The aesthetic function of somatic vocabulary in the poetry of J. Brodsky.pdf Введение Осознание себя как личности, существующей в пространстве и времени, для человека началось с ощущений, возникших у него при помощи непосредственно окружающих его «орудий» - органов чувств и частей его собственного тела, ставших, по утверждению видных философов и культурологов (Эрнст Кассирер [1. С. 140], В.Н. Топоров [2. С. 244], Ю.М. Лотман [3. С. 399]), основой древнейшей категоризации Вселенной. Принимая во внимание то, что «языковые знаки любого уровня сложности, включая морфологию и синтаксис, части речи и члены предложения, тексты и гипертексты, по всей вероятности, не могут не содержать в себе информацию, релевантную для понимания культуры иного народа» [4. С. 43], мы, продолжая исследование причастий [5], проанализируем эстетическую функцию этой глагольной формы в сочетаниях с культурно значимыми номинациями частей тела человека. Объектом нашего исследования является поэтический язык И. Бродского. Предметом исследования стали поэтические конструкции поэта, в которых разные тематические группы соматической лексики, называющие части тела человека, представлены в разном синтагматическом окружении с причастными формами. Цель исследования - анализ количественного и тематического своеобразия соматической лексики, с разной степенью частотности характеризуемой Иосифом Бродским при помощи временного признака по действию в форме согласованного определения, выраженного разными причастными формами, что позволило выявить некоторые доминантные поэтические предпочтения соматизмов поэтом и проникнуть в закономерности образного видения творцом человеческого тела как части самого человека в реальном мире. В работе использовались методы исследования: а) сплошная выборка соматизмов в электронном поэтическом собрании И. Бродского, включающего 612 текстов (стихотворений и поэм) [6] (далее все примеры по этому источнику); б) классификация; качественный и количественный анализ полученных данных с целью выявления особенностей описания человеческого тела в идиостиле И. Бродского. Постановка проблемы В отличие от прилагательных, обозначающих пассивный признак предмета, причастия, обладая грамматическими категориями времени, вида, залога, отражающими становление признака, обозначают признак активный. Активный признак, возникающий в предмете благодаря его деятельности, проявлению его собственной энергии [7. С. 115], выражает действие или состояние «как временный признак» [8. С. 205]. Поэзия Иосифа Бродского, по мнению многих ученых (Е. Ваншенкина (1996), М Б. Крепс (1984), Е.Г. Штырлина (2010) и др.), тоже связана с идеей времени. Заложенные в грамматической структуре языка возможности причастных форм, синкретично соединяющие в себе энергию глагола с описательной экспрессией прилагательного [9. С. 665; 10. С. 324], позволяют автору создавать разные поэтические образы, представляя их признаки в динамике. При этом причастные формы, «обозначая недоступные прилагательному качественные ситуативные признаки предмета», «значительно расширяют сферу признаковой характеристики предметов» [11. С. 8], что и способствует активному функционированию этих форм в неофутуристической поэтической речи Бродского, характеризующейся пристрастием к самым сложным, затрудненным синтаксическим конструкциям [12-14]. В настоящее время ученые самых разных областей знания достаточно устойчиво проявляют интерес не только к человеку в целом, но и к частям его тела. Соматизмы (от греч. soma 'тело') как совокупность слов, обозначающих человека как живой организм [15-17], входящие в число ключевых лексических единиц, рассматриваются с точки зрения формирования, функционирования и концептуализации в разных языках (Ю.А. Башкатова, К.Г. Завалишина, Е.И. Кириленко, О.Б. Клевцова, И.М. Кобозева, И.С. Козырев, А.М. Кочеваткин, В.В. Подгорная, A.П. Ракин, Е.В. Рахилина, Н.С. Рыжук, Т.В. Цивьян, А.Д. Шмелёв) и в диалектах (О.Н. Артемьева, Н.Г. Гынзанова), а также в рамках семиотики (С.Л. Григорьева, Н.В. Григорьев, Д.Б. Гудков, Г.Е. Крейдлин, М. А. Ковшова, М. А. Кронгауз, А. Б. Летучий, С. И. Переверзева, Е.В. Урысон, А.А. Уфимцева), в мифологии, фольклористике, лингвистике церковнославянских и древнерусских текстов (Г.Д. Гачев, Т.И. Вендина, В. В. Колесов, А. А. Кузмин, Н. Е. Мазалова, Н. В. Масалева, Н.В. Пушкарева, О.В. Старых, С.М. Толстая, А.Л. Топорков, Й. Ужаре-вич, И.В. Утехин, Л.А. Черная, Л.Е. Этинген) и во фразеологии (Т.А. Бердникова, О.А. Боргоякова, Р.М. Вайнтруб, Ф. Вакк, Д.Б. Дашие-ва, Н.В. Дмитрюк, П.С. Дронов, А.