Проблемы трансформации смысла «советского текста» в речевой среде постсоветской деревни | Язык и культура. 2011. № 3 (15).

Проблемы трансформации смысла «советского текста» в речевой среде постсоветской деревни

Рассматривается, каким образом и с какой целью трансформируется смысл «советского текста» (формирование которого обусловлено институциональными дискурсами советского периода жизни нашего общества - политического и официально-делового) в рассказах-воспоминаниях представителей старшего поколения постсоветской деревни.

The problems of transformation of the «Soviet text» meaning in the speech environment of the post-Soviet village.pdf Под «советским текстом» в данном случае подразумевается особыйтип текста, формирование которого обусловлено институциональнымидискурсами советского периода жизни нашего общества. Это, в первуюочередь, политической дискурс - идеологически ориентированный, оце-ночный по природе, «эксплицитно прагматичный» [1. С. 57]. Во-вторых,это официально-деловой (бюрократический) дискурс - аксиологическинейтральный, стандартизованный, в том числе и в текстовых проявлениях.Тезис о глубинном характере влияния культуры, в рамках которойсуществует человек, на его язык обсуждается в лингвистике уже более сталет. Советская культура в ряду других занимает особое место. С однойстороны, рожденная в России, она является частью русской национальнойкультуры, и трудно представить себе русского человека, личностное фор-мирование которого пришлось на период существования данной культу-ры, абсолютно независимого от нее. При этом ряд исследователей утвер-ждают, что именно советская культура с ее установкой на коллективизм,стала органичной формой развития общинного мироощущения значи-тельной части населения России (см., например, [2]). С этим, вероятно,связан один из аспектов ностальгической ориентации современного об-щества, восприятие советского времени как периода национальной гар-монии и единства.С другой стороны, внедрение советской культуры в русское обще-ство, являясь частью государственной политики, осуществлялось «извне»,противоестественно ускоренными темпами. Ее содержание всегда осмыс-лялось в связи с социальными институтами, а именно с институтом поли-тики (идеологии), с институтом власти. На бытовом уровне советское какинституционально обусловленная часть культуры всегда демонстрирова-ло некоторую дистанцированность по отношению, например, к русскойдеревенской культуре. Так, вечерки, народный хоровод, с одной стороны,и первомайская демонстрация - с другой, несмотря на ряд психологиче-ски сходных моментов, всегда осмыслялись в разных категориях. Многиеисследователи советской культуры развивают мысль Н.А. Бердяева о раз-личии между «коммунальностью» (в основе которой - внешнее принуж-дение) и «соборностью» (исходящей из внутренних побуждений) (см.,например, [2-5]).Все вышесказанное мотивирует, с одной стороны, наличие множе-ства фактов включения советского текста в речевую среду повседневно-сти, а с другой - их четкую выделенность, сохранение границ, отделяю-щих их от бытового текста, проникновение в речевые (чаще - тематиче-ски ограниченные) сферы, не требующие их употребления.Одним из типов повседневных текстов, в рамках которых в настоя-щее - постсоветское - время сохраняются факты последовательного ис-пользования советского текста, являются воспоминания представителейстаршего поколения о прошлой жизни. Факты советского текста облада-ют по отношению к ним, во-первых, темпоральной (советское прошлое /постсоветское настоящее), во-вторых, дискурсивной (институциональ-ный / повседневный дискурсы) дистанцированностью.Рассмотрим, каким образом ведут себя заложенные в советских ин-ституциональных дискурсах смыслы, попадая в речевую среду постсовет-ской повседневности, проявленную в виде текстов-воспоминаний.В качестве материала для данного исследования были проанализи-рованы тексты рассказов жителей российской деревни о своем прошлом(речевой жанр - воспоминание), зафиксированные филологами-собира-телями в последние 20 лет. Это записи текстов среднеобского говора(СГ), выполненные в рамках экспедиций студентов и сотрудников Том-ского госуниверситета в районы его бытования, в томмотности и т.