The dynamics of ideological constants in the Russian military discourse XIX - early XX Century.pdf В современной дискурсологии возрастает интерес к изучению дискурса с позиции прагмалингвистики, что связано с необходимостью углубленного анализа вопросов функциональной лингвистики [1-3]. Функциональная лингвистика должна учитывать ряд существенных особенностей дискурса. Дискурс - это не один речевой акт, а целая речевая последовательность, или, выражаясь терминологией дискур-сивности, длительная интеракция сообщений, которые складываются в один единый глобальный «макроречевой акт» [4. С. 89]. Дискурс - это и «типизированная последовательность речевых актов с относительно конвенциональной или ритуализированной структурой» [Там же]. Одно из наиболее ярких дискурсивных явлений - коммуникативная стратегия - должно быть проанализировано в рамках понятийного аппарата функциональной лингвистики. Понятие «коммуникативная стратегия» позволяет нам вникнуть в механизмы порождения и понимания дискурса. Т.А. ван Дейк пишет, что с помощью макроречевого акта «мы можем иметь различные стратегии для полного достижения наших целей» (цит. по: [4. С. 89]). Н.М. Татарникова полагает, что в когнитивной лингвистике коммуникативные стратегии трактуются через существование особых когнитивных структур, которые называются интерпретативными схемами. По мнению М.Л. Макарова [5], интерпретативные схемы: - помогают формировать интенции и мнения людей, через это направлять их действия; - способствуют выработке альтернативных способов осуществления данных действий и реализации интенций. О.С. Иссерс [6] считает, что речевая стратегия включает в себя планирование процесса речевой коммуникации в зависимости от конкретных условий общения и личностей коммуникантов, а также реализацию этого плана. Н.М. Татарникова, анализируя понятие речевой стратегии, приходит к выводу, что в когнитивной лингвистике «изначально на материале устных, а затем и письменных развернутых высказываний (дискурсов) употребление языка в его обусловленности социальными факторами, детерминирующими, прежде всего, конкретную актуальную деятельность автора, рассматривается как ключ к постижению его ментальности и исследуется в процессуальном плане» [4. С. 89]. В функциональной лингвистике чрезвычайно важны понятия макроречевых актов и речевых жанров. М.М. Бахтин полагал, что речевые жанры - это тематические, стилистические и композиционные типы высказываний. Отметим, что в современной лингвистике выработана субординация речевых жанров, которые дифференцируются на простые (типы иллокутивных актов, называемые при помощи отглагольных существительных, значение которых определяет речевое действие, например, угроза, отказ, присяга и т.п.) и сложные (типизированные последовательности речевых актов, структура которых имеет относительно конвенциональный характер) [Там же. С. 90]. Однако в языкознании выработалось и понятие «субжанр» (одноактное высказывание, минимальная единица типологии речевых жанров, равная одному речевому акту) [7]. Использование методики стратегического анализа в сфере дискурса специфично применительно к военному дискурсу. Эта специфика обусловлена письменным характером анализируемого нами типа дискурса - русского институционального военного дискурса XIX в. При анализе стратегии речевых жанров важно вычленить следующую информацию: текст как разновидность жанра (диалогический / монологический), коммуникативная цель жанра (информирование / резюмирование / письменная интеракция / манипулирование и т.д.), адресанты и адресаты-информанты. Важно также установить, к какому общению (интра- или экстрапрофессиональному) относится указанный жанр. Понятие «коммуникативная стратегия» применительно к дискурсу рассматривает М.Л. Макаров в книге «Основы теории дискурса» [2]. Исследователь полагает, что стратегия - «центральное теоретическое понятие в любой модели прагматики» - прагматическая «глубинная грамматика» не поддается традиционному языковедению, так как в прагматике действуют стратегии, в формальной лингвистике - правила, в то время как теория речевых актов методологически построена вокруг категории конвенции. М.