А. Занковец, Чж. Сюеин и др.). Многие лингвисты (B.C. Баевский, Л.А. Жданова, А. С. Киндерк-нехт, Н. В. Павлович, И. В. Романова, Т. А. Самойлова и др.) указывают, что соматическая лексика в качестве одного из древнейших пластов лексики является традиционным образным средством языка. Есть исследования, описывающие эстетические функции соматизмов в прозе и поэзии конкретных авторов (Э.Р. Замалютдинова, А.К. Жолковский, Р.И. Климас, И.Б. Ковалёва, Л.В. Лазаренко, Ж.-К. Ланн, С.А. Мансков, С.А. Миняева, Н.О. Осипова, Д.А. Плужникова, Е.Н. Полтаробатько, B.Н. Топоров, В.Г. Харченко). Однако описание эстетической функции разных тематических групп соматизмов в сочетании с причастными формами, являющими «значимой характеристикой идиостиля» [18, 19] Иосифа Бродского, пока предпринято не было. Актуальность темы обусловлена новейшими тенденциями в науке, связанными «с выводом телесности из сферы интимно-биологической в социальную сферу», закономерно вызывающими интерес «к смысловой стороне функционирования телесности, которое носит исторически, этнически, культурно и личностно обусловленный характер» [20]. Исследование последнего, а именно личностно ориентированного характера соматизмов, тематические группы которых используются с разной степенью частотности и в различном синтагматическом окружении с временными причастными формами в идиостиле И. Бродского, позволяет проникнуть в закономерности образного видения реального мира и освоения его творцом через «телесный код» [2123], делает нашу работу актуальной. Исследование При анализе причастных форм мы ориентируемся на основной вывод И.В. Замятиной о том, что определенная доля «глагольности», а следовательно, и «пропозитивности» присутствует в семантике причастной формы практически всегда [24. С. 56]. Нами было выявлено свыше 2 тыс. примеров с атрибутивной характеристикой причастными формами разных объектов и понятий реального мира (см., в частности, анализ лексики тематических групп растительного, животного и водного мира в сочетании с атрибутивным признаком, проведенный нами в: [25-27]). Из них 263 случая с главным словом - соматической номинацией, т.е. более 13% от общего числа конструкций, выявленных нами в поэтических текстах Бродского, что свидетельствует о важности временной характеристики соматизмов для образного видения мира поэтом. В ходе исследования определена плотность насыщения текста соматизмами в сочетаниях с атрибутивным процессуальным признаком в форме причастия и зафиксирован достаточно широкий круг лексем-соматизмов - 87 (во всей совокупности их словоформ, без разделения на разные формы падежа и числа). Среди них только 35 лексем представлены в словаре «Лексические минимумы современного русского языка (под редакцией В.В. Морковкина [28]) в рамках лексической группы «Части тела и органы» (тематическая группа «Организм человека»), в которой находим следующие лексемы - конкретные существительные: тело (13), орган, голова, висок, затылок, лицо (15), лоб, глаза (21), ед. глаз, нос, рот (11), губы (11), ед. губа, зубы, ед. зуб, подбородок, щеки, ед. щека, уши, ед. ухо, шея, горло, волосы, ед. волос, коса, борода, усы, ед. ус, брови, ед. бровь, ресницы, ед. ресница, туловище, грудь, спина, живот, поясница, бок, плечо, рука (20), локоть, ладонь, кулак, нога, колено, стопа, ступня, пятка, палец, ноготь, лопатка, ребра, ед. ребро, позвоночник, сустав, кожа, мускулы, ед. мускул, сухожилия, ед. сухожилие, связки, ед. связка, мозг, нервы, ед. нерв, сердце (14), сосуды, ед. сосуд, артерия, вена, кровь, легкие, ед. легкое, бронхи, ед. бронх, желудок, слюна, печень, почки, ед. почка, кишечник. В этом списке жирным курсивом выделены соматизмы, обнаруженные нами в сочетании атрибутивным процессуальным признаком в поэтических текстах И. Бродского. Как видим, поэтическому мироощущению И. Бродского хотя и свойственно синтагматическое соединение широко употребительных в современном русском языке сома-тизмов с временным атрибутивным признаком, однако более половины лексем из приведенного списка поэт не использует в сочетании с причастными формами. При этом список соматизмов, употребленных И. Бродским в исследованных нами поэтических текстах, шире за счет отсутствующих в приведенном выше перечне слов (52 словоупотребления в алфавитном порядке): бюст, веки, вид, взгляд (13), взор (11), вымя, выя, глотка, гортань, длань, душа, зрачок, извилина, кадык, конечность, крупинка, лик, лимф, личина, морда, морщины, мослы, мышцы, нёбо, овал, око, пасть, переносица, перепонка, перст, плоть, прическа, прядь, пуд, пятерня, торс, ушная раковина, рана, свинина, седина, скулы (скула), слеза, сперма, срам, труп, уста, фигура, челка, черта, щитовидка, язык. Такое количественное и качественное отличие соматической лексики, охарактеризованной в поэзии Бродского временным атрибутивным признаком, от соматизмов, представленных в словаре, свидетельствует о построении через наименования частей тела и органов человека собственной поэтической картины мира, фиксирующей лишь некоторые важные для поэта фрагменты мира реального. Высокая частотность (отмеченная цифрами в скобках) некоторых из лексем в нашей картотеке показывает доминантные поэтические предпочтения Бродского (подробнее о частотности конкретных лексем-соматизмов см. далее). Придерживаясь достаточно широкого толкования соматизмов и опираясь на имеющиеся в научной литературе (Р.М. Вайнтруб [29], А.О. Кармышаков [30], А.М. Кочеваткин [31], А. А. Занковец [32], Г.Е. Крейдлин, С.И. Переверзева [33], О.В. Старых [34], Е.В. Урысон [35]) классификации, выявленную нами соматическую лексику, охарактеризованную в поэтической мысли Бродского атрибутивным процессуальным (а следовательно, выражающим временную протяженность) признаком в форме причастия или причастного оборота, мы представили в виде многоступенчатого построения, разделенного на два блока: конкретные и абстрактные, с дальнейшим выделением групп и подгрупп - с учетом противопоставления «общее / частное / микрообъект», «внешнее / внутреннее», «материальное / духовное», «натуральное / искусственное», а также с учетом функциональности. (Иногда одна и та же часть тела связана с выполнением разных функций, поэтому сома-тизм может входить более чем в одну группу.) Далее мы подробнее проанализируем и опишем выявленные нами стихотворные конструкции с конкретными и абстрактными соматическими лексемами, атрибутивно охарактеризованными при помощи причастных форм в поэтическом мире Иосифа Бродского. Конкретные лексемы-соматизмы Как свидетельствует наш языковой материал, временной признак И. Бродский чаще использует для атрибутивной характеристики конкретных лексем-соматизмов (237 случаев, или 90%), что показывает особую значимость в эстетическом моделировании соматического фрагмента языковой картины мира поэта конкретных номинантов-соматизмов. Именно не требующие пристального исследования внешности собственно части тела, связанные, по мнению Д.Б. Дашиевой, «с восприятием мира, его познанием и изменением» и «вызывающие ассоциации с жизненными процессами, чувствами, ощущениями, физическим и умственным трудом» [36. С. 71], особенно позволяют творцу создавать разные поэтические образы, представляя их признаки в процессе изменения во времени. Употребление конкретных лексем-соматизмов, называющих материально выраженные органы и части тела, можно сгруппировать в 5 блоков-уровней, с разной степенью частотности представленных в текстах Бродского в сочетании с атрибутивным процессуальным признаком: 1) молекулярно-клеточный уровень (0); 2) организменный уровень (21 случай; 9% от общего числа выявленных конструкций); 3) органный уровень (182 примера; 70%); 4) покровы (23 примера; 10%); 5) продукты жизнедеятельности (12 примеров; 5%). I. Атрибутивные процессуальные определения при помощи причастных форм для номинаций элементов молекулярно-клеточного уровня организации живого (0) отсутствуют в поэтических текстах И. Бродского, которому не особенно свойственна эстетизация первозданного, молекулярно-клеточного строения организма. Хотя поэт и обращается к номинациям этого уровня строения тела человека (клетка), например, для образного описания биологических процессов мозга: О, сжавшаяся до размеров клетки / мозга комната с абажуром («Элегия»); ... что в мозгу скопили /клетки («Томас Транстрёмер за роялем»). II. Организменный уровень (21 случай) в поэтических сочетаниях И. Бродского с причастными формами репрезентируют лексемы (организм, тело), являющиеся гиперонимами по отношению к гипонимиче-ским соматизмам следующих уровней. Очень активно в сочетании с атрибутивной процессуальной характеристикой употребляется лексема: тело (13 контекстов), ср. конструкции с одиночными причастиями: ...белеют обнаженные тела («Шествие (поэма)») и с причастным оборотом: ... но обмякшее тело и лужу крови («Итак, пригревает. В памяти, как на меже.»). Добавим сюда две конструкции с той же лексемой тело, хотя и животных: . завернутые листьями тела /птиц («Стук»); ...твое страшащееся смерти тельце («Муха»). Поэт, номинируя тело человека как единый организм в разных состояниях при помощи различных причастных форм, ярко подчеркивает его биологическую сторону, например, при помощи устаревшей лексемы: плоть (5), ср.: .