д. Это поколение пережило Великую Отечественную войну.Все эти особенности социальной жизни информантов оказывают влияниена их языковое сознание, на протекание процессов текстопорождения.Кроме того, указанная специфика определяется ситуативными ус-ловиями, связанными с особенностями фиксации текстовых материалов:все записи сделаны в условиях общения с собирателями диалектного тек-ста, соответственно, все тексты представляют собой нарративы, порож-денные в рамках общения с представителями иного поколения и инойкультурной среды, что предполагает ориентацию на информативность -говорящие в определенном смысле становятся «трансляторами истории»,отраженной в личностно-бытовом восприятии. Среди когнитивных уста-новок, действующих в процессе порождения зафиксированных текстов,значимой для нас также является их информативно-дидактическая ориен-тированность (передать молодому поколению знание о прошлой жизни).Указанные когнитивные установки определяют органичность при-сутствия речевых моделей «советского текста» в исследуемом материале.Текстовые модели «советских» институциональных дискурсов про-никают в речевую среду современного повседневного дискурса на правахносителей определенных смыслов - как напрямую «унаследованных» издискурса-источника, так и подвергнутых определенной трансформации.Внутренняя организация «советского текста» соответствует прин-ципам советской риторики, которая обнаруживала «первичность» доку-мента как вида словесности» [10. С. 17] и «вполне соответствовала харак-теру и функциям советской культуры», осмыслявшейся «как созиданиенового, как начало нового мироустройства» [Там же]. На речевые факты,обусловленные действием данной тенденции, указывает и О.П. Сологуб[11. С. 217].Проникновение в бытовую словесную культуру (в том числе диа-лектную) речевых стереотипов советского политического и официально-делового дискурса следует рассматривать как единый процесс, в рамкахкоторого находят свое качественное пересечение ряд институциональныхустановок: установка на распространение коммунистической идеологии -ведущая, определяющая по отношению к остальным, а также установкина ликвидацию безграмотности и на демократизацию документа.Дидактическая направленность рассматриваемых диалектных тек-стов, их ориентированность на трансляцию знания представителю друго-го поколения и иной социокультурной среды определяют тематическиеприоритеты исследуемых нарративов, которые формируются вокруг оп-ределенного круга тем: история создания колхозов, революционная и во-енная история страны и ее влияние на жизнь деревни, история личнойжизни информанта и его семьи, религия и под. «Советский текст» прони-кает практически во все названные тематические зоны, вплоть до макси-мально отдаленных от институционально обусловленной тематики: Ре-бята были. Советуют, чтоб царя-то сместить. Сместили царя. В пи-сании говорилось: если царя сымут, то жизня плохая будет (СГ). Вос-приятие царя (=наследственного титула монарха) как должности(=служебного положения) демонстрирует отсылку к советскому бюрокра-тическому протодискурсу как исконной для деловых отношений среде.Советский текст в виде моделей бюрократического дискурса ак-тивно включается в речевую ткань повседневности в рамках воспоминанийдиалектоносителей о фактах обращения в советские официальные инстан-ции, прохождения различных бюрократических процедур. В наибольшейстепени включение советского текста в этом случае направлено на решениесобственно информативных задач. Тематически привлечение моделей бю-рократического дискурса при передаче соответствующей информации об-ладает выраженной внешней мотивацией. Но их употребление во многихслучаях сопровождается различного рода нарушениями собственно грам-матической нормы, а также лексической и грамматической сочетаемости,что свидетельствует об их инодискурсивности, некоторой нарочитости ихпривлечения. Представляется, что в условиях общения с представителеминокультурной среды (в большинстве - с собирателями как представителя-ми иного поколения) информанты обращаются к советскому «бюрократи-ческому» тексту, решая задачу «говорить о предмете речи правильно». Та-ким образом, советский «бюрократический» текст проникает в дидактиче-ски ориентированный повседневный дискурс в качестве маркера «легитим-ности», формируя в тексте рассказа-воспоминания особый модус убеди-тельности, достоверности повествования: Ну вот меня и взяла. Съиздилимы с ёй в группком - договора заклюцели раньше, что, мол, вот указыва-ют в договоре, скоко ей часов вот работать, и какоо дело, и зарплата ка-кая. Приехали туда, эта, которая группком вот это заведует, говорит:«Ой, не знаю, как она у тебя…/…/» (РД) // Я в сельсовет - вот такое дело.И ён скорей то на эту, в колхоз там на эту, на территорию, конев хвата-ли и поехали. Мене посадили и я поехала (РНК).Но «легитимность» советского «бюрократического» текста распро-страняется в исследуемом материале и на предметы речи, не связанныенапрямую с дискурсом официально-деловой среды. В этом случае прихо-дит в действие фактор доверия информанта «голосу документа», в ре-зультате чего модели «советского бюрократического текста» используют-ся при трансляции знания представителю иной культуры в речевых про-изведениях, где ни условия контекста, ни денотативная текстовая принад-лежность не предполагают такой необходимости: Смёртность большаябыла, не лечили. Не как сейчас (СГ) // …А счас в нашей деревне молодежималенькая количества (СГ) // Ну вот, много молодежи. Подряд всех бра-ли, а потом угоняли в Германию. И меня назначили, но я ушла, схорони-лась и не поехала. А много… А теперь кто был в Германии, вон прислали,они получают пенсию больше. Все ушли. Мы окопы копали, блиндажи ко-пали безунимно (РНК) // Везде ровно жили. Начнут зачитывать - в годмешок тебе достанется. Крапива - самая хорошая питания (СГ).Совершенно особым образом проявляет себя советский «бюрокра-тический» текст в автобиографических рассказах диалектоносителей -текстах-воспоминаниях, «содержащих описание личной жизни инфор-манта с рождения до момента общения» [12. С. 11]. Отвечая на вопроссобирателя о прожитой жизни, абсолютно не ориентирующий на актуали-зацию ее социально значимой стороны, информанты создают текст, обла-дающий выраженным сходством с текстами автобиографии как жанраофициально-делового дискурса: Работала в сельпо. Ну, комсомолка, ко-нечно, была, с тридцать пятого года. Направили в органы, секретарь-счетовод. Работала до пятидесятого года (АГ).В вышеприведенном фрагменте текста бытового дискурса отчетли-во проявляются фрагменты, соответствующие официальному жанру «ав-тобиография»: указание временных границ этапов профессиональной дея-тельности, наименование занимаемой должности (секретарь-счетовод),места работы (сельпо, органы), политического статуса (комсомолка) ит.д. Информант, таким образом, в процессе общения с представителеминокультурной среды (филологом-собирателем) избирает в данном случаев качестве «правильного» способа подачи информации о своей жизниофициально-деловую текстовую (жанровую) модель. С другой стороны,нарочитое соотнесение текста о личной жизни с нейтральной внеличност-ной моделью официального документа позволяет обнаружить стремлениек унификации в восприятии личной биографии, что для человека, воспи-танного советской культурой, являлось ценностно значимым. Отметим,что использование моделей советского «бюрократического» текста наи-более последовательно проявляется в инициальной части автобиографи-ческого рассказа информанта: чем более личностным становится содер-жание повествования, тем эмоциональнее и разнообразнее формируетсятекст, тем меньше фиксируется фактов следования модели.Таким образом, советский «бюрократический» текст реализуется висследуемом диалектном дискурсе в качестве кода, позволяющего обо-значить включенность личности в социокультурный контекст.Еще одна форма присутствия советского текста в рассказах-воспоминаниях диалектоносителей старшего поколения связана с использо-ванием моделей советского политического (идеологического) дискурса.