Russian media during the pandemic. Article One: Goals, communication technologies and methods of influencing people'.pdf Введение Одним из событий поистине общечеловеческого масштаба, которое почти на два года отодвинуло на второй план все проблемы современной цивилизации, негативно повлияло на экономическую ситуацию практически всех стран, изменило привычный образ жизни миллионов людей, стала пандемия коронавируса COVID-19. Это событие получило обширное и противоречивое освещение как в российских, так и в зарубежных СМИ, а также многочисленные и столь же противоречивые отклики и комментарии в интернете. Причем массовому обсуждению была подвергнута не только сама болезнь со всеми ее меняющимися симптомами, летальными угрозами и предполагаемыми долгосрочными последствиями, но и меры борьбы с ней. Так, короткие сроки, в течение которых были разработаны, испытаны и стали использоваться различные вакцины от коронавируса COVID-19, дали новый повод для дискуссий. Весь мир разделился на два лагеря. Первые поспешили сделать прививки (от одной до четырех) и другим советовали последовать их примеру. Вторые, с опаской и не-довериям относящиеся к любой вакцине, а особенно к такой «скороспелой», какой представлялась вакцина от COVID-19, и к пропаганде масштабной вакцинации, настойчиво призывали не идти на поводу у элит, в планах которых «массовое чипирование» населения и прочие недостойные цели. Однако прошло не так уж много времени и ситуация в медиапространстве со всей очевидностью продемонстрировала, что пандемия коронавируса ушла из повестки дня жителей России, в глобальных медиа также вирусу стали уделять гораздо меньше внимания. Понятно, что ситуация в Украине резко изменила информационные интересы и медиаперсон, и общества [1]. Соглашаясь с тем, что тема ковида перестала интересовать массовую аудиторию, полагаем, что именно в этой ситуации появляется возможность для спокойного исследования поведения масс-медиа в период мировой пандемии. Кто знает, что ждет нас в будущем, и, может быть, результаты таких исследований будут востребованы. Разумеется, в период разворачивавшейся пандемии вышло много интересных публикаций, авторы которых исследовали различные аспекты деятельности СМИ и социальных сетей в этой ситуации. Основатель Всемирного экономического форума в Давосе К. Шваб и его соавтор Т. Маллере в книге «COVID-19: Великая перезагрузка» [2] утверждают, что COVID-19 вызвал глубокие трансформации в современном социальном мире. По их мнению, кризис, порожденный COVID-19, не имеет аналогов в современной истории. В истории человечества было много вирусов, погубивших жизни миллионов людей, но все они носили локальный характер. В отличие от них COVID-19 охватил весь мир, все уголки земного шара. Это стало следствием того, что, по мнению К. Шваба и Т. Маллере, современному миру присущи: 1) взаимозависимость всего человечества; 2) ускорение темпов развития благодаря техническому прогрессу; 3) сложность и неопределенность мира, требующие перестройки всех форм социальной жизни в масштабах всего человечества. В 2020 г. в России вышла монография «Общество и пандемия. Опыт и уроки борьбы с COVID-19» [3]. В издании всесторонне изучен кризис, спровоцированный пандемией COVID-19, и имеющийся опыт реагирования на кризисные вызовы. Исследователи привели подробную хронологию наступления коронакризиса и проанализировали реакции и механизмы, к которым в форс-мажорных обстоятельствах прибегли сферы здравоохранения, образования, социальной поддержки. Авторами изучены модели реагирования на COVID-19 в экономическом и управленческом секторах, уделено серьезное внимание психологии кризиса и социальной солидарности. Кроме того, в исследовании приведены интервью руководителей федеральных ведомств, непосредственно принимавших решения и отвечавших за реализацию противоэпидемических мер в период пандемии. В 2021 г. вышел сборник «Когда “корона” тяжела: цифровые медиа в эпоху пандемии» [4]. В работе над проектом приняли участие сотрудники и выпускники департамента медиа НИУ ВШЭ. Книга реализована при поддержке Центра цифровых культур и медиаграмотности НИУ ВШЭ. Опубликованы сотни научных статей, посвященных анализу места COVID-19 в медийной повестке дня. К сожалению, размер журнальной статьи не дает нам возможности проанализировать все публикации. Однако среди этого многообразия мы не нашли ни одной публикации, посвященной более или менее глубокому анализу тех целей, которые ставили перед собой авторы и руководители медиа, запуская в медиапоток свои тексты, и тех технологий и средств, которые использовались в этих текстах, чтобы поставленные цели были достигнуты. Таким образом, цель нашего исследования заключается в том, чтобы получить достаточно надежные данные о целевых характеристиках публикаций, посвященных COVID-19, и о тех технологических ресурсах, которые использовались для достижения этих целей. Опираясь на имеющиеся материалы, мы сформулировали самые общие установки, которые определили направленность данного исследования, следующим образом: 1. Мы поддерживаем гипотезу, что коронавирус поставил вопрос о тотальном кризисе всех устоев современной цивилизации [5]. Произошли фундаментальные изменения в экономике, политике, социальной сфере. Стало понятно, что отныне и впредь мир будет нестабильным, неопределенным, сложным и неоднозначным. 