с юной плотью входящей, всходящей на новый круг («Августовские любовники»); Плоть, пославшую мне, словно вожатых, горе («Прощальная ода»); ...цедящей семя / крайней плотью пространства («Колыбельная Трескового Мыса»). Как видим, доминантной лексемой этого уровня, характеризуемой временным атрибутивным признаком, становится наиболее нейтральная лексема тело, лексема же организм, хотя и представлена в текстах Бродского: Душа не ощущает тесноты / Ты думаешь? А в мертвом организме? («Горбунов и Горчаков»); Зрение - средство при-способленья / организма к враждебной среде («Доклад для симпозиума»), но в нашем материале отсутствует. Во всех примерах лексема тело фиксируется в бытовых контекстах, кроме единичного случая, с подчеркнуто-нарочитым возвышенным употреблением за счет атрибутивной характеристики при помощи причастного оборота, образуемого краткой формой причастия (могуще): Муза-сестра, тело, размером / могуще быть Зла и Добра в мире примером ? («Подражание сатирам, сочиненным Кантемиром»). Отметим эстетическую функцию при описании неприятных грубо-физиологических подробностей у лексемы: свинина (1): Мерзнущая, сырая / человеческая свинина / лежит на полу караван-сарая («Стихи о зимней кампании 1980-го года») и лексемы труп (дважды использована для изображения состояния разрушения): Говорят лихие люди, что внутри, разочарован / под конец, как фиш на блюде, труп лежит нафарширован («Представление»); . труп повара, завернутый в рогожу («Post aetatem nostram»). Интересно, что употребленные во приведенных случаях причастия (мерзнущая, разочарованный, завернутый) вне контекста Бродского грубую физиологию не отражают. III. Среди выявленных нами соматизмов наибольшее количество (182 словоупотребления; 70%) входит в органный уровень организации живого, включающий в себя гипонимы к лексемам предыдущего уровня. Лексемы именно этого уровня номинируют более динамичные, функционально очевидные, видимые и (в норме) естественные (присущие человеку от рождения) части тела и органы человека, а потому и становятся наиболее частотными в поэтических сочетаниях Бродского вместе с атрибутивным процессуальным временным признаком. Конкретно-видовая соматическая лексика распределена нами по группам: лексемы, называющие наружные части тела (116); внутренние органы (28); сенсонимическая лексика (32) и номинации костей (6). Отмеченная в скобках различная частотность лексем-соматизмов указанных групп, атрибутивно охарактеризованных поэтом при помощи атрибутивного признака, также показывает важность для поэтического мироощущения Бродского функциональной очевидности частей тела и органов человека, и в частности, наружных частей тела. 1. Внешние наружные части человеческого тела являются наиболее активными у человека и функционально очевидными, поэтому Бродский особенно широко употребляет причастные формы для образной характеристики сомонимической (от греч. soma 'тело' и onyma 'имя') лексики, обозначающей, в частности, названия головы и ее частей (59), верхних и нижних конечностей (43), шеи и туловища человека (9), реже - для названий других частей и областей тела человека (5). Отбор и различная частотность поэтических соматизмов выявляют своеобразие авторского стиля. 1) Названия головы и ее частей (голова, лицо, лоб, висок, рот, губа, щека) в поэтических строках Бродского весьма типичны с атрибутивной характеристикой причастными формами (59 словоупотреблений). При помощи атрибутивного процессуального признака И. Бродский характеризует лексему: голова (6), например, со свойственной русской ментальности значением 'объекта, активно участвующем в умственной деятельности' [37]: ... и головою поумневшей («Петербургский роман»); несколько чаще как просто 'верхняя часть тела, включающая черепную коробку и лицо', например, в сочетаниях с атрибутивным временным признаком по действию (мытья, отделения): ...забыв / намыленную голову клиента («Post aetatem nostram»); Голова, / отрубленная скульптором при жизни («Бюст Тиберия»). Есть и яркий метафорический образ: ...