The image of Russia in western media discourse.pdf Образ какой-либо страны формируется под влиянием многих факторов, и один из самых действенных - представление его в медийном пространстве. Причем в пространстве не в пассивном, а, наоборот, в предельно актуализированном, обретающем свойства дискурса, захватывающего реципиента напряженной драматургией и изобретательной сюжетикой. Образ страны - это своеобразный артефакт, в значительной мере порождение воли автора, порой пристрастного, а зачастую предвзятого и тенденциозного. Совершается реверсивный процесс: с одной стороны, автор, во многом исходя из собственных интересов, участвует в создании медиапродукта, влияющего на мировосприятие и выбор позиции аудиторией, а с другой стороны, социум и конкретная аудитория, являющаяся иногда исключительно активной частью социума, оказывают мощное влияние на автора. Представители истеблишмента, прежде всего политического и финансового, составляют самую влиятельную часть аудитории качественной прессы, и именно они могут радикально воздействовать на редакционные коллективы, требуя соответствующей релевантности в освещении событий. Они фактически в состоянии принуждать автора к поступкам, порой предосудительным, а то и безнравственным и постыдным. Нередко случается так, что автор старается угодить тем, кто оплачивает его работу, и вследствие этого преднамеренно искажает факты, допускает диффамацию. Он включает механизм самоконтроля, порой интуитивно и безотчетно, понимая вместе с тем, что от того, какую позицию он занимает, зависит его карьерный успех и в конце концов уровень благосостояния. Журналисту, освещающему политические события в условиях международной напряженности, трудно быть объективным. Один из немногих достойных уважения примеров - позиция Уолтера Липпма-на, который в условиях «холодной войны» придерживался взвешенных суждений и стремился к непредвзятому анализу происходящего. Вот мнение В.О. Печатнова об американском журналисте: «Прежде всего, сами источники советского поведения он видел не столько в идеологии, сколько в рациональных стратегических интересах великой державы, обусловленных ее историей, географическим положением и ресурсами. Русская армия, напоминал Липпман, оказалась в сердце Европы не в силу идеологического мессианства, а в результате агрессии Гитлера и нежелания Запада взять на себя главное бремя войны с ним на Европейском континенте. ...Липпман... умудрился занять независимую позицию, в целом трезво оценивая характер "советского вызова" и не впадая в кликушество, свойственное большинству его собратьев по перу, видевших тогда спасение Америки только в массированном перевооружении» [1. С. 219, 269]. Еще один пример, поистине уникальный и беспрецедентный, выполнения журналистского долга в тяжелейших условиях господствующей преступной идеологии и политической агрессии - это сотрудничество Рихарда Зорге с редакцией влиятельной нацистской газеты Frankfurter Zeitung, фактически предшественницей современной Frankfurter Allgemeine Zeitung. Будучи одним из самых известных публицистов в Германии и собственным корреспондентом этой газеты - причем для советского разведчика это не было профессиональным «прикрытием», а было, скорее, осуществлением творческого призвания, - он не опубликовал ни одного материала, который не отвечал бы его убеждениям и противоречил бы его творческой воле. Журналистская позиция Зорге всегда оставалась безупречной. К сожалению, мир возвращается к ситуации жесткого противостояния России и Запада. Уже четко обозначился системный социально-политический разлом, который напрямую и очень глубоко затронул не только экономическую, военную, научно-производственную, культурно-цивилизационную, но и гуманитарную области: массы людей оказались вовлеченными в противостояние между Западом и Россией, и мир опять оказался на пороге возможной катастрофы. Сейчас нет противоборства идеологий, как это было в годы «холодной войны», превалируют, прежде всего, национальные прагматические интересы. Однако в годы идеологического противостояния противники серьезно изучали друг друга, знали слабые и сильные места, умели договариваться и соблюдали в своих действиях определенные негласные правила. Кроме того, конфронтация носила блоковый характер: она осуществлялась в рамках двух гигантских военно-политических объединений. В