2. Возникшая на базе COVID-19 инфодемия оказалась не менее сложным вызовом для общества, чем сам биологический вирус 1 . В условиях информационного общества, в котором информация и ее качество становятся одним из наиболее ценных ресурсов, инфодемия стала критическим социально-психологическим риском, особенно для пользователей интернета. Инфодемия в значительной степени не только определяет психоэмоциональное состояние людей, но и влияет на их поведение, способствующее непосредственному распространению вируса. Помимо прямого воздействия на поведение человека, инфодемия может приводить к косвенным и отсроченным эффектам, поскольку распространение дезинформации может усилить процесс конструирования искаженного восприятия пандемии [7, 9]. В исследованиях показано, что распространение ложного контента приводит к росту цинизма, апатии и экстремизма [10]. Также выяснилось, что инфодемия во многом подкреплялась тем, что люди чаще обращали внимание на негативную информацию. Этот механизм, в частности, объясняется исследованиями Д. Канемана, в которых показано, что негативная информация оказывается для человека более ценной по сравнению с позитивной по ряду показателей [11]. Например, явление «боязни потерь» (стремление не к расширению ресурсов, а к снижению «убытков») приводит к тому, что негативная информация обрабатывается более тщательно, чем позитивная. Негативные впечатления и стереотипы формируются в нашем сознании быстрее и более устойчивы к изменениям, чем позитивные. Некоторые особенности различения «хорошего» и «плохого» определяются биологическими установками, направленными на выживание: человеку нужно быть более бдительным по отношению к плохим событиям, поскольку они угрожают его жизни. 3. Отмечено явление, получившее название «датадемия» [12], т.е. переизбыток различных данных, прежде всего, о коронавирусе и статистике заболеваний. В силу сложившихся обстоятельств интернет мгновенно стал основной «средой обитания» и средством получения информации даже для тех, кто до повсеместных локдаунов и «удаленки» получал информацию из других источников. Если и раньше медиаведы констатировали, что во многом картина мира читателей и зрителей складывалась под влиянием того, о чем писали и говорили СМИ, то теперь последние, прежде всего, «новые медиа», стали едва ли не единственным окном в мир. Безусловно, пандемия стала катализатором всех цифровых информационных процессов и, исходя из новых условий создания и потребления контента, «новые медиа» вынуждены были оперативно трансформироваться. 4. Конспирологические теории представляются наиболее опасными последствиями инфодемии. Так, 5 февраля 2020 г. в вечернем эфире «Первого канала» программа «Время» предложила пять конспирологических теорий относительно происхождения коронавируса. Среди версий было и возникновение вируса в ходе создания Китаем биологического оружия, и разработка вируса американскими фармацевтическими компаниями ради наживы, и искусственное выведение вируса с целью уничтожения азиатской популяции. Ведущий Кирилл Клейменов ограничился лишь выдвижением гипотез и отказался подтверждать какую-либо из них, но в заключение отметил: «Даже те ученые, кто осторожен в оценках, говорят - исключать ничего нельзя». Быстрое распространение конспирологических теорий по всему миру, дополняющееся высокой степенью недоверия к властным структурам, вкупе с теми или иными предубеждениями делает людей более уязвимым для манипуляций. Это также ведет к активным поведенческим реакциям, подрывающим социальную, политическую и экономическую устойчивость общества. Возникшие в условиях пандемии конспирологические теории были направлены на распространение моральной паники, рост межнациональной напряженности и асоциального поведения [13]. 