золотой головой октября, /утопающей в мокром тумане («Вот я вновь принимаю парад...»). Общеизвестно, что голова, как и тело человека, членится на две части: переднюю и заднюю, на которой растут волосы (в норме). На задней (затылочной части черепа) человека расположены затылок и макушка, однако лексем, называющих эти части головы, в нашей картотеке в сочетаниях с атрибутивным процессуальным признаком в форме причастия не зафиксировано, за исключением лексем, связанных с номинацией волос (об этом ниже). Поэтическое внимание И. Бродского чаще занимает важнейшая часть головы, имеющая «ориентацию перед» [38], представленная в первую очередь нейтральной лексемой-соматизмом: лицо (15 словоупотреблений - 3-е место в нашей картотеке). При этом лицо, функциональная активность которого у человека очевидна, И. Бродский обычно эстетизирует при помощи атрибутивного временного признака в контекстах бытового характера (при помощи процессуальных признаков от глаголов мять, упрятать, смотреть, сморщить, заострить, разбить, гнать, принять, залить и др.), ср. конструкции с одиночными причастиями: Прохожий с мятым / лицом, сравнимым во тьме со снятым / с безымянного пальца кольцом («Лагуна») и с причастными оборотами: Сухое левантинское лицо, / упрятанное оспинками в бачки («Зимним вечером в Ялте»). Единично находим в подчеркнуто-нарочитом возвышенном употреблении, например, в сочетании с причастным оборотом, имеющем в своем составе наречие со стилистически торжественной коннотацией (многооко): ...до лица, многооко смотрящего мимо («Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова»). В поэтических строках Бродского атрибутивный процессуальный признак может характеризовать и синонимические номинации лица, отличающиеся стилистически, в частности, имеющие либо сниженные коннотации (6), ср.: лексему личико: .к сморщенному личику («Пророчество»); лексемы морда /мордашка: .сразбитой мордой («Пьяцца Матте'и»); Мордашка, заострявшаяся к носу («Из "Школьной антологии"»); лексему рожица: ...виденьем рожиц, / гонимых ветром в глаза колхозниц («Осень в Норенской»); лексему личина: ...не в личине, / им принятой скорей по озорству («Горбунов и Горчаков»); либо высокий знаковый статус - для отображения традиционных соматических представлений о семантической связи с верхом и свето-носностью, ср. лексему лик (4): .. залитый светом лик («Вдоль темно-желтых квартир...»). Лицевая зона является местом расположения глаз, носа, рта, щек, висков, ушей и других «частей частей тела» [38], раскрывающих сущность поэтического образа, создаваемого И. Бродским. В этой группе особенно заметно представлена лексема рот (11). Являясь функционально активным органом человека, рот часто атрибутивно характеризуется поэтом при помощи обычных для этого органа временных признаков (закрытый, сказавший). И. Бродский включает эту лексему в бытовые контексты в значении 'непарное ротовое отверстие': Накрашенным закрытым ртом / лицо кричит («Ritratto di donna»), в том числе и как часть зоонима со значением 'вместилище': . ни акулу с ее набитым ртом («Новый Жюль Верн»). Во многих конструкциях при помощи причастных форм выделяется функция говорения: .. говорящего рта («В Англии»); Для рта, проговорившего «прощай» / тебе, а не кому-нибудь («20 сонетов к Марии Стюарт»); Изо рта, сказавшего все, кроме «Боже мой» («Полонез: вариация»), хотя и здесь отмечается сниженно-бытовое представление речевого действия, ср. следующий яркий образ: . но рта, / как рыбой раскрываемого для / беззвучно пузырящегося «ля» («Aqua vita nuova»). Так же обычно находим в бытовых изображениях другую часть части тела: губы (11). Поэт характеризует губы при помощи причастий становления цветового признака (побледневшие), нанесения вреда (прикушенный), субъектного или субъектно-объектного движения (припадающий, задувавший), ср., строки с одиночным причастием: .и губы побледневшие («Шествие»); . с прикушенной губой («Заснешь с прикушенной губой. »); либо строки с причастным оборотом: ...что губы, припадавшие к плечу, / с моими, задувавшими свечу («Шесть лет спустя»). Однако традиционно ожидаемая связь этой части лица с речью у И. Бродского, как показывает наш материал, единична: . блеклые губы, шепчущие «наверно» («Цветы»); и дважды представлено лишь в конструкции со стилистически высоким синонимом уста: Те самые уста! / глаголющие сладко и бессвязно / в подкладке тоги («Бюст Тиберия»); .. уст / не имевших сказать кому («Это - ряд наблюдений. В углу -тепло.»); где, однако, с мыслью о важности этой части тела все-таки соединяется трагический скептицизм отрицания (ср. частицу не имевших и приставку бессвязно). Поэт дает атрибутивный процессуальный признак только со значением 'вертикального перемещения' для лексемы: веки (5). Здесь отметим эстетическую функцию наиболее любимой Бродским лексемы (опущенный, приспущенный), используемую для характеристики этого соматизма, ср. строки из разных поэтических творений с одиночными причастиями, являющихся во всех случаях родственными (здесь и далее знаком « ► » обозначаем повторяемые поэтом причастия в сочетаниях с одной и той же соматической номинацией): ► опущенные / приспущенные: ...