Характер использования советского политического текста, при значи-тельном сходстве с вышерассмотренным, имеет определенную специфику.1. Если официально-деловой дискурс так или иначе оказывается за-действованным в дискурсивных практиках информантов, то политиче-ский дискурс как определенный вид коммуникации в их дискурсивныхпрактиках не проявляется, следовательно, проникновение его элементов вбытовую текстовую среду диалекта осуществляется опосредованно: черезособые идеологически нагруженные документальные источники, а такжечерез СМИ, в том числе устные формы их существования (многие иссле-дователи рассматривают дискурс СМИ как одну из форм существованияполитического дискурса (см., например, [13, 14]). Информанты в совет-скую эпоху, с одной стороны, оказались пассивными адресатами мощнойофициальной политической пропаганды (отсюда обилие фактов проявле-ния моделей политического дискурса в их повседневной текстовой среде).С другой стороны, опосредованный характер восприятия политическогопрототекста приводит к размыванию его эмоционально-оценочного пафо-са, создает условия для переосмысления аксиологических ориентиров.2. Если официально-деловой дискурс отличается относительнойстабильностью языкового осуществления, то политический дискурс обла-дает выраженной конкретно-исторической обусловленностью, проявляясьв рамках политической эпохи определенной системой политических фор-мул, выражений, лексических единиц. Исследуемый материал предпола-гает актуализацию моделей, в первую очередь, связанных с эпохой совет-ской политической истории начала - середины XX в. Время фиксациитекстов - последние 20 лет - значительно отдаляет проявленное в них по-литическое пространство от текстовой реальности, что приводит также вомногих случаях к снижению уровня эмоционального пафоса вплоть дополной его нейтрализации, к актуализации повествовательно-инфор-мативных когнитивных установок.В текстах-воспоминаниях, представляющих оценочное описание исто-рически значимых событий, знаки советского текста могут, во-первых, со-хранять свойственный соответствующему дискурсу-источнику выраженныйэмоционально-оценочный идеологически ориентированный модус, во-вторых, указанный модус может быть для реализации различного рода ком-муникативных задач подвергнут определенной трансформации.Сохранение заложенного советским официальным политическим дис-курсом модуса в основном наблюдается в случае совпадения личностнойпозиции информанта с позицией официальной советской идеологии. Приэтом советский политический текст может быть использован для трансляциикак негативной оценки реальности, моделируемой в рассказах-воспомина-ниях (Колхозы возрождались, а были диверсанты. Это сыновья кулаков ибогатеи на вредительство перешли, жгли скирды, хлеба (АГ) // …Приехаливрачи и объявили прививку/ скажем/ делать /…/ вот укол делают в шею [по-казывает на себе] / вот через месяц животное погибает // вот это быловредительство// вот сама правительства сочинила это/ заставила этоделать// (РНК)), так и для ее положительной оценки (Ну, конечно, следила завсем, чтоб вывезти свеклу всё. И мы дали триста двадцать центнеров сгектара. А у нас был председатель, председателю тогда дали «За доблест-ный труд» медаль, а мне дали орден «Знак Почета», очень высокий, оченьвысокая награда. Тогда все говорили: «Ой, как хорошо, как мы выполнили,как мы государству помогли» (РНК) // Я же труженик военный, в колхозевсё-о, всю жисть работала (АГ) - вероятнее всего, от «труженик тыла» -наименование официальной государственной категории, дающей определен-ные социально-экономические привилегии).Вышеприведенные контексты отражают модель восприятия обще-ственно значимых событий периода коллективизации. Их количество ванализируемом материале невелико - в основном позиция информантов спозицией советской идеологии в их трактовке не совпадает.При этом в текстах-воспоминаниях о событиях периода ВеликойОтечественной войны фиксируется устойчивое совпадение позиции ин-формантов с позицией официальной советской идеологии, что проявляет-ся в регулярном использовании идеологически нагруженных текстовыхмоделей: Ну, и ещё что… Принимали мы присягу на верность Родине,Советскому Союзу служить, так, и мы все клялись, девушки, вплоть дотого, что погибать, но защищать нашу Родину, и клялись мы у раз-вёрнутого Красного Знамени, так. Ещё что… Я была - это был третийБелорусский фронт, так, которым командовал Черняховский Иван… аотчество забыла (РНК) // Ну и так проучилась я, вот, наверное, с декаб-ря сорокового года и до июня, двадцать второго июня сорок первого года.