Establishing the validity of the international jurisdiction agreement on the basis of the lex causae: advantages and dis.pdf Соглашение о международной подсудности представляет собой договоренность между двумя и более лицами относительного того, государственные суды какого государства (или государств) обладают компетенцией и (или) суды какого государства (или государств) лишаются компетенции на рассмотрение споров, возникших или способных возникнуть в будущем между договаривающимися лицами из определенных правоотношениий, ослож-ненногых иностранным элементом. Соглашение о международной подсудности имеет смешанную правовую природу и обладает как материальными, так и процессуальными свойствами. С одной стороны, соглашение о международной подсудности влечет процессуальные последствия, поскольку позволяет определить компетентный государственный суд для разрешения трансграничного спора. С другой стороны, соглашение о международной подсудности является частноправовым договором, в основе которого лежит согласие договаривающихся лиц. Действительность соглашения о международной подсудности (material / substantive validity) предполагает соблюдение юридических требований, предъявляемых к согласию сторон на заключение соглашения. При наличии спора о материальной действительности суду необходимо проверить, не существует ли пороков воли, из-за которых за соглашением нельзя признать наличие юридической силы. В иностранной доктрине к материальной действительности согла- Н.А. Богданова 132 шений о международной подсудности относят вопросы о наличии / отсутствии обмана, ошибки, введения в заблуждение, принуждения, недолжного влияния или мошенничества при заключении соглашения [1. Р. 72]. Смешанная правовая природа соглашения о международной подсудности обусловливает сложность установления права, применимого к нему. В ст. 25 (1) Регламента ЕС № 1215/2012 Европейского парламента и Совета ЕС от 12 декабря 2012 г. о подсудности, признании и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам (далее - Регламент № 1215/2012) [2], § 1 ст. 5 Конвенции в отношении соглашений о выборе суда от 30 июня 2005 г. (далее - Гаагская конвенция 2005 г.) [3] установлено, что действительность соглашения о международной подсудности определяется на основании права страны суда, суд которой указан в соглашении в качестве компетентного по рассмотрению спора (law of the forum prorogatum, lex fori des prorogierten Gerichts, lex fori prorogati). При изучении текстов Гаагской конвенции 2005 г. и Регламента № 1215/2012 следует обратить внимание на толкование формулировки «право страны суда»: имеется ли в виду только материальное право государства или подразумеваются также коллизионные нормы государства? В соответствии с п. 20 преамбулы Регламента № 1215/2012 и § 125 отчета к Гаагской конвенции 2005 г. [4. P. 125] отсылка к праву страны суда, суд которой указан в качестве компетентного по рассмотрению спора, означает отсылку не только к материальному, но и к коллизионному праву этого государства. Таким образом, поскольку lex fori prorogati лишь отсылает к праву страны, суд которой указан в качестве компетентного в соглашении, то дальнейшее разрешение вопроса о праве, применимом к материальной действительности соглашения о международной подсудности, осуществляется исключительно на основании национальных норм того или иного государства. Исследования, проведенные в рамках ЕС [5. 2.2.25.2. Р. 394], показывают существование следующих трех подходов по установлению применимого права к вопросам материальной действительности соглашений о международной подсудности: - Суды одних стран ЕС для установления материальной действительности соглашений руководствуются правом страны суда (суды Кипра, Мальты, Греции, Ирландии). - В ряде стран суды не выработали единого подхода по данному вопросу и применяют как lex fori, так и lex causae (например, суды Финляндии). - Суды других государств ЕС руководствуются правом, регулирующим существо отношения (суды Англии, Австрии, Германии, Эстонии, Латвии, Испании, Люксембурга, Польши, Португалии, Словакии). Применение lex causae к вопросам действительности соглашений в Словакии установлено на уровне нормативно-правового акта, а именно в Законе о международном частном праве. В остальных указанных выше правопорядках вопрос Установление действительности соглашения о международной подсудности 133 о праве, определяющем наличие и действительность соглашения о международной подсудности, разрешается на уровне доктрины и судебной практики. Рассмотрим данный поход более детально на примере германской доктрины и судебной практики. В германской доктрине прямо указывается, что достижение соглашения и недостатки воли (не формы!) подпадают под lex causae [6. S. 126; 7. С. 214]. В судебной практике Германии отмечено, что статут основного договора определяется в первую очередь на основании права, выбранного сторонами. Указанное выбранное право к договору имеет решающее значение и для установления действительности соглашения о международной подсудности, содержащегося в этом договоре. При этом для целей установления действительности соглашения о международной подсудности на основании lex causae не имеет значения, являются ли соответствующие положения иностранного права, определенного