Unlawful annexation of territory of a state as the basis for its extinction.pdf Захват одним государством территории другого посредством угрозы силой или применения последней образует аннексию [1. § 1]. При этом она может быть либо полной, либо частичной. В первом случае захвату подлежит вся государственная территория, во втором - только ее часть. В прошлом международное право не устанавливало обязанность государств воздерживаться в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения. В связи с этим аннексия рассматривалась в качестве правомерного способа приобретения территории [1. § 4; 2. P. 501, 532]. Однако после Первой мировой войны ситуация изменилась. Упомянутая обязанность нашла свое отражение в международном праве и содержится в нем до сих пор [1. § 10, 14; 2. P. 501]. Данный факт преобразовал характер аннексии: теперь она квалифицируется как международно-противоправное деяние [1. § 4, 14]. Исходя из незаконного характера аннексии, специалисты выдвинули два противоречащих друг другу представления о результате захвата всей территории государства посредством угрозы силой или ее применения. В соответствии с первым подходом указанный захват не препятствует аннексированному государству продолжить свое существование. Согласно же второму полная аннексия вызывает гибель государственной организации, утратившей территорию. Первый подход отстаивал, в частности, Р. Хофман. По словам этого юриста, «аннексия всей территории государства не приводит к его автоматическому исчезновению как субъекта международного права» [Ibid. § 15]. По мнению некоторых исследователей, изложенная теоретическая позиция соответствует практике государств. Например, Д. Крофорд отметил, что в XX в. она «выработала положение, согласно которому [полная] аннексия территории государства как результат незаконного применения силы не влечет прекращения его существования» [3. P. xxxviii]. Кроме того, в правоведении сформулирована точка зрения, что государство, незаконно аннексировавшее территорию другого, не приобретает суверенитета над ней [4. P. 106]. Последний, полагал Р. Лангер, может принадлежать «выжившей в той или иной форме... суверенной власти, лишенной территории» [Ibid. P. 101]. Именно так обстоят дела при образовании правительства в изгнании [Ibid.]. Немало ученых-юристов иллюстрировали приведенные идеи на примере прибалтийских стран. Как известно, в августе 1940 г. Латвия, Литва и Эстония были приняты в состав СССР на правах союзных республик. При этом советский правящий класс рассматривал состоявшуюся инкорпорацию правомерной [5. C. 146]. Однако ряд специалистов придерживаются противоположной позиции. Она сводится к тому, что упомянутое присоединение произошло посредством незаконной оккупации Красной Армией прибалтийских стран с их дальнейшей аннексией Советским Союзом [1, § 32; 6. P. 380-382, 389-390]. Основываясь на такой интерпретации исторических событий, связанных с недобровольным вхождением Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР в 1940 г., Л. Мялксоо посчитал нужным отметить следующее. «Незаконность советской аннексии, непризнание этой аннексии западными странами, оказанное балтийскими народами сопротивление советскому режиму и непрерывное функционирование рудиментарных государственных органов в изгнании вынуждают нас сделать итоговый вывод в пользу континуитета28 стран Балтии на протяжении советской аннексии. Непризнание западными странами лишь дополнительно подтвердило незаконность аннексии. В результате этой незаконности, подтвержденной непризнанием, Советский Союз не приобрел правооснования. Если не выдвигать очевидно абсурдного предположения, что страны Балтии стали terrae nullius [ничейной землей], то суверенитет принадлежал находившимся в изгнании структурам незаконно оккупированных стран Балтии» [8. C. 232]. Л. Мялксоо конкретизировал свои суждения по отношению к Эстонской Республике. По его словам, сформированное правительство упомянутого государства в изгнании «представляло собой акт сознательного неприятия советского режима со стороны соответствующего населения и тем самым не позволяло этому режиму стать неоспоримым. Подобная капитуляция могла бы привести к окончательному прекращению существования Эстонской Республики как субъекта международного права» [Там же. C. 184]. Аналогичные представления были сформулированы другими исследователями по отношению к Литовской Республике. Скажем, по убеждению Р. Витаса, основанием «для продолжающегося существования Литвы выступил юридический принцип, согласно которому результаты незаконных действий не в состоянии стать правомерными. Несмотря на то, что Литва была de facto оккупирована, аннексия