Conflict and is material-legal methods of private international law: interrelation and interaction.pdf Согласно одному из классических для отечественной науки определений, «метод правового регулирования представляет собой совокупность приемов, способов воздействия права на определенную область общественных отношений» [1. С. 273]. Метод правового регулирования отвечает на вопрос: «Как, каким образом регулируются данные отношения?», - и наряду с предметом правового регулирования выступает основанием разграничения норм права на отдельные отрасли [Там же. С. 272-273]. В международном частном праве традиционно выделяется два метода регулирования: коллизионно-правовой и материально-правовой [2. С. 6372; 3. С. 28]. Опираясь на принципиальную основу их функционирования, Т.Н. Нешатаева именует данные методы как «непрямой - опосредованный, или коллизионный, и прямой, или унифицирующий» [4. С. 15]. Коллизионно-правовой метод заключается в разрешении так называемой коллизионной проблемы, или коллизии (от лат. collisio - столкновение), возникающей в связи с тем, что на регулирование частноправового отношения, осложненного иностранным элементом, могут претендовать несколько правопорядков. Данный метод является исторически первым для международного частного права, которое начало формироваться в Средние века именно как право коллизионное. Так, И.С. Перетерский и С.Б. Крылов в рамках анализа зарождения доктрины международного частного права приводят широко известную «глоссу Аккурсия», датируемую в составе сборника глосс около 1250 г. и установившую следующий коллизионный тезис касательно пределов действия городских статутов: «Если житель Болоньи прибудет в Модену, он не должен подлежать суду по статутам Модены, которым он не подчинен» [5. С. 17-18]. Вместе с тем, поскольку цель коллизионной нормы составляет не регулирование общественного отношения, а лишь указание на применимое к такому отношению право, возникают основания усомниться в правовом характере данной нормы и, соответственно, в корректности обозначения «коллизионно-правовой метод». Неслучайно ряд авторов избегают употребления характеристики «правовой» при указании на коллизионный метод воздействия. Так, Е.В. Каба-това пишет о коллизионном и материально-правовом методах регулирования [6. С. 21-36], В.В. Гаврилов - о коллизионном и материально-правовом способах регулирования [7. С. 15], В.П. Звеков - о коллизионном и материально-правовом способах правового регулирования [8. С. 10]. Более того, в то время как в отечественной правовой науке получило признание наименование «коллизионное право» [9. С. 25], под которым понимается совокупность коллизионных норм, выступающих в терминологии А.А. Рождественского как нормы «не юридические, а технические» [10. С. 24], зарубежные специалисты проявляют большую осторожность в этом вопросе. Так, в юриспруденции Великобритании [11. Р. 1; 12. Vol. 1. Р. 1] и США [13. Р. 1-4] широко используется наименование conflict of laws, которое традиционно переводится на русский язык как «коллизионное право», но дословно может быть переведено исключительно как «конфликт законов», или «коллизия правопорядков». Аналогичным образом, без указания на правовой характер обозначаемой совокупности правил, переводится и используемое французскими учеными словосочетание conflits de lois - «конфликт (столкновение) законов» [14. Р. 171-186; 15. Р. 7]. На этом основании можно заключить, что в действительности использование характеристики «правовой» по отношению к коллизионному методу может носить лишь условный характер, в связи с чем представляется предпочтительным оперировать словосочетанием «коллизионный метод регулирования». Однако придание анализируемому методу некоего «технического» статуса ни в коей мере не умаляет его значения, поскольку от выбора применимого права, которому надлежит регулировать общественные отношения по существу, будет коренным образом зависеть исход соответствующего правового спора. По этой причине мы не можем согласиться с авторами, по мнению которых квалификация коллизионных норм как «ссылочных», направленных «на выработку особого конфликтного приема регулирования», свидетельствует об их недооценке [16. С. 95-101], и не разделяем вытекающие из этого мнения попытки искусственно сочленить коллизионную норму с избранной на ее основе нормой иностранного или отечественного права для формирования некого «регулирующего» единства [6. С. 11]. Важным свойством коллизионных норм (и соответствующего им метода регулирования) является то, что они исторически, а во многом и в настоящее время, являются составной частью права страны суда, т.