на основании lex causae, нормами материального или процессуального права. Отсылка к иностранному праву в данном случае охватывает обе отрасли права без каких-либо ограничений. Таким образом, если спор возник из договорного обязательства, то для определения применимого права к основному договору применимы нормы о коллизионном регулировании договорных обязательств. Установленное применимое материальное право к основному договору применимо и для регулирования вопросов, связанных с действительностью оговорки о международной подсудности, содержащейся в этом основном договоре. В результате при установлении права, применимого к материальной действительности соглашения о международной подсудности, обязательственный статут основного договора (Schuldstatut des Hauptvertrages) совпадает со статутом пророгации (Prorogationsstatut). Под акцессорной привязкой «понимается такой способ определения применимого права для правоотношения с иностранным элементом, при котором это правоотношение подчиняется статуту другого правоотношения» [8. С. 464]. Отсюда следует, что рассматриваемая коллизионная норма является акцессорной, поскольку она указывает на применение lex causae. Если соглашение о подсудности заключается в связи с договорным обязательством, то имеет место акцессорное прикрепление статута оговорки к статуту основного договора (akzessorische Anknupfung an den Hauptvertrag). Если имеет место внедоговорное обязательство, то право, применимое к этому обязательству, применимо и к материальной действительности соглашения о международной подсудности, т.е. имеет место акцессорное прикрепление статута соглашения к статуту основного обязательства (Anknupfung an das Hauptrechtsverhaltnis). При акцессорном прикреплении при наличии соглашения сторон о выборе права к основному договору выбранное сторонами применимое право автоматически распространяется и на право, применимое к материальной действительности соглашения о международной подсудности. При отсутствии соглашения о выборе права к основному договору материальная Н.А. Богданова 134 действительность соглашения о международной подсудности регулируется правом, применимым к договору, которое подлежит установлению на основании других критериев и индикаторов. Термин «акцессорность» в данном случае не влечет зависимости основного договора и оговорки о подсудности (как например, при основном обязательстве и способах обеспечения его исполнения), но лишь означает единство права, применимого к обоим правоотношениям. Например, в деле Dubai Electricity co. and others v. Islamic Republic of Iran shippinglines английский суд установил, что в соответствии с критерием наиболее тесной связи к договору применимо немецкое право. На основании немецкого права английский суд признал исключительную оговорку о подсудности недействительной, поскольку она была напечатана мелким шрифтом в коносаменте, что с точки зрения немецкого права не позволяло признать наличие действительного волеизъявления. Вопрос о применимом праве имел в указанном деле решающее значение, поскольку в случае применения lex fori (английского права) оговорка о подсудности была бы признана действительной [9. P. 5.30]. В германской доктрине высказано два мнения о правовой природе ак-цессорности права, применимого к соглашению о международной подсудности. Так, в комментарии к Регламенту № 1215/2012 под редакцией У. Магнуса (U. Magnus) и П. Манковски (P. Mankowski) применение lex causae к материальной действительности соглашения рассматривается в качестве подразумеваемого выбора применимого права (stillsweigende Rechtswahl; vermutete Parteiwille), в основе которого лежит автономия воли сторон [10. Р. 629-630]. Указанная позиция основана на презумпции, что имеются воля сторон, которая направлена на применение к основному договору, и оговорки о подсудности права одного и того же государства. Напротив, по мнению другого немецкого исследователя Б. Линденмайр (B. Lindenmayr), lex causae выступает в данном случае в качестве самостоятельной объективной коллизионной привязки. Исследователь отвергает теорию о подразумеваемом субъективном выборе применимого права сторонами договора, поскольку, по ее мнению, на практике стороны не рассматривают оговорку о подсудности в качестве самостоятельного договора и не имеют своей целью достичь соглашения о применимом праве к указанной оговорке. Статут соглашения в части регулирования его материальной действительности подлежит установлению объективно путем взвешивания коллизионных интересов сторон, правопорядка и оборота [6. S. 128-129]. Заметим, что привязки lex causae и lex fori prorogati в ряде случаев могут совпадать. Если основной договор подчинен праву того же самого государства, суд которого указан в качестве компетентного, то как при применении lex causae, так и при применении lex fori prorogati коллизионные нормы укажут на одно и тоже применимое право. Если договор регулируется правом одного государства, а выбранный компетентный суд, указанный в оговорке, находится в другом государстве, то в таком случае в зависимости от выбранной коллизионной нормы lex causae или lex fori Установление действительности соглашения о международной подсудности 135 prorogati применимое материальное право будет различаться. Рассмотрим преимущества