Л. Макаров отмечает, что стратегия, с одной стороны, - это цепь коммуникативных решений говорящего, «коммуникативных выборов тех или иных речевых действий и языковых средств» [5. С. 192]. С другой стороны, коммуникативная стратегия организуется целью при произнесении высказывания. При этом стратегии можно считать глобальным уровнем осознания ситуации общения в целом, в то время как тактики - локальные риторические приемы и линии речевого поведения. Коммуникативная стратегия тем самым - «тип поведения одного из партнеров в ситуации диалогического общения, который обусловлен и соотносится с планом достижения глобальной и локальных коммуникативных целей в рамках типового сценария функционально-семантической репрезентации интерактивного типа» [Там же. С. 194]. На наш взгляд, коммуникативная стратегия должна учитывать глубинную структуру взаимодействия и последовательность коммуникативных ходов коммуниканта. М.Л. Макаров приводит классификацию стратегий, созданную специалистами в области прагмалингвисти-ки: пропозициональные стратегии, стратегии локальной когеренции (связности), продукционные стратегии, макростратегии, а также схематические, сценарные и стилистические, разговорные стратегии. Коммуникативная стратегия обладает следующими свойствами: 1) отличается гибким и динамическим характером, так как подвергается постоянной корректировке, «непосредственно зависит от речевых действий оппонента и от постоянно пополняющегося и изменяющегося контекста дискурса» [Там же]; 2) зависит от конкретной ситуации общения. Ввиду того, что стратегии обусловлены соотношением цели и последовательности действий в реальной ситуации общения, они подвергаются ритуализации. В.С. Григорьева [8] приводит типологию речевых стратегий дискурса на примере дискурса аргументативного. Исследователь пишет, что в процессе аргументирования говорящий реализует себя как языковая личность, демонстрируя экстралингвистическую, лингвистическую и коммуникативную компетенцию. Учеными выделяются три речевые стратегии аргументации: доказательство, внушение и убеждение. Т.В. Анисимова [9] пишет, что доказательство - логическое понятие, основанное на совокупности логических приемов обоснования истинности какого-либо суждения с помощью других истинных и связанных с ним суждений. Внушение отличается от доказательства тем, что его задача - это навязывание позиции адресанта через воздействие на подсознание. Убеждение основано на обращении как к разуму адресата, так и к его чувствам. Исследователь пишет, что при убеждении адресант использует как рациональные, так и эмоциональные аргументы, он приводит все мнения, в том числе и аудитории. Иллокутивными дискурсивными актами при аргументации являются объяснение, доказательство, подкрепление гипотезы, выведение следствия. На основе иллокутивных актов выстраиваются перлокутив-ные дискурсивные акты. В.С. Григорьева приводит и более подробную характеристику речевых стратегий аргументации. Убеждение - это речевая стратегия коммуниканта, заключающаяся в попытке трансформирования наличного состояния мира реципиента, попытке склонить слушающего совершить или не совершить какой-либо авербальный или вербальный акт [8]. Таким образом, каждая речевая стратегия обладает особенностями в реализации, построении и речевом выражении (таблица). Особенности речевой стратегии убеждения Особенности реализации Построение Речевые особенности Логическая структура «убеждающих» текстов в основном предопределена тем, что убеждение в сущности является особым информационным процессом, состоящим в передаче соответствующих сведений [8] Директивные высказывания следуют за дескриптивными (описательными), которые содержат языковые оценочные элементы Наличие макроинтенций, а также директивных и вер-диктивных высказываний Нами предпринята попытка анализа реализации речевых стратегий в русском институциональном военном дискурсе. В статье А.В. Олянич [10] содержатся общие характеристики подъязыка военного дискурса, в частности: 1) основанность на когнитивно освоенной дуалистической милитаристской модели бытия: с одной стороны, это пребывание в постоянной борьбе, противопоставленной крактовременному мирному (невоенному, неконфликтному) состоянию. В военной языковой картине мира вся интенциональность военной языковой личности направлена на захватническую интенцию, т.е. стремление овладеть чужими ценностями путем завоевания и захвата; 2) наличие гражданской vs военной концептосфер в языковой картине мира военнослужащего. Все бытие, по мнению А.