5. Исследования социальных сетей показывают, что пугающие новости, даже если они заведомо неправдоподобны, пересылаются в несколько раз быстрее и со значительно большим охватом, чем положительная и достоверная информация. В результате зарубежные и отечественные СМИ и социальные медиа превратились в «фабрики тревоги», усиливающие негативные психологические последствия пребывания людей на карантине. Шквал негативной информации в СМИ побуждал часть россиян к отказу от просмотра новостей [14]. Что касается методологии и методики данного исследования, то в журнале «Вопросы журналистики» в 2021 г. были опубликованы две наши статьи [15, 16], в которых подробно излагались методологические и методические аспекты аналогичного исследования, проведенного нами на другом материале. К сказанному в тех статьях мы можем добавить, что многоплановое исследование посвященных COVID-19 медиатекстов, размещенных в 2020-2021 гг. в различных источниках, было проведено группой получивших специальную подготовку студентов-магистрантов факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики. Ими были проанализированы 460 текстов, которые были опубликованы в российских и иностранных СМИ и/или размещены на интернет-ресурсах. Перечень типов медиа, материалы из которых были подвергнуты анализу, приведен ниже (далее в таблицах и рисунках для экономии места будут указаны только соответствующие номера типов медиа): 1. Федеральные телеканалы. 2. Федеральные радиостанции. 3. Нишевые теле- и радиоканалы и интернет-издания. 4. Региональные СМИ, представляющие все федеральные округа РФ. 5. Федеральные газеты. 6. Общественно-политические журналы. 7. Социальные сети. 8. Социальные сервисы: микроблоги, мессенджеры. 9. Американские СМИ. 10. Европейские СМИ. Анализ целевых установок медиаконтента, посвященного COVID-19 На основе предварительного анализа публикаций в медиа были выделены следующие типы и характеристики основных целевых коммуникационных установок, которые в той или иной степени появляются в медиаконтенте: 1. Дискредитация (приведение фактов и аргументов, подрывающих доверие к высказываемым положениям). 2. Конформизм (выражение согласия с высказанной другими точкой зрения). 3. Конфликтогенность (стремление спровоцировать конфликт или поддержание, разжигание существующего конфликта). 4. Критика социальных институтов или конкретных индивидов, имеющих отношение к противодействию пандемии COVID-19. 5. Нейтральное информирование. 6. Оценка (оправдание, осуждение, обвинение субъектов, имеющих отношение к пандемии COVID-19). 7. Побуждение (призыв к какому-либо действию: воззвание, провозглашение лозунгов, вовлечение аудитории в совместные действия). 8. Предупреждение (об опасности, последствиях действий и/или высказываний). 9. Принуждение (угроза, запугивание, волевой нажим, обещание причинить какую-либо неприятность). 10. Самопрезентация (самооценка, демонстрация своей компетентности, предусмотрительности и других положительных качеств). 11. Снятие напряжения (приведение аргументов и фактов с целью успокоить аудиторию). 12. Уговаривание (просьба, предложение, совет, пожелание, навязывание, подначивание, обольщение). Данные, приведенные в табл. 1 и на рис. 1, свидетельствуют о том, что в тройку лидирующих целевых установок входят оценка (13,7 % проанализированных текстов), предупреждение (12,4 %) и нейтральное информирование (11,9 %); на четвертом месте побуждение (10,8 %); на пятом - критика социальных институтов или конкретных индивидов (9,3 %). При этом в некоторых типах медиа иерархия выглядит несколько иначе. Так, в текстах федеральных телеканалов на первом-втором местах оказались побуждение и предупреждение (по 16,5 %), на третье место вышло нейтральное информирование (11,9 %), а вот оценка зафиксирована лишь в 6,4 % текстов. Федеральные радиостанции акцентируют внимание на таких целевых установках, как оценка (17,5 %), предупреждение (11,7 %), побуждение (10,8 %), а вот нейтральное информирование предъявлено в 5,8 % проанализированных материалов. Что касается нишевых теле- и радиоканалов и интернет-изданий, то здесь на первом месте дискредитация (17,2 %), затем идут нейтральное информирование и оценка (по 15,2 %). В общественно-политических журналах и социальных сервисах в тройке лидирующих целевых коммуникативных установок оказалась критика социальных институтов или конкретных индивидов (14,4 и 11,8 % соответственно). Следует отметить, что по мере расширения информационного поля, связанного с коронавирусом, все больше внимания СМИ стали уделять проблемам вакцинации. Хорошо известно, что спектр отражаемых в СМИ мнений экспертов и псевдоэкспертов, а также позиций самих авторов медиатекстов распространялся от восторженных призывов немедленно прививаться до категорического противостояния вакцинации, навязываемой разными «заинтересантами». И та и другая