и недостатки lex causae по сравнению с иными объективными формулами прикрепления. Преимущества акцессорного прикрепления: Во-первых, вопрос материальной действительности оговорки о подсудности в большинстве случаев неразрывно связан с материальной действительностью основного договора. В зависимости от применимого права, обстоятельств спора, оснований недействительности основного договора недействительность основного договора может повлечь за собой недействительность соглашения о международной подсудности. По указанной причине нецелесообразно применять к вопросам материальной действительности основного договора и к оговорке, содержащейся в нем же, различное право. Во-вторых, при применении к материальной действительности соглашений о международной подсудности lex causae обеспечивается связь, существующая между основным обязательством, соглашением о выборе права и соглашением о подсудности, поскольку все они оказываются подчинены одному правопорядку [11. S. 846]. Такое коллизионное решение отвечает индивидуальным интересам сторон. Стороны рассматривают оговорку о подсудности в качестве части основного договора и исходят из того, что к действительности оговорки применимы те же нормы права, что и к действительности основного договора. В-третьих, установление материальной действительности соглашения о международной подсудности является в первую очередь вопросом договорного права (поскольку предполагает применение общих положений договорного права о сделках), а не процессуального права, хотя от его разрешения и зависит установление международной подсудности спора. Ввиду сказанного вполне обоснованным выглядит распространение договорного статута на оговорку о международной подсудности для проверки ее действительности. В-четвертых, при использовании lex causae применимое право к материальной действительности соглашения менее зависимо от места рассмотрения спора, чем при применении объективной коллизионной привязки lex fori. При таком подходе частично могут быть пресечены попытки недобросовестной подачи иска в несогласованный форум в целях оспаривания действительности соглашения по праву страны суда. Недостатки акцессорного прикрепления: Во-первых, применение lex causae позволяет добиться лишь относительной независимости применимого права от места судебного разбирательства. Из-за различий в национальных коллизионных нормах (например, ввиду расхождений в толковании таких понятий международного частного права, как «тесная связь», «решающее исполнение») lex causae может указать на различное применимое право в зависимости от места рассмотрения спора. Выбор истцом места рассмотрения спора (сделанный даже в обход соглашения) предопределяет выбор национальной системы Н.А. Богданова 136 коллизионных норм, которая будет применяться для установления права, применимого к основному договору и, соответственно, к соглашению о международной подсудности. Выходом из указанной ситуации является прежде всего унификация коллизионного регулирования договорных и внедоговорных обязательств. Примером подобной унификации в ЕС являются Регламенты Рим I [12] и Рим II [13]. В результате при таком подходе среди тех государств, которые применяют lex causae к вопросам материальной действительности соглашений и имеют унифицированное коллизионное регулирование договорных обязательств, достигается международное единообразие решений по вопросу признания соглашений действительными (или недействительными). Кроме того, если в основном обязательстве имеется прямо выраженная оговорка о применимом праве, то это позволяет сторонам рассчитывать на то, что именно это выбранное право будет применено и к действительности соглашения о международной подсудности вне зависимости от места судебного разбирательства (ведь в таком случае суду не потребуется применять нормы, регламентирующее порядок установления применимого права при отсутствии соглашения сторон и толковать такие понятия, как «тесная связь», «решающее исполнение» и т.п.). Во-вторых, если правом, регулирующим основное обязательство, не является право страны суда, то применение lex causae повлечет за собой необходимость установления содержания иностранного права в части регулирования действительности соглашения о международной подсудности. В силу смешанной правовой природы соглашений о международной подсудности вопрос о действительности соглашения в ряде случаев подлежит разрешению на основании норм как материального, так и процессуального права. В таком случае суду и сторонам потребуется устанавливать содержание и применять нормы иностранного права, имеющие различную отраслевую принадлежность, и разрешать возможные коллизии между ними. В-третьих, стороны договора могут выбрать подлежащее применению право как для договора в целом, так и для отдельных его частей (в российском праве - п. 4 ст. 1210 ч. 3 ГК РФ). Если стороны воспользовались указанным полномочием и подчинили различные части основного договора разным правопорядкам, то возникает существенная сложность в определении права, применимого к действительности соглашения о международной подсудности. Представим, что имеет место вертикальное расщепление применимого права, когда в рамках одного договора объединены обязательства, относящиеся к различным типам гражданско-правовых