу де Ментенон, тайный брак с которой был заключен в 1684 г. Петр Великий в мемуарах Данжо и Сен-Симона 107 священы немногочисленные и отрывочные записи, в которых информация о визите русского царя перемежается сообщениями о событиях придворной жизни и растворяется в них. Читатель узнает, что во время охоты на оленя Петр I упал с лошади, что царю очень понравился Версаль и он пожелал переночевать в Трианоне, куда для него специально была принесена кровать. Подробно сообщается о том, кому Петр I нанес визиты, какими подарками обменялись французский король и российский император и т.д. и т.п. К этому добавлено несколько фактов, характеризующих свиту царя не с лучшей стороны: сопровождающие Петра I развлекались с девицами в версальском дворце, во время возвращения царя из Пти-Бура в Париж на судне его свитой было выпито много вина. Сен-Симон так отзывался о «Мемуарах» Данжо: «Трудно понять, как могло хватить у человека терпения и настойчивости, чтобы работать ежедневно в продолжение пятидесяти лет над таким сочинением, тощим, сухим, натянутым, полным всяких предосторожностей и формализма, давать только отталкивающую бесплодную шелуху. Надо, впрочем, сказать, что Данжо и не мог бы написать настоящих мемуаров, которые требуют, чтобы автор хорошо знал внутреннюю жизнь двора и ее движущие пружины. Хотя он почти не выходил оттуда, а если выходил, то на короткое время, хотя он получал там отличия и вращался в хороших кругах, хотя его там любили, даже уважали за честность и уменье беречь секреты, - тем не менее верно то, что он никогда не знал ничего как следует, не был ни во что посвящен. Сама его жизнь, пустая и внешняя, была такою же, как его “Мемуары”. Он не знал ничего за пределами того, что было видно всем. Он довольствовался тем, что участвовал в пирах и празднествах и из тщеславия заботился это указать в “Мемуарах”; но он никогда не играл выдающейся личной роли» [4. Кн. 1. С. 19]. Как видим, характеристика не слишком лестная, но вполне справедливая, если не принимать во внимание той роли, которую сыграли «Мемуары» Данжо в написании «Мемуаров» Сен-Симона, однако об этом речь пойдет ниже. Пока же ограничимся констатацией, что оптика Данжо целиком определялась его положением и кругом интересов придворного. Он не сумел по достоинству оценить масштабов фигуры Петра I, его роли в истории России. В.П. Трыков 108 Эта заслуга будет принадлежать другому французскому писателю, современнику Данжо, автору знаменитых «Мемуаров» (17881789, полное издание в 21 т. 1829-1831 гг.), герцогу Сен-Симону (1675-1755). Он стоял у истоков формирования «русского миража», идеализированного представления о России и ее правителях. Сен-Симон был знаком с «Мемуарами» маркиза де Данжо, рукопись которых в конце 1720-х гг. ему передал родственник Данжо герцог де Люин. Как уже отмечалось выше, Сен-Симон оценил труд Данжо весьма критически, упрекая его автора в поверхностности. Однако фактографическую ценность дневников Сен-Симон не мог не признать. Он сначала пишет свои замечания и добавления к дневнику Данжо, а затем принимается за работу над собственными «Мемуарами», которая продлится двадцать лет. В центре внимания Сен-Симона, как и его предшественника, эпоха Людовика XIV и фигура «короля-солнца». Сен-Симон также показывает себя опытным придворным, знатоком этикета, фиксирующим малейшие его нарушения. Однако если в «Мемуарах» Данжо России и Петру I посвящены немногочисленные и отрывочные записи, в которых информация о визите русского царя тонет в рассказе о событиях придворной жизни, то Сен-Симон в своих воспоминаниях посвящает пребыванию Петра I во Франции в 1717 г. отдельную главу «Приезд царя во Францию». В ней Сен-Симон, как и Данжо в своих «Мемуарах», дает подневный отчет о пребывании Петра I во Франции. Как и Данжо, его интересуют малейшие детали церемониала: он отмечает, кто присутствовал при тех или иных встречах, кто был представлен царю, а кому было отказано в подобной чести, сколько продлился тот или иной визит, какие знаки внимания были оказаны сторонами друг другу, какими подарками они обменялись и т.