Без объявления начала войну Германия. Утром мы просыпаемся все впереполохе: объявили войну. Ну, как мы понимали тогда «война»? Мы ду-мали, что наша страна такая сильная и народ такой сильный, органи-зованный. Ну что, нас оповещали по радио и дирекция - все говорили, чтоврах будет изгнан из страны, враг будет разбит. Настроение поддер-живали, хотя все были очень настроены, ну, ужасно было страшно, чтоэто такое. Но верили в то, что врах будет разбит (РНК).О.П. Сологуб отмечает, что «в документах периода Великой Отече-ственной войны наблюдается возвращение патетики, патриотическогопафоса, выражаемых нередко посредством агитационно-пропагандист-ских штампов» [11. С. 218]. Указанные модусные смыслы пронизываютвсе советские идеологические тексты этого исторического периода и пе-реносятся в бытовой текст, в жанрово-тематическом отношении пред-ставляющий собой воспоминания о войне. Как пишет А.А. Ворожбитова,«война стала таким испытанием для этноса, которое не могло не обусло-вить специфику глобального дисурсивно-текстообразующего процессасовокупной языковой личности этносоциума, не найти отражение в ха-рактере индивидуальной мыслеречевой деятельности» [15. С. 21].Кроме того, отношение к событиям Великой Отечественной войныкак к героико-мифологическому сюжету активно культивировалось напротяжении всего послевоенного периода, вплоть до периода фиксацииисследуемого материала; идеологическую ориентацию получали текстыхудожественно-поэтического дискурса (фольклор, авторское песенноетворчество, художественная литература, кинематограф), транслируемыечерез СМИ воспоминания о войне подвергались все большей обработке вплане развития оценочного пафоса и унификации моделей описания. Приэтом если внутреннее отношение представителей бытовой культуры к ре-волюции и колхозному движению было неоднозначным, то отношение квоенным событиям полностью совпадало с официальной их трактовкой.Это привело к «растворению» советского политического текста в художе-ственно-поэтической текстовой среде, к активному использованию в це-лях поэтизации повествования моделей пафосного представления герои-ческих событий этого периода, обеспечиваемых «двойным» источником:политический и художественно-поэтический дискурс: Мне вынесли бла-годарность за бдительную… [Присутствующая при разговоре женщи-на]: Службу… Службу и вахту на посту, вот. Када закончилась война,мы в то время жили, значить, продолжали жить в землянках, когда намобъявили, закончилась война. Мы соскочили со своих нар, мы обнимались,мы целовались, мы радовались со слезами, значит, на глазах. Так…И когда это всё такое произошло, нам в знак такого торжества, муж-чинам дали по сто грамм водки и пачку на двоих махорки, мужчинам.А нам, девушкам, дали по триста грамм конфетки «Голышики», и мыбыли очень рады (РНК) // …Началась Великая Отечественная война,вероломно напал на нас… ну, Германия и Гитлер. Ну, и мы на этом, зна-чить… наше всё кончилось, и учёба прекратилась наша (РНК).В случае совпадения негативной позиции идеологически нагружен-ные речевые стереотипы использовались при сохранении пейоративнойоценочности, отражая создаваемую с рамках советской идеологии оппо-зиционную социальную модель противостояния «своих» и «чужих». Так,переструктурирование внутреннего содержания категории свойственно-сти / чуждости в идеологических текстах периода Великой Отечественнойвойны смещает фокус «врага» за пределы социокультурного коллектива,и это влечет за собой приведение ценностной позиции представителейрассматриваемой культуры в соответствие с позицией официальной идео-логии: ...когда война началась у нас/ их [немцев] отсюда эвакуировали//интересно/ значит/ они работали до последнего/ понимаете// какой-тоодин поехал в Аткарск/ и прослышал/ что нас выгоняют/ выселяют/ зна-чит / потому что немец уже к Волгограду подходил/ а от ВолгоградаНемПоволжье рядом/ понимаете// это было необходимо/ потому чтотам уже у них организовывались/ это//команды разные// значит// ди-версанты (РНК).