настоящее время даже военный блок НАТО не выдерживает диалектически неизбежного воздействия энтропийных факторов, хотя и предпринимаются попытки - в настоящее время все более активные - восстановить его былое могущество. Система во многом устарела и явно переживает стадию деконструкции, что, однако, отнюдь не делает ее менее опасной. Среди государств, входящих в этот блок, то и дело возникают конфликтные ситуации. Во всяком случае, разногласия порой приобретают системный характер, что выразилось, в частности, в санкционных угрозах США даже по адресу стран, входящих в этот военный блок. То есть модель геополитического развития обрела черты нестабильности, хаотичности и непредсказуемости, что непосредственно сказывается и на процессах медиатизации: масс-медиа сегодня во всем мире отличаются значительной непоследовательностью, субъективностью и ангажированностью, причем эти качества сочетаются зачастую с агрессивностью, политическим менасивом и другими проявлениями неэтикетного и даже враждебного речевого поведения по отношению к оппонентам. В то же время необходимо учитывать масштабные технологические изменения, которые претерпели медийные комплексы: благодаря мультимедийным системам возможности масс-медиа небывало возросли, превратив их в глобальную мощную пропагандистскую ма-шинерию. Да и газетно-журнальный медийный сегмент вопреки некоторым некомпетентным суждениям продолжает развиваться и совершенствоваться, хотя и в переструктурированном виде. Объектом особого внимания практически всех мировых масс-медиа стала Россия, которая интерпретируется многоаспектно, оцениваются ее социально-политические, экономические, культурные стороны. Делается это зачастую преднамеренно негативно, превратно истолковываются даже казалось бы очевидные факты. Очернить все, что совершают россияне, стало едва ли не основным трендом современной медийной политики. Масс-медиа, прежде всего западные, превращаются в инструмент достижения корыстных интересов и отступают от императивов объективности и гуманизма, что должно характеризовать журналистику как социальный институт. Целью западной медийной системы, которая фактически уже давно превратилась в средство пропаганды, стало создание резко негативного образа России. В ней видят не просто конкурента в социально-политической и экономической областях, но уже, по сути, глобального противника. По мере того, как обретают впечатляющие масштабы самостоятельность и независимость России, возрастает военно-промышленный потенциал, а также становится все более заметным ее международное влияние, усиливается активность западной медийной системы, направленная на преднамеренную демонизацию России, представление ее как дикой, нецивилизованной страны с непредсказуемой и опасной политикой. Подобные действия западных масс-медиа формируют неприглядный, отталкивающий образ России, что отрицательно сказывается на ее международной репутации и наносит прямой ущерб национальной безопасности. К этому надо прибавить еще и многочисленные публикации в отечественных СМИ и в социальных сетях, содержащие не только необъективную критику отдельных сторон российской политики, но и злобные, оскорбительные высказывания явно клеветнического характера. Примечательно, что и качественные газеты, самые влиятельные в мире издания, перестали непредвзято оценивать ситуацию, а во многих исходных концептуальных своих устремлениях перешли на платформу политической аксиоматики: не опираясь на эмпирические данные и без логического анализа, используют готовые оценочные клише с негативной коннотацией. Уровень влияния этих изданий носит глобальный характер, и в них представлена преимущественно авторская журналистика, что позволяет идентифицировать профессиональные действия субъектов медийного процесса. Как правило, это неплохо подготовленные и даже вышколенные в технологическом отношении сотрудники политических редакций, выступления которых даже в мелочах не противоречат общей политической платформе владельцев медиа. В то же время надо учитывать, что западная система масс-медиа, несмотря на отдельные внутренние противоречия и стремление к самостоятельным суждениям, идеологически и субординационно выстроена достаточно четко: тон задают обычно ведущие качественные газеты. В Европе это - Financial Times, Frankfurter Allgemeine Zeitung, Neue Zurcher