мир, который в этот миг/плывет в его опущенные веки («Окна»); ...тьму /такую, как опущенные веки /обычно создают тебе для сна («Горбунов и Горчаков»); . твой образ, в приспущенных веках («Отрывок»); ...смотритель приспущенных век («А. А. А.»). Лексемы глаза, нос, уши, номинирующие органы зрения, слуха и обоняния, будут рассмотрены ниже. Функциональная неопределенность других части лица (щека, переносица, виски) обусловливает лишь единичные случаи их атрибутивной характеристики: . на белую намыленную щеку / заснувшего («Post aetatem nostram»). 2) Следующими по частоте употребления в сочетании с атрибутивным временным процессуальным признаком являются номинации конечностей (43 контекста), из них особенно предпочитаемы поэтом обозначения верхних конечностей (36) и гораздо реже - нижних (7). Здесь в абсолютном большинстве случаев находим номинацию верхней конечности: рука (20 словоупотреблений - 2-е место в нашей картотеке), что объясняется особо активной функциональностью и семантикой этой части тела в художественном мире Бродского. Поэт обращает внимание: а) на конкретную деятельность этого органа (9), который может быть утирающим («Колыбельная Трескового Мыса»), притворившим, занятым («Портрет трагедии») или приделанным («Томас Транстрёмер за роялем»), в том числе характеризующимся рукотворным характером творчества, ср.: .я пишу эти строки, стремясь рукой, / их выводящей почти вслепую («Колыбельная Трескового Мыса»); б) на изменение положения этого органа (8), который может быть протянутым («Мексиканский романсеро»), вытянутым («В Англии»), раскинутым («Прощайте, мадемуазель Вероника»), повисшим («Aqua vita nuova»), скрещенным («Посвящается Пиранези») или (что особо предпочитает поэт) разжатым, ср.: .. разжатыми руками («Шествие»); .. разжатых рук любви и горя, / разжатых рук («Петербургский роман»); в) на состояние (3), при характеристике руки как замерзшей («Пятая годовщина»); обнаженной («Памяти Феди Добровольского») или освещенной («Зофья (поэма)»). Те же контексты (конкретной деятельности, изменения положения и на состояния: посиневшие, поднятые, бросившие, выдвинутые, сжатые) находим и в конструкциях с номинациями составляющих руки, ср., например, строки, где временным процессуальным признаком характеризуются части верхней конечности: пальцы (5) и ладонь (5): .с посиневшими пальцами («Горбунов и Горчаков»); . ладони, поднятые к мокрой листве («Проплывают облака»); и с лексемами локоть (1) и кулак (1): . локоть, выдвинутый вовне («Келломяки»); ... сжатого кулака («Наподобье стакана.»). Однако здесь обнаруживаются некоторые стилистические особенности употребления описываемой группы лексем. Если при атрибутивной характеристике руки поэт выбирает нейтральный контекст, то при изображении частей верхней конечности употребляет стилистически окрашенные контексты. Так, стилистически сниженная лексема пятерня (2): ...больше зябнущей пятерни, /растопыренной между орлом и решкой? («Теперь, зная многое о моей») характеризуется поэтом сразу же по двум временным признакам (сначала по состоянию зябнуть, а затем по конкретному физическому действию растопырить). Особенно яркие образы созданы в строках, где высокие архаические лексемы-соматизмы перст (1), длань (1) введены при помощи причастной формы в функции атрибутивного определения (тычущий, потеющий) в сниженно-бытовые контексты: .в тычущем вдаль персте («Наподобье стакана.»); . и в жалости потеющую длань («Слава»). Названия нижних конечностей: ноги (5), колено (2) в сочетании с причастными формами поэт употребляет гораздо реже (9), чем номинации верхних. Так, И. Бродский при помощи причастных форм, выражающих временный признак по действию (задрать, расставить, снять, согнуть) или по состоянию (озябнуть), атрибутивно характеризует номинации нижних конечностей, заметим, только в явно сниженных контекстах: ...к моим ногам, раставленным во мгле («Шествие (поэма)»); ...перебирает ногами, снятыми с плеч /местного футболиста («Литовский дивертисмент»); .. озябшим коленом пиная мрак («Колыбельная Трескового Мыса»). Яркий запоминающийся образ создан в строках, где номинация нижних конечностей (ноги) введена поэтом в сочетании с причастной формы (задранный) для описания здания: ...да и шпилей - что задранных ног («Время года - зима. На границах спокойствие. Сны...»). 3) Названия шеи и туловища человека (9) не очень часто характеризуются поэтом при помощи атрибутивного процессуального признака и, как правило, для передачи физического состояния номинируемых ими органов, ср., лексемы: спина (2), плечо (2), грудь (2), кадык (1) в следующих строках: .. сгорбленной спине («Из "Школьной антологии"»); ...