The issue of the release of insane persons from criminal liability and the application to them of forced measures of med.pdf Общественно опасное деяние, совершенное лицом в состоянии невменяемости, характеризуется отсутствием вины этого лица в его совершении, что вытекает из легального толкования ч. 1 ст. 21 Уголовного кодекса РФ. Психически больное лицо, совершившее общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, не является субъектом преступления и поэтому не подлежит уголовной ответственности (ст. 19 УК РФ). Если невменяемое лицо после совершения предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния будет представлять опасность ввиду его психического состояния, то к нему могут быть применены принудительные меры медицинского характера, установленные ст. 99 Уголовного кодекса РФ (ч. 2 ст. 21 УК РФ). Однако ч. 1 ст. 443 УПК РФ содержит требование об освобождении от уголовной ответственности лица, совершившего общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, и о применении к нему принудительных мер медицинского характера. Считаем, что эта норма Уголовно-процессуального кодекса РФ не соответствует требованиям уголовного законодательства и поэтому не должна применяться. Определение оснований и условий освобождения от уголовной ответственности находится в сфере уголовно-правового регулирования, следовательно, с положениями Уголовного кодекса РФ должны быть согласованы и соответствующие положения Уголовно-процессуального кодекса РФ. Ведь в соответствии с ч. 1 ст. 5 УК РФ освободить от уголовной ответственности возможно лишь в случае предварительного признания лица виновным в совершении конкретного преступления. Иными словами, для освобождения от уголовной ответственности необходимо, чтобы обязательно возникло ее основание, которое в соответствии со ст. 8 Уголовного кодекса РФ регламентировано как «деяние, содержащее все признаки состава преступления». В ином случае не может возникнуть и основания освобождения от уголовной ответственности [1. С. 168]. Следовательно, освобождение от уголовной ответственности лиц, совершивших общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, противоречит ч. 1 ст. 5, ст. 8 Уголовного кодекса РФ, а также ст. 19 и ч. 1 ст. 21 УК РФ, в соответствии с которыми данные лица не являются субъектами преступлений и не подлежат уголовной ответственности. Для невменяемых, упомянутых нормами Уголовного кодекса РФ, не предусмотрено как основания уголовной ответственности при совершении ими общественно опасных деяний, так и основания их освобождения от уголовной ответственности. Кроме того, на возможность освобождения от уголовной ответственности только лиц, совершивших преступления (субъектов преступления), обращает внимание и Верховный Суд РФ: «освобождение от уголовной ответственности является отказом государства от ее реализации в отношении лица, совершившего преступление (в частности, от осуждения и наказания такого лица)» [2]. Несогласованность ч. 1 ст. 443 Уголовно-процессуального кодекса РФ с правовыми нормами, содержащимися в ст. 5, 8, 19 и 21 Уголовного кодекса РФ, порождает неопределенность, которая не позволяет единообразно понимать и толковать правовые нормы, и создает противоречивую правореализа-ционную практику. Так, А. Н. Батанов, обнаружив юридическую коллизию между уголовным законодательством и упомянутой нормой уголовно-процессуального закона, считает неверной формулировку ч. 1 ст. 443 УПК РФ об освобождении невменяемых лиц от уголовной ответственности. Ученый предлагает внести в уголовно-процессуальное законодательство изменение, в соответствии с которым невменяемые лица будут освобождаться от уголовного наказания, а не от уголовной ответственности [3. С. 88-89]. Однако с предложенным А.Н. Батановым совершенствованием ч. 1 ст. 443 УПК РФ нельзя согласиться, поскольку это породит еще большую юридическую несогласованность упомянутой уголовно-процессуальной нормы с нормами уголовного права. В этом случае несогласованность и противоречивость указанной уголовно-процессуальной нормы с уголовно-правовыми нормами будет выражаться в том, что в соответствии с обязательным требованием ч. 1 ст. 43 Уголовного кодекса РФ невозможно признать невменяемых лиц виновными в совершении преступлений приговором суда и назначить им вид уголовного наказания для того, чтобы освободить данных лиц от наказания. Что же касается правореализационной практики по вопросу применения принудительных мер медицинского характера к лицам, совершившим общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, то проведенное нами исследование показало, что юридическая коллизия ч. 1 ст. 443 УПК РФ с нормами уголовного законодательства сказывается и в практической деятельности. Так, Верховный Суд РФ и суды нижестоящих инстанций в принимаемых ими решениях при применении принудительных мер медицинского характера к невменяемым лицам следуют именно диспозиции ч. 1 ст. 443 Уголовно-процессуального кодекса РФ, в соответствии с которой эти лица освобождаются судами от уголовной ответственности. Однако указанная практика представляется неверной, поскольку при вынесении решений они опираются на правовую норму уголовно-процессуального законодательства, имеющую меньшую юридическую силу, чем нормы УК РФ. О приоритете норм уголовного законодательства перед уголовно-процессуальными нормами дал соответствующее разъяснение и Конституционный Суд РФ, рассматривая соотношение указанных норм права при применении принудительных мер медицинского характера к лицам, совершившим общественно опасные деяния в состоянии невменяемости [4]. Вывод о большей юридической значимости норм уголовного права перед правовыми нормами уголовно-процессуального закона следует и из толкования норм самого УК РФ. В силу ч. 1 ст. 3 Уголовного кодекса РФ «преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только уголовным законодательством». Следовательно, уголовно-правовое последствие преступного деяния в виде освобождения лица от уголовной ответственности, т.