д. Значительную часть информации Сен-Симон черпал из «Мемуаров» Данжо, иногда чуть не дословно повторяя не только отдельные факты, но и некоторые пассажи из его рукописи. Сен-Симон заимствует у Данжо многие факты и эпизоды (например, о том, что Петр предпочел особняк Лесдигьер покоям королевы-матери в Лувре, которые показались ему чересчур роскошными, или эпизод, когда Петр во время посещения оперы с регентом Франции неожиданно попросил пива). Однако, в отличие от своего предшественника, Сен-Симон выступает не простым хроникером, более-менее точно фиксирующим Петр Великий в мемуарах Данжо и Сен-Симона 109 события, но историком, мыслителем и моралистом. Сен-Симон, в отличие от Данжо, сумел понять масштаб фигуры Петра I, его реформ и его место в современной ему европейской политике. «Петр I, царь Московии, совершенно заслуженно стал настолько знаменит и у себя, и по всей Европе и Азии, что я не решусь сказать, будто знаю другого столь же великого и прославленного монарха, равного героям древности, который вызывал бы такое восхищение в свое время и будет вызывать в грядущие века» [4. Кн. 2. С. 349]. «Сей монарх, желавший вывести и себя и свою страну из варварства и расширить ее пределы с помощью завоеваний и договоров, понимал, насколько необходимо родниться посредством браков с наиболее могущественными государями Европы» [4. Кн. 2. С. 351]. В «Дневниках» Сен-Симона содержится пассаж, которого нет в рукописи Данжо, о том, как Петр хотел принять католичество в России, чтобы сблизиться с европейскими монархами, о миссии Куракина в Рим с целью разведать, «каковы притязания Рима», и последующий отказ Петра от своего замысла, когда он понял, что принятие католичества ограничит его власть. Сен-Симон, в отличие от Данжо, видит в Петре дальновидного политика, проницательного государственного деятеля, способного оценить последствия принимаемых решений, но также и реформатора, готового учиться и перенимать у Европы все лучшее, чем она обладает. Сен-Симон упоминает о многочисленных путешествиях Петра в западноевропейские страны с образовательной целью, о чем не счел нужным сообщить Данжо. Вообще, у Сен-Симона любознательность, стремление к просвещению - чуть ли не главная характеристика Петра I. Так, в рукописи мемуаров Данжо Сен-Симон делает следующее обширное добавление о Петре I, которое впоследствии с незначительными корректировками войдет в окончательный текст «Мемуаров» Сен-Симона: «Этот знаменитый царь наделал столько шума в свете, что было бы бесполезно распространяться о нем. Ограничимся лишь тем, что скажем о том восхищении, которое он вызвал своей чрезвычайной любознательностью, которая распространялась на все и ничем не пренебрегала, даже самыми ничтожными подробностями, если они могли оказаться впоследствии полезными и значительными; он был сведущ во всем, он высоко оценивал только то, что того заслуживало, обнаруживая при этом блистательный ум, верность суж- В.П. Трыков 110 дений и тонкость восприятия, широту кругозора, образованность и некую постоянную значительность» [3. T. 17. P. 80-81]. Сен-Симон не только воспроизводит то, что нашел в мемуарах Данжо. Кое-что Сен-Симон мог увидеть сам во время визита Петра I к генералу д’Антену, куда был приглашен и Сен-Симон, который попросил генерала не представлять его гостю, чтобы иметь возможность «пялиться на него, сколько душе угодно» [4. Кн. 2. С. 368]. Здесь Сен-Симону предоставлялась возможность проявить свою проницательность и тонкость психологического анализа. Сен-Симон - мастер психологического портрета, развернутых нравственных характеристик. Это то, что он прежде всего добавил к мемуарам Данжо2. Сен-Симон дает развернутый портрет Петра I, основанный на личных впечатлениях. Заметим, что в мемуарах Данжо такого портрета царя нет. «Царь Петр был высок ростом, очень хорошо сложен, не тучен телом, с лицом округлой формы, высоким лбом и красивыми бровями; нос у него был довольно короткий и не массивный, чуть расширенный на конце, довольно полные губы, красноватое смуглое лицо, большие, красивые, живые и проницательные черные глаза, взгляд величественный и благосклонный, когда он следил за собой, но иногда суровый и бешеный; он страдал судорогами, которые случались у него не часто, но так искажали лицо и глаза, что внушали ужас. Продолжались они всего мгновение, взгляд становился блуждающим и страшным, но тотчас же прекращались. Весь его вид свидетельствовал об уме, рассудительности и величии и не чужд был известной приятности. Он носил полотняный