В. Олянич, разделяется на «свое» и «чужое», а коммуниканты «внутри всеобщего бытия» разделяются на «своих» и «чужих» [Там же. С. 120]. Таким образом, милитаристский характер мировоззрения воина обусловливает и его коммуникативные стратегии, т.е. и тип мышления, и тип поведения вообще. Как справедливо замечает исследователь, «военный смотрит на мир глазами военного и номинирует мир милитаристскими языковыми средствами, экстраполируя свой специфический военный дискурс на дискурс общечеловеческий, внося дух борьбы в жизнь и в общение, вовлекая в коммуникацию концепт “война”» [10]; 3) основанность коммуникативной среды военнослужащего на милитарной конфликтности, которая способствует социальной конфликтности. Милитаристское бытие в виде семантических трансформаций переходит и на мирное бытие (в частности, когда средства мили-тарной метафорики переходят в области спортивного или политического дискурсов); 4) семиотический характер военного дискурса, выраженность милитарной концептосферы в характерной военной символике и эмблематике: языке военных символов (флагов, штандартов, знамен, военной амуниции, военного обмундирования). Отдельные военные символы получают характерное значение в истории; 5) двоякий характер отношения к войне: негатив с точки зрения подавления «чужих», позитив - с точки зрения соблюдения национальных интересов, в качестве средства, с помощью которого приобретается мир; 6) окруженность военного коммуникативного пространства околодискурсивными явлениями военно-политического дискурса (формирование имиджа военного врага). Отношение к войне в высокой степени виртуально и эвфемистично. «Физическое устранение противника возможно только при формировании “праведного гнева” масс, который необходимо на этого противника направить, дабы одержать победу. Так формируется “реальная виртуальность конфликтной коммуникации, поддерживаемая особым образом конструируемым дискурсом - дискурсом военно-политическим”» [Там же. С. 121]. По мнению А.В. Олянич, «существует колоссальное множество попыток выделения типов и построения классификации комммуника-тивных стратегий в зависимости от специфических задач той или иной научной парадигмы, вовлекающей понятие стратегии в сферу своих интересов» [Там же. С. 122]. Исследователь называет следующие типы стратегий в зависимости от трех обширных классов: презентации, манипуляции и конвенции. «По уровню открытости, симметрии и способу производимой коммуникации они тоже отличаются: презентационный тип является пассивной коммуникацией, манипуляционный - активной, конвенциональный - интерактивной. По мнению С. Дацюка, основными средствами этих стратегий являются: для презентации - послание, манипуляции - сообщение, конвенции - диалог. По нашему же убеждению, в военно-политическом дискурсе коммуникативные стратегии сводятся исключительно к презентации с элементами манипуляции и конвенции» [Там же. С. 122]. Важнейший элемент речевого события в военном дискурсе, а отсюда и речевой стратегии, - языковая личность. Классификация языковых личностей в современной дискурсологии - сложный и дискуссионный вопрос. Свою классификацию языковых личностей приводит В.И. Карасик в книге «Языковой круг: личность, концепты, дискурс» [11]. С.С. Сухих «выделяет экспонентный, субстанциональный и интенциональный уровни измерения языковой личности, на первом уровне знаковая деятельность коммуниканта может быть активной, созерцательной, убеждающей, сомневающейся, голословной, на втором уровне - конкретно или абстрактно вербализующей опыт, на третьем уровне - проявляющей себя юмористично или буквально, конфликтно или кооперативно, директивно или интегративно, центрированно или децентрированно» [12. С. 8]. Так или иначе «языковая личность в условиях общения может рассматриваться как коммуникативная личность - обобщенный образ носителя культурно-языковых и коммуникативно-деятельностных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций» [11. С. 19]. По мнению В.