е. конкретный судья при рассмотрении частноправового спора международного характера обращается в большинстве случаев к коллизионным нормам своего национального права. Например, в Российской Федерации значительная часть таких норм содержится в разделе VI ГК РФ [17]. Указанное обстоятельство, сопряженное с тем, что право различных государств зачастую включает различные по содержанию (и правому результату) коллизионные нормы, составляет наиболее существенный недостаток коллизионного метода регулирования. Попыткой преодолеть обозначенный недостаток выступила унификация - разработка единообразных коллизионных норм и их закрепление в форме международного договора. Примерами в данной области могут выступать международные договоры, разработанные Гаагской конференцией по международному частному праву, в том числе Гаагская конвенция о праве, применимом к международной купле-продаже товаров [18], и Женевская конвенция, имеющая целью разрешение некоторых коллизий законов о переводных и простых векселях [19]. Наиболее впечатляющим примером является Кодекс Бустаманте, принятый в 1926 г. на VI Международной конференции американских государств, который состоит из четырех книг, охватывающих 437 статей, определяющих коллизионное регулирование в самых разных сферах, и действует в настоящий момент для 15 государств Латинской Америки [20. С. 58-59]. Бесспорно, такая унификация позволяет избежать различий в коллизионном регулировании и манипуляций удобным судом с целью получить отсылку к наиболее выгодному правопорядку за счет применения коллизионных норм страны суда. Вместе с тем унификация коллизионных норм не снимает существенного объема сложностей, связанных с механизмом их применения и возникающих, в частности, за счет действия общих коллизионных институтов (нормы непосредственного применения, оговорка о публичном порядке и др.), а также вытекающих из необходимости определять содержание норм применимого права в тех случаях, когда такое право оказывается иностранным по отношению к суду. Второй метод международного частного права - материально-правовой -в отечественной юридической науке также распадается на два вида: международный (унифицирующий) и национальный (составляющий так называемое «право иностранцев»). При этом унифицирующий метод получает набольшее признание среди правоведов [9. С. 15-22], поскольку его цель составляет преодоление коллизии правопорядков за счет действия единообразных международно-правовых норм, специально ориентированных на регулирование частноправовых отношений с иностранным элементом. Как отмечает В.П. Звеков, востребованность данного метода регулирования обусловливается «не только потребностью устранить различия во внутреннем праве государств... но и тем обстоятельством, что внутреннее право нередко оказывается «неприспособленным» для регулирования столь своеобразных отношений» [21. С. 289]. Правовым основанием применения материально-правового (унифицирующего) метода в международном частном праве Российской Федерации выступает п. 3 ст. 1186 ГК РФ, который устанавливает: «Если международный договор Российской Федерации содержит материально-правовые нормы, подлежащие применению к соответствующему отношению, определение на основе коллизионных норм права, применимого к вопросам, полностью урегулированным такими материально-правовыми нормами, исключается». Наиболее успешным примером унификации материально-правовых норм является Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров [22], работа по разработке которой была начата под эгидой Международного института унификации частного права в 1929 г. (в первую очередь в рамках разработки Гаагских конвенций 1964 г. [23, 24]) и завершена уже под эгидой Комиссии ООН по праву международной торговли в 1980 г. [25. С. 28-29]. В настоящий момент конвенция насчитывает 89 государств-участников [26] и является одним из важнейших регуляторов частноправовых отношений международного характера. Что же касается материально-правового метода, проявляющегося в применении норм национального права, непосредственно регулирующих определенные правоотношения с иностранным элементом (например, определяющих правовое положение иностранных лиц на территории государства пребывания - так называемое «право иностранцев»), то этот вопрос является одним из наиболее дискуссионных, и его решение в существенной мере зависит от решения вопроса о природе и содержании международного частного права в целом, а именно от признания указанных норм национального права составной частью международного