Как было отмечено, модели советского политического текста в бы-товых рассказах-воспоминаниях далеко не всегда сохраняют то идеологи-чески обусловленное содержание, которое вкладывалось в них советскойполитической риторикой. Переосмысление осуществляется в виде утратыидеологически нагруженного смыслового компонента и подмены его се-мантикой аксиологически и идеологически нейтральной (реже - в виде ихаксиологической переориентации).Нейтрализация эмоционально-оценочного пафоса, заложенного всоветской политической среде, фиксируется в исследуемом материалезначительно чаще, чем его сохранение (исключение - тексты о ВеликойОтечественной войне). Это определяется, в основном, расхождением по-зиции советской официальной власти, зафиксированной в соответствую-щих текстовых формах, с ценностными установками информантов по от-ношению к объектам, номинируемым с их помощью.В рассказах-воспоминаниях о социально (политически) значимыхсобытиях, транслируемых сквозь призму индивидуально-личностноговосприятия, модели советского политического текста вводятся как эмо-ционально нейтральные, их введение в текст имеет информативную при-роду: Таперь ладно. Уж как красные подошли, они помогнули взять власьв руки. Колчака тоже расстреляли (СГ) // При царским правительствебыло неравноправие. Когда Ленин возглавил - равноправие стало, землюделить по ядокам; раньше по мужским душам дялили. Сибирь поглуше.Генералы подобрались и свергли власть. В Сибири правитель Колчакбыл. Вместо агитации - нагайки, вместо правосудия - расстрел да висе-лица. Восстали. Приехал из Камышенки товарищ мой, восстание получи-лось. Меня в комиссары произвели. Я убежал в горы и скрывался до ок-тябрьской. Потом сорганизовались воевать. Мы с простыми руками безоружия. Тут и Красная армия подошла, сведения обирают (СГ).Вышеприведенный пример иллюстрирует приобретение рассматри-ваемыми формами советского политического текста роли, аналогичнойфункции бюрократического текста в автобиографическом рассказе: онитакже оказываются показателями внутренней организации повествования,фиксаторами личного восприятия информантом «этапов» развития инсти-туционально (политически) значимых событий истории деревни и своеголичного участия в ней, обнаруживая роль официальной советской трак-товки истории в деревенской культурной среде и становясь «легитимнойопорой» его описания.Таким образом, советские институциональные (как бюрократиче-ский, так и политический) дискурсы в бытовом диалектном тексте приоб-ретают функцию описательного кода; различие же заключается в том, чтоесли официально-деловой дискурс становится кодом описания жизни от-дельной личности в социокультурном контексте, то политический дис-курс функционирует как код описания истории советского социума в ин-дивидуально-личностном отражении.Рассмотрим еще один текстовый фрагмент, отличающийся от пре-дыдущего более выраженной личностно-ориентированной тематикой:Как бедняк сказал, всё. Всё в ясно. Вот он приходить и говорить: «Ники-хор Яковлич с попом, - говорить, - дружить». Ну, приезжають, там ка-кие тряпки, лохмотки утащили. Чугунок на стол и ложку. Да. /…/ Ну истали жить, стали жить, стали жить. Ну потом начала кулачества.Отца раскулачили, осудили. С попом дружил. А сейчас сколько их там вМоскве, а? И их кормить надо. Кресты вот такие вот до самых колен.А почему же раньше отца осудили за попа? Год дали тюрьмы, враг наро-да был. Это було тут иде-й-то ли в тридцать третьем, втором, воттут вот иде-й-то. И вот такие-то вот, ребята, было дела. Как началокулачество, в общем, с двадцать пятого началося, ну, в общем, послереволюции, как начали вот это вот громить, как мало-мало чуть-чуть:«Ага, пойдём его заберём» (РНК).