от плеч моих покатых («Я начинаю год, и рвет огонь.»); .и на закованной груди («Шествие (поэма)»); .. залитый тьмой кадык («Вдоль темно-желтых квартир...»). Отметим эстетическую функцию лексемы вымя (1), использованной в сочетании с причастной формой для создания грубой физиологичности поэтического образа: ... Наместник, чье лицо подобно / гноящемуся вымени («Post aetatem nostram»). Есть и архаизм, например выя (1), имеющий современный аналог шея: ...место грусти, выи, / склоненной в баре («Пьяцца Мат-те'и»), где значение конкретного физического действия ('изменение положения') контаминируется с фразеологически связанным значением 'унижаться'. 4) Названия, являющиеся общесистемными обозначениями частей туловища человека, видимо, в малой степени привлекают внимание поэта, поэтому характеризуются временным атрибутивным признаком в единичных примерах, ср. лексемы: торс (3), конечность (1) и бюст (1): . торса, /покрытого пузырьками / и пахнущего, как в детстве, йодом («Сан-Пьетро»); Согреть окоченевшую конечность («Горбунов и Горчаков»); . не прижмет к взволнованному бюсту («На выставке Карла Вейлинка»). 2. Спланхнонимическая лексика (от греч. splanchna 'внутренности' и onyma 'имя') - названия внутренних органов человека (пищеварительных и мочеполовых, органов центральной нервной и кровеносной систем) также атрибутивно характеризуется И. Бродским. Здесь чаще встречаем названия пищеварительных органов: зубы (4), нёбо (3), горло (2), пасть (1), глотка (1), которые являются потенциально видимыми и потому способными быть охарактеризованными временным признаком по действию, например, как ломаный («Декабрь во Флоренции»), заплеванный («Портрет»), сдавленный («Памяти Т.Б.»), орущий («Желтая куртка») или состоянию: набрякший («На прения с самим.»), обветшалый («Декабрь во Флоренции»), пересохший («Новый Жюль Верн»), ср.: . ломаным, обветшалым / плоским зубам («Декабрь во Флоренции»). Передавая физиологическое состояние внутренних органов, поэт может акцентировать внимание на их болезни, ср.: Человек на веранде с обмотанным полотенцем /горлом («Колыбельная Трескового Мыса»), предпочитая причастие: ► воспаленный /воспалившийся (3): .к воспаленному нёбу («Декабрь во Флоренции»); ...рот с воспаленным вольтовою дугою / нёбом («Портрет»); . из воспалившихся гортаней («На выставке Карла Вей-линка»). Номинация органа пищеварения язык (2) в нашем материале употреблена только со значением 'основной инструмент общения', например для создания ярких образов в следующих поэтических строках: . как смолкнувший язык материка («Перед памятником А.С. Пушкину в Одессе»); Язык, к очкам подвешенный («Из "Школьной антологии"»). Названия органов центральной нервной системы мозг (4), нервы (1), извилина (1), в норме являющиеся невидимыми, нечасто имеют временную атрибутивную характеристику в поэзии Бродского. Особенно привлекает внимание поэта лишь лексема, номинирующая мозг (4), который в структуре поэтического текста не удерживает, унижен, прекратил думать: И как сплошной ожог - / не удержавший мозг («Горение»); .. униженный разлукой мозг («Пенье без музыки»); .в этом клубке извилин / прекратившего думать о мире мозга («Римские элегии»). Для обозначений физиологических, порой грубых, подробностей или болезненного состояния в сочетаниях с причастными формами находим лишь единичные номинации органов, вырабатывающих физиологически активные вещества, гормоны (печень): ...Я думаю, разрушенная печень («Горбунов и Горчаков»); названия мочеполовых органов (срам и мослы): ...опричь своего неприкрытого срама («Время года - зима. На границах спокойствие. Сны.»); Мослы, переполняющие брюки («Подражая Некрасову»); ангионимические (от греч. angeion 'сосуд' и onyma 'имя') лексемы, обозначающие нежидкие элементы кровеносной системы человеческого организма (сосуд, вена): Нос его расцвечен / сосудами, раздавшимися вширь... («Горбунов и Горчаков»). Употребление лексемы сердце в анализируемых текстах имеет некоторые особенности (об этом см. дальше). Названия внутренних органов в целом и дыхательных в нашей картотеке отсутствуют. Яркие образы находим в поэтических строках И. Бродского, где соматизм описанной группы (нервы, щитовидка) при помощи временной причастной формы (перекрученный, вздувшийся) сравнивается (ассоциируется) с конкретным предметом (канат, трубы отопления): . нервами, перекрученными на манер каната («Новый Жюль Верн»): .. вздувшуюся щитовидку /труб отопленья («Памяти Н.Н.»). 