частного права. В рамках настоящего исследования отметим, что специфика таких «норм прямого действия» в сравнении как с коллизионными нормами, так и с унифицированными международно-правовыми нормами, послужила основанием для отдельных ученых к выделению третьего - особого - метода международного частного права [27. С. 9]. В этой связи следует указать, что в действительности нормы международного договора, даже выступая в силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ в качестве составной части правовой системы Российской Федерации [28], сохраняют свою генетическую принадлежность системе международного права. Ярким подтверждением изложенного выступает то, что толкование норм международного договора отечественным правоприменителем осуществляется по правилам Венской конвенции о праве международных договоров [29], о чем особо говорится в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» [30]. Напротив, национальные нормы прямого действия реализуются в ходе ординарного правоприменительного процесса, причем в этом случае речь не идет ни о постановке, ни даже о преодолении коллизионной проблемы. По сути, такие нормы действуют в сферах, в которых возможность применения иностранного правопорядка исключается, во многом в связи с тем, что такие отношения лежат в плоскости публичного права, например по вопросам ввоза и вывоза культурных ценностей, порядка трудоустройства иностранных граждан в Российской Федерации и др. Тем не менее мы полагаем, что при положительном решении вопроса о включении национальных норм прямого действия в состав международного частного права механизм осуществляемого ими регулятивного воздействия будет все же основываться на непосредственном, исключающем постановку коллизионной проблемы, регулировании и поэтому не позволит выделить его в самостоятельный - по отношению к материально-правовому - метод международного частного права. Завершая анализ методов международного частного права, считаем необходимым остановиться на имеющейся в отечественной правовой науке дискуссии о единстве метода международного частного права. Фундато-ром концепции единства метода международного частного права считается В.П. Звеков, который указал на взаимодействие «материально-правового и коллизионного способов регулирования, обеспечивающих преодоление коллизионной проблемы» [21. С. 289]. В настоящее время весьма категорично по данному вопросу высказывается Г.К. Дмитриева, по мнению которой методом международного частного права является «совокупность конкретных приемов, способов и средств юридического воздействия, направленного на преодоление коллизии права разных государств» [9. С. 15], в то время как охватываемые методом способы регулирования включают кол-лизионно-правовой и материально-правовой [Там же]. Развернутая критика данной концепции представлена в докторской диссертации Л.П. Ануфриевой [31. С. 100-131]38 и включает указание на ряд принципиальных вопросов, ответы на которые приверженцами единства метода международного частного права не даются и в целом вряд ли могут быть даны, в том числе на вопрос о том, «в чем состоит регулятивное воздействие "преодоления"» [Там же. С. 110] и многие другие. Помимо прочего, исследователь указывает на то, что современная наука международного частного права, напротив, свидетельствует о многочисленных попытках выделения дополнительных методов регулирования, что свидетельствует «о явном отсутствии у специалистов опасений по поводу их количества и кажущегося несоответствия этого выкладками общей теории права» [Там же. С. 112]. Признавая обоснованной критику концепции единства метода международного частного права, заключим, что искусственное конструирование единого «метода» с соответствующим переименованием в «способы» принципиально различных коллизионного и материально-правового механизмов воздействия не представляется обоснованным и может быть объяснено исключительно догматическими причинами обеспечения внешней корреляции единого метода и соответствующей ему области права. Вместе с тем следует заметить, что даже первоначальные, высказанные В.П. Звековым идеи о преодолении коллизионной проблемы, рассматриваемые как основание идеи о едином методе международного частного пра-ва39 , были отнюдь не столь категоричными. Так, ученый заявляет: «Своеобразие материально-правового и коллизионного способов регулирования достаточно велико, чтобы можно было в каком-либо отношении пренебречь им» [21. С. 289]. Более того, высказывая идеи о преодолении коллизионной проблемы, В.