являлась ничтожной и недействительной,.. Таким образом, военная оккупация Литвы не привела к переходу какого-либо титула на территорию [Литвы] к Советскому Союзу и не устранила независимое правительство [литовской] нации» [9. P. 253]. Изложенному теоретическому подходу противостоит другой. Как уже сказано, в соответствии с ним государство, полностью утратившее территорию в результате незаконной аннексии, прекращает свое существование. Например, этого взгляда придерживался Г. Кельзен. Он заявлял, что утверждение, согласно которому «незаконно аннексированная группа лиц, не прекращает своего существования как государство, предполагает фикцию, находящуюся в противоречии с правовой реальностью» [10. P. 225]. Сходную идею изложил и У. Шойнер. По его убеждению, незаконность аннексии не способна вызвать никаких изменений в произошедшей в результате последней «гибели государства» [11. S. 20]. Второму рассматриваемому теоретическому подходу соответствуют рассуждения Р. Арона и К. Марек о вхождении Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР в 1940 г. Первый из двух названных исследователей утверждал, что вследствие отмеченного присоединения «прибалтийские страны перестали существовать и больше не являются субъектами права» [12. P. 108]. Причем указанный итог этой инкорпорации, полагал Р. Арон, не зависит от ее соответствия правовым нормам. Ведь «те основные исторические события, в силу которых государства рождаются и умирают, происходят вне юридической системы» [Ibid.]. Что касается К. Марек, то в 1968 г. она писала: «Есть достаточно серьезные основания, свидетельствующие о прекращении существования прибалтийских стран. Они полностью утратили свою территорию. Их население приобрело устойчивую связь с другим государственным порядком [т.е. с государственным порядком СССР]. Их собственный правовой порядок нигде не является эффективным» [6. P. 398], ибо «в прибалтийских странах. осуществляется эффективный советский контроль» [Ibid.]. При этом К. Марек считала, что в 1940 г. «Красная Армия оккупировала Эстонию, Латвию и Литву» [Ibid. P. 380]. Затем, по ее словам, СССР провел «насильственную аннексию прибалтийских государств» [Ibid. P. 390], которая «являлась противоправным действием как по обычному, так и по конвенциональному международному праву» [Ibid.]. Чтобы преодолеть противоречие между изложенными теоретическими подходами, необходимо решить две задачи. Прежде всего нужно установить, какие элементы являются для государственной организации конститутивными. Затем следует ответить на вопрос, устраняется ли хотя бы один из них в результате полной аннексии территории государства. Очевидно, что в случае отрицательного ответа верным окажется первый теоретический подход, а при положительном - второй. При выделении конститутивных для государственной организации элементов многие исследователи опираются на учение юридического позитивизма [13. C. 9-10]. В соответствии с этой концепцией государство представляет собой любое человеческое сообщество, которое состоит из суверена и подданных. Под первым понимается индивид или коллектив, «никому привычно не подчиняющийся» [14. P. 89]. Подданные - это остальные члены рассматриваемого сообщества, которые «находятся в привычном повиновении» суверену [Ibid. P. 90]. Причем последнее выражается в виде их подчинения общеобязательным социальным нормам. Эти правила, также называемые юридическими либо правовыми, формулируются сувереном и адресуются им подданным. Что касается аннексии, то она выступает частным случаем территориальных изменений, при которых вся либо часть территории одного государства переходит к другому. Вот почему общие закономерности упомянутых трансформаций характерны и для аннексии. Для достижения цели настоящей работы среди указанных закономерностей надлежит выделить следующие. Прежде всего, как отметил Г. Елли-нек, территория «как таковая, не может быть объектом государственного господства» [15. C. 391]. Ведь она служит «пространственным основанием для осуществления власти государства над всеми пребывающими в государстве людьми - подданными и иностранцами» [Там же. С. 387]. Отсюда ясно, что «не может существовать отдельного от господства над лицами территориального верховенства» [Там же. С. 389]. Иными словами, «государство никогда не может господствовать над своей территорией непосредственно, помимо своих подданных» [Там же. С. 387]. Сделанный вывод, заявлял Г. Еллинек, не отрицается «фактом существования ненаселенных территорий» [Там же. С. 390]. Действительно, «ненаселенная территория является всегда возможной сферой осуществления государственной власти, и это осуществление может происходить