е. неприменение негативных правовых последствий, предусмотренных уголовным законом к лицу, виновному в совершении общественно опасного деяния, может быть установлено только Уголовным кодексом РФ. Поэтому нормы УПК не могут противоречить фундаментальным принципам уголовного права, в том числе вводить какие-либо иные материальные институты в области освобождения от уголовной ответственности, которые не предусмотрены Уголовным кодексом. Не допускает уголовный закон и освобождение от уголовной ответственности невменяемых лиц по аналогии, так как в силу ч. 2 ст. 3 Уголовного кодекса РФ «применение уголовного закона по аналогии не допускается». Таким образом, упомянутая коллизия должна разрешаться в пользу Уголовного кодекса РФ, единственного федерального закона, устанавливающего основание возникновения уголовной ответственности и основание освобождения от нее. Для устранения юридической коллизии между правовыми нормами УПК РФ и нормами УК РФ необходимо исключить из ч. 1 ст. 443 УПК РФ указание об освобождении от уголовной ответственности лица, совершившего общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, поскольку уголовное законодательство этого не предусматривает. К упомянутым уголовно-правовым и уголовно-процессуальным отношениям, существующим между лицом, совершившим общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, с одной стороны, и государством - с другой, должна применяться правовая норма, предусмотренная п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ: если предусмотренное УК РФ общественно опасное деяние совершено лицом в состоянии невменяемости, то это является основанием для прекращения уголовного дела судом в связи с отсутствием в деянии данного лица состава преступления, что полностью будет соответствовать требованию ч. 1 ст. 5, 8 и 21 УК РФ. Что же касается применения принудительных мер медицинского характера к лицам, совершившим общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, то в соответствии с нормативными положениями разд. IV Уголовного кодекса РФ эти меры относятся к «иным мерам уголовно-правового характера», которые в соответствии с ч. 2 ст. 2 УК РФ устанавливаются за совершение преступлений. Однако принудительные меры медицинского характера, применяемые к невменяемым лицам, не могут рассматриваться как «иные меры уголовно-правового характера, устанавливаемые за совершение преступлений», поскольку это противоречит основополагающим началам уголовного права, а именно ст. 5 и ч. 1 ст. 14 УК РФ в их взаимосвязи со ст. 21 УК РФ и ст. 24-26 Уголовного кодекса РФ. На невозможность применения к невменяемым лицам принудительных мер медицинского характера, как предусмотренных уголовным законом «иных мер уголовно-правового характера», устанавливаемых только за совершение преступлений, обращают внимание и такие ученые, как А.И. Бойко, Ю.В. Голик, С.А. Елисеев и др., ведь общественно опасное деяние, совершенное лицом в состоянии невменяемости, не образует преступления ввиду отсутствия его состава. В частности, указанные ученые отмечают: «Психически больной человек не может быть признан преступником и отвечать за свои действия.... Принудительные меры медицинского характера по неразумности законодателя признаны иными мерами уголовно-правового характера, которые могут назначаться только за совершенные преступления» [5. С. 9]. В то же время упомянутые ученые высказывают позицию, что к невменяемым лицам принудительные меры медицинского характера применяются за совершение общественно опасных деяний, так как, по их мнению, «принудительные меры медицинского характера сегодня могут назначаться и за общественно опасный деликт, не являющийся преступлением, поскольку его совершил невменяемый человек» [Там же]. Следовательно, они полагают, что сущность применения принудительных медицинских мер применительно к невменяемым лицам вытекает из факта совершения общественно опасного деяния, поскольку эти лица не являются субъектами преступления и не могут подлежать уголовной ответственности. Указанный вывод разделяет Н.