И. Карасика, коммуникативная личность может рассматриваться с точки зрения ценностного, познавательного и поведенческого плана. «Ценностный план коммуникативной личности содержит этические и утилитарные нормы поведения, свойственные определенному этносу в определенный период. Познавательный (когнитивный) план коммуникативной личности выявляется путем анализа картины мира, свойственной ей. На уровне культурно-этнического рассмотрения (именно применительно к данному уровню обычно говорят о языковой личности) выделяются предметно-содержательные и категориальноформальные способы интерпретации действительности, свойственные носителю определенных знаний о мире и языке. Поведенческий план коммуникативной личности характеризуется специфическим набором намеренных и помимовольных характеристик речи и паралингвистических средств общения» [Там же. С. 20]. В русском институциональном военном дискурсе встречаются следующие разновидности языковых личностей: 1. Информатор дифференцируется на активного и пассивного. Функция активного информатора состоит в доведении сообщения, требующего немедленного исполнения, функция пассивного - в доведении информации справочного характера. 2. Манипулятор управляет информацией в собственных целях, его коммуникативное поведение ситуативно и прагматически обуслов-ленно. 3. Кооператор. Основная функция кооператора - поддержать кооперативную стратегию общения (поздравление с победой, изъявление восхищения). Каждая языковая личность применяет собственную речевую стратегию: информирование, манипулирование, кооперирование. Проанализировав письменные дискурсивные практики военного дискурса XIX - начала XX в., мы пришли к выводу, что в это время обнаруживается применение кооперативной языковой личности и кооперативной речевой стратегии. Пример приведен из мемуарного источника «Блокада Карса» - собрания писем очевидцев событий 1855 г. [13]: «Ваше Высокопревосходительство! Отъ полноты души, въ лицЬ (знаком Ь здесь и далее обозначаем “ять”. - А.У.) всего городскаго сословия позвольте поздравить Васъ съ благополучнымъ прИЬздомъ. ПобЬда надъ Карсомъ - преддверИемъ Оттоманской Порты, возвеселила весь край и укрЬпила еще въ немъ ве-ликИя надежды на русское оружие. Примите, Ваше Высокопревосходительство, настоящую встрЬчу, какъ отголосокъ безпредЬльныхъ сер-дечныхъ желанИй моихъ согражданъ, и позвольте иметь счастИе отъ искренности сердца выразить Вамъ передъ всЬми: “Слава Отечеству и побЬдителю!”» [Там же. С. 138]. Отметим, что в дискурсивном пространстве военно-исторических источников более всего представлена информационная стратегия военной языковой личности, направленная на непосредственное информирование вышестоящего начальства о произведенных действиях: высказывания отличаются информационно насыщенным характером, множеством фактов и деталей. «По случаю возложения мною на командовавшаго Дьйствующимъ Корпусомъ на кавказско-турецкой границЬ, Генералъ-Лейтенанта Князя Бебутова, на время отсутствия моего изъ Тифлиса, командования войсками ОтдЬльнаго Кавказскаго Корпуса, не входящими въ со-ставъ Дьйствующаго Корпуса, я поручаю командование симъ послЬднимъ Начальнику Артиллерии ОтдЬльнаго Кавказскаго Корпуса, Генералъ-Лейтенанту Бриммеру. О чемъ объявляю по Высочайше ввЬреннымъ мнЬ войскамъ» [Там же. С. 10]. Исходя из этого сообщения, можно заключить, что военная языковая личность отличается предельной фактологичностью высказывания, экономичностью языкового выражения, стандартизованностью официальных средств вербализации, апеллятивностью к установленным образцам действующих порядков и установлений (По случаю возложения мною на командования войсками... поручаю командование симъ...). Языковая личность «офицер» применяет языковые конструкты в соответствии с субординацией и действующей номенклатурой вооруженных сил: я поручаю командование симъ послЬднимъ Начальнику Артиллерии ОтдЬльнаго Кавказскаго Корпуса, Генералъ-Лейтенанту Бриммеру. Наиболее ярко различные типы языковых личностей представлены в книгах мемуарного ретроспективного характера, представляющих собой воспоминания о прошедших событиях. Проанализируем особенности военной языковой личности в книге Г. Гоштовта «Дневникъ кавалершскаго офицера» [14], вышедшей в Париже в 1931 г. и полноценно характеризующей сферу коммуникативного поведения российских офицеров высшего звена. Этот документ может быть использован в качестве ценного прагмастилистического источника, так как письменно зафиксированная речь кавалерийского офицера является отражением комплекса прагмастилистических категорий, воссоздаваемых спектром коммуникаций основного коммуниканта - автора текста. Документ подтверждает, что офицер являлся средоточием коммуникаций, среди которых: 1) безличные коммуникаторы; 2) персонифицированные коммуникаторы. Коммуникаторы ранжируются по степени персонифицированности автором. Приведем примеры: 1) коммуникатор - неизвестный внешний источник информации: «ВскорЬ было получено донесете, что нЬмцы вели легкое наступление на Ширвиндтъ, обстрЬливая его артиллер1йскимъ огнемъ, и вскорЬ отошли» [Там же. С. 53]. «Черезъ часъ ко мнЬ пришло новое приказание - выслать пЬшую развЬдку на тотъ берегъ оврага, послЬ чего спуститься и пройти вдоль него цЬпью до деревни Каушенъ, на окраинЬ котораго будетъ ждать меня проводникъ къ коноводамъ. Высылаю унтеръ-офицера Людвига съ шестью кирасирами на противоположный берегъ» [Там же. С. 71]. 