только таким же образом, как и в стране обитаемой» [Там же]. Сказанное дает возможность прийти к следующему заключению. Когда вся либо часть территории одного государства переходит к другому, то объектом этого перехода выступает «не мертвая территория» [Там же. C. 391], а «господство над пребывающими в пределах территории людьми» [Там же]. Таким образом, отмеченные территориальные изменения могут состояться лишь в одном случае. Имеется в виду прекращение повиновения населения соответствующей территории прежнему суверену и наличие их подчинения новому. Очевидно, что в ситуации, когда отторжению подлежит часть территории государства, его суверенная власть сохраняет повиновение подданных на остальном государственном пространстве. Однако при переходе всей территории государства дела обстоят иначе. В ее пределах отсутствуют подданные, демонстрирующие подчинение суверену этой государственной организации. Для последнего данный факт означает вполне определенное последствие, на которое, в частности, указал Г. Еллинек. Он утверждал, что «повиновение всей совокупности подданных... пополняет государственную власть, и без него она не может существовать» [15. C. 412]. Другими словами, суверен, подданные которого прекратили оказывать ему подчинение, перестает быть таковым. Правда, в приведенном суждении Г. Еллинека содержится неточность. По его мнению, для существования государственной власти требуется «повиновение всей совокупности подданных». Однако едва ли это положение соответствует действительности. Как известно, для функционирования суверенной власти достаточно подчинения ей большинства подданных, а не всей их совокупности [16. P. 96]. Отмеченная неточность не препятствует констатации следующего вывода: при переходе всей территории одного государства к другому в первом из них становится невозможным выделить суверена и подданных, т.е. те два элемента, объединение которых только и способно образовать государственную организацию. Вот почему каждое государство, чья территория полностью перешла к иному, прекращает свое существование. Разумеется, только что сформулированная общая закономерность распространяется и на полную аннексию территории любой государственной организации. Иными словами, государство, подвергнувшееся такой аннексии, перестает существовать. Отсюда ясно, что первый из двух рассмотренных в настоящей статье теоретических подходов является неверным. Скорее всего, так же необходимо оценить приведенное в ее начале воззрение, которого, в частности, придерживался Р. Лангер. Речь идет о суждении, что государство, аннексировавшее территорию другого, не приобретает над ней суверенитета. Аргументация, доказывающая неверность этого взгляда, может быть следующей. Как известно, суверенитет есть свойство государственной власти, в силу которого «она является верховной и независимой от всякой другой власти в осуществлении своих функций как внутри страны, так и во взаимоотношениях с другими государствами» [17. C. 35]. Причем «реализация суверенитета государственной власти осуществляется прежде всего посредством правотворческой деятельности, т.е. путем придания определенным правилам юридической силы» [Там же. С. 36]. Кроме того, «суверенитет государственной власти проявляется и в осуществлении, в том числе и принудительном, установленных государством общеобязательных норм» [Там же]. Как отмечено ранее, переход территории одного государства к другому, в том числе посредством угрозы силой или ее применения, может состояться в единственном случае. Имеется в виду, что население этой территории перестает повиноваться суверену первого государства и начинает подчиняться суверенной власти второго. На основе уже раскрытого понятия подчинения суверенной власти подданных возможно продемонстрировать суть перехода упомянутого повиновения от одного суверена к другому. Этот смысл сводится к следующему. Находящееся на передаваемой территории население прекращает проводить в жизнь юридические правила прежней суверенной власти и начинает исполнять нормы права, адресуемые ему новым сувереном. Сказанное позволяет сделать очевидный вывод. Переход территории одного государства к другому требует, чтобы политическое руководство последнего выполняло на ней функции, реализация которых традиционно рассматривается в юриспруденции как претворение в жизнь суверенитета государственной власти. Речь идет о правотворческой деятельности и осуществлении установленных государством общеобязательных норм. Вот почему обсуждаемые территориальные изменения всегда предполагают переход суверенитета от государственной власти, утратившей территорию, к государственной власти, ее получившей. Так происходит