В целом приведенный текст носит выраженный оценочный харак-тер, но позиция его автора по отношению к коллективизации с позициейофициальной советской идеологии (как и в большинстве зафиксирован-ных текстов) не совпадает. Советская идеологическая оппозиция «свой /чужой», внедрение которой предполагает раскол цельного деревенскогоколлектива, не находит внутреннего подтверждения «снизу», но создан-ные данной идеологией понятия требуют номинации, поэтому рассматри-ваемые включения употребляются, но в сугубо констатирующей функ-ции. Речевой стереотип бедняк имеет в советском политическом дискурсеположительнооценочную коннотацию, но автор рассматриваемого текстаимплицитно выражает актуализацию противоположного оценочного по-люса в его контекстуальной семантике. Остальные отмеченные в данномречевом произведении политические речевые стереотипы (кулачество,враг народа - в дискурсе-источнике отрицательнооценочная коннотация,раскулачить - в дискурсе-источнике обозначение процесса, приводящегок социальной гармонии) утрачивают аксиологическую ориентирован-ность. Так, при использовании определения враг народа в пресуппозицииостается как его содержание, заданное советским политическим дискур-сом, так и смена оценочного полюса. Данный речевой стереотип исполь-зуется для обозначения социально-статусной характеристики человекакак «невинно осужденного». Речевой стереотип кулачество используется,скорее, для обозначения определенного исторического этапа в его быто-вом восприятии (см. выше). В рамках стратегии воспроизведения «пра-вильного» способа говорения о предмете «правильным» для информантовоказывается использование речевых стереотипов советского политиче-ского дискурса при совпадении только денотативного, но разрушении ихаксиологического содержания.Темпорально-событийная конкретность политического дискурсаопределяет возможность использования советского политического текстав качестве «беспристрастного» бытового маркера эпохи, временного пе-риода - вне его связи с политическими (идеологическими) установкамигосударственной власти. Подобным образом указанные модели проявля-ют себя в текстах-воспоминаниях, тематика которых не связана с полити-ко-идеологическим содержанием. Советский политический текст получа-ет исключительно информативно-бытовое содержание: Тут и родилась.Только что не совсем здесь, вот, а там деревня была та - Кухтерин, -еще построенная при царизьме (АГ) // Потом началась кулачества(РНК) // В начале советской власти ещё сохранилась эта у их обитель-то. Дом моленный. Ходили они туда (РНК).Учитывая вышесказанное, можно сделать следующие выводы:1. «Советский текст», проникая в речевую среду повседневности,сохраняет выраженную институциональную ориентацию, органическуюсвязь с институциональными протодискурсами советской эпохи, отсюдаего устойчивая дистанцированность от речевой среды повседневности.Темпоральная дистанцированность, определяемая установкой на воспро-изводство событий прошлого (возможно, не в первый раз и с привлечени-ем многократно услышанных описаний аналогичных событий в доступ-ном медийном пространстве), также является одним из значимых свойствсоветского текста в речевой постсоветской среде.2. Советский политический и «бюрократический» тексты имеют единыйисточник проникновения в бытовую диалектную среду, что определяет значи-тельное сходство в когнитивных установках на их реализацию, в стратегиче-ских основах их речевого использования. При этом различие в природе такихтипов институциональных сфер, как официально-деловой (идеологически ин-дифферентный, ценностно нейтральный) и политический (идеологически ори-ентированный, ценностно нагруженный) дискурсы, определяет различия вфункционировании соответствующих текстовых форм.3. Факты советского бюрократического текста в рассказах-воспоминаниях представителей старшего поколения постсоветской де-ревни демонстрируют ностальгическую ориентацию на модель «правиль-ного», гармоничного существования, закрепленную в советской бюрокра-тической среде. Советский политический текст реализует ностальгиче-ский пафос при обращении говорящих к тем событиям, институциональ-ная оценка которых совпадает с их индивидуально-личностными уста-новками (в рассмотренном материале - события Великой Отечественнойвойны). При несовпадении позиций эмоционально-оценочный пафос со-ветского политического дискурса в момент включения его речевых формв тексты воспоминаний нейтрализуется.