позиции, как правило, подтверждались фактами и псевдофактами, а также использованием узкоспециализированной медицинской терминологии, в которой обычный человек едва ли разберется, но выглядело это внушительно и порой даже убедительно. В американских СМИ на первом месте оценка (16,3 %), на втором -нейтральное информирование (12,2 %), а вот третье место разделили такие целевые установки, как критика социальных институтов или конкретных индивидов и снятие напряжения (по 11,2 %). В европейских СМИ иерархия выглядит достаточно традиционно для данного исследования: нейтральное информирование (16,5 %), оценка (15,5 %), предупреждение (14,4 %). В частности, анализ текстов, посвященных затронутым выше вопросам вакцинации, позволяет сделать вывод, что в них доминирует именно информирование, основанное на статистических данных, доказывающих безопасность прививок. В материалах зарубежных СМИ практически не было замечено какой-либо негативной информации ни о вакцинах, ни о вакцинации. Зафиксированные интенции в основном носят успокаивающий, подбадривающий, однако не принуждающий характер. Т а б л и ц а 1 Сводные данные по целевым коммуникативным установкам, зафиксированным в текстах разных типов медиа, % Целевая установка Типы медиа Общее количество ис-пользований целевой установки 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Дискредитация 4,6 8,3 17,2 2,3 6,2 9,6 8,0 10,8 8,2 6,2 8,2 Конформизм 11,0 7,5 6,1 11,5 7,2 5,8 4,5 1,9 9,2 8,2 6,6 Конфликтогенность 2,8 5,8 8,1 0 2,0 8,7 9,8 11,8 5,1 5,2 6,4 Критика социальных институтов или конкретных индивидов 4,6 9,2 13,1 4,6 6,2 14,4 8,9 11,8 11,2 8,2 9,3 Нейтральное информирование 11,9 5,8 15,2 19,5 14,4 9,6 8,9 7,8 12,2 16,5 11,9 Оценка 6,4 17,5 15,2 8,0 10,3 16,3 12,5 17,6 16,3 15,5 13,7 Побуждение 16,5 10,8 3,0 14,9 13,4 7,7 11,6 13,7 9,2 6,2 10,8 Предупреждение 16,5 11,7 8,1 13,8 17,5 12,5 10,7 8,8 10,2 14,4 12,4 Принужде ние 0,9 5,0 2,0 2,3 3,1 2,9 4,5 3,9 0 2,1 2,7 Самопрезен-тация 7,3 6,7 8,1 9,2 4,1 2,9 8,0 2,9 4,1 6,2 6,0 Снятие напряжения 11,0 8,3 3,0 6,9 7,2 5,8 3,6 5,9 11,2 7,2 7,0 Уговарива ние 6,4 3,3 1,0 6,9 8,2 3,8 8,9 2,9 3,1 4,1 4,9 Рис. 1. Соотношение различных целевых коммуникативных установок, зафиксированных в проанализированных текстах (в целом по массиву) Сравнение частоты использования ведущей пятерки целевых коммуникативных установок при освещении проблем коронавируса (рис. 2), позволяет утверждать, что оценка чаще встречается в материалах федеральных радиостанций (15 %), социальных сервисов (12,8 %) и в текстах общественно-политических журналов (12,1 %). Предупреждение чаще, чем в других медиа, встречается в материалах федеральных телеканалов (14,2 %), федеральных газет (13,4 %), а также федеральных радиостанций (11,0 %); также 11 % материалов, ориентированных на предупреждение, оказалось в проанализированном массиве и в американских СМИ. Что касается нейтрального информирования, то здесь лидируют региональные СМИ (13,9 %), затем идут европейские СМИ (13,1 %) и нишевые теле-, радиоканалы и ин-тернет-издания (12,3 %). Критика социальных институтов или конкретных индивидов чаще, чем в других медиа, используется в общественно-политических журналах (15,8 %), в нишевых теле-, радиоканалах (13,7 %) и в материалах социальных сервисов (12,6 %). Побуждение как целевая коммуникативная установка доминирует в материалах федеральных телеканалов (16,4 %) и социальных сервисов (12,7 %). При этом следует отметить, что анализ телевизионных передач в формате ток-шоу демонстрирует вполне обоснованную тенденцию, связанную с тем, что даже если общей целевой установкой передачи не является побуждение, тем не менее некоторые участники таких передач используют приемы запугивания и призыва, побуждающие зрителя поступать определенным образом. Особенно действенным такое обращение к зрителям может быть в тех случаях, когда оно попадает на уже подготовленную почву и исходит от авторитетной персоны. Оценка Предупреждение Рис. 2. Сравнительные данные частоты использования различных целевых коммуникативных установок в материалах разных типов медиа Эмоциональные целевые установки При создании любого текста автор ориентируется не только на формирование или изменение у аудитории интеллектуальных установок, о которых речь шла выше, но и на формирование определенной эмоциональной реакции на предлагаемые читателям, зрителям, слушателям факты, события, явления. Исследователи приходят к выводу, что психологические последствия восприятия информации из СМИ могут быть более серьезными, чем от переживания самого факта пандемии [17]. Восстановим в памяти период, когда проявился феномен, позже получивший