воротник, круглый, темный, похоже, не напудренный парик, не доходивший до плеч, коричневый полукафтан с золотыми пуговицами, башмаки, чулки, звезду и ленту ордена своего государства; перчаток и манжет он никогда не носил; полукафтан у него нередко полностью был расстегнут, шляпа вечно валялась на столе: он ее никогда не надевал, даже на улице. Но и при всей этой простоте, при том, что он иной раз ехал в первом попавшемся экипаже, сопровождаемый теми, кто подвернулся, все сразу 2 Эти добавления были им первоначально сделаны при чтении рукописи дневников Данжо и воспроизведены в вышеуказанном девятнадцатитомном их издании [3]. Петр Великий в мемуарах Данжо и Сен-Симона 111 понимали, кто он такой, по присущему ему от природы величественному виду» [4. Кн. 2. С. 358-359]. Если у Данжо нарушения этикета вызывают снисходительную насмешку, то Сен-Симон, напротив, с интересом и некоторым удовлетворением подчеркивает эту небрежность в костюме и манерах русского царя (не напудренный парик, отсутствие перчаток и манжет, небрежно расстегнутый полукафтан, ненужная шляпа). И здесь взгляд Сен-Симона оказывается шире и проницательнее, чем у его предшественника. В этой небрежности Сен-Симон видит богатство натуры русского царя, харизматичность его личности. Если что-то и насторожило Сен-Симона во внешности царя, так это контраст между ее благообразием в обычном состоянии государя и уродством во время судорог. Для Сен-Симона-психолога этот контраст становится внешним проявлением какого-то внутреннего изъяна в личности Петра, не названного, не получившего определения или характеристики иррационального начала, вдруг на какое-то время возобладавшего над его обычной рассудительностью и умом, столь высоко ценимыми Сен-Симоном, как и всем XVII столетием. Заметим, что все то негативное, что рассказывает Сен-Симон о царе и его окружении, основано, как правило, на косвенных источниках и является не результатом его непосредственных наблюдений, но воспроизведением общего мнения. Таков рассказ о непотребном поведении свиты Петра в Версале, вызвавшем осуждение его жителей. Этот пассаж содержится в «Мемуарах» Данжо, как и рассказ о странном, не соответствующем нормам придворного этикета поведении царя во время его визита к госпоже Ментенон. Правда, у Данжо это краткое сообщение: «Царь поехал в Сен-Сир; он осмотрел здание и вошел в комнату мадам де Ментенон, которая находилась в постели. Он раздвинул шторы на окнах, чтобы ее увидеть» [3. Vol. 17. P. 354]. Сен-Симон превращает эту сухую информацию в сценку, полную драматизма. Он сообщает, что царь, прибыв из Версаля в Сен-Сир «захотел повидать и г-жу де Ментенон, которая, узнав о таковом проявлении его любопытства, улеглась в постель и задернула все шторы, кроме одной, оставленной наполовину приоткрытой. Царь вошел к ней в спальню, первым делом открыл все шторы на окнах, потом отдернул полог кровати и стал разглядывать г-жу де Ментенон, не говоря ей ни слова, равно как и она ему, после В.П. Трыков 112 чего удалился, даже не подумав поклониться. Мне известно, что она была этим крайне поражена, а еще более оскорблена, но покойного короля уже не было на свете» [4. Кн. 2. С. 367-368]. У Сен-Симона сценка обрастает новыми подробностями, которых не было в мемуарах Данжо. Госпожа де Ментенон, узнав о предстоящем визите царственной особы, выстраивает мизансцену: укладывается в постель, зашторивает окна спальни. Сен-Симон акцентирует бесцеремонность поведения царя, которой не было в описании Данжо. Петр I не только открыл шторы, но и отдернул полог кровати, стал молча разглядывать госпожу де Ментенон и ушел, не поклонившись. К этой картине Сен-Симон добавляет описание реакции на визит госпожи де Менте-нон, которая была поражена и оскорблена поведением русского «варвара». Весь эпизод у Сен-Симона предстает как психологический поединок двух сильных личностей, имеющих разный статус. Утратившая свое былое влияние и беззащитная после смерти Людовика XIV, его морганатическая супруга вынуждена сносить бесцеремонность пребывающего на вершине своего могущества российского монарха и пытается отстоять свое достоинство. Другой эпизод, который Сен-Симон добавил в своих «Мемуарах» к запискам Данжо и который стал своеобразной параллелью и одновременно антитезой к анекдоту о визите Петра I к госпоже де