и в случае, когда территориальные изменения были достигнуты с нарушением юридических правил, например путем незаконной аннексии. В самом деле, из принятой в юриспруденции интерпретации суверенитета государственной власти следует, что его существование обусловливается не законностью установления последней, а выполнением основной массой подданных большинства общеобязательных правил, создаваемых сувереном. Скорее всего, приведенной аргументации достаточно для того, чтобы показать неверность теоретической позиции Р. Лангера. Таким образом, это воззрение нужно отвергнуть. Сформулированные заключения возможно применить и к вхождению Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР в 1940 г. Как известно, вследствие указанного присоединения население прибалтийских стран прекратило повиноваться структурам, которые представляли суверенную власть этих государств до отмеченной инкорпорации. Суверенные же полномочия на территории Латвии, Литвы и Эстонии стал выполнять СССР. Прежде всего это выразилось в правотворческой деятельности и осуществлении советской государственной властью установленных ею общеобязательных норм. Причем основная масса лиц на территории прибалтийских республик реализовывала большинство этих предписаний. Отсюда ясно, что суверенная власть, действовавшая в Латвии, Литве и Эстонии до обсуждаемого присоединения, после него перестала быть таковой. Вот почему и сами эти государства прекратили свое существование. Правда, отдельные страны отказались признавать результат вхождения Латвии, Литвы и Эстонии в состав СССР. Например, так поступили США. По словам М.В. Коротковой, «то, что США не признают присоединение, стало очевидным еще до завершения [этого] процесса» [18. C. 208]. Действительно, 23 июля 1940 г. исполняющий обязанности государственного секретаря США С. Уэллес обнародовал декларацию, демонстрирующую намерение США не признавать проводимую инкорпорацию Латвии, Литвы и Эстонии из-за ее неправомерности [6. P. 399]. Указанная политика непризнания нашла свое отражение и в заявлениях некоторых президентов США. В частности, 15 октября 1940 г. Ф. Рузвельт провел в Белом доме встречу с литовской делегацией. Последняя представила ему меморандум, где было сказано, что «Литва утратила свою независимость» [9. P. 251]. «Это неверно, - возразил Ф. Рузвельт. - Независимость Литвы не утеряна.» [Ibid.]. Аналогичное заявление сделал Р. Рейган. В июне 1983 г. он подтвердил, что «правительство США никогда не признавало насильственную инкорпорацию прибалтийских стран в состав Советского Союза и не сделает этого в будущем» [19. P. 22, 23]. Наконец, в августе 1991 г. Д. Буш подчеркнул, что США «никогда не признавали насильственный захват [прибалтийских стран Советским Союзом]. Наша позиция по этому вопросу, - отметил Д. Буш, - состоит в том, что они [прибалтийские страны] до сих пор являются независимыми» [Ibid. P. 26]. Смысл подобных заявлений достаточно точно раскрыл Г. Кельзен. В соответствии с его представлениями, «государство может публично объявить о непризнании аннексии другого государства третьей страной, так как эта аннексия влечет нарушение международного права. Если, однако, данная аннексия эффективна, иными словами, твердо установлена, то правительство непризнающего государства не в состоянии утверждать, что инкорпорированная группа людей все еще обладает всеми элементами, присущими государству в смысле международного права. Отсюда «непризнание» не может подразумевать мнения непризнающего правительства, что неправомерно инкорпорированный коллектив лиц продолжает существовать как независимое государство. "Непризнание" способно иметь политическое значение. Оно может выражать определенное порицание со стороны непризнающего правительства и желание последнего видеть неправомерно аннексированную общность индивидуумов восстановленной в качестве независимого государства» [10. P. 224, 225]. Указанные суждения Г. Кельзена предполагают уважение права каждой конкретной страны принимать самостоятельное решение о непризнании факта прекращения существования государства в результате аннексии всей его территории. Другое дело, что отдельные специалисты, как было продемонстрировано ранее, отрицают указанный итог полной аннексии в рамках юриспруденции как научной дисциплины. С таким теоретическим подходом, подвергнутым критике в настоящей статье, согласиться нельзя. Причина проста. Этот подход ориентирует исследователей видеть наличие государственной организации и соответствующего ей суверенитета в тех обстоятельствах, в которых они в действительности отсутствуют, и тем самым способен ввести юристов в заблуждение.

Скачать электронную версию публикации