негласное название «коронавирусный медиатеррор» [18]. В конце марта 2020 г. после нескольких недель медиаповестки, рассказывавшей о том, что «коронавирус не страшнее гриппа», в российском медийном поле начинают развиваться принципиально новые процессы. СМИ сосредоточиваются на одной теме: кажется, будто, кроме коронавируса, ничего не существует. Начинает раскручиваться спираль паники: теории заговора, растущая в прямом эфире шкала зараженных и нарушивших самоизоляцию, подскочившая смертность (иногда с трудом отделяемая журналистами от летальности вируса), списки умерших, душераздирающие репортажи - во всем ставка на эмоции. Большую популярность приобретают два формата медиатекста: оперативные сводки о динамике развития коронавируса в мире и инфографика, посвященная распространению заболевания (в том числе на стартовых страницах поисковиков). Шпигели онлайн-изданий целиком состоят из тем, посвященных коронавирусу. Соцсети переживают всплеск агрессии, нетерпимости к чужой точке зрения и психологического насилия всех надо всеми: пользователи пребывают в непрекращающейся истерике, пересказывают ужасы, конфликтуют, разрывают «дружбу». Особый вклад в текущую повестку дня вносит телевидение, которое и в «мирное» время значительным образом влияет на мнения и эмоциональные реакции людей, не говоря уж о ситуациях кризиса, в том числе - коронакризиса. Именно под влиянием телевидения с его визуализацией контента у человека возникает ощущение безусловной правдивости телевизионной картинки с последующей потерей способности критически воспринимать полученную с телеэкрана информацию. Обилие разнообразных новостных материалов часто провоцировало и стимулировало развитие чувство страха, тревоги, предрассудков, возмущения, дискриминации и паники. Было выявлено, что и тип, и объем, и валентность медийного пространства, заполненного информацией о тревожащей проблеме, негативно влияют на состояние аудитории [19]. Наблюдался расцвет массовой «мифологии» в средневековом стиле, торжество агрессии, невежества и предрассудков («принудительно перекрыть вентиляцию в квартире с больным коронавирусом», «судить всех, кто без маски», «бить палками вышедших на улицу, как в Индии, чтоб не повадно было»), панический страх смерти, гротескные фобии («я хожу только в те магазины, которые мое приложение показывает как чистые от коронавируса») и зашкаливающий эгоизм («пусть болеет кто угодно, только меня не заразите») [18]. Весь этот информационный поток подогревает разные эмоциональные состояния, которые, превращаясь в массовые, могут стать разрушительной силой. Например, у некоторых людей инфодемия вызывала чувство бессилия, когда переизбыток информации делает угрозу непознаваемой и способной поразить любого в любой момент. Чувство бессилия может привести к воображению наихудшего исхода или «катастрофизации», способствуя усилению чувства тревоги и страха в уже объективно тревожный период [20]. Это состояние опасно тем, что происходит массовая потеря критичности, рациональности и здравомыслия - аффект побеждает интеллект. Однако исследователи отмечают, что связь между потреблением информации и эмоциональным состоянием человека не всегда представляет однозначную картину. Одним из мотивов поиска информации выступает ее гедонистическая полезность, соотносящаяся как с удовольствием и другими позитивными переживаниями, которые может вызвать та или иная информация, так и с негативными чувствами, с которыми полученная информация может помочь совладать [21]. При этом человек зачастую переоценивает длительность и интенсивность возможных переживаний, что может приводить как к усиленному поиску информации с позитивными новостями, так и к избеганию плохих новостей. Известно, что пандемия у одних потребителей стимулировала интенсификацию поиска новостей, у других способствовала избеганию информации. Также исследовался феномен «ки-берхондрии» - постоянного онлайн-поиска медицинской информации, который подпитывается скрытым беспокойством о здоровье, что приводит к повышенной тревожности [22]. При этом в условиях ин-фодемии непроверенные медицинские рекомендации по профилактике и лечению COVID-19 могли вызывать серьезные негативные последствия в виде эскалации коронавируса. Опираясь на эти данные, мы решили проверить, что представляли собой эмоциональные установки, которые скрыто или открыто закладывались авторами в проанализированные медиатексты. Общее количество эмоций, которые испытывает каждый человек, огромно, спектр их разнообразен. Однако практически все эмоции можно объединить в три группы, условно называемые базовыми (табл. 2). Т а б л и ц а 2 Анализ эмоциональных целевых установок