Мен-тенон, - это рассказ о визите госпожи де Матиньон к царю. Ситуация повторяется. Только теперь Петр I становится объектом праздного любопытства светской дамы. Однако если у госпожи де Менте-нон нет возможности уклониться от визита царя, то Петр I находит возможность избежать назойливой визитерки: в карете госпожи де Матиньон он уезжает в Булонь. «Мадам де Матиньон с изумлением обнаружила, что осталась пешей», - заключает Сен-Симон [4. Кн. 2. С. 358]. В обоих случаях симпатия Сен-Симона на стороне «жертвы» праздного любопытства независимо от ее социального статуса. В первом случае это отношение выражено фразой, окрашенной в элегические тона: «Но покойного короля уже не было на свете», т.е. госпожа де Матиньон лишилась могущественного защитника, способного отстоять ее достоинство и заставить даже царственную особу соблюдать нормы этикета и выказать должное уважение к супруге короля; во втором - ироническим подтекстом всей ситуации и заключительной фразы. Госпожа де Матиньон не только не смогла ли- Петр Великий в мемуарах Данжо и Сен-Симона 113 цезреть российского монарха, но и лишилась своей кареты. Для Сен-Симона неучтивость неприемлема независимо от того, по отношению к кому она проявляется. Положительные характеристики Петра I, как правило, становятся результатом личных наблюдений автора. «Я нашел, что царь весьма живописен, но всюду и всегда держится словно хозяин» [4. Кн. 2. С. 368]. В финальной характеристике Петра I, резюмирующей все сказанное о русском царе, Сен-Симон пытается соблюсти баланс между личными впечатлениями и общественным мнением, сложившимся во Франции: «Всеобъемлющий и поистине великий царь; своеобычность и разнородность присущих ему талантов и благородных помыслов делают его государем, достойным высочайшего восхищения даже самых отдаленных потомков, невзирая на многие пороки, причиной которых являются варварское его происхождение, варварство его родины и полученного воспитания. Таково единодушное мнение, сложившееся о нем во Франции, которая взирала на него, как на чудо, и была очарована им» [4. Кн. 2. С. 371]. Сен-Симон в финале возвращается к мысли о величии Петра, государя и реформатора. Однако с высокой оценкой личности Петра I соседствуют клише о «варварстве» России. Для Сен-Симона, в отличие от Данжо, Петр не курьезный персонаж, но прежде всего великий государственный деятель и монарх, стремящийся к знанию и просвещению. Не случайно в уста Петра I Сен-Симон вкладывает мысль, близкую автору-моралисту, видевшему и осуждавшему падение нравов при французском дворе. Дважды с промежутком в одну страницу Сен-Симон повторяет, что царя поразила роскошь, которую он видел, и что он с горечью предвидел, что роскошь погубит Францию [4. Кн. 2. С. 371, 372]. Широта и проницательность взгляда Сен-Симона проявились не только в его общей критической оценке морального состояния французского общества периода Регентства, нравственному разложению которого, стремлению к наслаждениям, роскоши он противопоставил образ сурового русского монарха, стремящегося к знанию, равнодушного к наслаждениям, отказавшегося разместиться в покоях королевы-матери в Лувре, сочтя их чрезмерно роскошными. Сен-Симон сумел по достоинству оценить и возросшее влияние петровской России, и преимущества для Франции союза с ней. «Не- В.П. Трыков 114 возможно отрицать, что он (Петр I. - В.Т.) играл огромную роль и в Азии, и в Европе, так что Франция весьма выиграла бы от тесного союза с ним» [4. Кн. 2. С. 372-373]. Сен-Симон, знаток не только придворного этикета и церемониала, но и политических раскладов при французском дворе, внутренних механизмов внешней политики Франции, с сожалением констатирует, что интриги отдельных влиятельных лиц, лоббирующих английские интересы, не позволили Франции установить более тесные отношения с Россией, сторонником которых он был. Сен-Симон завершает главу о пребывании Петра I во Франции неутешительной констатацией: «Потом пришлось долго раскаиваться, что мы поддались гибельным чарам Англии и так по-дурацки презрели Россию» [4. Кн. 2. С. 374]. Таким образом, отталкиваясь от мемуаров Данжо, используя их как «сырой материал», Сен-Симон создал свою оригинальную версию образа Петра Великого, став одним из первых создателей «петровского мифа» во Франции.

Скачать электронную версию публикации