Zeitung, а в США - The New York Times. Если учитывать, что эти печатные издания располагают также собственными сетевыми порталами, воссоздающими те публикации, которые появились на бумажных носителях и которые, таким образом, доступны миллионам читателей на всем земном шаре, то несложно определить уровень влияния данного совокупного мультимедийного комплекса. Каждая публикация автора названных выше изданий обретает эффект многократного повторения и реализует определяющую и направляющую функцию в аксиологическом плане - политическом, социальном, экономическом и даже культурном. Речь идет не только о выборе основных идеологических направлений, воссоздающих западный медийный мейнстрим, но значение обретает даже тональность высказываний, умение что-то замалчивать, а что-то, наоборот, чрезмерно активно актуализировать. И еще один важный политический нюанс: медийный истеблишмент выдвигает журналистов, не лишенных достаточно высокого профессионального уровня, амбициозных и в то же время покладистых, не претендующих на самостоятельность суждений и высказывающихся явно в русле текущей национальной политики, какой бы она ни была. Редакция одной из самых влиятельных в мире качественных газет The New York Times на должность репортера по вопросам национальной безопасности, освещающего, в частности, деятельность разведслужб, пригласила в 2018 г. в вашингтонское бюро выпускника Гарвардского университета Джулиана Барнса, который до этого работал в брюссельском и вашингтонском бюро The Wall Street Journal, а еще ранее сотрудничал с Los Angeles Times, Arkansas Democrat-Gazette и U.S. News & World Report. Немногим раньше, и также по направлению национальной безопасности, в вашингтонском бюро The New York Times начал работать Мэттью Розенберг, который окончил бакалаврское отделение государственного университета Макгилла в Квебеке. До того как стать репортером по вопросам национальной безопасности в редакции газеты The New York Times, Розенберг был собственным корреспондентом этой газеты по Азии, Африке и Среднему Востоку и в 2018 г. был удостоен Пулитцеровской премии за освещение избирательной кампании Дональда Трампа и его отношений с Россией. Еще раньше Ро-зенберг работал в редакциях газеты The Wall Street Journal и международного агентства информации и новостей The Associated Press. Одна из самых заметных публикаций Барнса и Розенберга -«Кремлевские источники идут тихо, во тьме покидая ЦРУ и оставляя информацию о планах Путина на промежуточные выборы» [2]. Публикация была посвящена промежуточным американским выборам и, конечно, в соответствии с должностной спецификой авторов освещалась, прежде всего, в аспекте национальной безопасности США. Главная угроза для независимого проведения выборов, как можно судить из контекста материала, исходит от России. Уже в самом начале аналитической корреспонденции - пожалуй, именно так можно определить жанр публикации - авторы заявляют о том, что еще два года тому назад «американские разведывательные органы срочно и с полной уверенностью предупредили о намерении России сорвать американские президентские выборы, и подробнейшая информация об этом, а также оценка операции появилась в значительной степени благодаря осведомителям, близким к президенту Путину и кремлевским кругам, которые предоставили важные детали». Необходимо отметить, что текст и заголовка материала, и первого абзаца содержит явные признаки провокативного дискурса: сообщается о наличии у американских спецслужб агентурной сети в непосредственной близости к руководству России. Заявление голословно, как, впрочем, и вся публикация, но оно обладает довольно сильным потенциалом прагматического воздействия. Отсутствие конкретных аргументов авторы пытаются компенсировать повышением эмоционального тона, патетикой борцов с несправедливостью и неоправданно сложными и даже замысловатыми речевыми конструкциями с избыточной модальностью. Барнс и Розенберг как бы стремятся к применению приема аподиктической аргументации, но получается только ее видимость, поскольку данная аргументация предполагает использование точных, практически научных фактов и жесткой логичности текстуализации. Этого в публикации нет. Материал строится на гипотетических суждениях с элементами хорроризации и подается как констатация свершившегося: «должностные лица не считают, что источники были скомпрометированы или убиты»; «условия более агрессивной деятельности контрразведки со стороны Москвы»; «попытки убить шпионов, как это было связано с отравлением в марте в Великобритании бывшего офицера разведки России»; «использовался редкий российский агент нервнопа-ралитического действия» и т.