Ключевые слова

советский текст, официально-деловой дискурс, политический дискурс, рассказ-воспоминание, Soviet text, official discourse, political discourse, reminiscences

Авторы

ФИООрганизацияДополнительноE-mail
Тубалова Инна ВитальевнаНациональный исследовательский Томский государственный университеткандидат филологических наук, доцент кафедры общего, славяно-русского языкознания и классической филологии филологического факультетаtina09@inbox.ru
Всего: 1

Ссылки

Сорокин Ю.А. Политический дискурс: попытка истолкования понятия // Политический дискурс в России. Материалы рабочего совещания. М., 1997.
Степин В.С. Ценность права и проблемы формирования правового общества в России // Московско-российский философский клуб. URL: http://philosophicalclub.ru/?an= Styopin_-_Tsennost_prava (дата обращения: 10.01.2011).
Свешников Б.Н. Духовная культура России: Конспект лекций. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Svesh/index.php (дата обращения: 10.01.2011).
Бирюков Н.М., Сергеев В.М. Демократия и соборность: представительная власть в традиционной русской и советской политической культуре // Общественные науки и современность. 1995. № 6. С. 53-68. URL: http://www.ecsocman.edu.ru/ons/msg/ 17119256.html (дата о
Русская деревня в рассказах ее жителей / под ред. Л.Л. Касаткина. М. : АСТ- ПРЕСС, 2009. 512 с.
Иванцова Е.В. Живая речь русских старожилов Сибири : сб. текстов. Томск, 2007.
Богословская З.М. Устная народная речь русских старожилов Сибири : сб. текстов. Томск: Изд-во Том. политехн. ун-та, 2007.
Слово: Фольклорно-диалектологический альманах / под ред. Н.Г. Архиповой, Е.А. Оглезневой. Благовещенск: АмГУ, 2004. Вып. 3.
Слово: Фольклорно-диалектологический альманах. Материалы научных экспедиций. Вып. 2: Речевые портреты. Речевые жанры. Словарь. Язык фольклора. Благове- щенск: АмГУ, 2005.
Романенко А.П. Советская герменевтика. Саратов: Наука, 2008. 166 с.
Сологуб О.П. Современный русский официально-деловой текст: функционально-генетический аспект : дис. … д-ра филол. наук. Кемерово, 2009. 383 с.
Волошина С.В. Автобиографический рассказ как объект лингвистического исследования // Вестник Томского государственного университета. 2008. № 308. С. 11-14.
Переверзев Е.В., Кожемякина Е.А. Политический дискурс: многопараметральная модель // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2008. № 2. URL: http://www.vestnik.vsu.ru/pdf/lingvo/2008/02/pereverzev.pdf (20.10.2009).
Никитина К.В. Политический дискурс СМИ и его особенности, создающие предпосылки для манипуляции общественным сознанием // Управление общественными и экономическими системами : многопредмет. науч. журн. Орел: ОрелГТУ, 2006. № 2. URL: http://www.bali.ostu.r
Ворожбитова А.А. «Официальный советский язык» периода Великой Отечественной войны: лингвориторическая интерпретация // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 2: Язык и социальная среда. Воронеж, 2000. С. 21-42.
 Проблемы трансформации смысла «советского текста» в речевой среде постсоветской деревни | Язык и культура. 2011. № 3 (15).

Проблемы трансформации смысла «советского текста» в речевой среде постсоветской деревни | Язык и культура. 2011. № 3 (15).

Полнотекстовая версия