Базовые эмоции и их составляющие (в порядке убывания частоты упоминания), % от общего количества Эмоция преодоления (27,2 %) Эмоция сопротивления (32,9 %) Эмоция поражения (39,9 %) Радость Возмущение Беспокойство Удовольствие Негодование Тревога Спокойствие Раздражение Боязнь Восторг Досада Испуг Ликование Гнев Страх Веселье Ярость Робость, осторожность Интерес Бешенство Ужас Наслаждение Удивление, недоумение Блаженство Стыд Благодарность Сомнение, растерянность Гордость Уверенность Сочувствие Надежда Доверие Проведенный анализ показал (см. табл. 2, рис. 3), что в текстах, посвященных коронавирусу и размещенных в различных типах медиа, соотношение этих базовых эмоций практически паритетное с небольшим перевесом в сторону эмоций поражения (39,9 %). Психологи утверждают, что именно эти эмоции, в частности эмоции страха, тревоги, постоянно сопровождают наше сознание, грозя утратой тех ценностей, с которыми мы себя идентифицируем. Страшась, мы боимся «стать меньше», потерять часть своего «влияния», «контроля» над достижением выбранных целей, часть своего «я» [23. P. 32-33]. Самая легкая степень страха ощущается как «озабоченность». Озабоченность не так страшна, ибо уже хорошо знакома нам в быту. Существенно больший элемент неопределенности присутствует в «опасении». Сущность же настоящего страха, по С. Кьеркегору, - само Ничто. «Страх и Ничто постоянно соответствуют друг другу» [24. С. 191]. Таким образом, озабоченность, опасение, страх суть разного масштаба проекции Ничто на нашу жизнь. 40% 27% Рис. 3. Соотношение эмоциональных целевых установок в проанализированных текстах Эмоции преодоления Эмоции сопротивления Эмоции поражения Как было сказано во введении, существующие исследования (в частности социальных сетей) продемонстрировали тенденцию, свидетельствующие о том, что и социальные медиа превратились в «фабрики тревоги», усиливающие негативные психологические последствия пребывания людей на карантине. Данные нашего исследования частично подтверждают этот вывод. Однако цитируемое исследование проводилось в первый период пандемии, период всеобщего карантина, а в нашем исследовании был охвачен в том числе и более поздний период, когда карантин уже был ослаблен, а люди в большей или меньшей степени адаптировались к «коронавирусным ограничениям», приспособились к жизни в масках и к социальному дистанцированию. В связи с этим панические, тревожные настроения, характерные для первых месяцев пандемии и действительно подогреваемые медиа всех типов и уровней, уступили место более взвешенному отношению к новой реальности, в которой, как поняли и журналисты, и люди, потребляющие медиатексты, жить нам предстоит достаточно долго, если не сказать - всегда. Именно этим, вероятно, можно объяснить достаточно высокий, но при этом не доминирующий уровень транслируемых авторами проанализированных нами медиатекстов эмоций поражения. Если посмотреть на планируемые авторами проанализированных материалов типы эмоций с точки зрения их иерархии в разных типах медиа (табл. 3, рис. 4), то картина выглядит следующим образом. Т а б л и ц а 3 Соотношение эмоциональных целевых установок в текстах разных типов медиа Тип медиа Тип эмоций, % к общему количеству по каждому типу Эмоции преодоления Эмоции сопротивления Эмоции поражения Федеральные телеканалы 13,6 4,6 15,4 Федеральные радиостанции 11,0 9,6 7,8 Нишевые теле- и радиоканалы и интернет-издания 6,6 17,3 10,4 Региональные СМИ 13,6 0,9 8,3 Федеральные газеты 11,4 10,5 12,5 Общественнополитические журналы 4,8 17,3 9,4 Социальные сети 11,0 12,9 9,6 Социальные сервисы: микроблоги, мессенджеры 7,4 10,2 8,3 Американские СМИ 10,7 10,5 7,8 Европейские СМИ 9,9 6,2 10,4 Эмоции преодоления чаще, чем в других медиа, зафиксированы в материалах федеральных телеканалов (13,6 %), региональных СМИ (13,6 %) и федеральных газетах (11,4 %). В наименьшей степени эмоции, входящие в эту группу, просматриваются в материалах, размещенных в социальных сервисах (7,4 %), нишевых теле- и радиоканалах и интернет-изданиях (6,6 %), а также в общественнополитических журналах (4,8 %). Эмоции сопротивления чаще других программируются авторами текстов, размещенных в общественнополитических журналах (17,3 %), нишевых теле-, радиоканалах и ин-тернет-изданиях (17,3 %) и социальных сетях (12,9 %). Менее всего склонны развивать комплекс эмоций, входящих в эту группу, авторы материалов российских федеральных радиостанций (9,6 %) и телеканалов (4,6 %), региональных СМИ (0,9 %), а также европейских медиа (6,2 %). Что касается эмоций поражения, то здесь лидируют федеральные телеканалы (15,4 %), федеральные газеты (12,5 %) и нишевые теле-, радиоканалы