д. Барнс и Розенберг, вместе с тем, чтобы придать публикации хотя бы некоторый эффект достоверности, ссылаются на своих ньюсмейкеров - неких «должностных лиц», которые стремились «защитить методы сбора информации в России» и «говорили на условиях анонимности, поскольку не были уполномочены раскрывать секретную информацию», а «пресс-секретарь ЦРУ отказался от комментариев». И следующее немаловажное заключение авторов: «Соединенные Штаты используют различные формы разведки, включая перехваченные коммуникации и проникновение в компьютерные сети». Из текста корреспонденции Барнса и Розенберга возникает образ России как агрессивного, тоталитарного и опасного государства, которое в своей политике активно использует спецслужбы, готовые с целью реализации захватнических планов на любые действия, вплоть до убийства. Неприглядный образ страны, который формируется при помощи вербального текста, а в сетевом варианте, кстати сказать, дополняется большим количеством гиперссылок, приобретает особую негативную коннотацию вследствие иконического материала: с заголовком корреспонденции коррелирует мрачная фотография, на которой представлена фигура солдата на фоне кремлевских башен, и особо зловещий эффект создает затянутое тучами небо. Примечательно, что всей публикации в целом присуща пристрастность и экспрессивность, что, в принципе, не должно соотноситься с формой презентации материала качественной газетой. Нельзя не признать справедливым мнение о том, что «на современном этапе лингвистических знаний экспрессивность рассматривается как результат взаимодействия эмотивности, оценочности, образности, интенсивности, стилистической маркированности» [3. С. 131]. Эти качества, присущие рассматриваемой публикации, вызывают удивление и ощущение определенной субъективности и даже предвзятости авторской позиции, выраженной, по сути, в маниакально-нервозной форме. Это напоминает некую «игру в шпионов» и принципиально идет вразрез с типологической концептуальностью качественного издания, приоритет которого - строго взвешенная и максимально дискурсивная оценка событий, консерватизм во взгляде на происходящее, уважение к фактам и осторожное отношение к домыслам и подозрениям. Экспрессивность уместна, прежде всего, в бульварной прессе. В европейском медийном дискурсе решающую роль играют издания стран, входящих в Североатлантический альянс и в целом выстраивающих свою политику в интересах Соединенных Штатов. Этим обусловлен вектор их медийной политики вообще и в отношении к России в частности. Так, довольно быстро и активно подключилась к антироссийской общей риторике Frankfurter Allgemeine Zeitung, одна из самых влиятельных в мире газет. Среди ее ведущих корреспондентов - имеющий магистерскую степень Петер Карстенс, который в Вене, Париже и Берлине изучал историю, политику и философию, работал в канцелярии столичного сената, а в сентябре 1994 г. пришел в информационную редакцию Frankfurter Allgemeine Zeitung, в которой теперь освещает политические события. О Карстенсе стоит сказать не только потому, что он имеет неплохую академическую научную подготовку и опыт репортерской работы, что позволило ему встать в ряд ведущих немецких журналистов, но и выступил автором довольно резонансной публикации «Убедительное сдерживание», репортаже, рассказывающем о крупнейших за последние 30 лет учениях НАТО в Норвегии [4]. С одной стороны, западные политики говорили о том, что эти учения не направлены против России, а с другой стороны, главнокомандующий Объединенными силами НАТО в Европе американский генерал Кертис Скапаротти прямо заявил, что «альянс покажет России свои способности по защите суверенной страны». Об этом сообщал и автор репортажа: солдаты отрабатывают «в тяжелых климатических условиях быструю реакцию на агрессию со стороны Крайнего Севера. Под этим подразумевается, согласно положению вещей, Россия, пусть даже в натовских документах об этом прямо и не говорится. . После русского нападения на Крым, позиционной войны на Восточной Украине и угрожающего