Ю. Скрипченко, считая, что отнесение законодателем принудительных мер медицинского характера, применяемых к невменяемым лицам, к иным мерам уголовно-правового характера, устанавливаемым за совершение преступлений, является нормативной коллизией. Для ее устранения он предлагает иначе изложить содержание ч. 2 ст. 2 УК РФ: «иные меры уголовно-правового характера за совершение преступлений и общественно опасных деяний в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом» [6. С. 12-13]. Однако едва ли можно согласиться с позицией А. И. Бойко, Ю. В. Голика, С. А. Елисеева и других ученых, а также с доводом Н. Ю. Скрипченко, полагающих, что принудительные меры медицинского характера должны применяться к невменяемым лицам за совершение общественно опасных деяний. Кроме того, нельзя признать удачной и предложенную Н.Ю. Скрипченко редакцию ч. 2 ст. 2 Уголовного кодекса РФ, поскольку это не только не решит проблемы практического применения принудительных мер медицинского характера к психически больным лицам, совершившим общественно опасные деяния или преступления, в редакции уголовного законодательства, предложенной упомянутым ученым, но и исказит общие начала теории уголовного права. Как указывалось ранее, принудительные меры медицинского характера не могут вытекать из совершения преступления невменяемым лицом. Не могут они вытекать и из совершения данным лицом общественно опасного деяния, поскольку принудительные меры медицинского характера будут применяться к лицу, совершившему деяние, только тогда, когда данное лицо будет представлять опасность по своему психическому состоянию. Если же лицо, совершившее деяние, не будет представлять опасности ввиду его психического состояния, то принудительные медицинские меры к нему применяться не будут, поскольку лечить это лицо при отсутствии на то показаний будет бессмысленно и нецелесообразно. Поэтому совершенное психически больным лицом общественно опасное деяние само по себе не имеет основополагающего значения при применении к этому лицу принудительных мер медицинского характера в соответствии с требованиями уголовного законодательства. На указанное обстоятельство обратил внимание и Конституционный Суд РФ, который отметил, что основным критерием применения принудительных мер медицинского характера является психическое заболевание (состояние) лица, а совершенное им в состоянии невменяемости деяние является показателем общественной опасности этого лица, которое само по себе не имеет значения для применения этих мер [4. С. 13]. Если же рассматривать применение принудительных мер медицинского характера с точки зрения науки уголовного права, то и с этой стороны невозможно применить данные меры к невменяемому лицу за совершение общественно опасного деяния. Для того чтобы общественно опасное деяние имело уголовно-правовой характер или уголовно-правовое значение, это деяние должно быть противоправным, осознанным, волевым, сложным и конкретным по своему содержанию, направленному на нарушение общественных отношений, охраняемых уголовным правом. Это непосредственно вытекает из законодательного толкования ст. 8 и ч. 1 ст. 14 Уголовного кодекса РФ. Таким образом, предусмотренное уголовным законодательством общественно опасное деяние - это не просто определенное действие (бездействие), а именно действие осознанное и волевое, нарушившее или создавшее реальную угрозу нарушения общественных отношений, взятых под охрану Уголовным кодексом РФ. Осознание лицом своего общественно опасного деяния означает, что лицо понимает его социальный смысл, понимает опасность своего деяния для общества. Волевой же элемент общественно опасного деяния означает то, что лицо полностью способно контролировать свое поведение и имеет реальную возможность как совершить деяние, так и воздержаться от его совершения. В деянии же, совершенном лицом в состоянии невменяемости, осознанное и (или) волевое действие (бездействие) отсутствует, поскольку это лицо не осознает фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо не может руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики (ч. 1 ст. 21 УК РФ). Таким образом, совершенное лицом в состоянии невменяемости деяние, предусмотренное уголовным законом, хотя в ч. 1 ст. 21 Уголовного кодекса РФ и называется «общественно опасным деянием», однако употребляется в нем не в его значении как признак преступления, а в узком смысле, т. е. как признак объективной стороны состава преступления. При этом этот обязательный признак состава преступления является неполным, поскольку в общественно опасном деянии, совершенном лицом в состоянии невменяемости, отсутствуют такие обязательные его элементы, как осознанность и (или) его совершение по воле самого лица. Общественно опасное деяние, совершенное лицом в состоянии невменяемости, является только объективно противозаконным и поэтому не имеет и не может иметь уголовно-правового характера или уголовно-правового значения. Следовательно, мы считаем вполне обоснованным мнение В. А. Уткина, который считает, что принудительные меры медицинского характера, регламентированные Уголовным кодексом РФ, являются по своей правовой природе не «иными мерами уголовно-правового характера», которые применяются за совершение преступлений, а «иными мерами, предусмотренными уголовным законом» [7. С. 12-13]. В целях устранения юридической коллизии между правовыми нормами Уголовного кодекса РФ необходимо исключить принудительные меры медицинского характера, применяемые к невменяемым лицам, из числа «иных мер уголовно-правового характера», устанавливаемых за совершение преступлений.

Скачать электронную версию публикации