3. И. Бродский обнаруживает достаточно пристрастное отношение к сенсонимической лексике (от лат. sensus 'чувство' и греч. onyma 'имя'), однако характеризует атрибутивно процессуальным признаком (и в форме одиночного причастия, и в форме причастного оборота) только названия органов зрения (гораздо чаще) и слуха (реже), с помощью которых у человека наиболее активно происходят сбор и оценка информации о мире. Обе соответствующие денотативные сферы перцепции представлены в описываемых типах конструкций даже гиперо-нимическими названиями, ср.: орган (2): .к органу зрения, занятому листвой («Fin de Siecle»); .. органа / слуха, рассчитанного на молчание («1972 год»). Для Бродского-поэта, как показывает наш материал, особенно важным становится изображение видение мира, окружающего лирического героя и при этом постоянно меняющего. Этот факт подтверждает высокая частотность названий органов зрения в сочетаниях с временным процессуальным признаком. При этом важнейшим органом человека, при помощи которого воспринимается информация о внешнем мире и его изменениях во времени, являются, конечно, глаза, поэтому наибольшей частотностью из всех соматизмов, употребленных И. Бродским в поэтических текстах в сочетании с атрибутивным процессуальным признаком в форме одиночного причастия или причастного оборота, является лексема: глаз (21 словоупотребление - 1-е место в нашей картотеке). Глаза у поэта отражают психологические состояния человека, его физические и духовные, интеллектуальные, эмоциональные и физиологические качества, причем глаз может быть охарактеризован причастными формами обоих залогов: а) как самостоятельный деятель (формами причастия действительного залога): . здесь, во тьме, меж глаз блестящих («Пришла зима, и все, кто мог лететь»); И глаз, привыкший к уменьшенью тел / на расстоянии («Песчаные холмы, поросшие сосной»); . из глаз, насчитавших мильарды волн («Письма в бутылке»). Ср. стихотворные строки, где при помощи причастия со значением 'движения', характеризующего лексему-соматизм, поэт придает активность неодушевленному предмету: .и глядишь на меня сбежавшими из-под крана /глазами («Стакан с водой»); б) как пассивный деятель (формами причастия страдательного залога): .а жизнь бежит из глаз его раскрытых / за Гектором («Сонет»); . стоят дома в прищуренных глазах («Шествие»); . настороженным глазом подростка в шинели («Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова»); И, кроме наших глаз, / прикованных друг к другу в полутьме («Шум ливня воскрешает по углам.»); .о чем для глаза, / вооруженного слезой («Пенье без музыки»). Частотное описание органов зрения в пассивных конструкциях объясняется тем, что для поэта органы зрения могут являться не только активными информаторами об окружающем мире, но и наоборот, целиком зависеть от него: . глаз, засоренный горизонтом («Одиссей Телемаку»); Очарованный дымкой, далью, /глаз художника вправе вообще пренебречь деталью («Посвящается Пиранези»). Ср. также строки из «Венецианских строф»: Свет разжимает ваш глаз, как раковину; ушную /раковину заполняет дребезг колоколов. Хотя основной функцией глаз является восприятие (зрение, видение), в поэтическом мироощущении Бродского, бегущего от реальности, этот орган часто характеризуется в контекстах: а) с частичным отрицанием связанных с перцепцией явлений, выраженным либо при помощи частицы не-: Недоуменье непротертых глаз («Шествие»); . в космосе видно все / невооруженным глазом («Вертумн»); .с глазами, глядящими, не мигая, / на нее («В Англии»); ...блик в глазах, / застывших неподвижно («Огонь, ты слышишь, начал угасать.»); либо лексически: .. сомкнутых глаз, замерших на бегу / против теченья («Волосы за висок.»); б) с полным отрицанием перцепции, выраженным предпочтительной для поэта причастной формой: ► невидящий /невидавший (3), например, одиночной: ...смотрят они на нас невидящими глазами («Цветы»); ...уставив свой невидящий зрачок («С грустью и с нежностью»); или в составе причастного оборота, ср.: . глаза, отродясь не видавшие ни моря, ни пианино («К переговорам в Кабуле»). Отметим здесь эстетическую функцию предпочитаемого поэтом негативного физиологического образа глаза, связанного с кровью и изображаемого при помощи причастной формы: ► налитый: . с глазом, налитым кровью от ненависти, как клюква («Воронья песня»); С налитым кровью глазом / вы осядете наземь («Мексиканский романсеро»), либо однокорневого с ними (залитый): . с залитыми глазами жили («На независимость Украины»). Об отрицательном отношении поэта к глазам свидетельствуют и другие строки, хотя и не включающие причастные формы, ср.: За что нас любят? За богатство, за / глаза и за избыток мощи. / А я люблю безжизн

Скачать электронную версию публикации