2) коммуникатор - известный по должности / имени внешний источник информации: «ЗдЬсь мы встрЬтили роту, уходившую на востокъ. Ея коман-диръ сообщилъ мнЬ, что литя охранетя оттягивается еще на три километра назадъ, на опушку большого Гердауенского лЬса, и что его правая застава должна стать въ деревнЬ Шенвальде» [Там же. С. 54]. 3) коммуникатор - неизвестный по должности, но известный по месту расположения внешний источник информации. Заметим, что в военном дискурсе возможны самые различные каналы получения информации, ранжирующиеся по топосу сообщения и статусности источника сообщения: разведка - граница (лишя) боевых действий - разъезды - Штаб дивизш - Штабъ армш: «Донесетя с линш охранетя говорятъ о томъ, что участки велики и караулы поэтому поставлены рЬдко; вечеръ безпокойный, такъ какъ вся мЬстность вокругъ кишитъ непр1ятельскими разъЬздами» [Там же. С. 71]. «Поздно вечеромъ Христ1ани привезъ новости изъ Штаба дивизш: наша пЬхота имЬла вчера удачный бой, взяла трофеи и быстро движется впередъ» [6. С. 71]. «От развЬдки приходятъ свЬдЬшя, что противникъ поспЬшно отходить» [6. С. 99]. Основными стратегиями речевого поведения (по В.И. Карасику) являются: 1) объясняющая; 2) оценивающая; 3) контролирующая; 4) содействующая; 5) организующая. В письме генерала А. Ермолова Князю Багратиону содержится объясняющая стратегия - объяснение оставления Смоленска: «№ 4, получено 6-го августа на маршЬ отъ Смоленска къ Дорогубужу Ваше Сиятельство! ИмЬете право насъ бранить, но только за оставлете Смоленска, а послЬ мы вели себя какъ герои! Правда, что не совсЬмъ благоразумно, но и тогда можно быть еще героями. - Когда буду имЬть счастье Васъ видЬть, разскажу вещи невЬроятныя. Смоленскъ необходимо надобно было защищать, но замЬтьте Ваше Оятельство, что ихъ доселЬ нЬтъ въ ЕльнЬ, слЬдовательно всЬ были они у Смоленска, а мы не такъ были сильны послЬ суточной города обороны. Наконецъ, благодаря Бога, хотя разъ предупредили мы Ваше желаше. Вамъ угодно было, чтобы мы остановилися, дрались, прежде полу-четя письма Вашего получилъ уже я о томъ приказание. ПочтеннЬйшш благодЬтель! Теперь Вамъ предлежитъ дать намъ помощь. Боюсь, что опасность, грозя древней нашей столицЬ, заставитъ прибЬгнуть къ миру. Но ст мЬры слабыхъ и робкихъ. Все надобно принести въ жертву съ радостью, когда подъ развалинами можно погрести враговъ, ищущихъ гибели Отечества нашего. Благоволитъ Бог! Умереть Россгянинъ долженъ со славою. ПреданнЬйшт слуга Подписалъ: А. Ермоловъ. P.S. Не гнЬвайтесь, что удержалъ посланнаго» [Там же. С. 55]. Основная тактика письма - последовательная аргумантация. Текст письма имеет несколько планов: ситуационный, ментальный, персональный. Ситуационный план: армия вынуждена была оставить Смоленск по объективным причинам. Ментальный план: доминирование национального и религиозного начал: «Представьте Ваше Оятельство, что два дни рЬшатъ участь сильнЬйшей въ ЕвропЬ Имперт, Одно продолжение войны есть способъ вЬрнЬйшей восторжествовать надъ злодЬями Отечества нашего. Умереть Росыянинъ долженъ со славою» [14. С. 35]. Персональный план заключается в эксплицировании двух языковых личностей - адресата и адресанта, связанных взаимодействующим коммуникационным каналом. Однако этот канал апеллирует к другим коммуникативным областям: Бог, судьба, государь. Отметим, что доминирующими в данном речевом акте являются каналы адресанта и Бога. Образ адресанта в дискурсивном пространстве сообщения деакту-ализируется, уходит на второй план. Проанализировав прагматическое содержание документа, представляющего собой часть военно-дискурсивного пространства XIX в., мы пришли к выводу, что речевая стратегия военнослужащих в это время обусловлена речевой ситуацией коммуникации и, в частности, речевыми событиями военной конъюнктуры.

Скачать электронную версию публикации