П. Звеков в той же научной статье признает, что включение в состав международного частного права национальных материально-правовых норм есть «одно из традиционных положений советской доктрины в этой области» [Там же. С. 288], в то время как при последовательном проведении в жизнь концепции единого метода, «направленного на преодоление коллизии права разных государств» [9. С. 15], национальные нормы прямого действия неминуемо остаются за рамками международного частного права. Не подлежит сомнению тот факт, что своеобразие коллизионного и материально-правового способов не означает их тесного взаимодействия при регулировании частноправовых отношений международного характера, однако механизм такого взаимодействия требует уточнения. Так, Л.П. Ануфриева, указывая на взаимосвязь двух методов, раскрывает ее только в рамках коллизионного метода через сочетание «коллизионной и той материальной нормы, к которой она отсылает» [31. С. 119]. Очевидно, что в описанном случае речь идет исключительно о реализации коллизионного метода, и потому он не может иллюстрировать взаимодействие двух методов международного частного права. Вместе с тем в современных условиях взаимодействие двух методов получает все большее распространение. При этом увеличение числа унифицированных международно-правовых норм (и расширение действия материально-правового метода) не вытесняет национальные коллизионные нормы и тем самым не заменяет коллизионный метод, а, напротив, прямо предусматривает субсидиарное использование коллизионного метода, увеличивая поле их взаимодействия в регулировании частноправовых отношений с иностранным элементом. Полагаем, что наглядной иллюстрацией может выступить следующий пример: российское юридическое лицо продает товар по договору купли-продажи французской компании, при этом соглашение о применимом праве между сторонами отсутствует. В случае разрешения российским государственным судом возникшего из данного договора спора им будут применены положения Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров - реализован материально-правовой метод регулирования. Однако по вопросам, которые в упомянутой конвенции не разрешены и не могут быть разрешены на основании ее общих принципов, суд должен будет обратиться к национальному праву, избираемому в соответствии с российским коллизионным правом (п. 2 ст. 7 Конвенции), реализуя тем самым коллизионный метод. В силу п. 2 ст. 1211 ГК РФ суд применит отечественное право как право страны-продавца по договору купли-продажи. Таким образом, в рамках одного дела, вытекающего из одного договорного правоотношения международного характера, будут взаимодействовать материально-правовой и коллизионный методы регулирования. Примечательно, что правовой исход будет совершенно другим в случае, если то же российское юридическое лицо продаст товар туркменской компании, при этом договор купли-продажи, не имеющий положений о применимом праве, будет заключен в Туркменистане. В случае разрешения российским государственным судом возникшего из данного договора спора правовые основания для применения Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров будут отсутствовать. Более того, применимое национальное право будет определено не на основании коллизионных норм ГК РФ, а в соответствии с коллизионной нормой, унифицированной региональным международным договором - Соглашением стран СНГ о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности [34]. В силу п. «е» ст. 11 указанного соглашения российский суд должен будет применять право Туркменистана как право страны места совершения сделки. Следовательно, в данном случае из-за отличной национальной принадлежности контрагента, сопряженной с местом заключения договора, будет реализован исключительно коллизионный метод регулирования, причем на его международном (унифицированном) уровне. Подводя итог изложенному, отметим, что наличие в арсенале международного частного права двух особых методов регулирования (коллизионного и материально-правового) обусловлено как онтологическими факторами его формирования, так и существенной спецификой регулируемых им отношений. В этой связи представляется уместным привести высказывание Т.Н. Нешатаевой, сделанное в ходе обоснования полисистемной природы международного частного права: «В результате правоотношение может сложиться только на основе комплекса норм, объединенных самим этим общественным отношением. В этот комплекс войдут коллизионная норма и материальная норма. При этом и та и другая может находиться как в национальном праве, так и в международном договоре» [4. С. 26].

Скачать электронную версию публикации