и интернет-издания (10,4 %), а также европейские СМИ (10,4 %). Наименьшее количество материалов с данной эмоциональной нагрузкой было зафиксировано в региональных СМИ (8,3 %) и на федеральных радиостанциях (7,8 %), а также в американских СМИ (7,8 %). Рис. 4. Соотношение эмоциональных целевых установок в текстах разных типов медиа Анализ коммуникативных технологий, характерных для медиаконтента, посвященного COVID-19 Важную роль в медиакоммуникационном взаимодействии авторов медиатекстов и аудитории играют коммуникативные технологии. Как показано в табл. 4 и на рис. 5, в пятерку лидеров вошли технологии информирования (22,4 %), технологии убеждающей коммуникации (17,1 %), психологическое манипулирование (9,2 %), технологии социальной индукции (8,9 %), использование провокативных высказываний и действий (8,3 %). При этом статистически значимого отклонения от этой иерархии в проанализированных материалах, размещенных в разных типах медиа, практически не наблюдается. В материалах федеральных телеканалов первую и вторую позиции разделили технологии информирования и убеждающей коммуникации (по 19,2 %), на третью вышло психологическое манипулирование (12,1 %). Федеральные радиостанции продемонстрировали стремление в материалах, входящих в кейс коронавируса, активно использовать не только указанные выше коммуникативные технологии, но и психологическое доминирование (10,1 %). Определенной популярностью пользуется вошедшее в тройку лидеров использование провокативных высказываний и действий в текстах нишевых теле-, радиоканалов и интернет-изданий (14,5 %); социальных сетей (13,5 %); социальных сервисов (15,4 %) и американских СМИ (9,8 %). А вот в проанализированных текстах европейских СМИ третью-четвертую позиции поделили управление коммуникативной ситуацией и диалогические технологии (по 9,6 %). В материалах региональных СМИ на третьей позиции оказались технологии социальной индукции (8,9 %), однако, следует обратить внимание на то, что в материалах данного типа медиа очень сильна позиция технологии информирования, которая использована более чем в трети проанализированных текстов (32,8 %). В федеральных газетах авторы материалов, посвященных коронавирусу, нередко используют управление коммуникативной ситуацией (11,8 %). Сравнение частоты использования той или иной коммуникативной технологии в текстах разных типов медиа (рис. 6) позволяет сделать следующие выводы. Т а б л и ц а 4 Сводные данные по коммуникативным технологиям, использованным авторами в текстах, размещенных в разных типах медиа, % Коммуникативные технологии Тип медиа Общее количество использований коммуникативной технологии 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Технологии информирования 19,2 16,5 26,5 32,8 25,9 18,4 16,7 16,5 28,0 30,1 22,4 Технологии убеждающей коммуникации 19,2 17,4 15,7 16,4 18,8 19,4 14,6 17,6 13,4 18,1 17,1 Диалогические технологии 9,1 7,3 8.4 7,5 4,7 6,1 2,1 1,1 8,5 9,6 6,4 Технологии социальной индукции 10,1 9,2 7,2 8,9 7,1 11,2 6,3 12,1 9,8 7,2 8,9 Нейролингвистическое программирование 2,0 2,8 2,4 6,0 4,7 3,1 5,2 2,2 3,6 4,8 3,6 Психологическое доминирование 3,0 10,1 2,4 1,5 7,1 5,1 5,2 4,4 2,4 3,6 4,7 Технологии дезинформирования 6,1 4,6 0 3,0 1,2 4,1 4,2 5,5 2,4 0 3,2 Псевдологиче-ские технологии (черная риторика) 5,1 6,4 7,2 3,0 4.7 9,2 8,3 7,7 2,4 2,4 5,8 Психологическое манипулирование 12,1 10,1 6,0 6,0 5,9 11,2 13,5 7,7 9,8 7,2 9,2 Управление коммуникативной ситуацией 8,1 7,3 7,2 7,5 11,8 3,1 8,3 5,5 4,9 9,6 7,3 Использование провокативных высказываний и действий 3,0 7,3 14,5 3,0 3,5 8,2 13,5 15,4 9,8 3,6 8,3 Имитационные технологии 3,0 0,9 2,4 4,5 4,7 1,0 2,1 4,4 4,9 3,6 3,0 Рис. 5. Соотношение различных коммуникативных технологий, использованных авторами в текстах, размещенных в разных типах медиа (в целом по массиву) Технологию информирования несколько чаще других медиа используют авторы текстов про коронавирус из европейских (12,3 %) и американских (11,4 %) СМИ, а также из региональных российских СМИ (11,2 %). Технологии убеждающей коммуникации наиболее популярны в материалах федеральных телеканалов и радиостанций, общественно-политических журналов (по 12,4 %). Психологическое манипулирование как коммуникативная технология особенно привлекает авторов материалов, размещенных в социальных сетях (15,8 %) и на федеральных телеканалах (14,6 %). Общественно-политические журналы и социальные сервисы стали лидерами в использовании технологий социальной индукции (по 13,7 %). Провокативные высказывания и действия наиболее активно используются в социальных сервисах (18,9 %), социальных сетях (17,6 %) и на нишевых теле-, радиоканалах и в