договоров (например, договор регулирует как поставку оборудования, так и выполнение подрядных работ по установке и пуско-наладке этого оборудования), и к указанным обязательствам применимо различное применимое право (например, поставка подчинена праву страны Х, а подряд - праву страны Y). При этом в договоре имеется одна общая для обоих обязательств оговорка о международной подсудности. В таком случае неясно, что следует считать правом страны, подлежащим применению к основному договору Установление действительности соглашения о международной подсудности 137 для целей установления права, применимого к действительности соглашения о международной подсудности (право страны Х или право страны Y). Представляется, что в качестве допустимого варианта можно руководствоваться правом, применимым к той части договора, из которой возник спор и с которой ввиду этого наиболее тесным образом связана оговорка о подсудности. Однако указанный подход не свободен от значительных недостатков, поскольку спор может касаться обязательств из обеих частей договора, подчиненных различным правопорядкам. В таком случае потребуется кумулятивное применение права обоих правопорядков, что является времязатратным. Представляется, что для таких случаев право, применимое к оговорке, следует определять на основании lex for iprorogati (исключая коллизионные нормы). В-четвертых, право, применимое к основному обязательству, может предъявлять к действительности соглашения о подсудности более высокие требования, чем право страны суда. Так, по мнению немецкого процессуалиста Гаймера (Geimer), в случае наличия пророгационного соглашения в пользу немецких судов материальная действительность такого соглашения должна оцениваться по lex fori, а повышенные требования иностранного права, применимого к основному договору, не должны учитываться, чтобы не препятствовать доступу к немецким судам. Противники такой позиции указывают, что отсутствуют причины рассматривать право страны суда в качестве права, которое в обязательном порядке подлежит применению и которое предъявляет минимальные требования к действительности соглашений, которые должны быть первоочередным образом соблюдены. Также отсутствует какой-либо интерес в облегчении доступа к немецким судам с помощью максимального упрощения требований, предъявляемых к действительности соглашений [6. S. 157-158]. Наконец, автоматическое распространение lex causae на соглашения о международной подсудности противоречит их автономному характеру [14]. Вывод об автономном характере соглашений о международной подсудности находит поддержку в различных источниках международного гражданского процесса: ст. 3 (d) Гаагской конвенции 2005 г.; ст. 25 (5) Регламента № 1215/2012; в отечественном правопорядке - п. 10 Постановления Пленума ВС РФ № 23 от 27 июня 2017 г. [15]. Возможным контраргументом может являться довод о том, что lex causae выступает в данном случае в качестве самостоятельной объективной коллизионной привязки, которая в наибольшей степени отвечает интересам оборота, а не в качестве подразумеваемого выбора применимого права. Таким образом, исходя из вышеизложенного анализа положений международных договоров, зарубежного и отечественного законодательства, иностранной и отечественной судебной практики и доктрины, можно заключить следующее. 1. Материальная действительность соглашения о международной подсудности предполагает соблюдение юридических требований, предъявляемых к согласию сторон на заключение соглашения. Н.А. Богданова 138 2. Для установления материальной действительности соглашения о международной подсудности необходимо обращение к нормам материального гражданского права о договорах, действующих в применимом правопорядке. 3. Поскольку нормы материального гражданского права о договорах в различных правопорядках значительным образом отличаются, то, соответственно, разрешение коллизионного вопроса и установление применимого права имеет принципиальное значение. 4. Коллизионная норма lex fori prorogati, закрепленная в рассмотренных выше наднациональных источниках международного гражданского процесса для ее унифицированного применения к вопросам материальной действительности соглашения, не способствует международному единообразию решений, поскольку под правом страны суда, указанного в соглашении в качестве компетентного, понимаются не только материальные нормы, но и коллизионные. В результате вопрос о применимом праве к материальной действительности разрешается судами различных государств самостоятельно, при этом в большинстве европейских правопорядков практика свидетельствует о применении lex causae, а не lex fori. 5. Акцессорное прикрепление статута соглашения о международной подсудности к статуту основного договора для разрешения вопроса о материальной действительности соглашения, несмотря на наличие определенных недостатков, в наибольшей степени отвечает индивидуальным коллизионным интересам, коллизионным интересам оборота и правопорядка. 6. Унифицированные нормы прямого действия, которые регулировали бы материальную действительность соглашений о международной подсудности, не получили своего развития в европейских правопорядках ввиду сложности унификации норм гражданского права о договорах и сделках.

Скачать электронную версию публикации