жеста Москвы на границе балтийских государств ситуация постепенно меняется». То есть меняется к худшему, потому что Россия ведет себя как агрессор. Конечно, возникает немало вопросов в отношении объективности суждений Карстенса. Хотя бы по поводу того, кто спровоцировал события, вследствие которых Крым перешел в состав России, началась война с многочисленными жертвами мирного населения на востоке Украины, и тем более что касается «угрожающего жеста Москвы на границе балтийских государств». Но как бы то ни было автор репортажа воссоздает достаточно четкую картину: Россия - захватчик, а страны Североатлантического альянса - поборники мира и демократии, которые призваны сдерживать этого наглого и беспринципного агрессора. Собственно, идея репортажа, его антироссийская риторика, апологетика натовского военного потенциала - это то, что соответствует западным идеологическим стандартам. Другого, пожалуй, и не следовало ожидать от сотрудника ведущей немецкой газеты. Но нельзя не обратить внимания на одну существенную деталь: Карстенс навязчиво восхваляет боевой дух и выучку солдат бундесвера, выражает даже восторг в связи с тем, что солдаты «бундесвера на удивление хорошо оснащены. Солдаты рады тому, что они, наконец, имеют возможность показать, на что способны». Романтика силы, победной энергии пронизывает всю публикацию: «в шесть часов утра можно увидеть 4000 довольных мужчин и женщин (т.е. солдат. - Б.М.)»; «через три дня на севере должны атаковать красные (условный противник. - Б.М.), и большинство этому рады, особенно те, кто из бундесвера». Слово «радость» и образованные от него лексические формы звучат неоднократно. Это очень напоминает бодрые марши солдат вермахта, отправляющихся на войну, как на веселую прогулку. В этом отношении позиция Карстенса соответствует настроениям, которые наблюдаются в общественном сознании некоторых современных немцев, понемногу становясь, к сожалению, тревожным социальным трендом: героизация немецкого солдата, причем не только современного, но и того, кто был в вермахте. Об этом можно судить, в частности, на основе множества комментариев к фильму «Вторая мировая война: немецкий вермахт на восточном фронте». Для некоторых это - «истинные герои», «настоящие солдаты, крепкие парни», хотя, конечно, есть и другие мнения. В большей степени попытка изменить взгляд на солдат вермахта проявилась в немецком художественном фильме «Наши матери, наши отцы», герои которого - милые одухотворенные юноши, вдруг оказавшиеся на фронте, а советские солдаты - насильники и мародеры. Фактически внедряется в сознание идея о варварстве советского солдата, создается своеобразный противовес формированию положительного образа России: силы, противостоящие ей в кровопролитной войне, исторически не столь и отдаленной, начинают выглядеть порой в позитивном и даже благородном свете. Исторические события получают новое истолкование. Это способствует разрушению положительного образа объекта, особенно если данные действия продолжительны во времени. Объект в данном случае - это та страна, против которой вели войну «бравые солдаты» Третьего рейха, и «необходимо помнить, что подобная разрушительная акция может создать амнезию на объект или событие, закодированные в образе». В итоге может иметь место «взрыв образа», и «действенность данного метода основывается на очень быстром усилении (интенсификации) ведущей субмодальности образа, так что она превышает благоразумный предел и "лопается" вместе с образом, который восстановлению не подлежит» [5. С. 147]. Безусловно, все это становится не спонтанным выпадом против какого-либо объекта, а инструментом продуманной и довольно эффективной пропаганды, направленной в данном случае против современной России. Пространством, в котором осуществляется эта пропаганда, уже стали западные качественные издания, претендующие на статус высокой журналистики. Вне всякого сомнения, они не должны выполнять подобную функцию, поскольку призваны быть средством объективного информирования, взвешенного и независимого аналитического исследования, аргументированного мнения. К сожалению, приходится констатировать, что это не так. Журналистика, превращаясь в орудие пропаганды корыстных и далеко не всегда нравственных идеалов, утрачивает свое нравственное и гуманитарное начало.

Скачать электронную версию публикации