интернет-изданиях (15 %). Интересно отметить, что убеждающая коммуникация и психологическое манипулирование нередко используются в одном медиатексте одновременно, в паре друг с другом, и данные пары чаще всего встречались в передачах федеральных телеканалов. Это может свидетельствовать о том же, о чем говорилось выше, где речь шла о целевых установках: разные участники, например, ток-шоу, используют различные технологии, чтобы достичь своих коммуникативных целей. Кроме того, использование столь непохожих технологий в паре может оказаться достаточно эффективным, если речь идет о воздействии на разные категории аудитории: на одних лучше всего действует убеждение, а другие сильнее подвержены манипулированию. Психологическое манипулирование 20 10 0 12345678910 Технологии социальной индукции 20 10 0 12345678910 Использование провокативных высказываний и действий Рис. 6. Сравнение частоты использования различных коммуникативных технологий в текстах разных типов медиа Т а б л и ц а 5 Сводные данные по группам коммуникативных технологий, использованных авторами в текстах, размещенных в разных типах медиа, % Группы коммуникативных технологий Типы медиа Общее количество использований коммуникативных технологий группы 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Стратегия сотрудничества и содействия 47,5 41,2 50,6 56,7 49,4 43,9 33,4 35,2 49,9 57,8 46,5 Стратегия скрытого управления поведением 14,1 15,5 24,1 15,0 20,0 12,3 23,9 25,3 19,6 16,9 18,7 Стратегия скрытого управления сознанием 23,3 21,1 13,2 12,0 11,8 24,5 26,0 20,9 14,6 9,6 17,7 Стратегия эмоционального вовлечения 15,1 22,1 12,0 16,4 18,9 19,4 16,7 18,7 15,8 15,6 17,1 Помимо выстраивания простой иерархии коммуникативных технологий, имеет смысл посмотреть, как распределяются приоритеты разных типов медиа с точки зрения групп технологий. Сгруппировать все перечисленные коммуникативные технологии можно в четыре приведенные ниже группы. 1. Стратегия сотрудничества и содействия: - технологии информирования; - технологии убеждающей коммуникации; - диалогические технологии. 2. Стратегия эмоционального вовлечения: - технологии социальной индукции; - нейролингвистическое программирование; - психологическое доминирование. 3. Стратегия скрытого управления сознанием: - технологии дезинформирования; - псевдологические технологии (черная риторика); - психологическое манипулирование. 4. Стратегия скрытого управления поведением: - управление коммуникативной ситуацией; - использование провокативных высказываний и действий; - имитационные технологии. 18,7 Стратегия сотрудничества и содействия Стратегия эмоционального вовлечения Стратегия скрытого управления сознанием Стратегия скрытого управления поведением Рис. 7. Сравнение приоритетов разных типов медиа с точки зрения групп коммуникативных технологий Как видно из табл. 5 и рис. 7, почти в половине проанализированных текстов (46,5 %) отмечено использование технологий, входящих в группу «Стратегия сотрудничества и содействия». Безусловно, это не может не радовать, так как это значит, что, когда речь идет о проблемах, связанных со здоровьем и - можно предположить - с решением актуальных социальных проблем, все люди, выходящие в публичное коммуникационное пространство (в первую очередь - журналисты), склонны прибегать к коммуникационных технологиям гуманитарного ряда. Данный вывод становится еще более значимым, если мы вспомним утверждение, обозначенное во введении, что возникшая на базе COVID-19 инфодемия в значительной степени не только определяет психоэмоциональное состояние людей, но и влияет на их неадекватное поведение в условиях пандемии, в частности, распространение дезинформации может усилить процесс конструирования искаженного восприятия пандемии. Остальные группы коммуникативных технологий присутствуют в проанализированных текстах практически в равных долях. При этом следует обратить внимание на достаточно парадоксальную ситуацию: в текстах, посвященных коронавирусу и размещенных в социальных сетях и социальных сервисах, доля коммуникативных технологий, входящих в группу «Стратегия сотрудничества и содействия», меньше, чем средняя по массиву и по другим типам медиа (рис. 8). Рис. 8. Сравнительные данные использования групп коммуникативных технологий в медиа разных типов Анализ способов воздействия на сознание и поведение людей, характерных для медиаконтента, посвященного COVID-19 Говоря о способах воздействия на сознание и поведение людей, которые были задействованы авторами материалов, размещенных в разных медиа, прежде всего следует обратить внимание на то, что здесь очевидно доминирует ссылка

Скачать электронную версию публикации